Любовь Дракона.
Часть I.
Глава 1.
Ну, вот и настал этот долгожданный для меня день. Я, Алёна Коновалова, стою на пороге своей новой школы в Японии, озираясь по сторонам, ища глазами учительницу, которая по плану должна встречать меня здесь. Я родом из России и, сколько себя помню, всегда была круглой сиротой. Родителей я никогда не видела и ничего о них не слышала. Я не знала, как попала в “Областной детский дом №2» города Магадан, где жила, по-видимому, с самого рождения. Однако недавно стало ясно, что скоро я его покину. Дело в том, что в ноябре в Магадане проводилась олимпиада на знание восточной группы языков, то есть китайского, японского и корейского. К участию приглашались все желающие школьники, достигшие возраста шестнадцати лет, в том числе и ученики нашего приюта. Этот конкурс проводился в три этапа: тестовая часть, эссе и наконец разговорная речь. Из языков в детдоме преподавали лишь русский и английский, но, когда на стенде объявлений повесили листочек для записи на олимпиаду, я рискнула черкануть там своё имя. Во-первых, потому, что мне ещё в середине июня исполнилось шестнадцать, а во-вторых, потому, что я вот уже три года самостоятельно изучала японский, пользуясь библиотечными словарями и справочниками. Конечно, я не могла свободно общаться на нём, но имела достаточно приличный словарный запас, а также представление о грамматике. Суть конкурса заключалась в том, что проходил он как бы по трём направлениям, соответствующим трём языкам. И каждый выбирал то направление, в котором считал себя наиболее осведомлённым. Естественно, я выбрала японское. Ещё одна особенность олимпиады — на каждом этапе определённое количество участников срезалось. А в конце победители каждого направления получали приз — поездку на годовое обучение в Японию, Китай или Корею. Там им давалась возможность хорошо овладеть языком и зарекомендовать себя, что, возможно, в дальнейшем позволит даже поступить в какой-нибудь иностранный ВУЗ, ведь отправляли тех самых победителей в школы международного уровня. Добровольцев с детдома набралось всего пять человек: два из десятого класса, три — из одиннадцатого. Все одиннадцатиклассники выбыли уже после первого тура, на втором срезалась моя одноклассница, ну, а я дошла до конца и выиграла. Знаю, звучит это невероятно. Поначалу я очень долго не могла поверить в произошедшее. В процессе выполнения теста я вообще и не предполагала, что каким-то образом сумею пройти в следующий тур. Эссе я писала с твёрдым убеждением, что в этот раз уж точно провалюсь. Но нет, меня допустили до разговорной речи, перед которой я волновалась до дрожи в руках. На собеседовании я выступила средне, однако благодаря неплохим результатам написания теста и сочинения заняла первое место по знанию японского. Когда в наш приют пришло уведомление об этом, я сидела на уроке физики и мирно решала задачу из контрольной работы на механические колебания. Посередине занятия в кабинет влетела Елена Александровна, директор детдома, и огласила, что хочет сделать важное объявление. Физичка нехотя отвлекла нас от работы, а мы обратились вслух. Вообще-то у нас на уроках дисциплина железная, обычно объявления делаются до или после занятия, даже директорские. Все поняли, что, раз уж Елена Александровна нарушила правила, значит, действительно стряслось что-то из ряда вон выходящее. Затем директриса сбивчиво принялась вещать, что пришли итоги олимпиадного состязания и что «воспитанница нашего детского дома Алёна Коновалова заняла одно из первых мест и уже в следующем месяце уезжает на год учиться в Японию». Одноклассники воззрились на меня шокированными взглядами, я же просто пожала плечами, сперва подумав, что это всего-навсего нелепая ошибка. Но, вопреки моим ожиданиям, никакой ошибки не было. И я действительно оказалась в числе победителей. С того дня моя жизнь круто переменилась, и из невзрачной тощей девчонки с вечно спутанными волосами и угревой сыпью на лице я превратилась в своеобразную местную знаменитость. То есть, конечно, ничего в моей внешности не переменилось, просто в детдоме все узнали моё имя, в том числе самые старшие и самые крутые ребята приюта. По правде сказать, контингент в детдоме был ужасным. Собственно, мне кажется, так дела обстоят практически в любом заведении для беспризорников. Большинство наших провели ощутимую часть детства на улице и ничего не видели, кроме ругани, грязи и жестокости. Неудивительно, что под таким влиянием дети росли на редкость безжалостными и искали любой повод для того, чтобы унизить любого, кого считали слабее. Были среди нас и выходцы из неблагополучных семей, но они проявляли себя ещё злее уличных, насмотревшись на родителей, готовых из-за отсутствия денег на бутылку со спиртным или очередную дозу наркотиков избить собственного ребёнка. В приюте сложились несколько банд, державших в страхе всех окружающих и постоянно отстаивающих превосходство друг над другом. Я, в отличие от многих, всю сознательную жизнь провела в стенах детдома и, как уже говорила, ничего не знала ни о родителях, ни о прошлом. Однажды мне посчастливилось заглянуть в своё личное дело, в котором я нашла минимум информации. Там значились только моё имя отчество, дата рождения, итоговые оценки за все года обучения в школе и то, что воспитательница нашла меня в заводской коробке из продуктового магазина. В книгах про сирот довольно часто встречается такой сюжет, и я со временем смирилась с тайной моего происхождения, перестав пытаться узнать больше об этом. Друзей в детдоме я не завела, с одноклассниками отношения у меня не сложились. Я принадлежала к группе одиночек, всё время прятавшихся от хулиганов и мечтающих о том, чтобы оставаться незаметными. Я не умела драться, не могла кого-то обозвать, поэтому автоматически стала для всех слабой и беспомощной. Приют напоминал мне джунгли, где все вопросы решались кулаками и ругательствами. Однажды я попыталась подружиться с одной из таких тихонь, как я, но эти попытки провалились. Все они были столь запуганными и забитыми, что совершенно не шли на контакт. В своём классе я часто становилась объектом насмешек из-за неприглядной внешности и молчаливости. Со временем я научилась выдерживать колкости и издевательства, а затем и вовсе перестала обращать на них внимание. Да и задиры, увидев такое моё отношение к их стараниям, тоже намного меньше доставали меня. Раньше, когда мне было не всё равно, я подолгу плакала у них на глазах, а они смеялись ещё громче, наглели и систематически били меня после уроков. Я прятала огромные синяки под одеждой, специально оттягивала рукава кофт до самых кистей, чтобы только скрыть побои от воспитателей и учителей. Обидчики не раз предупреждали меня о том, что будет, если хоть один из старших «спалит» результаты их работы. Но после того, как до них дошло известие о моей победе в олимпиаде, даже малейшие попытки задеть меня прекратились. То ли они посчитали, что совсем бессмысленно доставать того человека, который скоро уезжает, то ли в них проснулось что-то наподобие уважения ко мне, - уж не знаю. Однако, в любом случае, теперь я могла вздохнуть спокойно и полным ходом готовиться к отъезду. Директриса приготовила почти полный пакет моих документов, оставались только оценки за истекающую вторую четверть( третью я должна была начать в Японии). С успеваемостью дела у меня обстояли очень даже неплохо, так что учителя не имели ко мне никаких претензий. Наоборот, хвалили за упорство и желали успехов в новой школе. На тот момент я ещё не представляла, какой приём мне окажут на новом месте, и, естественно, боялась, что и там меня воспримут в штыки. Но выбор был невелик. Не оставаться же здесь только из-за страха перед неизвестностью. Накануне моего отъезда вдруг проявили активность спонсоры детдома, не вспоминавшие о нас вот уже лет пять, не меньше. Именно столько Елена Александровна пыталась упросить их сделать ремонт в приюте, но всё безрезультатно. Сколько бы она ни билась, ни на одно письмо не последовало ответа, ни один из её визитов в офис не удостоили внимания. Наверное, спонсоры просто посчитали выгодным для себя посодействовать в отъезде в другую страну сироте, выигравшей в конкурсе. Это сделает им престиж, и администрация города, конечно, не оставит без внимания такой акт благотворительности. В общем, они купили мне немного новой одежды, ибо моя оказалась совсем заношенной. И появляться в таких тряпках даже в аэропорту, не говоря о школе международного уровня, любой счёл бы стыдом. А также они оплатили половину стоимости моего билета до Токио, так как другую половину брали на себя организаторы конкурса. Мне было жаль что, несмотря на старания директрисы, здание приюта так и осталось без ремонта: обшарпанные стена, следы от отвалившейся штукатурки и побелки, разбитые стёкла в окнах... Елена Александровна, как и почти все учителя и воспитатели, искренне любили всех сирот и старались сделать условия нашего проживания хоть сколько-нибудь лучше. Зачастую все они приносили старые игрушки своих детей, давали объявления в школы с целью сбора ненужных детям вещей для нас, всячески старались проявить заботу и чуткость к нам. Я знала, что в японской школе никто не будет со мной церемониться. Я отлично знала о высоком статусе того учебного заведения, куда меня направляли. Там явно не обрадуются простой девчонке, у которой за душой нет ни гроша. Но это меня не волновало. Я надеялась, что нагрузка в школе окажется не ниже её статуса, и, целыми днями сидя за уроками, я не буду замечать возможного не очень приветливого отношения. В последний день перед поездкой я не находила себе места: по сто раз проверила всё, что взяла с собой, несколько раз обошла вдоль и поперёк приют, но затем утомилась и присела дожидаться конца дня на подоконнике в холле. Той ночью я проворочалась почти до утра. Мысли в моей голове никак не давали мне успокоиться. Меня бросало то в пот, то в жар. Я без конца бегала на кухню и пила из общего графина воду, чтобы хоть немного успокоиться. Мне всё-таки удалось поспать несколько часов перед рассветом. Вскочила я на пятнадцать минут раньше будильника и принялась в темпе собираться. Через некоторое время вот двор детдома подъехало такси, где ждала сопровождающая от организаторов конкурса, которой надлежало отвезти меня в аэропорт. Во двор меня вышли провожать директриса и моя воспитательница с детских лет, Виктория Евгениевна. Они дали мне последние напутствия и обняли на прощание. Затем вдруг Елена Александровна сказала: -Алёна, у нас есть для тебя кое-что... Мы решили, мало ли как сложится жизнь... Может, ты останешься в Японии насовсем... - Директриса смахнула слезу. - Вот возьми. Она подала мне необыкновенно красивую заколку в виде лилии. Виктория Евгеньевна тоже всплакнула. Я от души поблагодарила женщин и заколола прекрасной лилией свои очень кудрявые волосы, обычно торчавшие в разные стороны, на затылке. Спустя несколько секунд машина уже увозила меня всё дальше и дальше от детдома. Я обернулась: директриса и воспитательница махали мне на прощание. Я помахала им в ответ и изо всех сил сдерживалась, чтобы не разрыдаться. Я и не предполагала, что мне будет так больно расставаться с приютом. Оставлять в прошлом то место, где я выросла, и начинать всё с чистого листа оказалось не так просто. В приюте я видела мало хорошего, однако именно он служил мне домом столько лет. Там я научилась всему, что знаю теперь. Но теперь надо привыкать к тому, что всё стремительно меняется. И поздно уже о чём-то сожалеть. В самолёте я смотрела в окошко иллюминатора и уже ни о чём не думала. К тому же,я ощутила, что подустала, и решила подремать. Проснулась после того, как командир корабля объявил посадку. В Токио меня встретила очередная сопровождающая, только уже японка. Она помогла мне добраться до новой школы, подала какую-то папку с бумагами, велела расписаться и, оповестив, что скоро придёт учительница и поможет мне обустроиться, удалилась. Тогда я окончательно поняла: новая жизнь началась. И очень скоро мне предстояло окунуться в неё с головой.