mamihlapinatapai

волочащийся по пустынным улицам города целлофановый рваный пакет. бёнджу хотел бы быть им. бёнджу хотел бы другую жизнь — ту, в которой он не выглядывает из кучи дерьма одними лишь кончиками пальцев. бёнджу хотел бы существовать безответно влюблённым подростком, пребывающим в глубокой депрессии, или парнем, который пинает сердца влюблённых в него до полусмерти парней и девушек словно рваные целлофановые пакеты из мусорок. бёнджу предпочёл бы быть рваным пакетом для чихо, чем так. они перекинулись с шином за день пару десятком сообщений в стиле «ну и угарный выдался вечерок» или «не парься по поводу произошедшего, придурок, мы просто были пьяны». в силу своего опыта, наверное, для чихо это ничего не значило; его жизнь последние пару лет гордо несла флаг с крупными «с кем нажрусь — с тем проснусь!» но бёнджу не мог поверить в то, что младшему было так уж наплевать. он точно помнил — в длинных пальцах чихо за весь вечер мелькнуло лишь четыре стопки. тогда как старший выжрал добрых три бутылки соджу, чихо только и делал, что нагловато жевал жвачку с сильным запахом эвкалипта и спаивал бёнджу. ким точно помнил — взгляд младшего изменился в какое-то мгновение. примерно в тот момент, когда у страшего уже так заплетался язык, что он и слова не мог связать. может мозг бёнджу предпочёл вычеркнуть воспоминания о том, как они добрались к другу домой, но он точно помнит другое. только четыре стопки, а чихо первый полез целоваться. навязчивый вкус эвкалипта впитался в бёнджу так, что он даже сейчас мог его почувствовать на кончике языка. может бёнджу и не помнит, как они оказались на кровати друга, но боль от бронзовых пальцев внутри себя он чувствовал отчётливо. а следом — быстрые горячие поцелуи на каждой клеточке собственного тела. старший бы предпочёл вспомнить шутку чихо в баре, над которой так уморительно смеялся, что едва не перевернулся через стойку к бармену. но мозг включался в ненужные моменты. он точно помнит, что от чихо внутри себя ему было так хорошо и больно, что он исцарапал длинными ногтями всю спину, грудь и шею младшего. в воспоминаниях всё ещё стояло тихое сексуальное шипение чихо и его хрипловатые и низкие от уроков скриминга стоны. бёнджу в такие моменты зависал и наслаждался этими звуками. ким бёнджу точно помнит, как они одновременно кончили и тихий шёпот своего имени в тот момент, когда он сам только громко и протяжно застонал. «бёнджу…» шёпотом. хриплым ёбаным шёпотом. может ким и смог бы забыть эту их ошибку прошлым вечером, если бы не звук собственного имени на чужих устах в момент высшей точки наслаждения. бёнджу лежал на кровати и смотрел на альбом с рисунками хансоля на тумбочке. смотрел со страхом. он не хотел брать его в руки даже затем, чтобы безжалостно вырвать несколько страниц и сжечь их. ведь он точно помнил: если листать подарок соля с конца, там будет много его самого в окружении чихо и ходжуна. там будет очень много чихо. бёнджу закрыл глаза и с шумом выдохнул. он не мог поверить в то, что совсем, казалось бы, недавно плакал чихо в пальто потому, что хансоль ворвался в его жизнь бешеным ураганом. и ещё, он не мог поверить в заботливую теплоту рук младшего — теперь уже не мог. ким бёнджу не мог осмыслить, как какие-то четыре рюмки отодвинут для чихо на задний план два лучших друга, которые состояли между собой в сложных и натянутых недоотношениях. он не мог поверить в то, что… он пока не мог поверить в одну вещь, но был кое-какой способ. альбом в кожаной обложке на тумбочке напротив. ходжун как-то рассказывал, что тоже неплохо рисует, потому что в детстве окончил две художественные школы. и иногда, когда они болтали по пустякам, чон много рассказывал ему о рисунке. в частности, о портрете. — настоящий художник тот, кто изобразит эмоцию на лице человека так, что её увидит любой, кто взглянет на портрет. этим рисунки отличаются от фотографий — в глазах из грифельных линий всегда написана эмоция модели на тот момент. кожаный альбом, казалось бёнджу, уже начинал прожигать дерево бедной мебели, на которой неподвижно лежал. лишь бы его взяли в руки. лишь бы его открыли на странице с зарисовками смеющихся шин чихо и ким бёнджу и посмотрели уже, блять, в эти глаза младшего, в которых читалась… — да ты, блять, просто издеваешься, шин чихо. бёнджу беспощадно бросает подарок хансоля на пол и забирается под одеяло с головой. сегодня он больше не планирует просыпаться. блондин продирает глаза ближе к обеду. да и то без особого на то желания. знакомьтесь. шин чихо — ферзь в костюме пешки, которого в этом спектакле все ошибочно принимали за героя второго плана. никогда не знаешь, что такой персонаж выкинет и когда. и уж точно не будешь готов к его сюрпризам. таких людей называют тактиками: можешь сколько угодно заподазривать их в порочных махинациях — всё равно не будешь к этому подготовлен в тот рассчитанный ими момент, когда тебя «ударят». солнце раздражало сонные глаза чихо, поэтому он замотался в простынь гусеницей и прошёл к окну, чтобы задёрнуть шторы. так лучше. так будто снова ночь, прошедшая ночь. он не обратил внимание на разбросанные по всей комнате и коридору самые любимые вещи, бездумно наступая на них холодными стопами. чихо прошёл в душ, включил холодную воду и стоял вот так, ни разу не шевельнувшись и не открыв глаза, полчаса. а когда вылез, всё ещё был грязным. он не хотел больше оставаться в этой квартире ни одной грёбаной минуты. рандомно вытащил из шкафа первые попавшиеся вещи и с бумажником, телефоном и ключами вышел на улицу. чихо просто бродил по улицам и переулкам, не зная, куда податься. но идею подкинул входящий вызов (как-то даже срать, кто это был): — ну. — чё? ты как со мной разговариваешь? чихо тяжело выдохнул. этот чёртов ублюдок всегда заставлял его беситься, в каком бы настроении не пребывал шин. парень моментально повышает голос, забывая всё дерьмо в жизни: — да не охуел ли ты! я старше тебя, ты, кусок дерьма со санвон! — и всё равно, у тебя нет права дерзить мне, человеку, который никогда не звонит по херне, а всегда — с классными предложениями. — изволь тогда, я хотел бы побыть один. говоря откровенно, чихо хотел побыть с кем-то, но выбирая между шумной компанией и одиночеством, он, пожалуй, согласен на последнее. только сегодня. — ладно, придурок, нет никакой вечеринки. но есть бутылка виски. я хотел позвать тебя и сангюна, но раз ты такая неженка… — а есть чай? — ебать, ты такой скучный. санвон сбрасывает и чихо обиженно поджимает губу — вообще, он бы уже и на виски согласился. но входящее сообщение заставляет его ухмыльнуться. «бергамот, но у меня нет сахара. есть шоколад». и в следующей адрес. чихо ловит такси и едет к придурку санвону, с которым при любых других обстоятельствах никогда бы не остался один. по дороге он перекидывается сообщениями с бёнджу. «правда всё в порядке?» «то есть, это ничего?» чихо смотрит в окно и на запотевшем стекле пишет «лжец» омерзительно кривыми буквами. «да просто забей, бёнджу. в этой жизни у нас слишком мало времени, чтобы успевать ещё и по херне философствовать». «тебе повезло, пьяный ты ублюдок, что ты так надрался и мало что вспомнишь», — думает чихо, засовывая телефон в карман тесных тёмных брюк. он набрасывает на голову капюшон свободной старой толстовки времён старшей школы и откидывается на спинку сиденья. представим, что младший не увидел в бёнджу вчера самого красивого печального подростка, которого только встречал за всю жизнь. представим, что чихо сдержался и не прижал бёнджу к стене в коридоре собственной квартиры, чтобы стянуть с него куртку и майку. представим, что шин не оставлял на худом теле засосы — шея, запястья, ключицы, и пятнами такими яркими, чтобы они оба не забыли эту ночь ещё как минимум недели три. и вообще представим, что эти метки — красные цветы ало-синеватых роз, распустившихся на бёнджу новыми татуировками. представим, что царапины, горящие на шее, плечах и руках чихо появились на нём потому, что они оба были слишком пьяны и неадекватны для парней, которые бы не подрались за последний в пиале кусочек редьки. представим, что то, что вчера было, действительно было. но не в этой вселенной. а где-то в той, где ким хансоль не родился (или хотя бы сделал это позже лет так на 30, чтобы у него не осталось на бёнджу и шанса). таксист оповещает о том, что они уже приехали (как и о том, что шин так глубоко ушёл в себя и задумался, игнорируя всё вокруг как последний придурок. — открываю, лось. отвечает ему противным искажением домофона санвон. а чихо просто охреневает — ну как у этого ребёнка получается быть настолько противным, чтобы так быстро фокусировать на себе всё внимание? шин бормочет себе под нос что-то в стиле «вот ведь хренов индюк», пока поднимается на третий этаж. — ха! — открывает дверь младший и тычет в шина пальцем. — что ещё, ебать, за «ха»? — чихо толкает его в сторону и нагло проходит в чужую квартиру, скидывая обувь в прихожей. — хочешь, чтобы я нахер открутил тебе язык и вставил туда, где, на мой примечательный взгляд, ему самое место? — не понимаю, почему в компании меня называют самым профессиональным любителем подерзить, ведь это ты, — санвон заходит на свою кухню следом за чихо. — ух ты, спасибо за комплимент, — лениво бросает шин и садится на низкий столик, начиная болтать ногами. — ебать тебя, я ведь там ем! — санвон гостеприимно ставит для гостя чайник, но передумывает: у него есть план получше. облить кипятком чихо с ног до головы, чтобы не повадно больше было садиться на чужие столы задницей. — да? а я думал, ты жрёшь в кровати. они всегда были такими, в конце концов. не было и дня, чтобы шину нравился санвон хотя бы как человек и он бы, в этом случае, не поддевал его, потому что зачем так поступать с хорошим парнем. чихо так рассуждал: санвон любитель задеть за живое, а значит, вряд ли мог быть чувствительным или хотя бы что-то типа того. поэтому шин считал это восстановлением баланса на чаше справедливости: за каждый раз, в который санвон открывал свой дерзкий рот в адрес кого угодно, чихо просто обязан был ему ответить. но сейчас ему так хотелось говорить. плевать с кем — он рассказал бы обо всём, что съедает его изнутри, даже собственной матери, если бы это она сейчас сидела напротив него. было только одно исключение — ким хансоль. единственный человек на планете, который не должен был ничего узнать, — ким хансоль. — ну. чихо поднимает глаза на санвона и смотрит на него вопросительно. «я опять, идиот, задумался? и пропустил мимо ушей какую-нибудь важную идиотскую шуточку». — никогда не видел тебя одетым в дерьмо вроде этой толстовки, — чайник закипает, и санвон поворачивается спиной, чтобы заварить чай, — у тебя вся шея исцарапана. ты молчишь. и ты припёрся ко мне, а это значит — был отчаян и с отсутствием хоть какого-нибудь выбора, — санвон ставит на стол рядом с коленом чихо белую кружку с горячим чаем. — ну? чихо тяжело вздыхает. «проницательный придурок». первый плюс в его копилку. шин отпивает чай и сбивается с мысли, удивлённо играя бровями. — ты говорил, что у тебя нет сахара. — но ты без сахара не любишь. — откуда тебе знать? — щурится старший. на что санвон лишь пожимает плечами. «невероятно внимательный придурок, не поленившийся купить сахар для гостя». ещё два плюсика. пока шин вздыхает, облизывает нервно губы и водит пальцами правой руки по ручке красивой кружки с горячим вкусным чаем, санвон отламывает от плитки кусочек шоколада и нагло, в присущей ему манере (а вернее, отсутствии таковой), тычет им по губам чихо. — серьёзно, ты такой урод, — чихо жует на удивление вкусный шоколад с кокосовой стружкой, не забывая накинуть плюсик санвону и за это, — я пытался настроиться на нужную атмосферу, чтобы, возможно, рассказать треплу тебе какой-то важный секрет! санвон спокойно выдвигает для себя высокий стул и садится прямо перед чихо, который, болтая своими длинными ногами, теперь попадает младшему по коленкам и не может не радоваться этому. — успокойся. ты сейчас выглядишь таким жалким, что я просто не могу кому-то растрепать хоть что-то из этого дня, потому что, вероятнее всего, разревусь от сострадания и выставлю в придурочном свете и себя заодно. чихо думает, что это логичное объяснение. логичное, но придурочное. но санвон звучит правдиво, хотя, может, шин никогда не умел разбираться в людях и уж тем более читать их. но так сильно хочется выговориться, что уже как-то всё равно. — эти царапины… дело рук бёнджу. санвон широко распахивает глаза и прикусывает щёки изнутри от удивления: — вы с ним..? — да. и чихо даже не удивляется, когда младший начинает истерично хохотать, потому что это следовало ожидать от такого куска дерьма. нет такого серьёзного разговора в мире, который заставил бы со санвона перестать быть ублюдком хотя бы частично. но это всё равно обижает шина и он слезает со стола, мысленно решительно зачёркивая все плюсы в пользу этого парня. — чай был вкусным, в отличии от уебанского хозяина этой квартиры. я облажался, когда решил рассказать это первому попавшемуся тебе, так что смело можешь поведать об этом всем. счастливо оставаться. но шин не успевает сделать и шага, когда его сажают обратно на стол. — стань уже, блять, взрослым наконец, шин чихо. со санвон никогда не требовал к себе внимания и уж тем более не хотел быть центральным персонажем. но так уж получалось? возможно из-за своей харизматичности и дерзости: не было такого влиятельного круга общения, в котором бы не знали этого парня. его резкие слова и шутки не любили, но всё же почему-то считалось чем-то крутым говорить: «я знаком с со санвоном». сангюн был единственным, кто ненавидел его на 0% из 100, но только потому, что и сам был таким. что-то типа теории родственных душ? а вот относительно шин чихо, да, они ненавидели друг друга взаимно. это началось тогда, когда стажёра-танцора добавили к команде рэпперов для репетиций. младший никогда не врал и не скалил кому-то зубы в приторной улыбке, поэтому вот так честно и выпалил: — разве этот мальчик с голосом девочки сможет читать рэп? тогда-то и началась их история взаимной неприязни. холодная война, что не заканчивается по сей день. для каждого из них считалось своим долгом опустить другого так, чтобы обязательно превзойти своим комментарием по колкости. и им это жутко нравилось, хотя другие называли это просто игрой в открытую и отпускали по этому поводу странные двусмысленные шуточки. но, если на чистоту, что санвон думал о чихо? что он придурок, конечно, что же ещё? высокомерный ублюдок, любитель выпендрёжа, дерзкий малый. младшему не нравилось почти всё в шине: от манеры разговаривать до выражения лица когда он думает, съесть ему на обед рамён или чачжанмён. но есть что-то такое, в чём санвону было немного стыдно признаться шин чихо: он бы не смог без него. дни стажировки в компании вытягивали из него все моральные силы; он тысячу раз думал: «сука, как заебало, просто брошу». в такие моменты со своей новой дерзкой шуточкой на горизонте всегда появлялся чихо. — эй, ублюдок, директор вызвал тебя к себе, — довольно улыбаясь, говорил ему старший. — напиши мне, если он наконец решил тебя вышвырнуть: отметим за стопочкой. этот парень так раздражал. так что смыслом существования со санвона в компании стало задеть чихо больнее, чем тот плюнет ему что-то в ответ. игра во взаимную ненависть жутко нравилась им обоим, это невозможно отрицать. вот почему даже сейчас со хотел показаться шину умнее, только бы, как и всегда, опустить его. старший смотрел на санвона и ждал дальнейших пояснений. — знаешь, почему мне так легко живётся, хоть меня и ненавидит каждый, кого я видел в своей жизни хоть раз? потому что я отношусь проще ко всему этому, к этим ублюдкам. я не воспринимаю их слова всерьёз — я вообще ни на чём никогда не заёбываюсь, — санвон хлопает его пару раз по худым коленкам и ухмыляется. — твоё счастье, ублюдок, иначе ты бы уже валялся в какой-нибудь канаве со вспоротым ножом животом. — фу, — только и хмурится чихо, корча лицо. — так что, придурок, просто не заморачивайся о каком-то мальчике, влюблённом в ким хансоля, — санвон снова забирается на свой стул и крутится на нём как ребёнок. если бы у чихо было хорошее настроение и его запас дерзостей не поиссяк к этому моменту, он бы обязательно пошутил на этот счёт. но его внимание привлекает кое-что другое… — ты знаешь? ну, о бёнджу. и хансоле. — только придурок не знает, — шикает младший, позволяя чихо снова начать колотить его по ногам стопами. видимо, тот так расслабляется, так что пусть. (в конце концов, потом санвон обязательно ему это припомнит и воспользуется данной ситуацией в своих целях). — они так срались тогда в зале! было непонятно, конечно, из-за чего конкретно, видимо, из-за той игры, да? «7 минут на небесах». короче, я не маленький и быстренько собрал этот несложный пазл! — что ж, — вздыхает чихо и начинает нервно есть шоколад, запивая тёплым чаем. санвон злится: — ты всё ещё заморачиваешься! — что же мне делать, если я не могу иначе? — раздражённо повышает тон на него старший. — я сказал тебе не распускать по херне сопли! пей грёбаный чай и ешь шоколад, я, блять, ходил в магазин и купил сахар ради того, чтобы ты тут сидел и почти ревел? вообще-то, шин и не собирался плакать или что-то такое. но когда санвон произнёс это вслух, ему стало так тяжело, по-настоящему больно. он взмахом головы накинул чёлку на глаза, чтобы со снова не стал на него орать, и засунул ладони поглубже в рукава: — но я ведь первый в него влюбился, как мне теперь не заморачиваться? санвон, вообще-то, был не только дерзким ублюдком, но и на редкость проницательным парнем. ведь это умение помогало распускать ему сплетни, которые потом действительно становились реальностью. любое его предчувствие, в частности, насчёт завязывающихся романов, всегда оправдывало себя. он и до дня рождения бёнджу, и до того скандала перед тренировкой в зале, подозревал, что тот чувствует к ким хансолю. объект же любви бёнджу, по мнению санвона, был не настолько открытой книгой, скорее, подозрительным персонажем, но и его привязанность со в конце концов предугадал. наивным маленьким глазкам ходжуна он легко читал то, что никто, кроме бёнджу, конечно же, ему в этой толпе подростков, мечтающих дебютировать, не нравился. со санвон предсказал уж точно больше семи романов в компании, и ни разу не ошибся. потому что чувствовал заранее, видел всех насквозь. но из-за войны с шином он никогда не пытался прочитать его. (может даже потому, что сангюн вечно повторял своё: «от ненависти до любви, братишка»). и теперь со был так… шокирован. в конце концов, бёнджу-то он читал! и видел насквозь. этот малый казался ему тем ещё махинатором и ублюдком, умело прикрывающим всё своё дерьмо в душе ангельским личиком. хансоль, собственно говоря, был таким же мерзопакостным ублюдком, так что они идеально друг другу подходили. но санвон никогда бы не подумал, что тут может быть третий. как на картине 19-го столетия ты не пытаешься искать на ком-то джинсы, потому что это просто логично, в конце концов. так и в этой ситуации. у бёнджу и хансоля, судя по всему, всё было сложно, но у со санвона было предчувствие насчёт этих двоих. словно бы они родились друг для друга, ну или что-то примерно такое же слащавое. пара, созданная на небесах, и всё в этом роде. почему-то младший впервые в жизни не чувствовал на языке острую необходимость задеть чихо. и ещё, он не испытывал к нему жалости, как прохожие к бездомным щенкам на улице. в такие моменты санвону всегда было скорее… неловко? будто он мог чем-то помочь таким страдальцам, но ничего для этого не предпринял. ему было неловко так, будто бы это он был бёнджу. и пока со санвон пребывал в шоке, чихо что-то не переставая говорил, уставившись на свои выглядывавшие из-под плотной чёрной ткани длинные пальцы. — …бёнджу начал чувствовать к нему что-то только через полгода после прихода к нам, понимаешь? а хансолю и вовсе было интересно только поиграть с очередной жертвой. а потом они, блять, начали это, — чихо яростно выплёвывал слова, прибавляя скорость своего рассказа, — тогда как я влюбился в бёнджу с самого начала! когда ещё не знал его имени, когда мы только сталкивались иногда на улицах по дороге в школу. эта история началась намного раньше, чем он думает, и она принадлежит не хансолю! и это я, блять, притащил его в компанию, эгоистично и только для себя. я видел, что он не влюбился в меня с первого взгляда, но хотя бы уже считал единственным другом в новой для него жизни, так что просто думал: «нужно дать ему время». немного ёбаного времени, и как он его использовал? «чихо, что это за парень с хитрыми глазами?» «хансоль твой друг, да, чихо?» «он такой странный. и смотрит на меня… странно». «ммм. и как там хансоль?» хансоль, хансоль, один только хансоль! количество моего имени из его уст так стремительно сокращалось. даже ненавидя друг друга, они только и делали, что через меня трепались о том, какой «этот парень противный». сука, как же мне хотелось… мне так хотелось… — чихо долбит по колену кулаком несколько раз, чтобы дать понять санвону, что у него нет слова для описания его желания. — видит бог, я давал ему знаки. я обнимал его, ходил с ним в кафе, на каждую премьеру каждого тупейшего фильма в кино! я не обнимаю родную сестру, а бёнджу… блять… в его истории, словно бы, знаешь, не было для меня места. если бы он решил написать автобиографию, почему я так уверен в том, что лишь упоминался бы там как «лучший друг парня, которого я ненавижу»? и да, блять, их взаимная ненависть, которую ни один из них не потрудился взять в кавычки! что ещё за враньё, блять? если бы они уже, наконец, взяли и просто начали встречаться, а не выделываться и трепаться о том, что кто-то забывает, кто-то притворяется, кто-то… может — только может — мне бы не было так больно? — чихо истерично хихикает, и со становится немного страшно от такой стороны шина. — донсон, блять! серьёзно? я был с ним рядом каждую раздражающую моё сердце минуту, а он выбрал хер знает кого, чтобы забыться! будто бы там есть, что забывать. но я поддерживал его во всём, как, сука, самый жалкий мудак на этой грёбаной планете. я столько всего делал для него, столько раз давал понять, столько раз… я столько раз говорил ему: «люблю». столько же, сколько он списывал всё это на шутку! готов поспорить, что- санвон не знает, в какой момент и почему откровенный рассказ чихо стал бесить его, учитывая то, что он прослушал начало. но он просто стал повторять шину «заткнись» с того момента, где он выставил себя жалким и безответно влюблённым. чихо и без того по-настоящему сильно бесил санвона и до этого момента, так что у младшего случился бы нервный срыв, если бы старший немедленно не заткнулся. но он, блять, не делал этого. вдарился в какие-то истории о том, как был подавлен и разбит, когда бёнджу плакал и прижимался к нему, а ему было так больно, что хотелось умереть. всё это становилось слишком депрессивно и слащаво для такого парня, каким он являлся. со санвон в одну секунду встаёт со своего стула, кладёт ладони на колени чихо и затыкает поток его уже бессмысленных слов поцелуем, которого не ожидал ни один из них. со санвон пытается выразить, как ненавидит чихо. и напомнить, что они ненавидят друг друга взаимно, кусая его губы, которые несли всякую чушь последние минут 5, почти до боли. санвон, блять, жил ненавистью к этому парню, каждое утро просыпался и думал о том, как они будут препираться сегодня и, с результатом победы или поражения, всегда возвращался в эту пустую и холодную квартиру счастливым. вечная война с шин чихо делала его таким. тогда как он, оказывается, зацикливался на каком-то ублюдке, не достойным, по мнению санвона, и секунды его внимания. «разве ты, так же, как и я, не должен думать только о нашей с тобой ненависти?» санвон жадно крал последний воздух из лёгких чихо и наслаждался вкусом шоколада на его губах, которые отвечали на его поцелуй. с не меньшей ненавистью. чихо грубо отталкивает санвона, но всё ещё держится за его футболку, потому что ничего ещё не закончилось. — я не люблю тебя, со санвон. — я тоже не люблю тебя, шин чихо. и это первое из уст обоих что-то больше «ненавижу». чихо цепляется за плечи санвона и без разрешения втягивает его в новый поцелуй, полный ещё большей страсти и взаимной ненависти. с самого начала ким хансоль не планировал влюбляться в бёнджу. это никогда не было любовью с первого взгляда. и такого момента, чтобы он его ненавидел, наверное, не было тоже. это был просто ким бёнджу. как просто ким донсон, шин юнчоль или пак сэхёк — все те, кого хансоль называл коллегами по стажировке. в этой компании для хансоля имел значения только шин чихо — только шин чихо был его другом, и это, к тому же, началось довольно давно, чтобы кто-то ещё мог добиться от кима такого же статуса в отношении себя. хансоль считает, что у них всё пошло не так с самого начала. то, какими взглядами они обменялись при первой их встрече, с самого начала было неправильно. если бы у хансоля была возможность вернуться в прошлое и исправить момент, который, на его взгляд, сделал его взаимоотношения с бёнджу такими сложными, он бы изменил их знакомство: — а это, бёнджу, ким хансоль, мой друг. бёнджу сдержанно улыбается и протягивает ладонь старшему, чтобы пожать: — меня зовут бёнджу. я новенький здесь. а ким хансоль отвечает ему сдержанной улыбкой: — приятно познакомиться. и это было бы просто охренительно прекрасно, но так не было. они кидали друг на друга ненавистливо-завистливые взгляды и вопрос: «какого он, блять, так смотрит на меня?», — в конце концов непреодолимо затянул обоих на дно болота заинтересованности. ненависть. зависть. интерес. три кита, на которых шатко стояли их отношения. всё началось рушиться с первого наброска в альбоме в кожаной обложке и не закончилось на их скандале в тренировочном зале. будет ли у них когда-нибудь легко? будет ли у них вообще что-то когда-нибудь? хансоль был ребёнком: ему всё ещё не надоело играть, поэтому он и нашёл себе новую красивую игрушку. ему было интересно — просто интересно — сможет ли он влюбить в себя парня, который ненавидел всего его до дрожи в коленях? а сейчас дрожали колени хансоля, и вовсе не от ненависти. он стоял перед знакомым шкафчиком, обклеенным наклейками из батончиков несквик и ярким стикером с красиво выведенными на нём «бёнджу». чего он боялся? он не школьник, совершающий преступление, и он не собирается ничего красть. только подарить. хотя, скорее, вернуть. да. так правильнее. (должно у них быть хоть что-то правильно?) это был выходной в их скучной обыденной жизни трейни + их шкафчики никогда не запирались на ключи + в этой комнате камеры не работали (парень это точно знал). поэтому он вздохнул и смело открыл дверку — он не делает ничего противозаконного. положить. закрыть. хансоль выдыхает и поворачивается обратно к выходу. вот, выходит, что его мучило. предчувствие. — что ты делал в моём шкафчике? — подозрительно спрашивает бёнджу дрожащим голосом, всеми силами пытаясь изобразить дружелюбие (в которое они играли последние пару месяцев). — снова альбомчики? хансоль не может ответить. он закрывает глаза и мысленно отсчитывает секунды того, как младший обходит его и открывает дверцу своего шкафчика. то, что он там находит, мысленно рушит его на колени. «почему не альбом, ким хансоль?» на полке рядом с тетрадками и ручками лежит коробка с новым плеером для бёнджу. — ты всё… — говорит младший и чувствует, будто падает куда-то ещё ниже, чем после утра в одной постели с лучшим другом парня, который всё помнит.