mamihlapinatapai

едва ли у бёнджу хватает терпения принять от донсона малиновый йогурт в очередной раз. потому что он, чёрт возьми, ненавидит всё малиновое. а донсон не останавливается: малиновый йогурт, малиновые конфеты, худи кислотного цвета малины. и почему бёнджу так уверен, что говорил, говорил, блять, что ненавидит эту чёртову малину. едва ли ким донсон слушает его. потому что бёнджу 19, он уверен, что всё ещё подросток, и, как все нормальные подростки, вместо скучных или раздражающе тихих прогулок, он предпочёл бы пойти в клуб и нажраться до беспамятства. или утопиться в реке хан, но уж точно не в такой угнетающей обстановке слушать охуенно печальную историю о том, как юнчоль быстрее всех справился с заданием заплакать на уроке актёрского мастерства, а потом не мог остановиться. младший смеётся над этой тупостью, как ненормальный, а донсон воспринимает всё слишком серьёзно. настолько, что бёнджу воротит. они словно говорят на разных языках — бёнджу даже не в силах доказать того, что юнчоль наверняка просто хотел спасти от скуки этот очередной нудный час. всю эту ситуацию джу рассказывает чихо, а тот говорит, что, да, они все просто ржали с юнчолем, но… — донсон хороший человек, бёнджу. ты же знаешь. — знаю, чихо, но что дальше? он нравится мне первые две минуты нашего разговора, а потом обязательно начинает делать или говорить то, что я ненавижу. — бёнджу… старший снова слышит эту притворную взрослую интонацию, поэтому перебивает: — прекрати это, блять. ким чиркает зажигалкой и подносит дымящуюся никотиновую палочку к губам. шин чихо смотрит на сигарету с прищуром, но вслух «чёртов придурок, ты опять?» почему-то не говорит, заменяя нотации на: — это ты прекрати. бёнджу курит и смотрит на него: — прекратить что? — прекрати использовать донсона. чихо смотрит на старшего какое-то время взглядом без капли страха, а после тянет руку к его лицу. и забирает сигарету. сжимает её в ладони. и кидает с крыши на холодный асфальт 10-ю метрами ниже. поток мыслей — ненужных воспоминаний — бёнджу изо всех сил старается игнорировать, и изо всех сил он пытается сосредоточиться на ванильных волосах шин чихо, что колышутся на ветру. не на том моменте, когда ким хансоль точно так же вырвал из его рук сигарету и потушил в собственной ладони, нет, чёрт возьми. нет. он смотрит вниз, фокусируя взгляд на том месте, где, предположительно, должна лежать его сигарета, а не на новых кедах, подаренных ему сестрой. — ты ведь сам куришь, верно? хотя, вообще-то, бёнджу довольно часто обнимал чихо для того, чтобы почувствовать, что его куртка пахнет дымом или от его дыхания чрезмерно несёт этой противной мятной жвачкой. он бы заметил. точно заметил. а это значит, что чихо бросил, а это значит, что… — раньше, — говорит младший, — я бросил. и старший даже спрашивать не желает, по какой причине. — и… насчёт донсона, бёнджу… ким закатывает глаза и глубоко вдыхает, но чихо это игнорирует. — слушай, я не философ, и, если по-факту, он сумел сказать что-то, что помогло тебе успокоиться в тот день. даже если бы он протянул тебе малиновый йогурт перед этим, почему я сомневаюсь, что ты бы послал его? и я не думаю, что ты так яро всё ещё держишься за общение с ним лишь из жалости или чувства вины. бёнджу научился читать глаза чихо. может из-за операции, которая на неопределённый срок скрыла половину его лица за маской, а может потому, что всегда, всегда по этому едва заметному прищуру было понятно, что чихо что-то хочет сказать о хансоле. — что ты там бубнишь? не думаю, что слышу тебя. — не думаю, что хочешь слышать. — вовсе нет. всё дело в твоём новом носе и в этом чёртовом куске ткани на лице, как мне кажется. ким бёнджу всегда колючий, когда дело касается хотя бы упоминания хансоля. репетиции на два фронта «школа танцев-агентство» не просто изматывали — у четверых (из этой бесчисленной толпы) не было времени даже на то, чтобы расслабиться полчаса в тёплой ванной или лишние пять минут насладиться вкусом кофе, а не просто залить в себя горячую, ещё толком не заварившуюся, смесь. нет времени на сон и нет времени на жизнь. от школы до больницы ходжуна — жалкие пара кварталов, и, может, это именно та причина, по которой бёнджу там ночевал чаще, чем дома. а может он просто дико скучал по ходжуну. так или иначе, для младшего не составляло никакого труда забежать по дороге в магазин за плиткой шоколада, всучить её вместе с очаровывающей, как бы кима не воротило от этого, улыбкой медсестре на посту и пять часов сна провести в неудобной позе на скрипящем и шатком стуле возле кровати лучшего друга. (который будет чувствовать вину каждый раз, когда будет находить утром на тумбочке пакет с фруктами или мягкую игрушку, и совесть загрызёт его из-за того, что он не уступил краешек и без того узкой кровати до смерти уставшему бёнджу). но выходной. и ходжуна выписывают только через неделю, и сейчас у него процедуры, и от ким донсона хочется бежать далеко-далеко. бёнджу красит глаза и набирает экстренный «только по развязным выходным» номер чихо. — да ну нахер! — по-другому он ответить и не мог. бёнджу слышит, как чихо старается уйти подальше от громкой музыки, и та постепенно утихает. — адрес скинь в смс, — без долгих приветствий просит старший, а после сбрасывает вызов. и уже через час он, который выглядит как шлюха, проходит охрану какого-то ночного клуба не в центре. чихо машет ему рюмкой возле барной стойки; бёнджу опасливо озирается по сторонам в поисках ким хансоля. — я здесь один, — понимающе говорит чихо, отмечая то, как старший старательно делает вид, что, опуская взгляд, не смотрит из-под ресниц на танцующих парней в зале, пытаясь узнать в их лицах… кого-то знакомого. шин протягивает бёнджу стопку с чем-то, что пахнет водкой, но так, честно говоря, он воспринимал весь алкоголь. ему не нужны названия, ему нужно забыться. — это исключение, ты же понимаешь, чихо? этот вечер. то, что я пью. — иногда шкала всякого дерьма в жизни достигает максимальной отметки, и да, короче говоря, я понимаю. ухмылка у чихо добрая, не такая, как обычно. и волосы лежат иначе — чёлка слегка открывает красиво подведённые глаза. майка едва не спадает с тонких плеч, а ноги обтянуты в узкую джинсовую ткань. и в целом чихо выглядит… как человек, который проводит в подобном месте каждый свой свободный вечер. быть может, бёнджу ещё не так хорошо его знает, ведь кто они друг для друга. но сегодня самое время для открытий. потому что эта стопка только первая. завтра из их пьяного разговора бёнджу, почему-то, вспомнит чуть больше чихо, но отрывками. что-то о «забыться», «мне нужен хоть кто-то, чихо», «единственный раз». будто названия глав какого-нибудь дешёвого эротического бестселлера, и бёнджу боится, что его жизнь такой и станет — пустой и никчёмной — если он не возьмёт себя в руки. если не выгонит из груди эти чувства к хансолю, которые копошатся в нём, словно тысяча червей. а ведь и без того худо. но не хуже, чем в тот момент, когда он просыпается в чужой квартире, а вид за окном говорит ему о том, будто бы он у себя дома. будто просто забыл, что переклеил обои и выкинул половину мебели. голова гудит, а в желудке зарождается тошнота, но даже сквозь это херовое состояние мысль «всё плохо» пробирается в сознание ким бёнджу. ведь этот вид из окна. награды за победы в танцевальных конкурсах на полках. и шкаф во всю стену напротив. бёнджу старается дышать глубоко и не обращать внимания на знакомые разбросанные вещи на полу. и пытается оттянуть этот момент как может. — чёртово дерьмо. когда бёнджу медленно опускает взгляд вниз, он видит до боли знакомый браслет на запястье, тонкие длинные пальцы и слегка бронзовую кожу. рука чихо спокойно обивает талию бёнджу, а сам он размеренно дышит ему в шею. — блять, нет. и вот теперь ким бёнджу на самом дне. и никогда раньше он не хотел вернуться к самому началу так же рьяно, как сейчас.