mamihlapinatapai

— ты и есть мой дом! чихо и сам не понимал, какого чёрта это утро началось у них на повышенных тонах. футболка санвона была в пятнах от свежесваренного кофе, но всё, что его в данный момент раздражало, — настроение старшего. точнее, его отсутствие. — ты, блять, делаешь всё таким сложным, вон-а. — а у нас когда-то было легко? шин прокручивал последние пару минут в голове снова и снова, отчаянно пытаясь вспомнить, что его так разозлило. санвон что-то не то сказал. или не так. или вообще не говорил. старший понемногу остывал, и когда со подошёл ближе и обнял его за поясницу, остужая разгорячённую кожу под майкой холодными ладонями, шин даже выдохнул и опустил голову тому на плечо. — у нас же не будет так сложно, да? — санвон, — чихо шумно дышал и хватал воздух ртом у ключиц со, — я тебя не люблю, я не люблю тебя. голос шина дрожал как море под тонкой коркой льда — едва ли ощутимо для санвона. чихо закрыл глаза и крепко-крепко сжал чужие ладони, когда младший в очередной раз прошептал «знаю, детка» поцелуями под кожу. чихо позволил стянуть с себя майку, вдруг вспоминая, с чего началась их ссора. санвон четыре дня не отвечал шину «взаимно», тогда как сердце старшего никогда больше не было способно любить. — почему ты… — пожалуйста, чихо, заткнись. санвон втянул того в глубокий поцелуй, прижимая поясницей к столешнице, и шин поморщился, чувствуя привкус клюквы на чужих губах. настроение их очередного рассвета было другое. чихо по неизвестной причине боялся признавать это даже для самого себя, но чувствовал. рассвет был таким же, как и в любой другой день, это они с санвоном изменились. чужие поцелуи на шее стали тёплыми, не такими, как обычно. как обычно, когда санвон не спрашивая ни на что разрешения, оставлял яркие разноцветные метки на каждом сантиметре кожи чихо. и те всегда горели болью. сегодня санвон целовал запястья чихо так, будто завтра не наступит. кончики его пальцев танцевали по чужим оголённым коленям едва касаясь; чихо шумно сглотнул и закрыл глаза в удовольствии. боже, перед ним стоял человек, который передвинул бы ради него эверест, стоит только попросить, он не сможет не любить его вечно. чихо даже ненавидел его по прихоти санвона. все эти стычки и препирательства — всего этого санвон хотел. и получал. — хочу тебя прямо здесь, на этом столе, — шёпотом выстанывает санвон, плавно поднимаясь поцелуями по рукам шина к его ключицам. — хочешь — получишь. чихо был тёплым морем, тихой гаванью, от его ключиц пахло покоем, из двух дорог он всегда выбирал только стабильную и проверенную. в его мире не было места для шума и системных ошибок. он всегда крепко стоял на ногах, пока санвон не взглянул на него. санвон резко поднял и усадил чихо на стол; тот задрожал, когда их взгляды встретились. санвон крепко сжал ладонь на его шее, прижимаясь к нему лбом. — детка, — шептал санвон, пока чихо будто под гипнозом освобождал их обоих от последней одежды, — я твоя ошибка, самая большая ошибка. в твоей системе. санвон был обжигающим огнём, удушающим ядом, от его ладоней пахло истерикой, из двух дорог он всегда выбирал только опасную и полную ловушек. его мир был адом, и он тянул чихо за руку к пропасти. он медленно тянул чихо в самого себя, чтобы хлопнуть за ним дверью, чтобы они больше никогда отсюда не выбрались. он хотел говорить чихо: «ты — весь мой мир», — а получалось только: «я тоже не люблю тебя». «ты полюбишь меня, ты полюбишь мои системные ошибки». когда санвон сделал первый толчок, глядя в чужие глаза и заставляя смотреть в ответ, сердце чихо на мгновение остановилось. здесь и сейчас для него был только санвон, сплошным набатом в ритм собственного учащённого пульса. сан. вон. сан. вон. сан. вон. скорость толчков санвона доводила чихо до исступления — он до боли закусывал губы и не сдерживал собственные низкие стоны. санвон был медленным как никогда, его губы ни на миг не отрывались от шеи чихо, целуя и вылизываю чужую солёную кожу. чихо был пластилином, воском, санвон был нежным как крем-мёд; целуя чихо в яремную вену, он электрическом током проходил сквозь каждое нервное окончание в чужом податливом теле. они оба чувствовали, что их сегодня отличалось от каждого предыдущего вчера. их секс прежде был похож на упорное и страстное доказывание друг другу недоненависти, недолюбви, недовзаимности. сегодняшний их секс у чихо даже язык не поворачивался назвать «просто сексом»; в проникающих сквозь полупрозрачные занавески рассветных лучах они занимались любовью. чихо обнял санвона ладонями за шею и откинулся лопатками на холодный кафель позади себя, позволяя младшему ускориться. санвон был такой красивый, боже. здесь и сейчас, он был такой красивый, что чихо задыхался от этого, задыхался без его поцелуев на своей груди. вот же он, прямо перед ним. сознательно занимается с ним любовью, целует его, прижимает к себе за бёдра до синяков крепко. делит с ним стоны в унисон, доводит до предела безумия, шепчет на ухо какие-то глупости. что-то про мир, что-то про мой, что-то про него самого, что-то, что не как всегда. чихо представляет, что ему привычно нужно сказать ему: «я не люблю тебя, со санвон», — и от паники у него спирает дыхание. никакого бёнджу никогда не было, никогда. его и быть не могло, пока шин был так занят всем этим спектром псевдоненависти к тому, кто каждый раз был максимум в полуметре от него. в сознании шина всплывает тот случай на дне рождения бёнджу, когда он так накидался после того, как разозлился, когда узнал что узнал то, что ему будто бы не надо было знать, что будто бы причинило ему боль. он вспомнил, как вусмерть пьяным сидел в той самой подсобке, пока санвон не пришёл к нему, чтобы поднять на ноги и помочь дойти до уборной — умыться холодной водой и протрезветь. он вспомнил, как потянул младшего на себя, вспомнил, как пытался забыть тот момент, как убеждал своё сознание, что это были лишь пьяные мысли. но губы санвона на своих он помнит как сейчас; сейчас санвон целует его как и тогда — с напором, со страстью, с желанием. но это не началось тогда, это было раньше. это было всегда. чихо на мгновение думает, каким придурком он был; в затуманенном от удовольствия сознании проносятся картинки самых первых дней бёнджу в стардоме, когда он ещё мог беззаботно лежать у кима на коленях и с улыбкой скользить по его длинным шёлковым волосам. всё это теперь кажется какой-то шуткой. санвон за поясницу резко подтягивает чихо обратно к себе, заставляя смотреть глаза в глаза. — вместе? — вместе. ладони чихо путаются в санвоновых волосах, когда младший ускоряется до их любимого темпа. шину даже не нужно прикасаться к себе, чтобы кончить одновременно с младшим. сейчас. здесь. с ним. ровно до этого момента шин чихо думал, что истории про гул в ушах и звёзды в глазах — бред собачий. ровно до этого момента. санвон вышел из него, притягивая к себе и утыкаясь лицом и губами в чужую шею, попутно обнимая за поясницу и крепко прижимая к себе. у чихо вертелось на губах какое-то слово, одно слово, но он был не в силах сказать его вслух, сказать его в мыслях хотя бы для себя. свежей меткой чуть выше ключицы санвон дал ему понять, что может подождать. — ты, блять, самый потрясающий во всей чёртовой вселенной, шин чихо. — серьёзно? потому что я знаю одного парня получше, — улыбнулся старший, царапая ногтями чужую грудь. шин сощурился из-за лучей, упавших на глаза, и это была самая удивительно красивая вещь, что доводилось видеть со санвону за всю свою жизнь. он хотел сказать ему об этом и, может, ещё кое-что, но из напускной сюрреалистичности их вывел звук будильника на телефоне старшего, который означал, что им пора собираться на тренировку. санвон потянулся за их разбросанными вещами на полу, первым делом находя футболку чихо. — собираемся, детка. к сожалению, твоя задница нужна не только мне. чихо хотел было ответить что-то в духе: «такой придурок», — но санвон перебил его чмоком в губы. — сам примешь душ? или мне помочь тебе? — мы точно опоздаем, с твоей-то помощью. чихо одевался и уже собирался уходить, когда от вида санвона, варившего кофе для них двоих, его желудок скрутило таким тёплым чувством, что он заулыбался от уха до уха. — не вынуждай меня на второй раунд, молодой человек. я слышу, что ты ещё здесь. — вон-а, ты же знаешь? — чихо прислонился головой к косяку двери, смотря на обернувшегося младшего со всей нежностью мира в своих глазах. — знаю что, чихо-я? чихо кусал губы в нерешительности, но, так и не сумев собрать мысли в пару единых слов, выдохнул только: — ничего. может и ничего. а может, санвон и знал. хансоль лежал на кровати лицом вниз, иначе и быть не могло. как он должен перевернуться на спину, когда ему мешают ножи? два ножа в спине, две огромных кровоточащих раны. вот ведь дерьмо. ким донсон — тупой придурок. с чего вообще он взял, что ему не насрать на это? что он не будет жить нормально после услышанного? хансолю хотелось ударить себя. и донсона. вот ведь тупой придурок. теперь из-за этого куска дерьма все будут тыкать в бёнджу пальцем. у них и без донсона всё было достаточно хреново, но теперь, не без сожаления думал хансоль, их отбросит друг от друга как минимум на четыре шага. когда хансоль уже готов был приползти на коленях к бёнджу с извинениями за свою память, сучий ким донсон решил, что бывает и хуже. хансоль яростно встал с кровати и агрессивно залез в шкаф в поисках одежды. кто сказал, что ему не насрать на то, кто с кем спал? если обижаться на каждого бывшего своего нынешнего, проблем для своей нервной системы не оберёшься. ему действительно было наплевать. он видел, как эти двое сторонились друг друга, видел, как чихо влюблялся в санвона, так кого волнует? нет никаких долбаных ножей в его спине — он видел сейчас это в зеркале. хансоль стянул майку и повернулся полубоком к своему отражению — и неа. нихрена там не было. хансоль решительно надевал те же вещи, что и в тот день, когда впервые поцеловал бёнджу. он выдохнул и осмотрел себя в зеркало. с этой секунды больше никогда. пока он не добьётся бёнджу, он больше ни на секунду не будет строить из себя грустное депрессивное дерьмо. а ким донсон ещё получит своё. с этой секунды. больше никогда. хансоль решительно открыл сообщения и написал бёнджу первое, что пришло ему в голову. «стой на месте. никаких четыре шага. ни одного.» бёнджу на том конце провода замер на пороге входа в стардом. их мамихлапинатапаю нет конца. донсон впервые переступал порог компании с такой гордостью. высоко вздёргивая подбородок, он с улыбкой шёл по пустым коридорам победителем. всё началось с двух нун на повороте к лестницам. донсон был победителем вплоть до этой секунды. — разве это не тот сумасшедший, который суёт нос не в своё дело? девушка сказала это другой тихим шёпотом, вот почему так дёрнулась, когда ким донсон злостно повернулся к ним. «что за хуйню несут эти курицы?» он не мог поверить, что эти сплетницы могут так всё вывернуть. но рано было опускать голову. донсон гордо прошёл мимо них на лестницу ко второму этажу. поднимаясь, он встретил одного из менеджеров компании. и донсону абсолютно не понравился его взгляд. полный чёртового осуждения. конечно, он был знаком с таким. в конце концов, он родился и жил в корее. ладно сплетницы в коридоре, но взрослый мужчина с головой на плечах? очевидно, он был тупым как валенок. донсон начинал молиться с этой секунды, что этот придурок не будет менеджером их группы. а потом это превратилось в целый ком, лавину осуждений за его спиной. и некоторые даже не были шёпотом. «это тот подонок, который лезет в чужие отношения». «какое ему дело, кто с кем спит? без него что, не разберутся?» «очевидно, он больной на голову». «бедный ким бёнджу, я видела, утром он заходил совсем разбитый. и всё из-за этого идиота.» про себя донсон смеялся в истерике. вот как люди могли вывернуть это? лучший друг и любовь потрахались за спиной хансоля, а виноват остался донсон? вот как, оказывается, всё складывается? бёнджу пришёл совсем разбитым из-за донсона? не из-за того, что не дотерпел удержать член в штанах до хансоля, не из-за того, что втайне потрахался с его лучшим другом, а из-за ким донсона? в раздевалку парень открывал дверь с ноги. внутри были только сэхёк и сангюн. — полегче с дверью, тупица, — без единого намёка на усмешку сказал сангюн вместо приветствия. — о, и вы туда же. тоже считаете меня куском дерьма? — а что хорошего ты сделал? аргументируй, почему ты должен был сказать это. не наедине хансолю, а на людях. аргументируй, почему они вообще не решили бы эту проблему без тебя. донсон онемел от шока. это говорил сэхёк. спокойный как айсберг сэхёк, который отмалчивался бы даже в том случае, начнись ещё одна корейская война. его осуждал даже пак сэхёк. донсон был зол потому, что тоже начинал считать себя виноватым. — заткнитесь нахуй! вы ничего не знаете обо мне! вы не знаете, как топтал меня бёнджу, я не ответил ему даже в половины силы! донсон выбежал, хлопая дверью настолько сильно, насколько это вообще возможно. он тяжело дышал, убегая по коридорам компании в неизвестном направлении, пока не врезался в кого-то. разумеется, это был санвон. и он держал чихо за руку, держал за руку шин чихо. — смотри куда прёшь, кусок говна! — злостно крикнул со санвон. ким донсон не знал, куда ещё деть всё это. куда деть злость на весь чёртов несправедливый мир. — ты живёшь со шлюхой! донсон пожалел ещё на середине предложения, видя, как глаза санвона вспыхнули от злости, но почему-то не остановился на этом: — шин чихо — долбаная шлюха! он не любит тебя, никогда не полюбит такого сумасшедшего как ты, и всегда будет грязным! санвон дёрнулся в его сторону, но чихо ещё крепче сжал его руку, видя, как в коридор начинаются подтягиваться свидетели. — вон-а, я прошу тебя, умоляю, — его голос дрожал так панически, что младший тут же остановился, оборачиваясь. санвон кипел не от злости — от ярости. всё перед глазами стало красным от прилившей к глазам крови; его трясло так сильно, что чихо дрожал вместе с ним. но не здесь и не сейчас. не перед кучей долбаных зевак, которым больше делать нехрен, кроме как смотреть на разборки трейни, которые могут вылететь из компании за драку. санвон не может уйти из места, которое делит с шин чихо. ему не нужны свидетели. он сжал ладонь чихо до хруста и они двинулись дальше своей дорогой. когда чихо отвернулся, санвон сделал это так, чтобы старший не видел, чтобы только донсон заметил. как его губы медленно и складно говорят без звука. «тебе пиздец.» сегодня их расписания с санвоном разминулись, и младший с поцелуем отпустил чихо домой раньше, предупредив, что вернётся домой сразу, как закончит индивидуальную тренировку по написанию лирики. чихо сидел на подоконнике и медленно наблюдал за тем, как солнце скрывается за горизонтом. он нервно жевал губы и смотрел на три своих непрочитанных сообщения со санвону. «напиши мне, когда закончишь я приготовлю нам что-нибудь, пока ты будешь добираться домой» «вон-а, ты ещё не закончил?» «поторопись, пожалуйста хочу сказать тебе кое-что важное» промежутки между сообщениями составляли примерно по часу, и чихо едва сдерживался, чтобы не написать ещё одно вдогонку. санвон запретил ему звонить, потому что тупица минрён-хён, его учитель, оставит его ещё на час, если услышит хотя бы вибрацию от звонка. но на часах было почти половина девятого вечера, чихо не припоминает ни одного случая, в котором бы трейни держали до такого часа в компании насильно. он начинал волноваться. не хотел признавать это, но начинал. он чувствовал себя бони, отпустившей своего клайда на дело одного, на опасное дело. санвон ведь не натворит ничего глупого, так ведь? чихо надеялся, что он просто встретил по дороге какого-то своего старого друга и решил напиться. чихо ждал его домой пьяным, пока солнце садилось за горизонт. санвон вернулся, когда чихо уже заснул, прислонившись головой к холодному стеклу. стоило ключу два раза провернуться в замочной скважине, чихо в ту же секунду открыл глаза и ринулся к двери так быстро, как только мог. он кинулся санвону на руки и обнял настолько крепко, что у того захрустело в лопатках. — эй, детка, — голос санвона едва заметно дрожал, пока он прижимал старшего к себе, — прости, я задержался. чихо с сожалением вдыхал восточно-древесный аромат парфюма санвона. от того не пахло ни каплей соджу или пива. или чужих духов. от со санвона пахло только ветром и холодом. — вон-а, где ты был? — голос чихо был пропитан истерикой. он отказывался слезать с санвона и тому пришлось почти вслепую идти до их комнаты. — пришлось задержаться, детка. так ты хотел сказать мне что-то? санвон сел на кровать, и чихо остался сидеть на его бёдрах, теперь уже смотря в глаза напротив в темноте. лучше момента уже не будет. — да, хотел. чихо решительно вдохнул и выдохнул. — я люблю тебя, со санвон. младший замер, стеклянным взглядом смотря сквозь старшего. «ты — весь мой мир». «я люблю тебя больше собственной жизни, шин чихо». — я твоя самая большая ошибка, чихо. ты так ошибаешься. я- — мне плевать. что о тебе думают люди, что говорят. о тебе, обо мне, о нас. здесь и сейчас, я люблю тебя так сильно, что теперь мой мир без тебя остановится, — из-за накатившей истерики чихо сорвался на слёзы, и санвон привычно прижал их лбы друг к другу, чтобы тот успокоился. — ну? со санвон. отвечай, как у нас принято. — я тоже люблю тебя, шин чихо. может, он возненавидит его завтра, соберёт свои вещи уже к вечеру, а послезавтра даже не посмотрит на него. а может, останется единственным держащим его за руку во всём мире. здесь и сейчас — у каждого из нас в этой жизни есть только здесь и сейчас. санвон незаметно вытер последние следы крови о чёрную ткань футболки чихо, пока стягивал её, отбрасывая в дальний угол комнаты. может завтра, когда чихо узнает, где санвон задерживался так долго, он уже никогда не посмотрит на него, как сейчас, и никогда так не поплавится в его руках. ну и пусть. у санвона есть здесь. у санвона есть сейчас. а ким донсон получил своё.