mamihlapinatapai

на следующее утро бёнджу проснулся с мыслью о том, что всё пропало. цветы на подоконнике, йогурт в холодильнике, и они с хансолем. тоже. пропали. это непонятное на губах чувство, будто всё ещё оставшийся привкус мяты, будто хансоль, который всё ещё здесь, всё ещё целует его. бёнджу проводит кончиками пальцев по ухмылке, но что могло измениться? его губы всё ещё его губы. и он лежит так до тех пор, пока в комнату не стучит мама, оповещая о предстоящих экзаменах и «школу пропускать никак нельзя». бёнджу видит это лишь как «помимо тебя и хансоля на планете ещё 7 миллиардов людей, а ты-то уж подумал, что больше никого не осталось». бёнджу лениво принимает душ, нехотя умывается и безо всякого желания влезает в школьные бежевые брюки. «какая нахер школа, когда хочется умереть?» за завтраком джу вспоминает, как остаток этой ночи, то есть, той её части, когда гравитация потеряла всякий смысл и её не стало, провёл чуть не в полуобморочном состоянии, а все напивались и напивались… в итоге, спящего ходжуна сэхёк взялся забрать к себе, а пьяного в хлам хансоля насильно утащил чихо. донсон предлагал бёнджу свою квартиру, а после отказа — хотя бы проводить до дома, но бёнджу отмазался тем, что вообще не пьян. на самом деле, враньё — он был пьян, вдребезги пьян дыханием хансоля, и ещё, ему просто захотелось гулять. гулять, гулять и гулять, и пусть сильный ветер появится из ниоткуда и обветрит губы, сотрёт с них привкус чужих губ, мятной жвачки и горячего дыхания. и руки с поясницы пусть сотрёт, и взгляд из души выцарапает, и воспоминания об этих чёртовых минутах на небесах унесёт в другую вселенную. бёнджу весь горел изнутри, тлел как уголёк, лишь бы не думать. «не, блять, думать, ну пожалуйста». «если бы я его оттолкнул, ничего бы этого под рёбрами сейчас не было». бёнджу толкает тарелку с хлопьями. «не забудь это. не забудь». «да нахер этого хансоля». — всё в порядке, бёнджу? — спрашивает мама, когда видит нахмуренные у переносицы брови сына. «вызывай скорую. слышишь, что-то разбилось? догадайся, что это». — всё нормально, — отвечает бёнджу, поправляя очки. парень быстро хватает сумку из комнаты, надевает пальто и впрыгивает в ботинки. дорога до школы занимает 20 минут быстрой ходьбой, и, если честно, сейчас так хочется выговориться, что бёнджу даже жаль, что чихо ходит в другую школу. «в ту, которую закончил хансоль». бёнджу пинает носком ботинка порошу и ускоряет шаг. уроки проходят как в тумане. один из его школьных друзей спрашивает: «эй, чего такой кислый? вчера же был твой день рождения». и бёнджу таким же приторным голосом хочется ответить: «эй, да я просто целовался вчера с одним парнем, которого, кстати, не переваривал неделю назад, а теперь хочу ещё». но сдерживается и бросает что-то вроде: «похмелье». тот понимающе хлопает по плечу и отстаёт. консультации по подготовке к экзаменам тянутся мучительно долго, не так, как уроки, это просто небо и земля как далеко друг от друга. время нахера-то останавливается прямо сейчас, оставляя бёнджу наедине с мыслями, типа «на, посиди тут, пока не сдохнешь». за окном начинает темнеть, бёнджу хочет выстрелить себе в глотку. в кармане брюк вибрирует телефон. чихо пишет ему в катоке: «хэй» бёнджу хмыкает, опускаясь ниже на стуле. «я на подготовительных» «да я знаю», — отвечает чихо, добавляя: «я тоже», — а следом приходит селка, на которой он лежит на парте и дует губы. «ненавижу селки» «я знаю», — отвечает чихо, добавляя какой-то дурацкий смайл. а после присылает: «как твои дела?» в итоге бёнджу забивает на учителя, откладывая ручку в сторону. «всё дерьмо» «всё нормально» «ты хотел написать «дерьмово», — отвечает чихо менее чем за три секунды. — да у тебя способности, — бубнит себе под нос бёнджу, и одноклассница, сидящая перед ним, оборачивается и коротко улыбается, после отворачиваясь. «одна дура пускает на меня слюни, и это я сегодня в очках. трахнуть её?» чихо отвечает спустя минуту. «хансоль поцеловал тебя насильно?» «нет», — отвечает бёнджу, сначала жалея, а потом думая: «хер с ним, скушай правду, лучший друг хансоля. я всё равно сгнию, если буду молчать». пишет: «я не отталкивал его» пишет: «тоже целовал» «мечтал, чтобы семь минут округлились в вечность» чихо молчит минут 10, и бёнджу в мыслях бьётся в истеричном припадке смеха. «он нравится тебе?» бёнджу кусает губу. «семь сообщений выше» чихо не медлит. «стой» «нет» «слушай, ким бёнджу» «что, если ты нравишься хансолю?» засыпает сообщениями шин. «обязательно трахну эту дуру, как только уроки закончатся» «я серьёзно, бёнджу» бёнджу дышит глубоко, снимает очки и кладёт на парту. «а кто сказал, что всё будет нормально?» «что за семь минут нихера не произойдёт?» «а в итоге мы целовались девять минут» «что? на всё воля божья?» бёнджу сминает в руке обложку тетради. чихо на той стороне жизни ложится на парту. «прости меня, бёнджу» «я думал, что знаю его» «но он изменился и выкидывает исключительно то, чего ты не ожидаешь. никак не ожидаешь» у бёнджу в глазах всё плывёт. снова надевает очки, но, о чёрт, это пелена слёз, а не зрение -2,5. «я не знаю, чихо» «я просто не толкнул его, понимаешь» «это ведь так легко» «легче, чем человека на краю обрыва ногой подтолкнуть» «но я не сделал этого» чихо стучит ногтями по столу. бёнджу кажется, что он слышит это в своей голове. «я ещё не говорил с ним» «не нужно», — не думая пишет бёнджу, а после добавляет: «это твоё дело» «нас отпустили раньше», — пишет чихо и добавляет танцующий смайлик. «уродство, нас ещё нет» «я приду и встречу тебя», — пишет чихо, спускаясь по ступенькам со скоростью света. «спасибо», — пишет бёнджу. когда убирает телефон в карман, замечает на столе розовый, аккуратно сложенный в квадрат листок. «меня зовут рина ^^» «я бесконечно рад», — думает бёнджу, пока делает из листка самолётик, уже хочет запустить его по классу, но всё же думает, что как-то это слишком по-сучьи, и убирает его в портфель. учитывая то, сколько ещё раз повернулась девчонка, сидящая перед ним, можно сделать вывод, что она и есть рина. «смотрите-ка. мне пофигу. мне просто пофигу на неё». бёнджу чуть не плачет от этой мысли. когда учитель говорит, что на сегодня всё, бёнджу сгребает вещи в сумку одним махом и покидает класс раньше всех остальных. спускается на первый этаж и забирает пальто. на выходе его ждёт чихо, который внезапно выкидывает такую штуку, что на секунду джу кажется, что этот придурок заразился всей этой хернёй от своего лучшего друга. чихо обнимает бёнджу и тянет придурочное: — привет, джу-я. прижимает крепко к груди, и старший думает: «твоему чёрному дорогому пальтишку повезло, что я не вечно накрашенный ким хансоль». — ты еба-? — кушал? — чихо берёт в ладони лицо бёнджу. — пойдём, я куплю тебе еды. тянет вниз по ступенькам. — я не буду тыкать в тебя пальцем, если ты скажешь, что по дороге приложился где-то башкой о стену и ебанулся. — успокойся, — улыбается чихо, — за тобой сталкерила какая-то девчонка. — и ты выставил меня геем, а я должен сказать тебе «спасибо»? — 20 часов назад целовался с хансолем и… — заткнись, — злится бёнджу и пинает ботинок чихо. — да ладно. я просто хочу, чтобы ты не думал об этом всерьёз, нет, типа… разбавить атмосферу. ну. я ничего. — спасибо, — говорит бёнджу, крепче сжимая рукав пальто чихо, — я тебя люблю. — ну это прямо так мило, я просто таю, — говорит чихо одним из своих самых приторных голосков и прижимает бёнджу ближе к себе захватом руки. — прогуляемся? не хочешь кушать? — я хочу йогурт. — да он у тебя и так уже вместо крови. — он у меня в портфеле. хочешь? чихо матерится, а уже через минуту они идут по узкой улочке, пьют клубничный йогурт и держатся за руки. — ну а ходжуну ты звонил? — скинул смс на перемене, он ответил, что спит и пытается собрать себя по кусочкам. — бедный парень. так надрался в твою честь. бёнджу стучит ботинками по асфальту, топчется на месте от холода и курит тонкие мальборо, пуская колечки дыма в воздух. — ты удивительный, ким бёнджу. минуту назад ныл, что жить без йогурта не можешь, а сейчас куришь. бёнджу смотрит на чихо долго, заправляя волосы за ухо, стряхивает пепел в урну и снова затягивается. — может эта херня вытянет хансоля из лёгких, вот и курю. бёнджу не знает, почему говорит это вслух, а чихо только кивает, добавляя после: «автобус». бёнджу бросает сигарету в урну, думая: «один хер никакого толку». они садятся в самый конец: бёнджу, как ребёнок, всю дорогу пялится в окно, а чихо рядом слушает музыку и отстукивает ритм длинными бронзовыми пальцами по спинке сиденья перед собой. — я хочу выбелить к дебюту кожу, — говорит чихо. — и сделать пластику на нос. говорит. блять. чихо. — ты сегодня идиот? — шикает бёнджу, отрываясь взглядом от окна. — чего? тебя же тоже спрашивали, договорённости дружно сказать: «не хочу ничего», — не было. и я сказал, что хочу красивый нос. бёнджу сморит на чихо как на прокажённого. — не делай вот так. нос и оттенок кожи — единственное, что я хотел бы поменять в этой жизни, да и только из-за дебюта. — делай, что хочешь, придурок. — а, и после дебюта самостоятельно накоплю на виниры. задрали эти детские прозвища. — мания величия? — я просто хочу… — куклой быть? — с ухмылкой спрашивает бёнджу, — подмени меня, шин чихо. и отворачивается к окну. — эй, — чихо кладёт бёнджу голову на плечо, — дай свой плеер, хочу послушать, что там у тебя. бёнджу лезет в карман. — мой плеер, чихо, это почти как паспорт, или нет, лучше… ну, знаешь, короче, это очень личное, и тебе повезло… бёнджу шарит по карману. — …что я… но в кармане нет ничего. — …позволяю тебе быть… «хансоль выхватывает плеер из ладони бёнджу, швыряя его куда-то за спину, и, прежде чем почувствовать на своих губах вкус мяты, бёнджу слышит треск, после закрывая глаза». — частью своей жизни. — ладно тебе, — опять придурочным голосом. — я просто хочу посмотреть твой плейлист. не читай мне лекции и давай скорее плеер. бёнджу мнёт карман изнутри, сжимает пачку сигарет и кусает губы. — я забыл его. дома. — да уж, к чему эти отмазки? не хочешь — так и скажи. «если бы только я не хотел». оставшийся путь бёнджу смотрит в окно, щёлкает пальцами в карманах и хочет курить. на губах — сладкая мята, в голове — горячие ладони на пояснице, а за окном… бёнджу забывает как дышать, когда видит за окном хансоля, вышагивающего по аллее. у него волосы растрёпаны, капюшон на голове, а руки — в кулаках, покрасневшие от холода. глаза сонные, не подкрашенные карандашом, взглядом пересчитывает стыки плит, шагает медленно и будто не слышит никого, не видит. бёнджу хочет выбить окно и проорать ему: «дай мне знать, что ты чувствуешь, дай мне знать, что должен чувствовать я». у чихо в наушниках осень, он стучит длинными бронзовыми пальцами по спинке сиденья перед собой и бормочет что-то под нос о новых кроссовках в спортивном магазине за три квартала отсюда, а у бёнджу в глазах пелена слёз и ким хансоль, пускающий облачка пара в холодный воздух. когда автобус трогается с остановки, бёнджу дергается как припадочный, одной силой мысли пытаясь просверлить дырку в окне. когда хансоль. поднимает голову. и смотрит бёнджу в глаза. за три секунды в голове ким бёнджу проносится всё от и до с хансолем. как он переступает впервые порог стардома, как проходит прослушивание и становится стажёром. как чихо обнимает его, и как бёнджу впервые встречает хансоля. и какая майка на том растянутая. как бёнджу впервые думает, что это придурок нихера не старается, и какого чёрта он на втором месте в рейтинге, и как бёнджу поздно вечером натыкается на ким хансоля, мальчика-стажёра и лучшего друга чихо, репетирующего четвёртый час подряд, танцующего из последних сил. и какие у того волосы мокрые от испарины. как бёнджу не принимает хансоля и клянётся сам себе, что эту жизнь и последующие 49 он будет ненавидеть его, и любыми способами, ведь ненавидеть ким хансоля — это так легко. и как чихо рассказывает о прошлом хансоля. и как бёнджу кусает пальцы перед тем, как заснуть, думая, почему люди так двуличны. почему хансоль в маске. и их первый мамихлапинатапай бёнджу помнит. и клубничный йогурт бёнджу не считает ошибкой. и альбом с рисунками в кожаной обложке. и их поцелуй в кладовке. и сладкую мяту. и мягкие губы. и грубые руки. если бы ким бёнджу только знал, что весь этот год только вёл его в обьятия хансоля, он бы. наверное. всё равно. дальше шёл. — эй, — чуть не кричит чихо в ухо бёнджу, — ты вообще слушаешь меня? — что? — бёнджу отрывается от окна, и растрёпанный хансоль в капюшоне и с замёрзшими руками теперь — только отпечаток в его памяти. — ты треплешься по ерунде, вот и… — кого-то видел там? — чихо оборачивается назад, но они уже повернули на другую улицу. — а? — не видел, — тихо говорит бёнджу. — никого я там… не видел. оставшуюся дорогу до нужной остановки чихо только смотрит подозрительно из-под чёлки, да и то изредка, а бёнджу не моргает, не дышит, не двигается, или ему это только кажется. когда они выходят, бёнджу зачем-то завязывает волосы в высокий тугой хвост, так, чтобы больно было, чтобы он только и думал о том, как же больно то, что у него волосы стянуты, а не пытался расшифровать в предложения взгляд хансоля. чихо шоркает обувью по плитке, и это так раздражает. — раздражает, — зачем-то говорит бёнджу вслух. чихо перестаёт так делать, и бёнджу успокаивается и идёт дальше, пока не понимает, что за спиной тихо. оборачивается, а чихо стоит на том месте, где перестал задевать асфальт своими длинными ногами. — бёнджу… — нет, — отвечает тот раньше, чем глаза начинает щипать. — нет. — если ты не поговоришь об этом… — я не умру. — умрёшь, бёнджу. высока вероятность того, что ты, ким бёнджу, умрёшь. глаза так щиплет, что бёнджу щурится и чувствует, как тонкая пелена слёз скапливается под нижним веком. — холодно, — говорит, зарываясь носом под воротник, — сегодня так холодно, чихо. закрывает плотно глаза. — я такой идиот. чихо преодолевает расстояние между ними в четыре шага, прижимает бёнджу к себе и обнимает. крепко-крепко. — клянусь богом, ким джу, если бы не я… если бы я только мог всё исправить… — ты не виноват, — бубнит бёнджу ровным шёпотом в грудь чихо, стараясь не разреветься. — потому что… этот поцелуй — он не был из разряда обыкновенных, понимаешь? когда человек целует человека… для меня… это не было просто мокро, просто страстно или просто никак. это не было и просто пульс под 150. это не было так, а было… как… я не могу объяснить. это не было для меня как часть игры или… это не просто бабочки в животе, а целая вселенная в лёгких, знаешь? чихо аккуратно гладит бёнджу по волосам и спине, молча слушая. — как если бы… вселенная создавалась на моих глазах. но и из-за всего этого, — здесь голос бёнджу срывается, и он все силы отдаёт на то, чтобы не расплакаться на глазах лучшего друга хансоля, — из-за всего этого, знаешь, я чувствую себя так обременённо. так обременённо чувствую себя из-за того, что почти год относился к нему как последнее дерьмо, а вчера вот… будто бокал вина после сахары. я ничего не мог поделать. чихо тяжело вздыхает и кладёт подбородок на макушку бёнджу. — а его альбом с рисунками… с рисунками, на которых прорисован каждый изгиб моего пальца, это, знаешь… я чувствую себя так, будто мне кислоту в лёгкие залили. чистую. но по какой-то причине я жив остался. какое я дерьмо, чихо, — бёнджу до крови прикусывает нижнюю губу. — мне так больно, и стыдно, и холодно. и я хочу ещё. чихо без слов достаёт из кармана плеер и наушники, отдаёт один из них бёнджу и включает какую-то песню. — это что? — спрашивает бёнджу сиплым голосом, когда слышит первые слова под звуки гитары. — это ты и хансоль, кажется. бёнджу до крови прикусывает губу. — поплачь, пожалуйста. поплачь, а не порть губы. и бёнджу плачет. плачет как ребёнок в пальто чихо. и любому другому шин уже бы голову на отсечение, а бёнджу он только гладит нежнее по спине, старается не заплакать вместе с ним от тихих криков в ткань, прижимает сильнее. крепко-крепко. «поплачь, пожалуйста. поплачь, а не порть губы».