Пока тигры сражались в долине

      Солнечный свет пробивался через щели между ламелями жалюзи, отчего комната стала полосатой. В тишине тикали часы, слишком громко, чтобы не обращать на них внимания. Вчера Рин так устала, что заснула, едва донеся голову до подушки. Сейчас она лежала, раскинувшись на широкой кровати, и смотрела на полосатый потолок, пытаясь удержаться от желания поминутно щипать себя за запястье или щёку.       Вчера они перенеслись в прошлое. Просто взяли и перенеслись. На раз-два. Бред. Быть такого не может. Наверняка всё это подстроено. Но кем и с какими целями? Сколько Рин ни пыталась придумать объяснения жестокой мистификации, жертвами которой стали они с Эль-Мэллоем, все эти объяснения выглядели блекло и неправдоподобно даже на фоне той идеи, которую толкала Маб.       В принципе, путешествие во времени или даже в параллельные измерения возможно. Замечательный пример тому – Кишур Зелретч Швайнорг, которому Рин стольким обязана, обладатель Второй Магии, позволяющей перемещаться между параллельными мирами и запускать альтернативные варианты развития событий. К тому же Пятая Магия также связана с путешествиями во времени. Поэтому нет ничего, что могло бы помешать Маб в самом деле переместить их прошлое, если она та, за кого себя выдаёт. Или даже если и нет.       Просто в это было слишком сложно поверить.       Перевернувшись на живот и дотянувшись до будильника, Рин посмотрела время и подумала, что пора бы уже вставать. Интересно, за ночь Маб никуда не сверзилась?       Через четверть часа борьбы с некими силами, которые мешают человеку встать вне зависимости от того, выспался он или нет, Рин таки сползла с кровати и, добравшись до сумки, набрала комплект белья и одежду. Теперь надо было тайком прошмыгнуть в ванну, дабы принять душ и одеться. Приоткрыв дверь и воровато осмотревшись, Рин выяснила, что в коридоре пусто, а в ванной, видимо, никого нет.       Жанр требовал, чтобы во время перебежки по коридору Рин непременно врезалась в Эль-Мэллоя, уронила бы его на пол и приземлилась бы ему на лицо бюстом или кое-чем ещё, раскидала все свои вещи по коридору, а бельё непременно закинула в какое-нибудь хорошо просматриваемое, но труднодоступное место. Поэтому Рин почувствовала даже некоторое разочарование, когда ничего из этого не произошло.       Разобравшись с утренним туалетом, Рин вышла в коридор и заглянула сначала на кухню, где никого не оказалось, а потом в гостиную. Эль-Мэллой восседал на диване, обложившись множеством книг, тетрадей и записных книжек, и сосредоточенно изучал какой-то талмуд. Его длинные волосы торчали во все стороны, на диване рядом стояла девственно чистая пепельница, и, судя по всему, спать Эль-Мэллой если и ложился, то в той же одежде, в которой ходил вчера, и пока что идея переодеться его голову явно не посещала. На Рин он не обращал внимания до тех пор, пока она не постучала по дверному косяку.       — Доброе утро, профессор.       — Доброе, Тосака, — Эль-Мэллой удостоил Рин лишь мимолётным взглядом.       — Где Маб?       — Ускакала по своим делам.       — И вы её просто отпустили? — изумилась Рин.       — Я послал за ней фамильяра, но ни за чем криминальным она пока не замечена. Сейчас она галопом несётся к станции, если тебе это интересно.       — Спасибо, — Рин выдавила из себя улыбку.       — Полагаю, после завтрака ты тоже направишься в город?       — Наверно.       — В таком случае держись подальше от особняков Тосаки и Мато. К церкви тебе тоже не стоит подходить.       — Почему?! — обиделась Рин. Эль-Мэллой запретил ей являться в те места, куда она собиралась в первую очередь. — Если я не буду использовать Волшебство, они даже не поймут, что я Волшебница!       — Тосака, — Эль-Мэллой оторвал взгляд от книги и посмотрел на Рин, отчего синяки у него под глазами стали особенно заметны, — не сочти за комплимент, но твоя принадлежность к твоему роду очевидна: твоя манера держать себя, манера говорить, манера смотреть. И это если не вспоминать об очевидном внешнем сходстве с твоими родителями. Даже если в тебе не признают Тосаку Рин, кого-нибудь ты можешь насторожить. Ты же не хочешь прийти сюда с Ассасином на хвосте?       С одной стороны, Рин льстило то, что только что сказал Эль-Мэллой, с другой же…       — Хорошо, — она вздохнула. — Туда ходить не буду.       — Замечательно, — и Эль-Мэллой уткнулся назад в книгу.       Решив не заморачиваться с завтраком, Рин доела остатки вчерашней пиццы. Разобравшись со всеми утренними делами, она уже собралась уходить, когда Эль-Мэллой внезапно высунулся в коридор и сказал:       — Да, и смени причёску.       — Что? — опешила Рин.       — Ты давно с двумя хвостиками ходишь?       — Совсем с двумя хвостиками только в детстве…       — Вот и я о том. На всякий случай просто смени причёску.       Рин уже начинала злиться. Потом он посоветует ей сменить гардероб? Собрав все волосы в один высокий хвост, Рин вылетела из дома, громко хлопнув дверью. И на всякий случай захватив ключи.       Цели у Рин не было (с недавнего времени), поэтому она просто брела по улицам, осматриваясь, удивляясь тому, как сильно поменялся Синто за десять лет. Что, впрочем, на самом деле совсем не удивительно, если учесть, какие катаклизмы на него обрушились. С учётом того, что последнее сражение Четвёртой Войны закончилось Великим Пожаром Фуюки, уничтожившим почти полсотни зданий в Синто и погубившим сотни жизней, сейчас Синто можно было считать просто другим городом, не имеющим ничего общего с Синто-через-десять-лет.        После долгого пути по прямым лощёным улицам Синто Рин вышла на набережную, где её немедленно попыталась обгадить горластая чайка. Наградив обнаглевшую птицу испепеляющим взглядом, Рин огляделась.       Большой красный мост притягивал взгляд. Несмотря на то, что лей-линии проходили совсем не здесь, мост отчего-то казался сердцем города, его символом, его знаменем. Если рухнет мост, соединяющий Синто и Мияму, то не станет Фуюки.       Хотя, на самом деле, всё было, конечно, не так.       Делать было совершенно нечего, но сидеть в одной квартире с Эль-Мэллоем Рин совсем не хотелось. Она в принципе считала, что терпеть Эль-Мэллоя стоит только в пределах учебной аудитории, где он и правда блистал как лучший преподаватель Часовой Башни, способный научить кого угодно чему угодно. Во всё остальное время это просто был ворчливый язвительный отаку, почему-то почитавший себя самым рациональным существом во вселенной.       Много он знал об этой вселенной.       Решив, что большого вреда от того не случится, Рин уверенно направилась к мосту, чтобы оттуда дойти до поместья Эмии, оттуда – до храма Рюдо, а затем завернуть в торговый квартал. Такая прогулка, особенно неспешная, должна была отнять много времени, дать возможность поностальгировать и вообще оказаться очень приятной.       По набережной вприпрыжку бежал мальчик, то забегая вперёд родителей, то убегая назад, распугивая чаек и чопорных прохожих. Рин не обратила бы на этого мальчика никакого внимания, если бы не знала, какая ему уготована судьба. Кроме того, появление этого мальчика было самым надёжным доказательством того, что они действительно перенеслись во времени.       — Будешь так носиться – непременно упадёшь и расшибёшь нос или коленку, — с ласковой улыбкой заметила Рин.       — Я ловкий! — возразил мальчик, выскакивая на самый край насыпи и балансируя над обрывом.       — Даже самые ловкие не застрахованы от падения, Широ.       Мальчик остановился и настороженно посмотрел на Рин:       — Откуда ты знаешь моё имя?       — А я добрая фея и знаю имена всех хороших детей в этом городе.       — Да ну? — Широ определённо не поверил.       — Верить или нет – тебе решать, — Рин пожала плечами. — Но чудеса случаются лишь с теми, кто в них верит. Что, конечно, не отменяет того, что ради чуда надо много и усердно трудиться.       — Но если ты фея, то чудо для тебя не должно быть большой проблемой?       — Фея черпает свою силу из веры окружающих. Если в фею никто не верит, то она бессильна.       — Да, тупо быть феей, — Широ зевнул.       — Что значит «тупо»?! — обиделась Рин. — Не дорос о таких вещах судить! Ты, например, никогда не хотел стать Защитником Справедливости и спасти всех-всех-всех?!       — Не особо, — Широ задумался. — Хотя это, наверно, по-своему круто.       — Да, очень круто.       — Почему ты тогда фея?       — Потому что девочек берут в феи, а мальчиков – в Защитники Справедливости.       — Мальчикам повезло больше.       Эмия Широ был совсем не похож на Арчера. По характеру, по крайней мере. А этот Широ был практически совсем не похож на Широ-через-десять-лет, но в самом деле напоминал Арчера. С удивлением отметив это, Рин задумалась, заговорила ли она с мальчиком потому, что он Широ, или потому, что он Арчер.       Внезапно она осознала вещь, которую, похоже, просто гнала от себя, не желая об этом думать. Если они уничтожат Грааль, Пятая Война не состоится. Это значит, что, хоть у неё и будет возможность познакомиться с Широ, Арчер будет потерян для неё навсегда. Что это значило для Рин? Она никогда не задумывалась о том, какое место в её жизни занимал Арчер. Он был частью Пятой Войны, частью её прошлого, которое было не вернуть и которое она не хотела возвращать. Но частью, о которой она, безусловно, всегда вспоминала с теплом. Каково это будет – оказаться в мире, где его никогда не существовало?       Но даже Широ будет не тот, потому что они непременно постараются предотвратить разрушение Синто. Значит, Широ никогда не станет приёмным сыном Эмии Кирицугу. Может, он с семьёй переедет из Фуюки ещё до того, как сможет поступить в Академию Хомурахара. Как от этого сложится судьба Рин? А судьба Сакуры?       Внезапно идея изменения прошлого стала казаться Рин не такой уж и замечательной. Да, то, что получит она, что получит Сакура – оно необходимо, оно очень важно, оно стоит того, чтобы за него сражаться. Но какую цену придётся за это заплатить? В памяти всплыло опустевшее «червехранилище» в особняке Мато.       Любую. Любую цену, какая бы ни потребовалась.       — Эй, фея, не делай такое грустное лицо! — оказалось, Широ подбежал к ней вплотную. — Всё непременно получится, вот увидишь! Я в тебя верю. Я всем одноклассникам расскажу, они тоже поверят. И ты непременно со всем справишься! Не грусти!       — Я не грущу! — Рин широко улыбнулась. — Ты вырастешь в очень хорошего человека, Широ, пообещай мне.       — Разумеется! — Широ протянул мизинец. — А ты пообещай, что со всем справишься и не будешь грустить.       — Хорошо, — Рин коснулась его мизинца своим.       — Если я солгу, то проглочу тысячу иголок и отрежу палец! — радостно пропел Широ и, широко улыбнувшись на прощание, побежал к своим родителям.       Рин посмотрела ему вслед. Всё-таки, вся эта авантюра была совершенно жуткой. И самое жуткое в ней было то, что она была реальна и происходила прямо сейчас.       Солёный морской ветер, холодный, пробирающий до костей, чаячьи крики, высокое синее зимнее небо, стальные балки моста, выкрашенные в ярко-алый цвет, огромные шляпки болтов, удерживающих всю конструкцию вместе. А затем тихие извилистые улочки Миямы, раскинувшегося на холмах на левом берегу реки Мион, скромное изящество старых домов, уют тенистых переулков.       Проходя мимо поместья Эмии, Рин с удивлением отметила, насколько оно отличается от поместья-через-десять-лет. Нежилое, заросшее, поместье-призрак. Наверно, в таком очень хорошо было бы прятаться. Рин передёрнуло. А если сейчас там находится Эмия Кирицугу? Покажется ли она ему подозрительной? Если будет так таращиться на дом – наверняка.       Стараясь выглядеть как можно естественней, Рин неспешно двинулась прочь. Она всего лишь туристка, осматривающая Фуюки, которую очень заинтересовало старое заброшенное поместье. Ничего более.       Поднимаясь по ступенькам к храму Рюдо, Рин вспоминала битву в пещере под храмом. Битву, в которой они с Сакурой чуть не потеряли друг друга навсегда. Битву, во время которой был уничтожен Великий Грааль и прекращена традиция Войн Грааля. Интересно, как изменится судьба Илиясвиль фон Айнцберн, если они смогут изменить прошлое? Гомункул, созданный служить чашей Грааля и продолжить «существование» Юстиции фон Айнцберн, потеряет смысл, который вкладывала в него семья Айнцберн. Сумеет ли Эмия Кирицугу защитить Илию? Её мать? Что станет с семьёй Айнцберн, которая навеки утратит Третью Магию и никогда более не сможет её вернуть?       Мир Волшебников очень жесток и не поощряет проявления простых человеческих чувств. Рин считала ошибкой поступок отца. Отдать Сакуру в руки Мато Зокена – обречь её на вечные мучения. Да, если бы не Широ, если бы не Илия, если бы не все, кто помогал им в Пятой Войне, страдания Сакуры длились бы вечно. Но в то же время Рин прекрасно понимала, почему отец поступил таким образом. Он любил Рин. Он любил Сакуру. Он знал, что может грозить Сакуре, если она не получит защиты какого-то из семейств Волшебников. Он просто хотел, чтобы в мире Волшебства у обеих было будущее.       Чтобы у них обеих было будущее.       Пройдя по мощёной дорожке к алтарю храма, Рин задумчиво посмотрела на ящик для пожертвований. Она никогда особенно не верила в бога. Ни в какого. Хоть она и принадлежала к роду христиан, между ней и христианским богом стоял Кирэй, стоял намертво глухой каменной стеной, симпатий к религии вообще и к христианству в частности у Рин не прибавляя. Что касается множества синтоистских и буддийских божков, то даже если что-то такое и существовало, знания не позволяли Рин поверить, что контракт с ними можно заключить всего лишь парой монеток.       Но иногда человеку просто хочется чуда.       Рин достала три монетки по сто иен и бросила их в ящик для пожертвований. Два раза хлопнув в ладоши, она прошептала:       — Ками-сама, ками-сама, прошу, проследи, чтобы будущее, что мы сотворим, в самом деле оказалось наилучшим.       Смутившись собственных действий, Рин резко огляделась, но двор был пуст. Здесь (не) будет логово Кастер. Здесь (не) произойдёт несколько важных битв. Она сделает всё возможное, чтобы предотвратить Пятую Войну, чего бы ей это ни стоило. Бросив последний взгляд на алтарь, Рин быстро пошла прочь. Меньше всего на свете ей сейчас хотелось с кем-нибудь разговаривать.       Оголодав, Рин направилась в торговый квартал и, купив себе несколько таяки, дошла до детской площадки, где и собиралась перекусить. Однако её уже опередили.       — Рин-чан! — Маб сидела на перекладине качелей и приветственно махала правой рукой. В левой у неё был зажат надкусанный таяки, а рот был вымазан бобовой пастой.       — Что ты здесь делаешь? — прошипела Рин, подходя ближе.       — Ем, — не моргнув глазом, ответила та и, словно бы в подтверждение своих слов, откусила ещё.       — Ты разве ничем не была занята?       — Я уже со всем закончила. Это было недолго, — внезапно Маб широко улыбнулась. — Здесь где-то гуляют Айрисфиль фон Айнцберн с Сэйбер, выпасаемые целым табуном фамильяров. Не боишься напороться?       — Они даже не обратят на меня внимания. И если я их замечу, я заблаговременно куда-нибудь уйду.       — Если они вынырнут из-за поворота, времени у тебя не будет.       — Кем ты меня считаешь?       — Талантливой, но немного зазнающейся Волшебницей. Как показывает практика, это общий недостаток всех волшебников. Они все немного зазнаются. Знаю я одну волшебницу, так у неё самомнение изо всех щелей прёт, хотя, конечно, талантливая зараза…       — Так говоришь, словно ты не зазнаёшься.       — Этого я не говорила, — Маб проглотила остаток таяки и облизала пальцы. — Но если я чего-то не знаю, чего-то не понимаю, в чём-то не разбираюсь и чего-то не умею, то я без всякого стыда признаюсь в этом себе и окружающим и непременно попрошу о помощи. Волшебникам это редко удаётся.       — Потому что «спаситель» часто оказывается «губителем».       — Волшебники же любят игры разума, так? Сделать так, чтобы «спасителю» твой триумф стал выгоден.       — И это касается и нашего предприятия?       — Ну разумеется, — Маб спрыгнула на землю. — Выгодно вам, выгодно мне, все заинтересованы в успехе предприятия и активно для этого работают. Сказка! И остаётся ещё один момент. Людям надо верить. И в людей надо верить, — она заложила руки за спину. — Вера может произвести поразительный эффект.       — Только не в циничном мире Волшебников.       — Люди не так циничны, как хотели бы казаться, — неожиданно упрямо заявила Маб. — Я верю в это.       Отчего-то Рин тоже захотелось в это поверить.