Пока тигры сражались в долине

      Раздражение Тосаки Токиоми всё нарастало. Очевидно, он не мог смириться с тем, что в Фуюки происходило что-то масштабно-Магическое, а он не мог этого даже воспринять. Кирэй же, у которого с восприятием этого проблем не было, в сущности, не против был бы поменяться.       В принципе, призыв Грааля Кирэя не касался. Будучи Мастером без Слуги он не мог претендовать на обладание Граалем. Хотел ли он Грааля? Сложный вопрос. До недавнего времени он полагал, что сможет разобраться в себе, лишь прибегнув к помощи Святого Грааля, Машины Сотворения Чудес. Сейчас же Кирэй фактически разобрался с этим сам. Да, оставались ещё вопросы, да, многое было непонятно. Однако теперь Кирэй верил, что всё это было решаемо его собственными силами. Более того, он думал, что попытка использовать ради этого deus ex machina обесценила бы откровение. Только сам копаясь в себе он мог понять себя. Ни одно стороннее откровение не дало бы ему главного – понимания.       Однако если то, что почувствовал Кирэй, и в самом деле было Граалем, то лучше бы было если не что-то с ним сделать, то хотя бы проконтролировать процесс. Как представитель Церкви Кирэй даже в некотором роде был обязан это сделать.       Кроме того, существовал единственный и важный вопрос, на который мог ответить только Грааль. Командные Заклинания на руке Кирэя – почему он получил их дважды? Что Граалю было нужно от Кирэя?       Поэтому, оставив Токиоми усваивать новое положение дел, Кирэй покинул особняк Тосака и, сориентировавшись на местности, поспешил к горе Эндзо. Могло ли такое странное состояние Грааля быть вызвано действиями того, кто уничтожил мост? Или Маб? Кстати, умер ли Кастер до или после взрыва моста? Ответ на этот вопрос был бы интересен. И кто был настоящим Мастером Кастера и что с ним сталось? Или это всё же не Грааль, а что-то ещё?       Так или иначе, в отличие от прошлого раза давление над городом не исчезало. Это было терпимо, но изматывало. Кстати, а та девушка, где она? Она убегала в сторону Синто, так что можно было надеяться, что к ней происходящее не относится и она не пострадала. Было бы лучше, если бы она не пострадала?       …       Да, определённо было бы лучше.       — Знаешь, ты всё-таки очень по-дурацки бегаешь.       Кирэй ошалело обернулся на голос. Бежавшая рядом Маб в приветствии вскинула руку. Кирэй затормозил, споткнулся, развернулся и сел на мостовую. Маб остановилась, упёрла руки в бока и рассмеялась:       — Ну и реакция! Я что, такая страшная?       Да как тебе сказать…       — Надо полагать, твоё внезапное появление в таких обстоятельствах не случайно? — Кирэй устало вздохнул.       — Надо, — с готовностью кивнула Маб.       Не то что бы Кирэй надеялся, что Маб не покажется совсем. Наоборот, было бы странно и подозрительно, если бы она не вылезла вовсе. Однако он не рассчитывал, что столкнётся с ней так быстро.       — Если ты не заметила, я занят. Давай потом.       — Потом – что?       — Что бы ты от меня ни хотела, — Кирэй встал и отряхнулся.       — Не, не! — Маб подпрыгнула. — Потом нельзя! Сейчас! Потом будет поздно!       — Поздно? Почему поздно?       — Ну, если мы не разберёмся со всем сейчас, то «потом» может и не быть.       — И что ты от меня хочешь?       Маб хитро улыбнулась и вкрадчиво поинтересовалась:       — Нэ, нэ, Котоминэ-чан, как поживает твой личностный кризис?       — Спасибо, это не твоё дело.       — Как холодно, — она картинно обиделась. — Что думаешь о Рё-чан?       Да, наверно, она не могла не спросить об этом. И интонация «как бы между прочим» Кирэя не обманет.       — Так это всё-таки была ты?       — Что – я?       — Ты её мне подбросила. Где она, кстати?       — Где-то бегает, — Маб безразлично пожала плечами. — Так что о ней думаешь?       — Чего ты добивалась?       — Если спрашиваешь, то сам понимаешь, — Маб подалась вперёд. — Я добилась?       Кирэй испытал странное удовлетворение, отвечая:       — Нет, я совсем не понимаю.       На самом деле, в свете этого явного интереса со стороны Маб у Кирэя начали появляться определённые догадки, чего она хотела добиться, и ему они не нравились. Тем меньше причин их озвучить.       Лицо Маб вытянулось, а потом она обиженно насупилась:       — Вот так вот! Стараешься, стараешься, а тебя не ценят! Ничего, ваши потомки меня ещё поблагодарят!       Очень тяжело говорить с человеком, который несёт чушь в режиме нон-стоп, нисколько не беспокоясь, понимает ли его собеседник и успевает ли следить за гиперпространственными скачками мысли. Есть ли вообще в таком разговоре смысл?       Нет.       — У меня нет времени на тебя и твои капризы, — сообщил Кирэй, развернулся и побежал дальше по улице.       — А, прости, я не могу отпустить тебя просто так, — Маб внезапно возникла впереди на перекрёстке улиц. — Понимаешь тебя в том виде, в котором ты существовал и, возможно, существуешь до сих пор, туда пускать нельзя, — на лице её сияла беззаботнейшая улыбка.       — Нельзя? — Кирэй усмехнулся. — Кто наградил тебя правом принимать такие решения?       — Я взяла его сама, — улыбка Маб стала ещё шире. — Понимаешь, ты пуст, Котоминэ-чан.       Это была пощёчина. Кирэй мог это осознавать. Он знал и понимал это. Он пытался что-то с этим сделать. Но впервые кто-то посторонний сказал ему это в лицо. Да ещё и с таким видом, словно божественную истину ему явил.       — Таки дела, та штука с радостью исполнит твоё желание. Но не всякое, а то, которое соответствует его целям. А тогда может произойти много нехорошего. Поэтому, — Маб гордо выпятила грудь, — я пришла, чтобы исполнить твоё желание сама!       Кирэй в недоумении воззрился на Маб. Она это серьёзно?       — Я пас, — сказал он, проходя мимо неё.       — Эй! Эй! Эй! — Маб схватила Кирэя за полу сутаны. — Я не говорила, что ты можешь отказаться!       Он развернулся, аккуратно отцепил её руку и с каменным выражением лица пошёл дальше. Удар в прыжке обеими ногами в поясницу сбил его с ног и отшвырнул вперёд по дороге.       — Знаешь, меня реально напрягает, что ты даже поговорить со мной не хочешь, — обиженно заявила Маб.       Кирэй встал на четвереньки и устало посмотрел на Маб. Господи, может, Котоминэ Кирэй и нераскаявшийся грешник и вообще совершенно отвратительный тип, но с наказанием ты явно переборщил.       — Ты скажешь мне что-то новое? — вздохнул Кирэй.       — А что хочешь услышать?       Кирэй задумался. Взгляд его случайно упал на его же перебинтованные руки, и Кирэй решил спросить:       — Зачем ты усыпила Цепи Токиоми?       — Мне надо было спихнуть его с проторённой дорожки, и так это было сделать проще всего.       — А если бы он отказался – ты бы убила трёх ни в чём не виноватых человек? — Кирэй поднялся.       — Тебе это не нравится, потому что это должно не нравиться священнику?       — Я не говорил, что мне это не нравится.       Маб нахмурилась и буркнула:       — Разумеется, не собиралась я их убивать. Я и не говорила никогда, что убью их.       — Так это был просто блеф? — Кирэй был разочарован.       — Нет. Я бы подкорректировала им память, и у Карии-кун появилась бы семья.       — Карии? Мато Кария?       У этого ничтожества? Ничего умнее она не придумала?       — Ну, — Маб развела руками, — по крайней мере, он любил бы их. А Токи-сан это заставило бы задуматься. Он не плохой человек, и он любит свою семью.       Странное сочетание наглости, бестактности и сентиментальности. Маб определённо была одержима идеей «счастливого конца», иначе быть не могло. Все её действия укладывались в эту схему. Кроме взрыва на мосту, пожалуй.       — Как давно мёртв Кастер? — поинтересовался Кирэй.       — С ночи, когда я пробралась в церковь, — Маб сцепила руки за спиной и шаркнула ножкой.       — Но «Духовный контакт» находился у меня под носом.       — И под этим самым носом милорд и Рё-чан его взломали.       — «Милорд»? Это тот мужчина, с которым они сидели у заброшенного храма в ночь нападения на замок Айнцберн?       — А ты много знаешь, — изумилась Маб.       — Моим Слугой был Ассасин, — напомнил Кирэй. — Где сейчас этот «милорд»?       — Не могу сказать точно, но он в Мияме. Не спросишь, кто он?       — Может, сам догадаюсь.       — Догадаешься? — Маб расплылась в довольной улыбке. — Ааа, понятно.       — Что вы сделали с Мастером Кастера?       — Убили. Ему всё равно светила петля. Жаль, конечно, что пришлось пойти на столь радикальные меры, но не представляю, что бы мы с ним делали, к тому же он не заинтересовал меня настолько, чтобы я была готова ломиться через его нежелание вести диалог.       О, значит, маньяк в угрозе на мосту всплыл не случайно?       — Зачем вы устроили всю эту эпопею с посланием маньяка? И нападением на замок? — это определённо звенья одной цепи.       — Так было надо. Подробней ответить не могу.       Может ли быть «милорд» как-то связан с Кастером… или с лордом Эль-Мэллоем? Но Ассасин говорил, что мужчина был черноволосым, значит, это не он, а кто-то очень тесно с ним связанный. Кирэй не так хорошо разбирался в дебрях родословных обитателей Часовой Башни, чтобы сейчас прийти к какому-то выводу.       Или родословные и не важны? Та девушка была как-то связана с Райдером, она специально справилась о его судьбе, скорее всего, её отбросило с моста взрывом, значит, она была там. Мастер Райдера – ученик Кейнеса Эль-Мэллоя. Беглый, но тем не менее. Таким образом, «милорд»…       — Котоминэ-чан, знаешь, когда ты начинаешь усиленно размышлять, ты полностью теряешь контроль над выражением своей физиономии, так что случайно её увидевший может и инфаркт схватить, — механическим голосом сообщила Маб.       Кирэй схватился за лицо, нащупал растянувшиеся в ухмылке губы и мрачно посмотрел на Маб. В конце концов, не нравится – не смотри. Нашла проблему.       — Не расскажешь мне, почему… Котоки так тебя боялась и с готовностью сгрузила на тебя все грехи мироздания?       — Полагаю, потому что она думает, что я убила милорда, Вэй-чан и Алекссана, когда взорвала мост.       Значит, источником той мощи была всё-таки Маб? Собственно, после уточнения времени гибели Кастера этот вопрос был скорее риторическим. Конечно, оставалась вероятность, что это был кто-то ещё, однако было бы слишком, если бы Четвёртая Война привлекла много разных древних чудовищ. Одного было вполне достаточно.       — «Алекссан»… ты имеешь в виду Александра Великого? Но разве он не убит?       — Как Слуга – да.       — Но как… кто?       — Как человек – нет. Это то, что я хочу, чтоб ты понял. Когда кто-то умер – он больше ничего не сделает. Он не сможет никого повеселить, победить, оступиться, полюбить, возненавидеть. Когда кто-то умирает – становится скучно.       Разумеется. Тебе же всегда должно быть весело. Кирэй задумчиво посмотрел на Маб. Если подумать, он отказался убивать Токиоми примерно на том же основании. Интересней было бы посмотреть, как он будет трепыхаться, чем наблюдать плавающую в кровавой луже мёртвую тушку.       Всё-таки, общение с такими отпетыми отморозками, как Маб и Гильгамеш сказалось на Кирэе самым пагубным образом. Да, наверняка в нём были задатки подобного образа мысли, но…       Гильгамеш убил бы Токиоми, чтобы посмотреть, что будет после его смерти. Маб оставила его в живых, чтобы посмотреть, как он будет жить дальше. Такая очевидная и простая разница.       — Тогда почему ты не сохранила жизни остальным Слугам?       — Остальных это не интересовало. Они бы не оценили такого развития событий. Хотя пока они там, ещё не поздно всё исправить. Кроме того, я не могу слишком много своей силы передать той штуке, иначе её не получится победить.       — «Той штуке», Граалю, ты передала часть своей силы?       — Для открытия пути в Акашу, для полного завершения ритуала требуется убить семь Слуг. Все семь.       — И как ты убедила Грааль, что часть твоей силы – Героическая Душа?       — Котодама*.       Просто и эффективно. Иногда решения Маб бывают не лишены некоторого изящества.       — Но давай всё-таки вернёмся к основной теме нашей беседы, — с лукавой улыбкой предложила Маб. — Нашёл своё призвание или всё же уповаешь на Грааль? Кем хочешь стать: Чудовищем или Человеком? Только позволь заранее прояснить, — Маб подняла палец. — Человек и Чудовище – две абсолютные крайности, открывающие невероятные возможности. Но, вопреки расхожим заблуждениям, в основе того и другого лежит любовь.       — Опять твоя псевдофилософская пошлейшая заумь?       — Любовь – это не пошлость и не заумь.       — Поверь мне, меня всю мою жизнь этой любовью тыкали, сама понимаешь, что ничего не вышло.       — Ха! — Маб фыркнула. — Если ты про Церковь, ты натурально думаешь, что эти духовные кастраты что-то в любви понимают? То, что о любви кричат на каждом углу те, кто даже отдалённого представления о ней не имеет, не опошляет её сущности! Ты ищешь счастья, но кем бы ты ни стал, счастье – это когда в голове бешено стучит молоточком «я люблю, я люблю, я люблю», и никак иначе. Человека, город, море, реку, гору, небо над головой, дуновение ветра, пение птиц, грохот водопада…       — Крики агонии, горькие слёзы, стенания сломанных душ, запах крови, вид истощённого тела, шёпот извращённого разума, карканье воронов над пепелищем.       Не то что бы Кирэй любил всё то, что перечислил. Он видел и слышал это множество раз, и должен был признать, что до некоторой степени они возбуждали его, но сейчас он сказал так лишь для того, чтобы увидеть реакцию Маб.       — А, я тоже люблю пепелища, — она мечтательно улыбнулась. — Первый цветок, пробивающийся среди безжизненного серого пепла – это ода миру, это гимн самой жизни.       Это свойство её разума. Если показать ей абсолютно тёмную комнату, она увидит в ней предчувствие первого лучика света.       — А что касается остальных твоих предложений, то проблему я вижу так, — Маб посерьёзнела и в кои-то веки стала походить не на умалишённого, а на то, чем являлась. — Видишь ли, пустота не выносит полноты. Ты видишь вокруг себя мир, полный стольких удивительных чудес, стольких красок, столько красоты, что глухая пустота внутри тебя воет от одного соприкосновения с ним. Естественно, она не выносит своей прямой противоположности, естественно, она хочет всё это исказить, извратить и уничтожить, подвергнув жутчайшим страданиям и унижениям. Из этой ситуации существует два выхода: простой и сложный. Но я уверена, — Маб ласково улыбнулась, — что Котоминэ Кирэй такой мазохист, что просто не может избрать тот путь, на котором ему будет легче.       Было бы странно, если бы Кирэй не обиделся.       — С чего ты взяла, что я мазохист?       — Слушай, дорогой, в тебя мапо тофу насильно что ли пихают?       Сдалось им это мапо тофу?! Как будто Кирэй в них его насильно пихал! Никто не заставлял ни ту, ни другую! Вторая вообще в его тарелку полезла!       — Меня не интересует ваше мнение о моих вкусовых предпочтениях, — процедил сквозь зубы Кирэй.       Маб подняла брови:       — Раздвоения личности у меня пока не случилось, о возможности вежливого обращения с твоей стороны можно забыть, так что, полагаю, своё веское «фе» высказал кто-то ещё?       — Я бы не назвал его веским.       — Короче, Котоминэ-чан, — Маб развела руками, — ты мазохист, смирись с этим.       У Кирэя зачесались кулаки. Наглая морда Маб настоятельно просила кирпича, однако рукоприкладство стало бы свидетельством того, что других аргументов у Кирэя не осталось. Хотя, если так разбираться, а какое ему дело до её мнения? В сущности, никакого.       — Я так понимаю, это всё, что ты от меня хотела?       — Мне нужна твоя реакция.       — Хорошо, слушай мою реакцию, — Кирэй снисходительно улыбнулся. — Ты ломишься в открытые ворота.       Застывшая улыбка, широко распахнутые глаза и общее очевидное замешательство.       — Ммм… прости? — Маб склонила голову вбок, видимо, так и не сумев понять смысла сказанного.       — Я сказал то, что сказал. Теперь же очень прошу больше не занимать моего времени.       Кирэй развернулся и с чувством выполненного долга побежал дальше. Всё-таки есть что-то в том, чтобы вводить окружающих в ступор.       В сказках представителей сверхъестественного мира чаще всего побеждали хитростью, поскольку именно обхитрить этих наивных созданий проще всего. Маб, как претендент на принадлежность к этому миру древних фантазий, исключением не была. Поэтому, оставив её переваривать услышанное, Кирэй поспешил к горе.       Не сказать, что он обманул Маб. Её замечание о всепожирающей пустоте пришлось к месту. Оно легло на собственные измышления Кирэя и стало ещё одним кусочком в почти собранном паззле.       Нет, в собранном.       Котоминэ Кирэй был жалким и отвратительным существом. Слепой с рождения, не способный видеть свет в принципе, он просто шёл туда, куда его вели люди, даже не замечавшие его слепоты, надеясь от неё излечиться. Тогда он попытался пойти сам, но, не ощущая света, он не мог нащупать верной дороги. Слепцу проще идти во тьму, ведь там, где не видит никто, он не ощущает собственной ущербности. Там ему комфортней. Там, как ему казалось, он мог обрести счастье.       Когда он думал, что ему жаль, что Клаудия умерла сама, а не от его рук. Когда у него проскакивала мысль, что убить собственного отца – и может что-то выйти. Это была лишь клубящаяся тьма, обещавшая покой, но на деле лишь питавшаяся на остатках его ущербной души.       Сейчас осознание собственной ущербности стало для Кирэя путеводной звездой. Пока он помнил о нём, пока осознавал его, пока понимал, что покой – лишь обманка, он ещё мог выйти к свету, суметь излечить свою слепоту, открыть глаза и увидеть солнце. Нет, он не обязан этого делать. Хочет ли он этого?       Да, он хочет.       Заживающая рана чешется. Ему придётся пройти через неуверенность и боль, если он хочет стать целым. Если он хочет обрести счастье. А если он оступится…       … ему есть, кого попросить о помощи.       …       Нет, если подумать, ни в коем случае.       — Кото-минэ-чан!!! — сзади в Кирэя что-то врезалось, обхватило за талию и повалило на асфальт. — Объясни-объясни-объясни-объясни!!!       — Не хочу и не буду!!! — рявкнул Кирэй, крутанулся, схватил Маб за шкирку и попытался от себя отодрать.       Не тут-то было. Маленькая гадина вцепилась в Кирэя намертво и, очевидно, намерена была истерить до тех пор, пока её каприз не удовлетворят. Или с ней самой что-нибудь не сделают. Кирэй резко дёрнул Маб за шкирку, но ворот её рубашки выскользнул у него из пальцев, и в руке остался один шарф, который от сильного рывка затрещал так, словно готов был порваться напополам в любое мгновение. Истерика прекратилась мгновенно. Маб поперхнулась возмущениями, выдрала у Кирэя из рук свой шарф и резво отпрыгнула на безопасное расстояние.       Это-то Кирэю и было надо. Вскочив на ноги, он галопом побежал вверх по улице. От следующего броска Маб Кирэю удалось увернуться, и она пролетела мимо и впечаталась носом в асфальт. Кувыркнувшись через голову на ноги, Маб оттолкнулась и бросилась на Кирэя. Смачно врезать кулаком ей в физиономию оказалось неожиданно приятно. Маб отлетела, врезалась спиной в забор и сползла на тротуар, однако, кажется, только для того, чтобы, подобно пружине, метнуться к Кирэю вновь. Она избежала удара, нырнув Кирэю под руку, но от второго кулака увернуться не смогла. В следующий раз Кирэй решил бить ногами, но откинуть её смог лишь с третьего удара.       По-хорошему, одного такого удара достаточно, чтобы отправить человека в мир иной. Но не это существо. Постепенно Маб приноравливалась к ударам Кирэя, и с каждым разом всё тяжелее было отправить её в полёт. Наконец, она тоже начала махать кулаками. Первые два удара Кирэй отвёл от себя, третий заблокировал, почувствовав, как трещат кости предплечья, но четвёртый… скорость и мощь этого удара превышали уровень Кирэя. Он не мог от него увернуться, он не мог его заблокировать. Этот удар должен был разорвать ему желудок и повредить прочие органы.       Но за мгновение до неизбежного Маб замерла.       Кирэй опустил взгляд на Маб, а та в свою очередь подняла голову. Виновато улыбнувшись, она сказала:       — Слишком быстро.       Кирэй ударил её коленом в живот и отбросил в фонарный столб, от удара закачавшийся и, кажется, даже погнувшийся. Разумеется, её это не остановило.       Дальнейший поединок превратился в удручающую рутину. Пять-десять ударов Маб пропускала, от следующих пяти уворачивалась, а затем пыталась ударить в свою очередь, но, очевидно, боясь причинить Кирэю серьёзный вред, может быть, даже убить его, останавливалась. И всё начиналось по новой. Каждый раз, впрочем, её «перелёт» через уровень Кирэя становился всё меньше. Но ни времени так играться, ни желания ждать счастливого момента уравнивания сил у Кирэя не было. Надо было искать выход.       Выход всё ещё был на Маб. Схватив её за шарф, Кирэй вздёрнул малявку в воздух.       — Ой! — вскрикнула Маб, беспомощно болтая ногами. — Ты чего?       — Сейчас узнаешь, — пообещал Кирэй.       — Мне не нравится твой тон.       Какая жалость.       К счастью, шарф оказался достаточной длины. Несколько виртуозных движений, и Маб оказалась связанной по рукам и ногам собственным шарфом. Кирэй не имел ни малейшего представления, почему она так им дорожила, но теперь боязнь порвать его сыграет против неё. Вскинув свою беспомощную жертву на плечо, Кирэй задумчиво осмотрелся.       — Котоминэ-чан, а что ты делаешь? — с опаской поинтересовалась Маб.       — Ищу, куда бы тебя положить.       — А, может, не надо?       — Если я что-нибудь с тобой не сделаю, то никогда не доберусь до Грааля, — Кирэй двинулся вверх по улице, не забывая осматривать окрестности в поисках чего-нибудь подходящего.       — А зачем тебе Грааль?       — Ты же наверняка сама чувствуешь: с ним что-то не то. Может, его придётся уничтожить, а ритуал Войн вообще прекратить.       Маб ответила только после длинной паузы:       — Нет, я ничего не чувствую. Когда я запечатана, мне нечем чувствовать, а когда печати нет, меня так много, что «сенсоры» тупо не фурычат. Кстати, ты ничего не собираешься на нём загадывать?       — Посмотрим, что он предложит. Зачем-то же он меня выбрал, причём дважды.       — Он выбрал тебя в надежде на твою пустоту, чтобы ты стал проводником его ненависти. Я так думаю. Ангра-Майнью, Авенджер.       — Слуга с предыдущей Войны?       — Ненависть способна творить чудеса.       — Я думал, ты апологет любви.       — Ненависть – это просто ещё одна форма любви.       — Многие с тобой не согласятся.       — Их право.       На глаза всё не попадалось ничего подходящего. Идеалом были бы мусорные баки, запирающиеся на замок, но он и обычных всё никак не мог найти. Было бы плохой идеей так и дойти до горы с Маб на плече, так что срочно надо было решать, что с ней делать.       — Маб…       — Ммм?       — Что с ней станет, когда она… вернётся?       Маб усмехнулась:       — Котоминэ-чан, ты читал когда-нибудь «Ромео и Джульетту»?       — Нет. Но я знаю, что это такое. Причём здесь трагедия? — Кирэй насторожился. — Ты же не хочешь сейчас провести каких-нибудь странных параллелей?       — Насколько они странные, решать тебе, — Маб пожала плечами, насколько у неё вообще была такая возможность. — Меркуцио, друг Ромео, однажды рассказывает ему:

«И так она За ночью ночь катается в мозгу Любовников — и снится им любовь; Заедет ли к придворным на колени — И снятся им поклоны; к адвокату На пальцы — и во сне он видит деньги; На женские уста — и поцелуи Сейчас же сниться начинают дамам».

      Это длинный монолог, и заканчивается он словами «Всё это – Маб».       — Вот как? — Кирэй усмехнулся. — Что ж, может, оно и к лучшему.       — Ну, на самом деле, всё несколько трагичней.       — Что ты хочешь сказать?       — Человек видит сны каждую ночь. Но в сознании его свой след оставляют лишь единицы.       Может, оно и к лучшему?       Маб вдруг оживилась:       — А какие "странные параллели" ты ожидал?       — Не важно.       — Кото-минэ-чан!       — Не важно!       Кажется, сегодня кое-кто ещё уже отвечал похожим образом...       Внезапно в поле зрения Кирэя показалось то, что он искал так долго – мусорные баки. Кирэй быстро подошёл к ним, поднял крышку одного из них и бросил свою ношу внутрь. Маб ударилась головой о стенку бака, отчего загудел и он, и два его пузатых соседа, и в полном недоумении воззрилась на Кирэя:       — Ой! Котоминэ-чан, ты это серьёзно?!       — Я предельно серьёзен, — заверил её Кирэй, захлопывая крышку.       Из бака раздались вопли. Следовало чем-нибудь заткнуть Маб рот, но повторно лезть в бак Кирэю не хотелось. Оглядевшись, он не нашёл ничего подходящего, чем бы можно было придавить крышку, и просто оставил всё, как есть.       Он бежал по дороге к горе и размышлял над мыслью, внезапно пришедшей ему в голову во время разговора с Маб. Это была идея уничтожения Грааля и прекращение ритуала. Странно, но стоило Кирэю её озвучить, и он понял, что идея эта уже некоторое время жила в его сознании. Но в связи с чем она возникла?       В связи с Командным Заклинанием на её руке. Она участвовала в Войне. Но ритуал проходит лишь раз в шестьдесят лет. Но ей не больше двадцати. Значит, что-то в ритуале пошло не так. Сейчас Кирэй понимал, что почти вся Война прошла неестественным путём. Неожиданная троица вмешалась в неё и перекроила по своему разумению.       Действия Кирэя – к чему они приведут? Как ему следует поступить? Как он хочет поступить?       Маб сказала, что она «где-то бегает». Очень может быть, что она что-то попытается сделать с Граалем, с той угрозой, что он несёт. У неё для этого достаточно упрямства и безрассудства, но что она сможет сделать с такой угрозой в одиночку? Она непременно погибнет. А Котоминэ Кирэю не нравилось, когда труды его пропадают втуне.       К тому же угроза исходила не только от этой непонятной тьмы, но и от того, кто наверняка там окажется, Эмии Кирицугу. Кирэй споткнулся, встал посреди улицы, как вкопанный, и с трудом подавил желание схватиться за голову.       Как давно он вообще последний раз вспоминал об этом человеке?!