Запретный

      — Она сказала, что я был зачат в руинах... с человеком?       Вейдер, будто со стороны, услышал произнесённые им самим слова и понял, как странно они звучат для тех, кто не знал его истории. Мать говорила ему, что у него не было отца, и что она забеременела им внезапно. Он наполовину считал это бредом, наполовину веря в правдивость этого утверждения. Непорочное зачатие было причиной, по которой джедаи считали его Избранным. Они думали, что он был рождён по воле самой Силы, но вполне вероятно, что это было не так.       Вейдер никогда не делал никаких ДНК-тестов, чтобы найти что-то необычное в своём происхождении. Он был просто не в состоянии сделать это, потому что боялся, что сказанное матерью окажется неправдой. В некотором смысле Шми, несомненно, была невинна, но, несомненно, она знала, откуда берутся дети. На лицах Салары и Люка отражался живой интерес.       — Что именно она рассказала о моём зачатии?       Салара несколько раз моргнула и ответила:       — Она не сказала. Ничего большего, чем я рассказала вам.       Люк обернулся, глядя на Вейдера и спросил в их связи:       «Ты не знаешь, кем был твой отец?»       «Шми говорила, что отца не было. Понимаю, что это звучит безумно, но она так говорила».       Вейдер понял, что, возможно, наступило время, чтобы приоткрыть завесы тайны, окружающие его происхождение. Те люди, которые создали Архив, хранящий ответы на вопросы о роли его и Люка в восстановлении Баланса, построили и место, где он был зачат. Это не могло быть простым совпадением.       Размышления о неизвестных существах заполнили его разум. Почему они оставили Чёрное сердце? Возможно, они были уничтожены во время войны? Или вымерли из-за эпидемии? Или же они, как население одной из обнаруженных им планет, просто сели в звездолёты и улетели по причинам, слишком загадочным, чтобы кто-то извне мог понять их? Возможно, кто-то из тех, кто населял Чёрное Сердце, ещё жив? Зачем они построили на Татуине огромный город?       Татуин. Планета-пустыня. Всё, что там потреблялось, добывалось с огромным трудом, или импортировалось с других миров, включая пищу и воду. Вряд ли песчаная планета была местом, которое люди могли охотно выбрать для проживания. Даже под поверхностью планеты не было ничего, что могло бы как-то компенсировать её непригодность для проживания. Просто песок, бесконечные волны песка.       Когда-то он слышал легенду, что Татуин был покрыт густыми зелёными лесами и богато населён разнообразными формами жизни, включая диковинных зверей. Согласно этой легенде, крайт-драконы были одними из самых мелких хищников, населявших этот мир. Но эта легенда была лишь сказкой, не имевшей никаких доказательств.       Вейдер понял, что единственным способом узнать ответы на некоторые из этих вопросов было возвращение на Татуин. Он поморщился. Он не хотел бы туда возвращаться никогда в жизни. И вряд ли воспоминания Люка о планете были приятными. Мысль о том, чтобы заставить сына встретиться с местом, где он подвергался жестокости со стороны Оуэна Ларса, совершенно его не привлекала. Впрочем, Вейдер надеялся, что в поисках ответов им не придётся приближаться к ферме.       Он повернулся к сыну. Меж бровей мальчика пролегла глубокая складка — он был явно озабочен тем, как Вейдер отреагирует на известие о своём происхождении. Однако Вейдер обратил внимание, что бледность сошла с лица Люка — видимо, болезненная реакция на откровения Салары о разрушенном городе в песках утихла.       «Люк, почему ты так эмоционально отреагировал на слова Салары о развалинах? Ты что-то знаешь о них?»       Люк придвинулся ближе к Вейдеру, так и не ответив на вопрос. Его взгляд невидяще уставился в пол. Уязвимость Люка стала слишком заметна Вейдеру, и он не смог сопротивляться желанию успокоить сына. Он незаметно обнял его за талию и нежно сжал.       Вейдер не хотел добиться ответов на свои вопросы прямо сейчас и любой ценой, понимая, что Люк всё расскажет ему в своё время. Теперь он знал, что не так уж и сложно получить ответы от мальчика, в отличие от того момента, когда он без согласия Люка проник в его разум сразу после встречи на Чёрном Сердце. Он слегка нахмурился, вспоминая. Нет, он по-прежнему верил, что как родитель Люка он должен был знать мысли сына, но он не имел права действовать так... тиранически, чтобы добраться до этого знания. Да, Люк именно так и называл его методы. Трудно поверить, что это было совсем недавно. Казалось, что прошли годы.       Терпение Вейдера было вознаграждено, когда их ментальная связь с Люком ожила.       «Когда я был маленьким... На Татуине во время песчаных бурь я думал, что если я пройду сквозь них, я окажусь в сказочном городе на другой стороне».       «Город... Как руины?»       «Да. Я видел блестящие башни и арки, настолько хрупкие, что казалось, будто сильный ветер может смять их. Я оставался в пустыне до последнего момента, до того, как тётя или дядя утаскивали меня в убежище».       Вейдер сузил глаза, представив, как его маленький мальчик остаётся беззащитным перед татуинской песчаной бурей. Некоторые из них были столь сильны, что могли сорвать плоть с тела человека.       «Опасное времяпрепровождение, юноша».       «Я знаю, но я не мог уйти. Было время, когда я начал специально уходить к буре. Это напугало тётю Беру и дядю Оуэна. И меня тоже».       Люк зябко потёр ладони, невидяще глядя в иллюминатор, будто видел там не размазанный фон гиперпространства, а пески Татуина.       «Тётя Беру беспокоилась и хотела даже обратиться к врачу. Но дядя Оуэн считал, что это просто ещё одна моя странность».        «Он был дураком! — прорычал Вейдер. — Он позволил тебе рисковать жизнью из-за... где, сарлакк его сожри, был при этом Оби-Ван? Разве он не понимал, как эти люди невежественны? Твоя жизнь была в опасности!»       Люк пожал плечами.       «Возможно, он не знал или... может быть, его это не волновало».        Если бы Вейдер мог, он взял бы свои слова об Оби-Ване обратно, как только услышал мягкий ответ Люка. Как он мог забыть холодные и циничные заявления мастера-джедая, о том что Люк был лишь инструментом, жертвой для того, чтобы уничтожить Вейдера? Люк являлся не более чем оружием, которое отбрасывали в сторону после использования. Вейдер стиснул зубы. Как мог Оби-Ван не видеть, что Люк — драгоценность и святыня?       Но если Оби-Ван планировал с самого начала использовать Люка, чтобы убить Вейдера, то почему же он не защищал мальчика? Если не из элементарной порядочности и человечности, то хоть преследуя свои цели, чтобы сохранить жизнь будущему убийце? Но опять же, если Оби-Ван знал о Лее, то, возможно, он полагал, что её будет проще сделать исполнителем. Возможно, мужчины-Скайуокеры были слишком опасными и непредсказуемыми, чтобы Оби-Ван мог рассчитывать на Люка полностью. Если мальчик выживет и сразит Вейдера — отлично, если же нет... Вейдер скрипнул зубами.       Даже при всей ненависти к Оби-Вану Вейдер не мог поверить, что тот способен оставить ребёнка в опасности. Но все факты указывали на то, что либо Кеноби совершенно не был осведомлён об обстоятельствах, складывающихся у Люка, либо... равнодушен. Учитывая то, что он никогда не догадывался, что Вейдер был женат и собирался стать отцом, вариант с неосведомлённостью был, безусловно, возможен.       Вейдер обхватил лицо сына, огладил большими пальцами скулы. В голубых глазах мальчика отражался свет звёзд, глаза сияли неестественно, гораздо сильнее, чем обычно. Он нащупал их связь и сердце кольнуло болью.       Сын находился во власти глубокого страха и тревоги о том, что Оби-Ван почувствовал в нём нечто нежелательное и потому не пришёл к нему на помощь, когда он был ранен и подвергался насилию в детстве. Слова Оуэна Ларса о неестественности Люка были чем-то большим, нежели просто ругань, они отражали правду о нём.       «Ты всё ещё полагаешь, что в тебе есть что-то неправильное? — мысленно спросил Вейдер. Он почувствовал растущий внутри гнев. — И что эта „неправильность“ оправдывает жестокость и насилие по отношению к тебе? Ты считаешь, что они имели право таким образом „лечить“ тебя?»       Люк вздрогнул.       Ментальный голос Люка прозвучал совсем неслышно:       «Они знали меня шестнадцать лет. Ты знаешь меня гораздо меньше. Возможно, Оби-Ван и дядя Оуэн видели то, что ты тоже увидишь, но позже. Что я... неправильный».       Вейдер покачал головой. Боль, сквозящая в словах Люка, была невыносима. Он сжал плечи мальчика.       «Это неверно, мой ребёнок. Неправда. Ты — ценность, священная ценность. Я говорю это не только потому, что я твой отец. Я знаю многое о людях. Ты... очень далёк от неправильности».       Люк положил голову на плечо отца.        Ментальный голос Люка прозвучал чуть громче шёпота:       «Ты видишь меня совсем не так, как я сам вижу себя. Ты видишь во мне значимость... а я почти не вижу».       «Однажды ты увидишь и поймёшь. Клянусь, — Вейдер глубоко вдохнул. — Я знаю, ты предполагаешь, что что-то внутри тебя самого позволило Оби-Вану считать, что предательство в отношении тебя допустимо. Но это не так».       Вейдер снова почувствовал прилив ярости, стоило ему подумать о своём старом наставнике. Оби-Ван взял себе в привычку предавать Скайуокеров. Хотя, его собственные проблемы, связанные с мастером-джедаем не имели значения: Вейдер понимал, что у Оби-Вана были основания отказаться от него, оставить гореть и умирать на Мустафаре. Он убил юнлингов и уничтожил большую часть Ордена. Однако бывший учитель не имел никакого основания так относиться к Люку. По крайней мере, ничего личного или направленного именно на Люка.       «Люк, ты не первый юноша, которого джедаи просто использовали для осуществления своих планов. Был ещё один источник яркого света в Ордене, которого использовали таким же образом. Его звали Ксанатос. Он был одним из падаванов Квай-Гона Джинна».       Выслушав всю историю, Люк изумлённо вытаращил глаза.       «Зачем они так поступили с ним? Разве они не понимали, что это несправедливо? Это не было настоящим испытанием» — Люк покачал головой.       Вейдер убрал волосы со лба Люка.       «Вот именно. Ты же видишь, что одна и та же схема снова и снова повторяется джедаями. Даже я испытывал что-то похожее, когда Совет заставлял меня выбирать между Палпатином, который был для меня как отец в то время, и долгом перед Орденом. Это не твой выбор, Люк. Это их способ».       Люк кивнул и Вейдер почувствовал, что какая-то часть напряжения оставила его. Потом лицо мальчика снова исказилось внутренней болью, но уже не за себя.       «Бедный Квай-Гон. Неудивительно, что его терзает то, что он не смог защитить тебя от такой судьбы».       Вейдер с изумлением вскинул брови:       «Ты чувствуешь, что его терзает это?»       «А ты нет?»       «Нет, пока он не рассказал мне о Ксанатосе...»       Люк широко улыбнулся и нежно погладил отца по щеке.       «Тогда я не единственный, кто не видит собственную ценность. По крайней мере, не так, как видят её окружающие».       Вейдер печально улыбнулся. Он чувствовал, что Квай-Гон и Люк интуитивно связаны, и сыну ясны мотивы, по которым мастер-джедай вернулся. Он хотел бы видеть мысли сына о Квай-Гоне. Они многое могли прояснить.       «Что Квай-Гону от меня нужно, Люк?»       Люк задумчиво склонил голову.       «Защитить тебя. Направлять тебя. Быть рядом с тобой, так, как он не мог быть из-за своей смерти».       Вейдер кивнул. Он был уверен, что это правда, хоть и не понимал, почему этот человек слишком заботился о нём. В конце концов, какое значение имела краткая встреча с девятилетним мальчиком для такого человека, как Квай-Гон? Возможно, его вела память о погибшем Ксанатосе, и потому он так хотел помочь Вейдеру? Или он был огорчён, что падаван соблазнился обещаниями ситха, в то время как старшие джедаи оставались в неведении? Все эти причины казались Вейдеру недостаточными для той глубины чувств, которую испытывал к нему. Похоже, Квай-Гон что-то скрывал. Но что?       Понимая, что без разговора с Квай-Гоном он вряд ли что-то поймёт, Вейдер перевёл разговор обратно, к первоначальной теме.       «Люк, твой реакция на Архив была такой же, как и на развалины».       Люк задумался.       «Ты прав. Я не понимаю, — губы Люка сжались, и напряжение снова наполнило его тело. — Я чувствую, будто там ответ, но он вне пределов досягаемости... И я будто не хочу знать его».       «Узнаешь тогда, когда будешь готов. Не заставляй себя».       Люк с досадой хлопнул ладонями по бёдрам. Разочарование, казалось, было написано в каждой чёрточке его лица.       «Но, отец, я чувствую, словно...произойдёт что-то страшное и это связано с архивом, руинами, Чёрным Сердцем и... нами. Я прячусь от этого, как ребёнок. Мы должны знать, что произошло или что произойдёт. Я должен узнать это!»       Вейдер ласково провёл ладонью по волосам сына. Люк опустил голову.       «Ты узнаешь. Доверься Силе, и она направит тебя к ответам в нужное время. Поверь, я пытался предвидеть, но мне не удалось. Просто отпусти это сейчас».       Люк кивнул и снова придвинулся ближе к Вейдеру. Он обнял своего ребёнка крепче, надеясь, что это выглядит как проявление отцовской любви для присутствующей Салары. Но Люк так нуждался в нём, что ему было почти безразлично, кто и что подумает. Он всегда сможет скорректировать её восприятие и воспоминания, если это будет необходимо.       Вейдер заметил за Люком две особенности. Во-первых, сыну требовалось время, чтобы собрать свои мысли воедино, прежде чем начать говорить, а во-вторых, Люк нуждался в прикосновениях всегда, когда был расстроен или испуган. Вейдер знал о прошлом Люка, потому предположил, что мальчик слишком мало получал физического выражения любви раньше. Он сомневался, что Люк когда-либо получал достаточную ласку, в которой нуждается каждый ребёнок. Для большинства детей это как само собой разумеющееся — взрослые тискают их, щекочут, сажают себе на плечи, целуют перед сном, накрывая одеялом. В некотором смысле Вейдер был благодарен опекунам Люка за то, что они избегали прикасаться к его сыну. Мысль о чужих руках, трогающих его ребёнка, особенно грязных лапах Оуэна, заставила его желудок сжаться.       Оуэн бы притворялся, что любые его прикосновения к Люку были «отеческими», но внутри по-прежнему вожделел бы мальчика, как тогда, когда избивал его до полусмерти. Вейдер постарался не услышать внутренний голос, который с сомнением сказал ему, что в некотором смысле он вряд ли был лучше Ларса. В конце концов, хоть Люк и был взрослым, и самостоятельно сделал свой выбор, чтобы быть с ним, Вейдер понимал, что он по-прежнему пользуется любовью мальчика и его тягой к отцу. Он стал любовником Люка именно потому, что являлся ему отцом. «Люк так же уязвим для меня сейчас, в двадцать лет, как тогда был уязвим для Оуэна. Возможно, даже больше».       Хоть Вейдер и желал отбросить эту мысль, но она всё равно заняла своё место. Она прошептала о том, что единственной причиной, по которой Люк не был любим, что испытывал недостаток ласки, не говоря уж о издевательствах Ларса, было то, что Вейдера не было там. Он позволил своим эмоциям управлять собой, позволил своему темпераменту взять верх, напал на Падме, а через неё и на сына. Оби-Ван сохранил от него в тайне существование сына, но джедай обрёл такую возможность лишь потому, что Вейдер потерял над собой контроль.       Что он мог изменить теперь в прошлом Люка? Он подвергался издевательствам Оуэна, он вырос без любви и ласки... Возможно ли вообще как-то компенсировать это? И как он мог знать, не навредит ли он Люку сам своим взрывным характером?       Вейдер передёрнул плечами. Впервые за долгое время он действительно испытывал беспокойство последствиями своего переменчивого характера. Палпатин всегда считал, что его вспыльчивость, его склонность к проявлениям гнева и его ненависть является прекрасным инструментом. Палпатин снова и снова говорил, что яркие эмоции Вейдера сделали его мощным тёмным джедаем. И всё, что говорил его наставник-ситх, Вейдер впитывал, подобно губке. Палпатин был его единственным образцом для подражания в молодости. Хотелось бы, чтобы этого не было.       «Отец, ты думаешь о чём-то нехорошем...»       «Ах, да. Об ужасном, о Палпатине. Откуда ты знаешь?»       «Читаю на твоём лице», — Люк проследил взглядом глубокие морщины на лбу отца       Вейдер фыркнул и рассмеялся.       «О, нет».       «Да, клянусь», — улыбнулся Люк.       «Ну, может быть. Вероятно, маска приучила меня не слишком следить за своей мимикой».       «Это довольно мило».       «Мило? Хм, мне всё-таки придётся следить за собой. Тёмный Лорд Ситхов выглядит мило и не контролирует это».       Люк тихо рассмеялся и положил голову на грудь Вейдера, в области сердца.       «Что ты думал о Палпатине?»       Вейдер вздохнул.       «Я думал о том, что он привил мне много вредных привычек».       Он почувствовал замешательство и непонимание Люка и поспешил продолжить:       «Мой характер. Управление моими эмоциями в целом. Он не был сторонником этого. И я не считал нужным практиковать это самостоятельно. Я беспокоюсь что я... — Вейдер заглянул в голубые глаза сына, — боюсь, что я могу потерять контроль и навредить тебе. Тем более с новыми возможностями... Я предпочёл бы умереть, нежели пережить это».       Люк прижался к Вейдеру. Он выглядел уверенным, когда ответил:       «Ты не причинишь мне боль. Ты смог остановиться тогда, на Чёрном Сердце».       «Едва ли. Я не просто создал пламя, Люк. Я нанёс такой урон этой планете, что его видно из космоса. Я потерял контроль над тёмной стороной полностью».       «Но ты удержал её, отец. Всё могло быть гораздо хуже, если бы ты не остановился».       «Недостаточно, Люк, недостаточно. Я хотел бы...»       Вейдер замолчал, и Люк протянул руку, призывая его продолжать.       «Чего?»       «К сожалению, Оби-Ван не стал для меня тем, кем я мог восхищаться, таким, как Палпатин тогда. Возможно, если бы у меня был нужный мне наставник, я бы научился контролировать себя».       Люк посмотрел на него с нежностью.       «Не знаю, был ли раньше Оби-Ван другим, но насколько я его успел узнать... Я не могу себе представить его как твоего наставника».       «Ты прав, у нас слишком разные личности и взгляд на Силу. Прежде, чем я выбрал Палпатина, или, если говорить точнее, принял его выбор меня в ученики, я пытался найти другого наставника. Но не нашёл. Я был аутсайдером».       Вейдер вспомнил времена его подготовки в Храме. Все мастера-джедаи, которых он знал, такие, как Винду, Йода или Ади Галлия, были такими же, как Оби-Ван, и с Вейдером были как масло с водой — отталкивали, не принимая. Или ещё хуже — магистр Винду по отношению к нему вёл себя открыто подозрительно и враждебно. Они, казалось, так сильно отличались от него, что он даже представить себе не мог, как сможет пойти по их стопам даже тогда, когда они были готовы принять его под своё крыло. Он отчаялся когда-нибудь стать действительно частью Ордена.       Когда Вейдер окончательно понял, что Орден его отторгает, он разыскал человека, который, казалось, заботился о нём. Который предложил свою защиту хрупкому подростку. Это был Палпатин. Палпатин стал для него кем-то вроде отца, а не вечно придирающимся старшим братом, как Оби-Ван, и не псевдо-бесстрастным судьёй, как Совет.       Он опустил взгляд вниз, глядя на светловолосую голову сына на своём плече, и понял, что у них ещё есть одна общая черта: стремление обрести отца. Возможно, именно поэтому он не слишком глубоко вникал в слова матери о его рождении, опасаясь того, что может узнать лишнее. Боясь обнаружить, что был зачат обычным путём реальным человеком, который выбрал отказаться от него и его матери после ночи удовольствия. Оставил их в лапах работорговцев и никогда не оборачивался назад.       Возможно, этот человек был рыцарем-джедаем, или странствующим лордом ситхов, или даже из тех, кто населял Чёрное Сердце. Количество мидихлориан в крови Вейдера позволяло предполагать, что его отец действительно был мощным форсъюзером. Лучше было верить в миф о непорочном зачатии, чем столкнуться лицом к лицу со знанием, что он был нежеланным ребёнком.       Потому, когда сильный, влиятельный и убедительный Палпатин проявлял к нему интерес, позволил ему чувствовать себя особенным, он перестал бояться, что недостоин отцовской любви. Вейдер вздрогнул, осознав, насколько тогда был глуп. Он не видел и не понимал истинных мотивов Палпатина потому, что оказался во власти очарования перспективой обрести отца.       Люк нерешительно тронул соединяющую их связь:       «Как ты думаешь, для тебя... для всех всё сложилось бы иначе, если бы Квай-Гон был твоим наставником? Или в конце концов ты всё равно выбрал бы Палпатина?»       Это был простой вопрос, вопрос о прошлом, но в Силе он звучал так, будто ответ на него может повлиять на будущее.       «Я не знаю. Я никогда не думал об этом».       Вейдер обдумывал вопрос сына. Он тосковал по Квай-Гону тогда, когда Оби-Ван был его учителем, но никогда при Палпатине. И всё же Вейдер вдруг понял, что тем, кем он когда-то давно воспринимал Палпатина, на самом деле был Квай-Гон.       Оба мужчины несли в себе ореол власти и силы. Оба были невероятно волевые и не боялись проповедовать иные, а иногда и антагонистические представления обо окружающей действительности. Оба были умны и чувствительны. И оба предлагали направлять и защищать его. Предложение Палпатина оказалось ложью, но как насчёт Квай-Гона? До сих пор мастер-джедай выполнял всё, что пообещал, и в нём не было ни малейшего намёка на возможность предать.       Он рассеянно погладил волосы Люка, размышляя о Квай-Гоне.       Мастер-джедай был ясным, спокойным, стабилизирующим и никогда не осуждал. Например его реакция на правду об отношениях Люка и Вейдера оказалась спокойной, подчинённой логике и практичности. Вейдер признавал, что эти качества в Квай-Гоне балансировали его яркую индивидуальность, при этом не препятствуя ему быть открытым в своих поступках, потому что он знал — мастер-джедай не будет отвергать его.       С Оби-Ваном Вейдер был вынужден постоянно скрывать свои истинные мысли, чтобы не слышать потрясённых вздохов и не видеть, как кожа учителя бледнеет, когда тот понимал, что его падаван имеет такие неестественные для джедая мысли и идеи. Впрочем, реакция Палпатина тоже совершенно не устраивала Вейдера. Того казалось совершенно не заботило, что чувствует его ученик до тех пор, пока это не отвлекало его от исполнения приказов.       В Квай-Гоне было нечто большее, чем спокойствие и принятие, делающие его непохожим на других наставников Вейдера и привлекающие Тёмного Лорда, словно пламя мотылька. Квай-Гон желал быть с Вейдером по зову души, а не по обязанности как Оби-Ван, и не для достижения своих целей, как Палпатин. Верность и защита... Эти перспективы опьяняли.       Вейдер предположил, что был бы очарован этими чертами Квай-Гона как впечатлительный падаван. Он почти увидел, как следовал бы за мастером-джедаем со щенячьим энтузиазмом. Он поморщился от этой картинки, однако она была верной. Он полностью бы посвятил себя этому человеку. Палпатин по сравнению с Квай-Гоном казался бы пустой оболочкой.       Как ни странно, мальчишеские фантазии Вейдера о характере Квай-Гона отражали реальность. Возможно, именно поэтому он до сих пор не мог определиться с отношением к старшему джедаю. Вейдер понял, что этот человек был именно тем, кого он мечтал видеть в качестве своего наставника всю жизнь, и что он легко может увидеть все эти перспективы, доверившись Квай-Гону и опираясь на него. Но что, если он ошибался в отношении джедая? Что если Квай-Гон, как и Палпатин, изображает из себя совсем не то, что есть на самом деле, и в итоге предаст его?       «Во мне говорит мой страх. Если бы это было правдой, разве мог бы я иметь с Квай-Гоном такую сильную связь? Она возникла всего два дня назад и превратилась из зыбкой учебной связи почти в такую же мощную, как с Люком». Сила определённо хотела близости между ними. Всё, что Вейдер знал о связи двух форсъюзеров, говорило, что такая прочная связь была возможна с ближайшими родственниками. Учебная связь мастера и падавана не была бы столь глубокой. Однако, Вейдер понимал, что Квай-Гон не связан с ним. И они были слишком далеки друг от друга по возрасту, чтобы быть братьями. А если бы Шми действительно забеременела от мастера-джедая Квай-Гона, он бы никогда не оставил её и собственного ребёнка.       Люк отстранился от груди Вейдера, чтобы заглянуть в глаза, почувствовав его эмоции.       «Отец, я не хотел огорчить тебя этим вопросом».       Вейдер покачал головой, в который раз понимая, насколько он был слеп. Он устало улыбнулся сыну.       «Всё в порядке, Люк. Я на самом деле рад, что ты спросил меня об этом. Подумав над твоим вопросом, я могу сказать... Я думаю, что если бы Квай-Гон был моим мастером, я никогда бы не поддался на уловки Палпатина и не присоединился бы к нему».       Люк наморщил лоб, и Вейдер смог почти увидеть, как в его глазах мерцают раздумья.       «Я сомневаюсь, что Квай-Гон позволил бы Палпатину даже приблизиться к тебе. Он слишком...проницательный, чтобы допустить кого-то типа Палпатина близко. И мне кажется, что Квай-Гон подходит тебе. Он как бы заполнит ту пустоту, которую должен был заполнить Палпатин, но не сделал этого».       «Да. Да, я верю, что так и будет».       Вейдер понял, что сын повторил его собственные выводы о Квай-Гоне, и спросил себя, что это означает. Повлияет ли как-то ответ, к которому он в итоге пришёл, на будущее? Сила текла... приятно, словно быстрая и чистая река. Тех противоречий, которые он чувствовал в себе по отношению к Квай-Гону, больше не было.       Он перевёл взгляд на Салару, которая всё ещё сидела спокойно на одном из стульев, наблюдая за ними с широко распахнутыми глазами. Он совершенно забыл о её присутствии.       — Вы говорили друг с другом без слов, не так ли? — спросила она с благоговением в голосе.       — Да. У нас связь, которая позволяет общаться таким образом.       — Это должно быть чудесно, — сказала Салара. — Йоран тоже может сделать что-то подобное, раз он чувствителен к Силе?       — В определённой степени, да. Но в основном это из-за нашего кровного родства. Наша связь столь сильна, что мы можем ясно слышать друг друга.       Салара погрустнела, и её глаза заблестели.       — Я хотела бы быть чувствительной к Силе, чтобы иметь такую близость с Йораном, как у вас с сыном.       Вейдер невольно поморщился. Она и понятия не имела, насколько они были близки с Люком. Он сомневался, что их фактические отношения показались бы Саларе приемлемыми. Ещё одна причина, чтобы не показывать миру всю полноту их союза. Вейдер был уверен, что если добропорядочные люди, такие как Салара, отнесутся к нему с тревогой и отвращением, Люку будет больно.       Выражение лица Салары стало ещё печальней, когда она тихо произнесла:       — Я чувствую, что если Йоран окажется чувствительным к Силе, ему предстоит путь, на котором я не смогу следовать с ним.       — Вы мать. Он всегда будет нуждаться в вас и вашей поддержке. Даже если вы не будете иметь точные ответы, которые ему нужны, вы сможете дать ему инструменты, чтобы найти их, — ответил Вейдер, чувствуя тяжесть в груди, и подумал: «До тех пор пока он не поймёт власть, данную ему, он будет выбирать в соответствии с привитой ему моралью».       — Дар Йорана окреп с тех пор, как мы здесь и он кажется слишком большим, слишком тяжёлым для такого маленького мальчика, — она сцепила руки на коленях, переводя взгляд от Люка в Вейдеру и обратно.       Люк мягко улыбнулся, Вейдер продолжал сохранять нейтральное выражение лица. Если Йоран чувствителен к Силе и имеет дар эмпатии, как подозревал Вейдер, жизнь малыша только усложнится. Салара опустила глаза, глядя в пол.       — Я слышала, что те, кто обучались у джедаев, покидали семьи. Их забирали от родителей, и связь с семьёй прерывалась, — тихо сказала она.       — Нет! — жарко возразил Люк.       — Люк? — с сомнением позвал Вейдер.       Люк отвечал Саларе, при этом не сводя глаз с Вейдера.       — Возможно, раньше это было именно так, но... теперь так не должно быть. Мы не будем разрушать семьи. Дети будут приходить и обучаться, но родители будут рядом. И если они не смогут сопровождать своих детей в процессе обучения, то это будет как... Будто ребёнок уходит в школу. Нельзя прерывать связь родителей с детьми.       Салара подняла голову и её лицо осветила счастливая улыбка.       — О, я так рада! Я хотела бы, чтобы Йоран был обучен использованию своего дара во благо, но ни один родитель не хочет оставлять своё дитя. Он — моё счастье.       — Вам не придётся его оставлять. Если вы хотите, вы пройдёте с ним каждый шаг этого пути, — сказал Люк с такой уверенностью, что Вейдер понял, что его сын снова предсказывает будущее.       «Как насчёт привязанностей, Люк?» — спросил Вейдер в ментальной связи.       «Привязанности могут быть очень полезны. Это может приземлять. Напоминать о том, почему человек хочет уметь пользоваться Силой в первую очередь, — ответил Люк. — Ты же не можешь допустить разлучения родителей и детей после того, что случилось с тобой и Шми?»       Вейдер посмотрел на решительное лицо мальчика. Люк бессознательно повторил его собственные мысли о Шми. Если бы она была там, видела бы его успехи вместо бесстрастных глаз джедаев или заполненных жадностью глаз Палпатина... Вёл ли бы он себя иначе? Искал ли бы он её одобрения, и повлияло ли бы это на его подготовку? Или всё было бы гораздо хуже — он просто сразил бы её своим клинком, когда тёмная сторона поглотила его? Он дёрнулся от этой мысли.       «Я знаю, что мы сможем это сделать, отец», — в голубых глазах Люка сверкала дюрастиловая уверенность.       «С такой яростной решимостью — несомненно».       Люк криво усмехнулся.       «Кроме того, с таким количеством одарённых, которое было в моём видении, нам потребуется любая помощь, чтобы заботиться о них».       Вейдер насмешливо фыркнул, но потом понял, что Люк прав. Как они собирались справиться с таким количеством людей, которые будут стремиться к ним? Их было всего трое! Три человека просто не смогут обучать тысячи. Не говоря о том, что Вейдер был не уверен в целесообразности обучения тысяч форсъюзеров снова.       Он подумал: «Но теперь я... нет, мы будем выбирать. Не совет джедаев, не Палпатин. Армия форсъюзеров под нашим командованием... Кто сможет нам противостоять?»       Вейдер улыбнулся своим мыслям. Обучение форсъюзеров, несомненно, имело немалую привлекательность.