Запретный

      Люк замер, не в силах разорвать связь с отцом, но столь же не в силах дотянуться до него. Он облизнул пересохшие губы и сжал ладони на обнажённых бёдрах так сильно, что на коже остались следы. «Что я наделал! Как я смогу теперь спокойно встретиться с ним и помочь ему вернуться к Свету? Выслушает ли он меня?»       Люк яростно потряс головой. Необходимо было изменить сложившуюся неловкую ситуацию и попытаться помочь отцу в любом случае. Он заставил себя несколько раз глубоко вдохнуть, пытаясь возвратить себе хотя бы часть спокойствия, обретённого во время медитации. Он не был трусом и знал, что должен был поговорить с Вейдером с помощью их ментальной связи. Сделать попытку объяснить или хотя бы узнать, что тот видел и слышал. Люк потянулся к нему в Силе.       — Отец?       — Сын.       Глубокий низкий голос Дарта Вейдера отозвался в его душе. Всякий раз, когда они общались, слова, казалось, имели физический вес и текстуру. Люк мысленно повторил «сын» и ощутил эмоции, которые Тёмный Лорд вложил в произнесённое слово: тепло, владение, необходимость и... ещё нечто неуловимое, что Люк в своём нынешнем состоянии не мог осознать до конца.       — Как долго ты был со мной сегодня вечером?       — Достаточно долго.       Люк закрыл глаза и, мысленно концентрируясь внутри себя, начал считать вдохи и выдохи. Это плохо — как он и опасался. Он понял, что Вейдер всё знает, и когти страха царапнули живот. Люк собрал всё своё мужество и снова обратился к отцу:       — Отец, я могу всё объяснить.       Люк остановился, понимая, как нелепо выглядит то, что он сейчас пытается сказать. «Никакое объяснение не изменит того факта, что я страстно желаю его! Что я могу ему сказать, чтобы это изменить? Ничего. Я должен просто попытаться поговорить с ним о свете, который я чувствую в нём, но... Какой вес теперь будут иметь мои слова, когда мои неправильные желания стали очевидны для него?»       — Твой сон, сын. Скажи, как давно он у тебя?       — Это лишь физиология...       — Бывают другие, похожие на этот?       — Нет! Я имею в виду... Да и нет. Невинные мечты — просто быть с тобой. У меня были мечты о тебе, или, по крайней мере, об этом человеке, когда я был подростком.       — В частности, эта мечта? Как давно она была у тебя?       Люк схватил с койки одеяло и завернулся в него. Капли пота, покрывавшие его тело, высохли, и он чувствовал холод, как изнутри, так и снаружи.       — Когда мне было пятнадцать. Потом эти сны надолго исчезли. После нашей встречи на Беспине они вернулись.       Люк съёжился, втягивая голову в плечи, словно опасаясь удара. «Сила, зачем я это говорю? Это звучит так, будто я нашёл его привлекательным и...»       — После всей той лжи, которую ты слышал о моей смерти, встреча со мной шокировала тебя. Это вполне понятно. Почему эта мечта покинула тебя раньше?       На мгновение Люк ощутил жгучий полуденный зной татуинского воздуха. Солнца-близнецы, невыносимо обжигающие исполосованные кровоточащие спину и ягодицы, привкус металла в горле, когда он слизывал с губ собственную засохшую кровь, чтобы получить хоть немного влаги... Он усилием воли прогнал воспоминание, снова пряча его в тайниках своей души.       — Я... Я был за это наказан. Заслуженно наказан. Я знаю, что это неправильно. Отец, ты не должен опасаться, что я...       — Сделаешь это?       Люк вздрогнул от мысли, что теперь это звучит так, словно он думал о каких-то действиях.       — Ты уверен, что это лишь сон, ребёнок?       Мысли Люка остановились, внезапно став тяжёлыми и неповоротливыми. Конечно, это был не просто сон! Он и раньше думал, что это казалось слишком реальным. Люк чувствовал шероховатость прибрежного песка под пальцами на том пляже, чувствовал запах солёной воды и ласковый бриз, перебирающий волосы. Он любил свою реалистичную мечту, находя в ней утешение во времена суровой жизни на Татуине. Мечта облегчала беспросветное одиночество странного Люка Скайуокера.       — Да, это должно быть сном. Человек в них не может быть тобой. Он слишком молод и...       — Не изувечен, как я.       Люк решил, что контакт прервался: красное тепло, которое всегда сопровождало присутствие отца в его разуме, отступило. «Зачем я сказал о внешности этого человека? Достаточно было лишь упомянуть возраст...»       — Ты ещё здесь?       После продолжительной паузы красное тепло снова вернулось.       — Я здесь, ребёнок.       Люк попытался подобрать нужные слова. Он не знал, как утешить отца. Теперь, когда Вейдер открыл свою душу перед ним, Люк боялся сказать лишнее, то, что может ранить его. Поэтому он просто задал вопрос:       — Почему ты спросил, уверен ли я, что это был сон?       — Потому что... твой любовник во сне — это я в молодости. Я выглядел так до того, как Оби-Ван предал меня.       У Люка перехватило дыхание. Мужчина из сна — действительно его отец? Или, по крайней мере, тот, кем он был много лет назад? Тело мучительно заныло от воспоминания о картинке из сна — стройной мускулистой фигуре возлюбленного, его золотистой гладкой коже. Люк всегда чувствовал себя смехотворно маленьким рядом со своим отцом в мечте, но с Дартом Вейдером он чувствовал себя ещё меньше. Вейдер буквально поглощал его.       — Отец, прости. В твоей жизни было столько боли... Я чувствую, что моя слабость лишь приумножила её.       Красное тепло вернулось, на этот раз гораздо ощутимей, чем прежде. Люк почувствовал, что нежное незримое присутствие убаюкивает, согревает и успокаивает его. Руки, вцепившиеся в одеяло мёртвой хваткой, слегка разжались, а окаменевшие мышцы расслабились.       — Никогда. Ты — моя единственная радость, дитя моего сердца.       Ласковое обращение из сна ворвалось в разум Люка и обожгло, словно едкая кислота.       — Не называй меня так!       — Почему? Мне показалось, что во сне тебе это понравилось. Разве ты не хочешь слышать это из моих уст?       — Пожалуйста, не... Я не хотел, чтобы ты узнал о тех чувствах. Я не позволю им воздействовать на меня. Я не хочу, чтобы ты думал об этой... части меня. Я хочу помочь тебе. Не позволяй моей слабости мешать этому!       Люк упал на кровать. Он был окончательно вымотан сдерживаемым страхом и отвращением к себе. Почему отец так его назвал? Это было сделано, чтобы пожурить его, заставить его почувствовать жгучий стыд? Или это было предложением: пойдём со мной, Люк, и я дам тебе всё, что ты хочешь? «О, Сила, только бы это было не последним вариантом!»       — Сын, я не хотел причинить тебе боль, обратившись к тебе так, но именно это я и думаю о тебе.       — Ещё хуже.       — Почему, ребёнок?       — Потому что я взял то, что могло бы быть твоим ласковым обращением ко мне, и опорочил его.       — Ты не опорочил ничего. Ты не мог ничего опорочить.       — Ты сам в это не веришь. Ты хочешь, чтобы я перешёл на Тёмную сторону и... очернил Вселенную.       — Очернил Вселенную? Какой образ, юноша! Я лишь хочу, чтобы ты был со мной, Люк. Да, я полагаю, что Тёмная сторона даст нам больше возможностей для управления Галактикой, но переход не является обязательным требованием для тебя, если ты присоединишься ко мне.       Люк в задумчивости прикусил губу.       «Могу ли я присоединиться к отцу и при этом придерживаться пути Бена и Йоды?»       — Ты согласен на то, что я присоединюсь к тебе, даже если останусь на пути Света?       — Да, это именно то, что я сейчас сказал.       — Но прежде, на Беспине, ты, кажется...       — Ситуация изменилась. Или, возможно, мои собственные планы сейчас прояснились окончательно.       Люку очень хотелось иметь возможность прочитать истинные чувства, которые Вейдер вкладывал в свои слова, но он был не в состоянии это сделать. Вся его энергия была сосредоточена на попытках взять под контроль свои эмоции, которые кружились около него призрачными и пугающими тенями.       — Ты находишь мужчину во сне... красивым, Люк?       Люк замер. Он крепче вцепился в одеяло, прижав его к груди, понимая, что честность — это всё, что ему оставалось. Он уронил голову на грудь.       — Да, очень красивым.       — Я сожалею, что не могу дать тебе этого.       — Нет! Не говори так! То, что я чувствовал... это неправильно. Это не то, что я хочу, не то, чего я должен хотеть. Это как замыкание в моём мозге!       «Замыкание — как боль, которую я чувствую в отрубленной руке, — подумал Люк и, согнув протез, снова ощутил приступ фантомной боли, только на этот раз она распространилась не только на всю руку, но и в грудь. — То, чего нет, и я никогда не смогу это вернуть. Но всё равно это мои раны».       — Не хочу быть банальным, сын, но правильность и неправильность определяются лишь точкой зрения.       — Но эти чувства неправильные! Это моя точка зрения!       — Тем не менее ты испытываешь их, не так ли, дитя?       Живот Люка скрутило от вспыхнувших в памяти мучительных воспоминаний о своём наказании: рука дяди Оуэна, поднятая над ним, плевок на его потрескавшиеся губы, глаза, потускневшие от ненависти... или похоти? «Нет, дядя Оуэн возненавидел меня за то, что прочёл в моём дневнике. Он был в ужасе от этого. Отец, кажется, ничуть не шокирован. Это потому, что он видит в моих мечтах возможность заманить меня на Тёмную сторону? Или он чувствует ко мне нечто подобное? Нет! Я не пойду по этому пути. Я уберегу нас от падения».       — Я буду бороться с этими чувствами, отец. Иногда это всё, что мы можем сделать, чтобы противостоять Тьме в нас самих. Бороться.       — О, жизнь, полная покаяния, избегания и боли. Это именно то, что ты хочешь для себя? И для меня? Жизнь джедая. Странно, что у самопровозглашённых моралистов Вселенной всегда столько неврозов.       — Моя неправильность не связана с тем, что я джедай. Стать джедаем — единственное, что я мог сделать, чтобы противостоять тому, какой я есть.       — А какой ты, Люк?       — Какой я? — Люк в волнении закусил нижнюю губу, задумавшись, какой он на самом деле, и, к своему ужасу, нашёл слово:       — Нечистый, — даже ментальный голос Люка прозвучал шёпотом.       Люк снова закрыл глаза, ненавидя себя за то, что так думал, и за то, что это было правдой. «Возможно, поэтому я не смог завершить своё обучение с Йодой? Означает ли это, что я не смогу спасти моего отца?»       Люк почти услышал резкий шумный выдох Дарта Вейдера.       — Никогда не говори так! Никогда даже не думай так! — голос Вейдера звучал в сознании Люка как гневное шипение змеи. — Ты — чистота, свет, милосердие! Ты... не думай и не говори так, дитя моего сердца.       Люка затопило чувство, словно отец обнял его, он ощутил сильные руки, защищающие его от всего, от всех. Сколько времени прошло с тех пор, как он чувствовал это в последний раз? По-настоящему заботливые объятья? Люк не смог вспомнить. Время от времени его обнимали Лея или Хан, но эти объятья были краткими и дружескими. Они берегли свои особые прикосновения друг для друга. Люк был вовне их отношений, смотрел на них доброжелательно, возможно слегка ревнуя, но в то же время радуясь за друзей. Он давно принял то, что оставался за бортом. Лишь с отцом он чувствовал себя как бы «внутри», частью двоих. Именно поэтому мечты, подобные той, что была с ним сегодня вечером, были так дороги ему, по-детски дороги. Он был центром вселенной отца в этих снах. Вейдер не примет в своё сердце никого другого, потому что Люк будет занимать всё пространство.       «Разве я не противен ему? Разве он не потрясён, узнав, чего я хочу?»       Но не было никакого повода думать, что Вейдер испытывает что-то подобное.       — Иди ко мне, Люк. Или скажи, где ты, и я приду за тобой. Будь на моей стороне, там, где ты должен быть. Где я так отчаянно жду тебя.       Ласковый шёпот отца прокатился по коже, вызывая у Люка головокружение, желание ощутить эти сильные руки в кожаных перчатках, смыкающиеся вокруг его тела, обнимающие его. Быть любимым, быть принятым...       «Нет! Я должен идти к нему, чтобы спасти, если я вообще собираюсь к нему идти. Я не должен делать это ради своих нужд и желаний!»       В тот момент, когда Люк собрался ответить на последнюю фразу отца, он почувствовал нечто в Силе. Голос Йоды казался зелёным, как тело мастера-джедая, но эта зелень выглядела болезненной и бледной.       — Люк, — оклик Йоды звучал так слабо, что, казалось, он угасает.       — Йода?       Люк чувствовал присутствие в своём разуме, но блокировал его. Отец испытывал изумление с оттенком гнева, ощутив обращение Йоды к сыну.       — Люк, ты должен... должен идти...       — Йода, куда я должен идти? Я тебя не слышу!       Но ментальный голос Йоды окончательно стих. Дрогнул и угас, словно свеча в бурю.       — Отец, он умер?       — Он должен умереть. Но нет, пока нет, мой сын. Он до сих пор жив.       — Я должен идти к нему.       — Ты не сможешь добраться до него вовремя, но если бы и смог, это напрасно, Люк. Он не оставит даже тело, чтобы его похоронить.       — Я должен попытаться.       «Я знаю, Йода, не нужно пробовать, нужно делать», — Люк почти улыбнулся при воспоминании.       — Забудь это существо. Иди ко мне, сын.       — Отец... Я... пожалуйста...       — Ты принадлежишь моей стороне. Моим рукам. Ты это знаешь. Твой сон больше, чем просто фантазия ребёнка, выросшего без родителя. Это предсказание.       — Как это возможно? Ты должен был бы...       — Сделать всё для того, чтобы снова быть молодым. Сила... с ней нет ничего невозможного, дитя моего сердца.       Голос Вейдера, сладкий и густой, словно тёмный мёд, затопил Люка. Голос распространился по телу, потёк по шее, по плечам и бёдрам. Грудь покрылась капельками пота, дыхание участилось. Голос достиг его члена, оборачиваясь ласкающим теплом. Люк выгнулся бессознательно, подставляя открытую шею человеку, который физически даже не был рядом.       — Отец, остановись!       Ещё одно прикосновение заставило член Люка затвердеть. Он задохнулся, в бессилии ударив кулаком в пол.       — Ты должен быть рядом, сын, чувствовать мою ласку. Скажи мне, где ты?       — Нет! Пожалуйста!       — Скажи мне, дитя.       Принуждение было слишком сильным, а волна наслаждения сделала Люка беззащитным и открытым. Он посмотрел в иллюминатор, и Дарт Вейдер, казалось, мог видеть его глазами.       — Да, сделай это. Если ты не хочешь говорить мне, тогда покажи, где находишься, Люк.       Люк встал, и одеяло упало к его ногам. Он почувствовал ласковое прикосновение к спине, бёдрам и ногам. Тепло коснулось ягодиц, когда он зачарованно подошёл к пластиглассу и внимательно взглянул через прозрачную поверхность. Слёзы покатились из глаз, когда, подчиняясь воле отца, Люк смотрел в иллюминатор. Вейдер, по всей видимости, был уверен, что определит местонахождение Люка по положению звёзд и планет в космическом пространстве.       «Он придёт сюда. Придёт за мной — и все, кто рядом, будут уничтожены. Как близко он? Слишком близко, я точно могу это сказать».       — Прошу, не заставляй меня предавать друзей!       — Они предатели, сын. Они должны быть привлечены к ответственности.       — Нет! Они делают то, что считают правильным. Отец, я прошу тебя...       Невидимые пальцы скользнули по выступающим тазовым косточкам, нежные прикосновения прошли по коже живота и тронули чувствительное место чуть ниже. У Люка перехватило горло.       — Я знаю, где ты сейчас находишься, дитя моего сердца. Приготовься, я иду.       Лишь тогда, когда панический страх пронзил его тело, Люк смог разорвать связь. Потеря ощущения присутствия Вейдера в сознании заставила его обессиленно рухнуть на колени. Люк взвыл, тело скрутила судорога.       «Я предал Восстание из-за своей слабости... Из-за моего желания, — Люк с трудом поднялся на ноги и, активировав комлинк, связался с мостиком. — Я должен увести корабли отсюда. Мы должны уйти в гиперпространство. Я молю, Сила, лишь бы мы не опоздали».