Ананасики

      Дамир быстро освоился в этом доме, ему там всё нравилось. В глубине души он мечтал остаться с этими совершенно разными альфами до конца жизни. Ну, а что? Тогда и папочка счастлив будет, и он сам. Омега видел, с какой нежностью, совершенно ему несвойственной, Кирилл относился к Жене. Ну, и пусть, что они почти не разговаривали, действия ведь гораздо важнее слов.       Дамиру тоже не на что было жаловаться — Юлиан о нем заботился, переживал и вообще прекрасно относился. Они много разговаривали и гуляли по коттеджному поселку и окружающим его полям. Только вот омега совершенно не знал, кем он стал для альфы, и это сильно напрягало. Ведь он сам чувствовал прекрасный запах печенья с корицей, который заставлял забывать обо всем. Мир был точно уверен, что это его альфа. Но основная проблема заключалась в том, что сам омега еще ничем не пах — запах начинал проявляться незадолго до первой течки, происходившей, как правило, начиная с шестнадцати лет. Он ждал и боялся этого момента. А еще надеялся на то, что в этот момент он еще будет с Цезарем, и тот признает в нем свою пару. Но пугало омежку то, что в этот момент он будет уже у себя дома, и альфа больше никогда не вспомнит о нем. Эти мысли терзали Дамира на протяжение нескольких дней, но он по натуре своей был очень скромным и ни за что бы не заговорил с Юлианом на эту тему.       Наверное, почти каждому знакомо то чувство, когда ты видишь своего любимого человека, общаешься с ним — не важно, каждый день, раз в неделю или месяц, — но не можешь ему признаться в чувствах, боясь быть отвергнутым и непонятым. То же испытывал и Мир, твердо решив для себя, что лучше он будет молчать о своих чувствах и просто наслаждаться общением с альфой, нежели быть осмеянным и посланным куда подальше. Проще было думать, что Цезарь относится к нему как к младшему брату или временному сожителю, развлекая гостя, чтобы ему не было скучно. Да, так думать было проще, но больнее, гораздо больнее.       Иногда он очень завидовал папе — было понятно, что Кирилл тоже чувствует его, чувствует в нем свою пару. Да и их отношения были явно более однозначными, чем у Юлиана с Дамиром.

***

      Сегодня парочка решила выбраться погулять в лес, а заодно и грибов набрать — Юлиан очень это дело любил. Благо, погода решила смилостивиться над парнями — впервые за несколько дней перестал идти дождь, и выглянуло слабое осеннее солнце. Одевшись, взяв все необходимое и предупредив старших, они отправились в лес. Тот находился недалеко, и поэтому уже минут через десять Юлиан с Дамиром оказались на его опушке. Лес был смешанным и очень красивым: на березах листья уже начали окрашиваться в яркие осенние цвета и понемногу опадать. На их фоне пушистые ели выглядели почти черными, сильно контрастируя с разноцветными березами.       — Идем? — улыбнувшись, уточнил Юлиан.       Мир кивнул и первым пошел по тропинке. Она была чуть влажной и довольно скользкой — не успела просохнуть от непрекращающихся дождей.       — Ан, давай пойдем по разным тропинкам? — предложил омега. — Так будет больше вероятности грибы найти.       — Хорошо, — понимая логику предложения Дамира, согласился Цезарь, но тут же добавил, беспокоясь: — Только не отходи далеко, не хочу, чтобы ты потерялся.       Мир проворчал что-то про чрезмерную опеку, но улыбнулся и не стал спорить — забота, пусть и такая, была очень приятна.       Они ходили по лесу, изредка переговариваясь и собирая грибы, которых, как и положено, было немало. Только вот омежке не везло, и он нашел всего парочку лисичек, зато корзинка альфы была больше чем на половину заполнена грибами. Мир обиженно дул губы и хмурился, не разговаривая с Юлианом, хотя и понимал, что тот ни в чем не виноват, особенно в том, что у омеги не очень хорошее зрение, и яркие лисички были единственным, что он точно видел, хотя часто и путал с листьями. В конец расстроившись, Дамир уже перестал искать грибы и шел, просто наслаждаясь красотой и свежим воздухом.       Минут через двадцать, когда корзинка Юлиана была полна, а омега успел немного устать — дома он не часто гулял, — они вышли к большому озеру. Посреди этого озера были два небольших острова, на одном росли только березы, и сейчас он был прекрасен — сочетал в себе яркие цвета красный, желтый, оранжевый — все осенние краски; уже опавшие листья плавали вокруг него по воде, а деревья отражались в ней. Второй же остров был песчаным и больше возвышался над поверхностью озера, на нем рос только шиповник, красные плоды которого были видны даже с берега.       Юлиан, оставив корзинку на земле, уселся на поваленное дерево и похлопал рукой рядом с собой:       — Садись, Мир, сейчас немного передохнем, и можно будет домой идти.       Омега кивнул и сел рядом, борясь с желанием положить голову на плечо альфы и любуясь прекрасным видом. Он устало вздохнул и печально опустил голову — как же ему сейчас хотелось оказаться в объятиях любимого. Цезарь удивленно посмотрел на него, но, решив, что парень просто устал, аккуратно уложил его на спину, разместив его голову у себя на коленях, и стал нежно поглаживать по светлым волосам. Щеки Мира покраснели, и он отвел взгляд, чтобы не встречаться с улыбающимися голубыми глазами альфы. Тот еще заразительнее улыбнулся и спросил:       — А ты знаешь легенду об этом озере?       — Я даже не знаю, как оно называется, — помотав головой, ответил омега.       — Хочешь, расскажу? Она интересная. — предложил Ан.       — Хочу, — честно ответил Дамир, жмурясь от приятных ощущений, которые дарили руки альфы.       — Это озеро называется Маррин. Давным-давно в этих чудесных живописных местах жили трудолюбивые, открытые душой и сердцем люди. Бережно и с любовью относились к лесам, озёрам, лугам и полям, как к своей родной матери, которая их выпестовала и взрастила. Понимали язык птиц и зверей, шелест листьев и трав, плеск озёрных волн. В этом Богом бережёном крае, на опушке густого леса, стояла деревенька, в которой жила девушка-красавица, будто бы рождённая солнцем. Имя её было Мария. Многие засматривались на неё, оправдывая значение ее имени — желанная, да только сердце Марьи было отдано единственному любимому человеку — Рину. Рин — парень высокий, стройный, сильный, трудолюбивый. Бог наделил его доброй, светлой душой и волшебным даром мастерить предметы, обладающие чудодейственной силой. Очень он любил свою Машу, дня не мог прожить без неё. Сильно хотелось Рину сделать любимой какой-нибудь необычный чудесный подарок. Где бы он ни был: в лесу, на недалёкой речушке, в поле — отовсюду приносил домой волшебные капельки росы и родниковые песчинки, которые светились первыми лучиками солнца, переливались цветами радуги, лунным отблеском реки. И когда капелек-песчинок собралось много, Рин отлил из них прекрасное зеркальце, которое стало обладать чудодейственной силой — могло предсказывать судьбу человека. Однажды, на волшебную купальскую ночь подарил Рин своей любимой Марии это чудесное зеркальце, сказав: «Береги его, оно волшебное, в нём ты можешь увидеть то, что ждёт тебя впереди!» Посмотрев в него, девушка увидела большое озеро цвета голубого неба и одиноко парящую чайку над ним, но ничего не поняла из этого видения.       Закончилась дивная Купальская ночь, молодые парни и девушки расходились по домам, и в это время, откуда ни возьмись, появился на берегу озера страшный Змей. Из чужих краёв приползло чудо гадкое, страшилище рогатое. Понравилось ему озеро волшебное в янтарных берегах, и поселился он в нём. Почернело озеро, высохли леса на берегах его, даже солнышко не появлялось из-за чёрных облаков. Стало сумрачно, неуютно, страшно в этих краях.       С того времени начали пропадать местные красавицы: певуньи, танцорки, мастерицы лучшие. Пойдёт к озеру какая-нибудь — назад не возвращается. Во многие дома пришла беда. Пошли слухи, что Змей водяной, которого прозвали Горе-Бедом, девушек забирает к себе в озеро на забаву. Один раз в году, в летнюю купальскую ночь, когда полнолунье заливает озеро серебряным светом, Змей выпускает своих невольниц до восхода солнца. И водят они хороводы, ткут-вышивают, играют на дудочках, да песни грустные поют. И так тоскливо-жалостливо выводят они мелодию своими нежными голосами, что люди, не смотря на страшного Змея, всё равно приходят в купальскую ночь к озеру, чтобы послушать их хрустальное пение. Пришла и Марья с подружками послушать чудесное пение. Заслушались и не заметили, как Змей вышел из воды и подкрался к девушкам; схватил самую красивую из них — Машу – и в воду. Узнал Рин про горе страшное, бросился к озеру, да ничего не мог сделать: озеро глубокое, где находится пещера Змея — не знает. Тогда смастерил он себе гусли волшебные, со струнами звонкими; стал играть так, что земля сотрясалась, поднимались большие волны, озеро выходило из берегов. Не стало нигде покоя от этих звуков Змею Горе-Беду. И вышло чудище из воды, и крикнул Рин:       — Верни мне мою невесту, Марию возлюбленную, а сам убирайся из этих мест!       — Если хочешь получить Машу обратно, ты должен отдать мне свои волшебные гусли и стать таким же, как я!       — Я должен стать Змеем?       — Да! Ты примешь мой облик, а я стану человеком, и буду жить на земле, среди людей: буду продолжать нести зло и горе в этот мир.       Рин сделал вид, что согласился на это. Змей отпустил Марию и потребовал у Рина отдать ему гусли. Но в последний момент юноша смог ударить по струнам с неистовой силой. От пронзительных звуков Горе-Бед упал бездыханным. И всё же проклятие чудища успело свершиться: Рин превратился в Змея, но душа его осталась прежней: доброй и отзывчивой. Он не губил людей, а помогал им.       Однажды зимой несколько рыбаков провалились под лёд, никто не мог им помочь. Их крики о помощи услышал Рин. Он выгреб на берегу две горсти земли и насыпал в озеро, на этих чудодейственных песчаных островах и спаслись рыбаки. Позже Марья посадила на одном кусты шиповника. С тех пор в народе стали называть Рина Добро-Даром.       Маша не смогла пережить разлуки с любимым. Долго плакала она, глядя на подарок Рина — волшебное зеркальце, вспоминала нежные встречи и добрые, немножко грустные, глаза своего возлюбленного. Выпало волшебное зеркальце из обессиленных рук, брызнуло оно мелкими осколками — лучиками. И там, где упали осколки, мгновенно забили бурливые родники-кринички, наполняя озеро светлой и прозрачной, как сама любовь Марии и Рина, водой. А девушка превратилась в белокрылую чайку, которая до сих пор летает над озером, плачет безутешно и зовёт своего любимого...       Имена влюблённых, слившись воедино, дали название озеру Маррин, на берегах которого когда-то юные Маша и Рин праздновали Купалье. Невдалеке от озера Маррин расположилось живописное озерцо Знак, которое образовалось на месте, где Змей Добро-Дар брал землю. А там, где эта земля легла, появились острова — Острова Рина и Марьи.       — Какая красивая и печальная легенда, — произнес Мир, когда Юлиан закончил.       — Да, но Рин поступил благородно, спасая свою возлюбленную, — ответил альфа, а Дамир с сожалением подумал о том, что тот никогда бы так не поступил ради него. — Пойдем? А то уже ужин скоро.       Омега кивнул и поднялся с колен альфы, хотя делать этого совершенно не хотелось. Но домой надо было — уже вечер, начинает холодать, а скоро и стемнеет. Они, забрав корзинки, двинулись к дому. До него дошли гораздо быстрее, чем туда — грибы-то больше не собирали, — но когда они открыли входную дверь, было уже темно, и в поселке включили фонари. Теперь улицы выглядели какими-то сказочными, будто тая в себе выдуманных персонажей: фей, живущих в цветах, русалок, весь день отдыхающих на дне озер и прудов, гномов, вылезающих из своих пещерок только по ночам, духов леса, которые в полночь устраивают танцы на опушке, — и казалось, что все они вот-вот выйдут на улицы и покажутся людям.       Дамир так залюбовался и задумался над этим, что Юлиану пришлось силой втаскивать его в дом. Сняв верхнюю одежду, они по лестнице поднялись на второй этаж и открыли дверь в кухню, но сразу же замерли: около раковины целовались Кирилл и Женя. Цезарь взял Мира за руку, оттащил назад и тихо прикрыл дверь.       — Не стоит им мешать, — шепотом сказал он, улыбнувшись, — попозже поедим, а пока в душ, хорошо?       — Угу, — коротко согласился омега и пошел наверх. Он был полностью погружен в свои радостные мысли — если папа будет с Киром, то он, Мир, тоже останется здесь, со своим альфой.       Зайдя в свою комнату, — теперь им с Евгением выделили две, — он направился в ванну, прихватив чистую одежду. Все время, пока он отмокал в теплой водичке, его не покидали мысли о том, какой же Юлиан замечательный.       Мир нехотя вылез и, вытеревшись и одевшись, направился в комнату альфы, которая находилась на этом же этаже, чтобы позвать его кушать. Постучавшись, но не получив ответа, Дамир зашел, думая, что Юлиан еще моется, но сразу понял, что тот не в душе — не было слышно звука льющийся воды, — зато третья дверь, ведущая из комнаты, была приоткрыта. Омега в ней ещё ни разу не был, поэтому любопытство пересилило, и он подошел к ней. Заглянув вовнутрь, он тут же отпрянул.