Тандо-гуми

ТАМУРАМАРО Ах, этот терпкий вкус предательства на губах. Что может быть слаще? Я улыбаюсь и бью. Я бью и улыбаюсь. Мой кулак принимает стекло, рассекая его костяшками словно воду. Брызги зеркала оседают на полу и волосах. Прекрасное острое конфетти завершает мой образ. Праздник начинается. Я не прощу. Никого. Но сначала я хочу вспомнить. Кто я такой. И почему у этой сказки не будет счастливого конца. 1 Вражда моей семьи с Накагами-кай длилась не первый год и даже не первое поколение. Запреты интригуют. Ограничения подбивают сорвать замки и цепи. И ступить на запретную территорию. Я взрослел слишком непредсказуемо, заставляя родителей контролировать каждый мой шаг и всякий раз терпеть неудачу и полное фиаско. Потому что как любой подросток не признавал ничьи авторитеты. Мне хотелось свободы, драйва, адреналина, бушующего в крови. И я стремился к этому всеми силами. Нет-нет, я все еще оставался примерным мальчиком, в том смысле, что я прекрасно понимал - бросать учебу это нерационально и не выгодно для моего будущего. Но все это не мешало мне в остальное время шататься в компании сомнительных личностей, занимаясь активным саморазрушением психики и тела. Никто не мог остановить меня. Никто не мог приручить или хотя бы заинтересовать. Мне казалось, что я ломал хребет каждому, кто смел подойти ко мне ближе, ломал и пережевывал, а потом плевал под ноги. Безвкусная масса. За мной закрепилась дурная слава самоуверенного и агрессивного подонка. И мне это, черт возьми, нравилось. Чудесная защитная окраска, которая позволяла скрывать то, что я чувствовал внутри. Иногда, лежа в кровати очередной тонкой и звонкой девочкой, я смотрел в потолок и слушал музыку, погружаясь в глубину звуков и переплетение мелодий. Они пронзали меня будто раскаленные струны, прошивали плоть, прибивали гвоздями к постели. Заставляя корчиться от невыносимой боли и наслаждения. Я раскидывал руки в стороны точно крылья. Волосы узорами рассыпались по подушкам. Розовые девочковые наволочки контрастировали с черным цветом. Я смеялся и притягивал безымянную нимфетку к себе. Им нравилось ощущать себя особенными. К каждой я находил подход так, что все их преграды рассыпались карточным домиком. Граффити царапин на спине и плечах. Громкие крики боли. Робкие попытки остановить. Меня. Невозможно. Остановить. 2 Моя первая любовь случилась со мной внезапно, как ураган. Накрывая с головой волной безумной страсти, от которой ноет внизу живота и хочется впиться зубами в чье-нибудь горло, только бы утолить жажду. Я доберусь до тебя. Я вырву твое гребанное сердце из твоей груди. Я заставлю тебя выучить мое имя наизусть. Моя первая любовь случилась со мной, когда мне исполнилось 17. Прекрасный возраст, чтобы творить безрассудства. Так я решил. И начал следить за объектом своей мании. Это давалось нелегко в силу его статуса. Лишние люди, телохранители, друзья, с которыми он вел бизнес. Все это мешало. Да. Это был он. Моя первая любовь случилась самым настоящим взрослым мужиком. От чего впечатлительные девочки-мальчики, дяденьки-и-тетеньки, конечно же, потащили бы меня к врачам или просто посоветовали не маяться дурью. Осознавая все это, я предпочел не распространяться о произошедших со мной метаморфозах своему окружению и тем более родителям и сестре. Разумеется, мне доводилось обжиматься по клубам-тачкам-квартирам с гламурными модельками и зажравшимися мажорами обоих полов, но дальше взаимных отсосов дело не шло. Не было искры, не было напряжения. Просто приятные вибрации языка. Просто руки на теле. Просто губы целуют губы. Я проваливаюсь в пустоту. Но однажды все изменилось. 3 У моего отца, который возглавлял Тандо-гуми, был брат. Когда-то мой дед имел помимо официальной жены связь на стороне. От любовницы, которую дед не бросал до самой смерти, и родился Ютака. Разница в возрасте с моим отцом составляла достаточно лет. Так, что скорее мой дядя мог бы считаться братом мне. Отношение мое к Ютаке было неоднозначным. С одной стороны он дико меня раздражал своими манерами, этой нарочитой покладистостью и дружелюбием, под которыми скрывались совсем иные черты. Но с другой – привлекал неоднозначностью, невероятной атмосферой, которую он создавал вокруг себя, этакой аурой загадочности и едкой нежности. Мне хотелось прикоснуться, стать причастным к его красоте. Но я был всего лишь мальчиком, когда этот очаровательный цветок начал распускаться. Белые лепестки и капелька яда внутри. Я чувствовал себя счастливым, когда он одаривал меня мимолетной улыбкой. Или трепал по волосам своей изящной рукой. О том, что Ютака слишком женственный я понял не сразу. Пока я был ребенком, меня совершенно не волновали такие категории. Я воспринимал мир проще и сложнее одновременно, чем взрослые. Я осознавал только две категории – красиво или нет, нравится или нет. Ютака мне нравился. Длинные черные пряди, небрежно и в то же время аккуратно перевязанные лентой, традиционная японская одежда, коллекция вееров. Едва он закончил старшую школу, как сменил форму на строгие деловые костюмы – для общественных встреч, и кимоно – для домашнего времяпрепровождения. Все это шло ему просто невероятно, словно вторая кожа. Когда мой дядя из юноши превратился в молодого мужчину, я услышал, как обслуживающий персонал обсуждал, что в его спальне находят странные штуки. Например, Ютака нисколько не смущался иметь коллекцию секс-игрушек. Разнообразные по цвету и размерам фаллосы - которые он не скрывая выставлял на обозрение горничных, составляли лишь малую толику его запасов. Дядя был выше обсуждений обычных людей. Я видел, какими взглядами его провожали другие мужчины и женщины. Словно он был ангелом во плоти, или демоном. Но существом явно неземного происхождения. Я знал, что другие люди мечтают получить доступ к его телу и уничтожить. Им вообще это свойственно – стремиться растоптать красоту… Мне хотелось перегрызть глотку любому, кто только смел поднять глаза на дядю. Я чувствовал себя ответственным, личным телохранителем. Хотя меня на эту должность никто не назначал. Ютаку это явно забавляло, но он воспринимал мою заботу с королевским великодушием. Ему нравилось позволять мне чувствовать свою значимость. Он наслаждался моей преданностью. Терпеливо сносил мои истерики, когда мне что-то не нравилось. И знал все мои тайны… Кроме одной. Я догадывался, что у дяди появился кто-то постоянный. Не смотря на все свое внешнее расположение и милую улыбку, Ютака относился к окружающим с легкой долей презрения и небрежения. У него никогда не было длительных отношений. Все его любовники и любовницы не могли удержаться рядом. Мой отец закрывал глаза на отнюдь не благоразумное поведение брата, не старался привлечь к делам семьи, позволяя заниматься, как он выражался, гуманитарной ерундой. Дядя получил соответствующее образование и предпочел посвятить себя преподавательской деятельности. Он начал читать курс японской поэзии, а также увлекся искусством икебаны. Отец считал все это откровенной блажью, но, кажется, его абсолютно устраивало, что Ютака не лезет в бизнес и не претендует на свое место в Тандо-гуми. Так получилось, что я увидел, как по вечерам дядя куда-то уходит, стараясь сделать это как можно менее заметным для моего отца. Меня, разумеется, заинтриговало столь несвойственного для Ютаки поведение. Обычно он вообще редко обращал внимания - есть ли кто рядом, пребывая где-то в своих мыслях и грезах. Через какое-то время дядя объявил, что нашел себе подходящее жилье и съезжает от нас. Отец не стал возражать. Когда я попытался узнать у дяди, что происходит, то услышал тысячу и одну метафору, но никакого прямого ответа так и не получил… Итак, я начал свою карьеру детектива, именно с этого эпизода. Надо признать, что навыки слежки мне пригодились. Потому что наблюдать позже за НИМ оказалось куда сложнее… 4 Черный большой автомобиль медленно заезжает во двор. Я так нервничал, что не обратил внимание на марку и номер. Только черный глянцевый цвет и тонированные стекла. Вот и все, что я помню. Водительская дверь открывается. И выходит мужчина. У него короткие светлые волосы. Он высокий и подтянутый. Атлетическое телосложение скрыто под одеждой, которая словно маркер выдает в нем якудза. Он поворачивается ко мне лицом и я чувствую, как земля уходит из под ног. Я вижу его глаза, властный прищур уверенного в себе человека, этакое хладнокровие хищника, который знает цену каждому своему слову и действию. Но он не замечает меня, стоящего в тени деревьев. Не видит растерянности на моем лице. Я обнимаю себя за плечи, теплый летний вечер обжигает холодом… Я понимаю, кто этот человек. Я с ужасом вспоминаю фотографию, где запечатлен ОН. Я видел это фото в кабинете моего отца. Правда там он изображен в пол оборота, пожимающий руку какому-то скользкому типу с дипломатом. Глаз не видно, лицо наполовину скрыто за солнечными очками. Но я не сомневаюсь. Это ОН. Хонда Сора. Глава Накагами-кай. И наш заклятый враг. Время перемирия ничего не значит. Пустая формальность. Каждый только и ждет, когда другая сторона допустит ошибку, оплошность, даст повод перейти границы и напасть… Господин Хонда обходит машину и открывает дверь со стороны пассажира. Я вижу, как грациозно ступает на асфальт чья-то нога. Господи, нет! Только бы это не был он… Я кусаю губы до крови, не чувствуя вкуса и боли. Глаза болят от напряжения – вглядываюсь сквозь сумерки во мрак плохо освещенного двора. Ютака вылезает из автомобиля, держась за руку Соры. Мой дядя улыбается мягко и игриво, темные волосы распущены и окутывают его точно ажурная вуаль. Он так прекрасен в этот приталенном серебристо-сером костюме. Сора притягивает Ютаку к себе и что-то шепчет на ухо. Сумасшедшие. Они безумны. Иначе я никак не могу объяснить то, чему только что стал свидетелем. Если кто-нибудь узнает… Если мой отец увидит… Но факт их близости возбуждал. Мне хотелось узнать больше. Мне хотелось оказаться на месте Ютаки. Почувствовать руки Соры на своих запястьях. Пугающее желание. С этого вечера я стал одержимым сталкером, который поставил себе цель во чтобы то ни стало добиться внимания Хонда Соры. Зачем? Потому что с ним проводил время мой дядя, потому что его он выбрал, ему отдал свое тело и сердце. Я хотел узнать, чем Сора так хорош. И кроме того это был мой шанс доказать, что и я ничем не хуже Ютаки. Более того, я сам не заметил, как влюбился. Влюбился настолько, что в одну секунду позабыл, что опасаться гнева отца стоит не только Ютаке, но в первую очередь мне самому. 5 -Ты очень наглый мальчик, - он усмехается и смотрит на меня, как на надоедливую зверушку. Меня это злит и заставляет хамить в ответ. Но с ним такие номера не проходят, не тот он человек… -У меня вообще-то имя есть, - говорю я обиженно, меня бесит, что он отказывается воспринимать меня всерьез. -Да знаю я твое имя, - хлопает по плечу. Рука тяжелая, теплая ладонь скользит по обнаженной коже, черная майка открывает плечи… -Знаешь? – переспрашиваю недоверчиво, как будто для него кто я – большой секрет. -Не проблема понять, что ко мне в гости пожаловал наследничек Тандо-гуми, - он садится в кожаное кресло и закидывает ноги на заваленный журналами и какой-то прочей бумажной макулатурой столик. Мы молчим. Потом он демонстративно смотрит на золотые часы, переводит взгляд на меня. -Не трать мое время, Тамурамаро. -Я…хочу тебя. Мне кажется, что это не слова, это бомба разорвалась внутри меня, заставляя внутренности превратиться в кровавое месиво. Нестерпимая жгучая боль где-то под ребрами, словно от хорошего удара кастетом. Он смеется. Громко. Раскатисто. Как будто я и правда сказал что-то смешное. -Спасибо, мальчик, повеселил, - не смотря на смех, глаза Соры не улыбаются, они остаются холодными, как лед. – А теперь уходи. Мне следовало бы повиноваться. Но разве я привык слушать и слушаться? Подхожу ближе так, что чувствую его дыхание, запах ментоловой жвачки, горькие нотки одеколона. Провожу рукой по щеке, касаясь пальцами едва пробившейся щетины, внутри все переворачивается. Я несусь вниз с обрыва, качусь по виртуальным американским горкам, впереди мертвая петля. Выживу или нет?.. Он ласково, но твердо отводит мою руку. Я закрываю глаза и загадываю, чтобы это мгновение длилось вечно. Но вот его пальцы разжимаются и я вновь чувствую бесконечное одиночество… -Сора… -Для тебя Хонда-сан. -Хонда-сан…я -Уже уходишь. -Нет…я… Вопросительно вскидывает бровь. Он не привык, что ему перечат. -Я не шутил… -Таму, не будь идиотом, найди себе кого-нибудь по возрасту. -Мне нужен ты. Тяжелый вздох. Он обдумывает, как бы вышвырнуть меня отсюда, чтобы не объявить тем самым войну моему отцу. -Послушай, мальчик, - он поднимается на ноги, по-отечески обнимает меня за плечи, подталкивая к выходу, подает мой пиджак, галантно помогая одеться. -Я добьюсь тебя. Я то, что тебе нужно! -Потрясающая самоуверенность, - он снова усмехается, открывая двери. -Только я смогу дать тебе вкус настоящей жизни. Я, а не он! - Таму, у тебя гормоны играют. Давай, иди расслабься с девочкой какой-нибудь, я одного воспитал ребенка, второй мне не нужен, - говорит Сора вполне миролюбиво. Но пресекая возражения. Трудно возражать, когда дуло пистолета смотрит на тебя в упор. Я поправляю красный шарф. Взгляд-как-бритва. Поворот головы. Резкий взмах ладони. Обхватить его шею, впиться в губы. Требовать поцелуй, а получить удар в живот. Я благодарю богов, что на моем теле появился первый след. От его кулака. Синяки, порезы и укусы – как знаки принадлежности. Персональное клеймо. Мои ногти царапают его кожу. Он лапает меня за задницу и признает, что я красивый. И горячий. Как бензиновое пламя. Я горю слишком ярко, чтобы пройти мимо и не заметить. Чтобы отпустить и не прикоснуться. Я горю слишком ярко, чтобы не сжечь все дотла. 6 Молодой мужчина со светлыми волосами, челка закрывает половину лица. Узкие губы твердо сжаты. Безразличный взгляд как у рептилии. Неприятное ощущение. Липкий страх, взявшийся из-ни-откуда сводит мышцы. Я уходил через черный ход. Потому что конспирация. Потому что Сора позволил себе больше, чем сам того ожидал. Потому что мне было приказано уйти и не возвращаться. Потому что плевать я хотел на чужие указания. Но в этот раз решил больше не спорить. Молодой мужчина со светлыми волосами шел мне навстречу. Столкновение неизбежно. Тропа слишком узкая. А я слишком возбужден и упрям, чтобы уступать. Наши плечи врезаются друг в друга. Я поднимаю глаза и вижу, как дрогнули уголки его губ. Едва уловимое движение. И он идет дальше. Оставляя в моей памяти маленький незначительный фрагмент. Из которого однажды родится наша общая история… Но я еще этого не знаю. Мне все равно. Я ухожу прочь, но я намерен вернуться. Я чувствую, как кто-то смотрит мне в спину. Но не оборачиваюсь назад.