Тандо-гуми

ЮТАКА 1 Есть ли на этом свете тот, кто застрахован от ошибок? Тот, кто всегда поступает правильно? Тот, кто сможет кинуть камень первым? Сомневаюсь. Но осознание повсеместной погрешимости не давало должного эффекта в борьбе с собственной совестью. В тумбочке моего письменного стола лежит фотоальбом. В нем фотографии моей семьи. Я очень сентиментален, хотя и стараюсь не демонстрировать это лишний раз. Вечерами, когда бывает особенно пусто и одиноко, я забираюсь в кресло, поджав под себя ноги, включаю торшер и перелистываю альбом. Под монотонный шелест страниц, под мягкий желтый свет лампы, я не спеша погружаюсь в свой полусон, очарованный грезами прошлого. Я люблю прошлое, несмотря на те фатальные вещи, которые совершил когда-то. Мне нравится вспоминать снова и снова, как нам всем бывало весело и хорошо. Вот мой брат Масахиде смотрит в камеру, серьезный, сосредоточенный и как всегда немного высокомерный. Вот маленький Таму позирует рядом с новым велосипедом, Масахиде стоит рядом - Таму доверчиво спрятал свою ладошку в руке моего брата. Провожу пальцами по глянцу фото-бумаги, не замечая, как слезы текут по щекам. Листаю дальше. Мимо проносятся годы. Оседая призрачной вуалью у меня на плечах... Вот Тамурамаро уже постарше, он пошел в среднюю школу. Такой красивый ребенок. Черные волосы отросли до плеч. Таму одет в школьную форму, выражение лица недовольное; кажется, тогда было начало школьного года и Тамурамаро вовсе не горел желанием возвращаться к учебе. А это я сам гляжу на себя со снимка. Фотограф застал меня во время ханами, на мне традиционная одежда нежных лазоревых оттенков, а вокруг розовыми облаками расцвели сакуры. Невероятная красота! Легкий запах вишен просочился будто сквозь время... Я делаю вдох и закрываю глаза. 2 Когда он пришел ко мне поздним вечером, почувствовал ли я что-то неладное? Увидел ли в его взгляде хотя бы намек на предстоящее? Да. Я могу ответить утвердительно. Я ощущал ароматы отчаянья, решимости и опасности, эту смесь из дополняющих друг друга эмоций. Но все же впустил его. Проводил в гостиную, предложил выпить чаю. Я смотрел, как его бледные пальцы стискивают хрупкий фарфор. Смотрел, как его губы шевелятся, произнося какие-то слова... Я сам не заметил, когда перестал слышать звуки, будто бы погребенный под слоем непроницаемо плотной ваты. Мир вокруг закружился в безумном танце, цветные пятна мелькали перед глазами, сливаясь в единый поток. К горлу подкатила тошнота. Улыбаясь через силу, я тщетно пытался сохранить равновесие, вцепившись в спинку кресла, возле которого стоял. Бесполезно. Я не чувствую, как тело касается пола, нет ожидаемой боли от удара. Мне кажется, что я нахожусь в невесомости... Анзай наклоняется надо мной, а я уже не разбираю слов. Он ухмыляется, но словно просит прощения. Не нахожу злости в его глазах. Только бесконечную пустоту. Я прощаю его. Потому что знаю. Для чего он делает это. Скоро мы встретимся, Хонда-сама. Скоро мы будем вместе. Сора. Смыкаю веки. Даже не догадываясь, что лежу в луже собственной рвоты. Абсолютно тривиальный и крайне неэстетичный конец. Мой отравитель уходит. В самом деле. Ему пора. ТАМУРАМАРО 3 Зимняя бесконечно долгая ночь обступает меня со всех сторон, стены сужаются, мешая воздуху проникать в легкие. Я сижу в центре комнаты, непрерывно глядя на телефон. Он молчит. Молчит целую вечность. Я не знаю, какого звонка я жду. Не понимаю, почему твой внезапный уход вызывает столько беспокойства. Ведь это не в первый раз, когда ты уходишь. Возникли дела? Просто захотелось проветрить голову? Неважно. Горло сдавливает спазмом. Необъяснимый иррациональный страх скручивает кишки. Анзай. Ты постоянно заставляешь меня ощущать беспокойство. Рядом с тобой я будто натянутая струна. Мне никогда не звучать мелодично. Но без тебя все становится ненастоящим. Словно превращаясь в 2-d декорацию, без цвета, вкуса и запаха. Наверное, это зависимость. Которую я сознательно отказываюсь лечить. Мне легче принять свое собственное несовершенство, чем стремиться к освобождению. Я никогда не дождусь звонка от тебя. Ты не позвонишь ни сейчас, ни завтра, ни через неделю. Хару откроет дверь своими ключами, сядет рядом со мной, обнимая за плечи. Мы будем смотреть, как серое февральское утро медленно заполняет квартиру, застилая пространство гнетущей тишиной. - Отца больше нет. - Кто? - Асаяма Дайро. - Откуда ты знаешь? - Он приходил. - Мразь... - Ютака в больнице. - ?! - Да. Неудачная попытка покушения. - Нет, не может быть... Зачем ты сделал это, Анзай? Неужели не понимал, что Дайро убьет тебя, сразу как только... Разумеется, ты понимал. Ты понимал и хотел этого? Не так ли, Анзай? Больной, гребанный больной ублюдок. Я ненавижу тебя... Ненавижу... Ненавижу!!! - Таму, только не надо больше никого убивать, - Хару кладет мне руку на плечо, - пожалуйста. Я смотрю на этого слишком быстро повзрослевшего мальчика и вижу, что он гораздо мудрее меня. Как усмирить тварей внутри, что раздирают сердце на лоскуты, в одуряющей жажде крови. Чужой крови. Растерзать, уничтожить, стереть в порошок и развеять по ветру. Я хочу вырвать Асаяме глотку, хочу бешеным псом грызть его тело, превращая в труху. Почему мир отнимает у меня все, что я люблю?.. Слез нет. Только слепая злоба. Черная. Вязкая. Горячая лава. Мне надо бы утешить Хару, ведь он остался совсем один. Впрочем, как и я. Мой дядя. Почему он не сдох даже теперь? Может быть, он и правда демон? Хочется рассмеяться. От абсурдности ситуации. Я все еще не верю, что Анзая действительно нет. Я не поверю до тех пор, пока не увижу его тело собственными глазами. - Так больно... - Хару сцепляет зубы, чтобы не зареветь, как ребенок. Прижимаю его к себе. Вместо сердца – воронка. Которая сметет все вокруг. Вспоминаю, что теперь мне придется возглавить обе семьи, взять на себя организацию похорон и взаимодействие с Одзимой. Не нахожу и капли готовности, но у меня нет выбора. Мне 26 лет. А я все еще ощущаю, как дрожат коленки, когда надо не просто изображать из себя босса, а быть им. Думаю о том, что на самом деле я бесчувственный. Я не хочу покончить с собой, не ощущаю той самой боли, о которой говорит Хару. Просто безграничный вакуум. Состояние полной эмоциональной тупости. Словно я никогда не испытывал привязанности, нежности, страсти, желания... Ничего. Злость, отвращение и месть. Все, что у меня осталось. Хару не понимает, что надо положить конец этому порочному кругу. И отнюдь не прощением. - Сначала Дайро, - я смотрю в глаза своей бездне без страха и сомнения. -А потом и ты, Ютака. ЮТАКА 4 С самой нашей первой встречи мой сводный брат Тандо Масахиде дал мне понять, что я для него пустое место. Я помню, как отец тащил меня за руку. Маленького шестилетнего мальчика, который боялся описаться от волнения, поэтому крепко сжимал бедра и колени. Наш общий с Масахиде отец вел меня в новый дом, в новую семью и новую жизнь. Мама - бывшая актриса, которую отец полюбил за утонченные манеры и редкую красоту, умерла около месяца назад. Все это время я провел с нанятой отцом женщиной, которая исполняла роль гувернантки. Обо мне заботились, но одиночество и страх сковывали меня по рукам и ногам, отчего я только и мог, что плакать целыми днями… тихо, чтобы никому не мешать. Я был ребенком, но уже понимал, что значит смерть. Это значит, что мамочка больше никогда не ударит меня. Никогда не назовет сучьим выблядком, который испортил ее карьеру. Никогда не заставит красить лицо для ее развлечения, потому что так я "похож на куколку". Моя мать была алкоголичкой. Это и стало причиной смерти. Алкоголь и реактивная депрессия. Отец делал все возможное, чтобы помочь. Но разве можно помочь медикаментозно тому, чья душа кровоточит?.. Я любил маму не смотря ни на что. Я не знал, правда ли то, что она говорит. Действительно ли я такой глупый и никчемный? И неужели мне всегда придется извиняться перед каждым за то, что родился?.. Отец тоже не сильно жаловал меня лаской и заботой. Формально он исполнял все, что требует общество от родителей, материально я ни в чем не нуждался. Но никто никогда не спрашивал у меня, что я чувствую и о чем думаю, что мне нравится и о чем я мечтаю. Поэтому когда отец сообщил, что забирает меня к себе, я был ужасно счастлив. Все в душе переворачивалось от мысли, что теперь у меня появится старший брат. Я готовился к этому событию со всей тщательностью. Выучил его имя, чтобы обращаться почтительно, как меня учили. Уже тогда я начал интересоваться искусством икебана. Меня восхищало идеальное сочетание плавных изгибов ветвей и совершенная красота цветов. Мне хотелось сделать братику подарок. Но все, что я мог - это заботливо засушить сорванный в парке пион.. И вот тот самый день настал. Стояло солнечное летнее утро. Я надел белую рубашку с коротким рукавом и шорты. Тщательно причесал волосы. Спрятал свое сокровище - хрупкий засушенный цветочек, в блокнот для рисования. И вышел вслед за отцом. Новый дом встретил меня неприветливо. Он был огромный и пустой. Казалось, что даже бесшабашное июльское солнце не способно разогнать мрак вокруг. Я испугано озирался по сторонам, пока отец пошел разыскивать Масахиде, который вовсе не горел желанием выйти поздороваться. Я стоял один одинешенек в темном холле и старался думать о том, что это просто такое приключение и скоро все обязательно будет хорошо... Мой брат старше меня на семь лет. Сейчас я понимаю, что, наверное, подростку было нелегко примириться с появлением в семье какого-то непонятного мальчика, которого к тому же его отец нагулял с посторонней женщиной, и мне не следовало чувствовать себя виноватым. Но тогда я мог только ощущать сожаление, что причиняю стольким хорошим людям сплошные неприятности. Сначала мама... Иногда я до сих пор думаю, что это я стал причиной ее смерти. Если бы она не забеременела мной, то ей не пришлось бы бросать сцену и слезать с этой иглы славы и популярности. Не могу думать об этом. Хочется бить зеркала. Потому что в их отражении я вижу ее лицо. Мы так похожи, мамочка... Какое же это наказание, день за днем наблюдать, как я превращаюсь в тебя. Ты родила меня мужчиной, но своей смертью поселила во мне свою душу. Меня зовут Ютака, но мы-то с тобой знаем, что на самом деле я - Юрико. Я - это ты, дорогая мама. Это ты выбираешь с утра, какое надеть кимоно и как заплести волосы, какой помадой накрасить губы и чем подвести глаза. И я не могу сопротивляться тебе. Ведь я так виноват… Сначала мама, а теперь брат и отец. Я лишний на этом свете. Вот и все, что я думал тогда. Масахиде не сказал мне: - Привет, Ютака. Добро пожаловать домой. Он просто посмотрел на меня с презрением. Я робко позвал его по имени и протянул свой подарок. Я никогда не забуду, как его до блеска начищенная туфля растоптала засушенные бордовые лепестки. Как превратились они в невесомую пыль под обувной подошвой... Тогда Масахиде растоптал не только крошечный бутончик пиона, но и наше родство, и возможное доверие, дружбу, все, что может быть между братьями. Однако я все еще пытался ему угодить. Всю свою жизнь в доме отца, я не оставлял попыток найти подход к брату. Я так отчаянно хотел быть нужным! Что его пренебрежение и грубое равнодушие ранили меня хуже обидных слов и подзатыльников, которые он иногда мне отвешивал. Я был им даже рад! Что угодно, только заметь меня. Хочешь накричать - кричи, хочешь ударить - ударь, главное - не молчи. Заметь меня, пожалуйста, братик. Я существую. Чем старше я становился, тем, казалось, Масахиде начинал больше ненавидеть меня. Его раздражало во мне буквально все. Мое лицо, моя прическа, мои интонации, мой стиль одежды, мои увлечения. Он постоянно обзывал меня девчонкой и говорил, как ему стыдно, что меня считают его братом. А я только беспомощно улыбался в ответ. Я не знал, что мне сделать, чтобы понравиться. Может быть, умереть?.. Когда мне исполнилось двенадцать, Масахиде закончил старшую школу и поступил в университет. Дома он стал появляться нечасто, почувствовав себя важным. Выглядело это весьма забавно. К тому же брат вдруг резко прекратил доставать меня. Его реакции стали сдержанными. Я заметил, что он избегает встречаться со мной. Я не понимал почему. Но в случае с Масахиде мне вообще ничего и никогда не было ясно. В тот год я перешел в среднюю школу и записался в клуб по японской культуре. Там я познакомился с девочкой, которая и была председателем клуба. Ее звали Миямото Аи. Она была старше меня на три года. Но мы сумели быстро найти общий язык. Мы оба увлекались традиционной поэзией и могли в свободное время часы напролет проводить за чтением вслух. Как-то так получилось, что больше мальчиков в нашем клубе не было. Других ребят традиционно интересовали спорт, единоборства и техника. Остальные члены нашего клуба хотя и посещали занятия, но тратить весь свой досуг на них мовсем не желали. Поэтому часто мы с Аи оставались вдвоем. Это было так замечательно! От Аи всегда вкусно пахло ванилью, ее длинные волосы волнами ложились на плечи, такие мягкие на ощупь, если коснуться, случайно, едва-едва... Аи любила повторять мне, что никогда раньше не видела таких красивых и изящных, как я, что все остальные грубые и неприятные. Что только со мной она может разговаривать обо всем на свете. Я наконец почувствовал себя нужным. Я готов был сделать для Аи все, что угодно. Лишь бы она и дальше дружила со мной. Пустой класс, в котором мы обычно проводили собрание клуба, заперт на ключ изнутри. Я спрашиваю Аи - для чего это? Она мягко улыбается и берет меня за руку. Ладонь у Аи маленькая и нежная. От этого невинного прикосновения мурашки бегут по спине. Я смотрю на нее во все глаза, не в состоянии налюбоваться. Солнце садится за горизонт и закат расцветает алыми и золотыми всполохами, там, за окном... Я вижу, как разноцветные лучики света бегут по коже Аи - по ее ангельскому лицу, вниз по шее, затекая в расстегнутую блузку... Упругие по-девичьи маленькие груди Аи под моими пальцами подобны чуду. Я не могу вымолвить и слова. Язык как будто присох к небу. Я боюсь, что она сейчас оттолкнет меня. Но она лишь зажмуривает веки. Я догадываюсь, что Аи хочет, чтобы я поцеловал ее. Опасаюсь показаться неловким. Я никого еще ни разу не целовал. Будет смерти подобно сейчас облажаться. Наклоняюсь к ней, осторожно касаюсь губами... Сладко и тошно. Непонятная тяжесть внизу живота. Ах. Язык скользит по языку. Рука Аи гладит меня по бедру, поднимаясь выше. Зажмуриваюсь, когда она касается...там. - Не бойся, Ютака, - Аи открывает глаза и смотрит на меня с таким невообразимым теплом, - я просто хочу, чтобы это был ты. - Но Аи... - пытаюсь возразить. - Тсс, ничего не говори, мой милый, - она снимает резинку с моих волос, распуская гладкие черные пряди. - Как ты мне нравишься... Мы больше никогда не делали этого с того самого дня. Аи как будто начала сторониться меня. Это разбивало мне сердце. Я все еще был нелюбимым ребенком, отвергнутым семьей, а теперь и девушкой, которая сначала приласкала меня, словно дикого зверька, а после прогнала, безо всяких причин. Но, как оказалось, причины все-таки имелись. Через шесть месяцев Аи перестала ходить в школу. Я ужасно беспокоился и не находил себе места. Когда все же решился навестить ее. Адрес я знал. Поэтому однажды после уроков направился вместо дома, к Аи. Дверь открыла ее младшая сестра, она училась в другом месте, так что я даже не мог заранее поинтересоваться, что же произошло. Я спросил, можно ли войти. Меня молча впустили. - Что с Аи? Она болеет? Ее сестренка ничего не ответила, она провела мне в комнату Аи. Там стоял полумрак из-за плотно задернутых штор. Аи лежала в постели. Но не спала. - Привет? - я аккуратно присел на краешек кровати. - Аи, что с тобой? Я очень беспокоюсь. Слова давались тяжело. Ну, что может мальчишка, которому только будет тринадцать лет, понимать в подобных делах? Вот и я не особенно мог. Вспоминая об этом теперь, я до сих пор хочу провалиться под землю от стыда. Но все мы совершаем ошибки. Такова природа человека. - Ютака, ты отвратительный, я тебя ненавижу! - ее слова будто пощечины заставляют меня покраснеть. Аи рыдает. Я безуспешно пытаюсь ее утешить. Не понимая. - Ты испортил мне всю жизнь! Эта фраза заставляет вздрогнуть. Внутри бешено стучит сердце. Моя мама говорила также. Почему? Почему я только и делаю, что порчу жизнь тем, кого люблю?.. Сглатываю горечь прошлого и настоящего. - Прости, Аи... Она вдруг замолкает и смотрит на меня своими пронзительно-голодными заплаканными глазами. И этот взгляд, где перемешались соблазн, агрессия, неуверенность, отчаянье и страстное желание подчинить и подчиниться, именно этот взгляд ТЫ унаследовал от нее. 5 Через месяц не стало отца. Говорят, что это была автокатастрофа. Но проверить уже нельзя. Масахиде окончательно замкнулся в себе. Ему пришлось нелегко. Принять в таком молодом возрасте все дела семьи. Это кого угодно быстро заставит повзрослеть и поумнеть. Мне было жаль отца, но близкими мы так и не стали. Поэтому все, что я испытывал к нему, это уважение. И теперь скорбь. Любая утрата болезненна. Но еще больше я жалел брата. Он был вынужден перевестись на индивидуальное обучение и посвятить себя тому, чтобы вникнуть в бизнес. Друзья отца возлагали на Масахиде особенные надежды. Он в самом деле был будто бы создан для этого. В меру злой и упрямый, в меру рассудительный и готовый идти на компромиссы, но в то же время расчетливый и дальновидный. Именно такой сын мог заменить нашего отца. На меня никто никогда не возлагал надежд. И я с этим давно смирился. Было неловко в такую пору обращаться к брату за помощью. Но я не знал, куда мне еще идти. Я помню, как постучался к нему в кабинет и вошел, склонив голову. Помню, как стоял возле его стола, пытаясь вымолвить хоть слово. Помню, как он ударил меня по лицу наотмашь. Помню его ледяной голос: -А я всегда считал, что ты педик. Помню, как кусал губы до крови, чтобы сдержать эмоции. Помню, как он ходил туда-сюда по кабинету, круша все подряд. Как он кричал, что только этого нам и не хватало. Как схватил меня за волосы и швырнул об стол. Как осколки от разбитых бокалов вонзались в ладони... Помню аромат разлитого коньяка... Его едкую липкость и терпкий вкус. Я помню все. До самых мельчайших подробностей. Потому что только тогда мы стали братьями по-настоящему. - Я решу эту проблему за тебя, маленький засранец, - Масахиде держит меня за шиворот, задыхаясь от злости, - а еще знаешь, что я сделаю? Я выебу тебя прямо сейчас, потому что надо преподать тебе хороший урок... Я орал и вырывался, когда он стаскивал с меня одежду, стекло глубже вонзалось в кожу, если я пытался отбиваться, причиняя острую боль. Масахиде будто бы совсем озверел. Он бил меня, не стараясь смягчить удар, я изо всех сил старался закрыть лицо... Тело уже сплошь было покрыто синяками, когда он, наконец-то, немного успокоился, сбросив пар. Но я рано радовался. Брат вовсе не собирался отказываться от своих слов. Я помню, о господи, я помню, жуткий металлический звук ремня, когда Масахиде расстегивал его... Помню, как он развернул меня спиной, заставляя раздвинуть ноги. Как мои израненные руки скользят по спинке кожаного дивана. Как я умоляю его отпустить меня... Как его горячий член упирается мне в задницу, заставляя рвотные спазмы подкатиться к самому горлу. Помню, как он приказывает мне расслабиться. А я почти теряю сознание. От боли, страха и унижения. И от любви. Я люблю своего братика сильнее всех на свете. И теперь я знаю, что он тоже любит меня. Я больше не человек-невидимка. Я существую. И он это признал. 6 ...Он такой маленький, что мне страшно взять его на руки. Крохотный, будто игрушка. Я пытаюсь унять дрожь, заглядывая ему в лицо. Масахиде стоит неподалеку, разговаривая с врачом. Брат сказал, что он уладит все юридические вопросы. Я уже знаю, что Аи отказалась от ребенка. Ее семья перевела Аи в другую школу, и все старательно делают вид, что ничего не случилось. Мы тоже с тех пор не виделись. Да никому и не хотелось. Я улыбаюсь маленькому человечку и никак не могу поверить, что это мой сын. Масахиде объяснил мне, что официально он будет записан, как отец ребенка. Я не возражал. Это был единственно правильный выход из сложившейся ситуации. Хотя и было немного грустно от того, что этот мальчик так никогда и не узнает обо мне правды. Я вздыхаю, а он настороженно следит за каждым моим движением. - Не бойся, я тебя никогда не обижу... - тихонько касаюсь указательным пальцем его щеки. - Тамурамаро.