Шесть с половиной ударов в минуту

Глава 23.1 Цеткрохъев «Пока блуждает по Лесу в естественных потёмках, имея перед глазами миллион тропинок во всевозможные стороны, не знает девочка, где кончается Горизонт и начинается Свобода. Всюду простирается Лес, и нет ничего, что было бы не Лесом. Лес есть само естество мира. Лес — душа и сердце заплутавшей реальности для потерявшихся девочек. Дрозды давно выклевали ей глаза, а в горло и нос набилась дорожная пыль. Девочка беспокоится лишь о том, как ей запустить механизм в груди, когда он остановится, и как выйти из Леса, конца и края которого нет. Глупые белки и несмышленые дятлы смирились со своей сопричастностью к Лесу, но не она. Рано ей срастаться корнями с ближайшими деревьями, рано вплетать волосы в ветки кустов, рано разноситься по Лесу опавшими листьям. Вот приходит она к старому дубу, на котором сидит мудрый ворон. «Скажи, как мне выйти из Леса?» «Из него нельзя выйти. Лес — это твой мир, заблудшая душа» Не устраивает девочку такой ответ. Жалеет её ворон и предлагает на выбор шесть предметов, каждый нужный для безопасного достижения края лесного. Но предупреждает мудрая птица, что взять разрешено лишь один из них. Смотрит слепо девочка на дары: ключ, карта, лук со стрелами, лампа, котомка с едой да монетка непонятная, рисунок на которой стёрся от времени. «Как дальновидно! — говорит девочка. — Котомка с едой мне бы пригодилась. Если у меня не получится быстро выйти из Леса, то я хоть смогу прожить несколько дней, питаясь содержимым котомки» С тревогой ворон смотрит на неё. Берёт девочка котомку с едой и идёт своей дорогой. Растягивается её путешествие на несколько дней, но выхода из Леса так и не видать. И вот пища кончается, а вокруг ни кустика с ягодками, ни ручейка чистого. И умирает путница от голода и жажды. Не знала девочка, что дальновидность и продуманность не могут тягаться с Судьбой.

Притча о Лесе. Минута четвёртая»

Пока алчные искатели носятся по миру в поисках золотых жил, пока великие умы бьются над созданием perpetuum mobile, а сожранные религией последователи веры убеждают себя, что лишь любовь Терпящей бесконечна, один чудак не устаёт находить доказательства нескончаемости знания. Цеткрохъев, искушённый коллекционированием информации, мудрости, фактов, бережно собирает каждую крупицу новых открытий, неутомимо жаждет больше. И всегда получает, ибо Вселенная не надрывается подбрасывать одному из самых учёных умов мира нерешённые вопросы и нераскрытые тайны. Эта особенность выгодно отличает старшего брата от Сайтроми, скучающего в окружении повторяющихся шаблонов и непреходящего однообразия. Цеткрохъев не пытается учить его, что одинаковости не существует в природе, а два предмета, которые выглядят идентично, на более сложных уровнях в корне разнятся. Поэтому там, где у хозяина белого огня: «Всё то же», у любителя обогащаться знаниями: «Невиданные параметры для привычной ситуации». Цеткрохъев никогда не скучает, ему всегда есть, о чём поразмыслить и что испробовать. «Этот тип вообще выходит из дворца? Сидит там целыми днями над своими экспериментами, как заправский сумасшедший учёный из глупых книжных выдумок. Что-то там исследует, сочиняет наедине. Я слышала, он ради этих странных экспериментов сам же и отломил себе рог! Ну и жуть!» Цеткрохъев любит проводить эксперименты, как полномасштабные, так и сиюминутные. Иногда кажется, что он помешан на них, но в случае неудачи Король как будто и не расстраивается вовсе. Негативный опыт — тоже опыт. Среди трёх братьев старшего Спустившиеся любят больше всех. Когда Хат’ндо вселяет опасения непредсказуемыми выходками, а Сайтроми отталкивает грубой прямолинейностью, Цеткрохъев — сам этикет. Вежливость и уравновешенность достались ему в той же мере, в какой обошли стороной его буйную половину — Цехтуу. Женская часть Спустившихся вспоминает встречи с задумчивым Королём как с обходительным, а порой и галантным собеседником, мужская — как с адекватным в действиях, дальновидным правителем. «Мне правда немного не по себе. Я пишу эти строки уже после посещения старшего брата, а меня до сих пор трясёт. И хотя меня заверяли, что из трёх братьев Цеткрохъев — самый спокойный, тут есть одна жирная приписка. Его отношение к утайке важных фактов. И… и дело тут как бы даже не во лжи — её он прощает заранее. Но существует какой-то тип информации, которая, как я понял из его объяснений, может потом привести к цепочке рождённых знаний… Проклятье, я даже не могу вникнуть в эти заумные рассуждения. Однако картина сгорающего в фиолетовом огне коллеги будет долго преследовать меня. Цеткрохъев спокойный, да, но при этом жестокий со всеми, кто не угодил ему» Король убеждён, что Терпящая вернётся, рано или поздно. Он бы вернулся на Её месте, даже если на пути встали бы непроходимые препятствия. О чём сын спросит Мать, когда Она предстанет пред всеми ними? Нет, не о других мирах, что создала Её рука, не о законах бытия и круговороте жизни во Вселенной. Неинтересны Цеткрохъев дали. Интересны изменения, вносимые из внешнего внутрь знакомой реальности. А потому ни о чём не спросит Король, лишь проследит за втёкшими извне элементами. Не любит придирки. Они хоть и не выводят его из себя, скорее веселят, но Спустившиеся знают, что лучше не перебарщивать с неуместной критикой. В свой адрес Цеткрохъев игнорирует почти всевозможные оценки. Не важны в его глазах ни похвалы, ни осуждения. Разве что-то меняется от этих замечаний, кроме настроения адресата и, возможно, адресанта? Нет. А настроение — досадная мелочь, не стоящая внимания. Отколотый правый рог, что тянется в левую сторону, медленно восстанавливается. Он не растёт, а регенерирует, но, в отличие от остального тела, не в пример лениво, как будто эти скребущие потолок отростки имели крайне сложную конструкцию на атомном уровне. Целый рог, что зеркально повторял отломанного соседа, дугой уходил вправо. Его Цеткрохъев не спешил приносить в жертву науке, потому как опасался потерять уникальность. Кем будут Шестеро в глазах смертных народов без своих отличительных черт? Что за правитель без инсигнии? «Читал я своему сыну сказку, в которой главным злодеем выступал старший Король. И кем его выставили церковники? Главным врагом знаний! Цеткрохъев — враг знаний! Уморительно!» Все Короли, кроме Цехтуу, активно пользуются внутренним зрением. Хатпрос видит мысли, Сайтроми — характеры, Хат’ндо — прошлое, Сат’Узунд — будущее. А Цеткрохъев видит намерения. Он угадывает, что стоящий перед ним на самом деле хотел сделать вместо озвученного или продемонстрированного действия, но в какой-то момент свернул с намеченных планов. И желание истомилось, истёрлось, сохраняя ментальные следы. Знал также Король, когда деяния совпадали с намерениями. И становилось проще простого среди толпы находить и вдумчивых личностей, и неуверенных в собственных силах, и поспешных на решения, и с отличной фантазией. Так он и отсеивал ненадёжных, отдавая важные поручения самым достойным. Сказать, что Цеткрохъев склонен к привязанностям, значит преувеличить десятикратно. Король умеет по достоинству ценить семейные узы и успехи отдельных индивидов, но пылкой любви не испытывает. Есть братья-сёстры — хорошо, нет их поблизости — спокойнее будет. Его бессмертный дух пришёл в этот мир не для того, чтобы сюсюкаться с роднёй, а потому проявления сакраментальных чувств от него не ждали. Не одобряет однорогий злое чувство юмора Хат’ндо, почти не выносит его, но вместо конфликтов предпочитает игнорировать шутника. Да и зацикленность младшего братца на прошлом изумляет Цеткрохъев, идёт вразрез с его жизненными принципами. При этом любитель экспериментов ладит с его половинкой, что порождает любопытный вопрос: если Хат’ндо почти раздражает Короля, а Хатпрос — нет, как некогда единое старшее существо ладило с самым младшим? Ведь Цехтуу со своей стороны терпения не привносила. Из всех Шести Цеткрохъев реже остальных поднимается на Верхний этаж. Война с людьми? Неплохое занятие: разминает тело, преподносит новые открытия. Но обращаться к нему так часто, как того жаждут Цехтуу или Сайтроми — нет, не для старшего брата. От переизбытка сладостей живот сводит. Точно так же от пресыщения начинает тошнить, вот Цеткрохъев и не лезет в щели между этажами без надобности. Ещё и задумается, а надо ему туда, когда братья и сёстры в очередной раз позовут на подмогу. В сочинениях именитого церковного служителя есть строчки: «Физически силён демон, но и смекалкой не обделён. Лучше всех работает с Хатпрос. В паре с ней раскалывает любые тактики наших стратегов. Я бы благословил воинов, да с каждым днём всё отчётливее понимаю, что это впустую: ничто не спасёт бедолаг от такой мощи» Больше остальных братьев и сестёр Сайтроми желал скрыть рождение дочери именно от Цеткрохъев. Опасался его неуёмной тяги к познанию, что не всегда оборачивалась благом. Хотя положительное влияние увлечений старшего среди Королей трудно переоценить. Цеткрохъев следит за развитием медицины, подталкивает к открытиям химиков и алхимиков, а иногда даже отказывается от лавров в пользу смертных исследователей. Зачем слава тому, кто стремится к результатам? Пусть эти недолговечные копошащиеся создания будут увековечены перед тем, как уйти в вечность, а бессмертному не нужны успех и очередное признание. Но одно значимое достижение Спустившиеся не могли забыть. Однорогий оказался весьма щепетильным по отношению ко времени — единственный из всей шестёрки Королей. Неувядающие, не подвластные смерти существа не замечают сезоны, редко концентрируются на тикающих часах, игнорируют течение этой великой стихии. Сколько им лет? А сколько миру? Какова разница в возрасте между младшими и старшими братьями и сёстрами? Сколько веков назад умер такой-то и такой-то архитектор, проектировавший любимую залу Цехтуу или комнату отдыха Хатпрос? Бесполезно выспрашивать. Они не знают. И не желают связываться со временем, как будто того и нет в мире. Однако Цеткрохъев ведёт учёт годов, прошедших с момента переворота Часов. И это простенькое хобби он навязал всем подданным без исключения. Таким образом, лишь благодаря старшему Королю на Нижнем этаже отсчитывают эпохи, протекавшие после ухода Терпящей из Клепсидры, да смеются над недоразвитыми людьми наверху. У этих глупцов с их верой и религией даже не существует единого летоисчисления. Пока в одном Королевстве подходит к концу тысяча семидесятый год, в другом едва-едва наступает девятисотый. А в какой-нибудь деревеньке люди вообще определяют протяжённость времени, отсчитывая от знаменательно даты. Какой сейчас год? Да тридцатый после разрушения замка на юге. А сейчас какой? Уже пятый после передачи короны новому правителю. И так далее. Стыдоба да и только! «Оба такие независимые, эти Цехтуу и Цеткрохъев! Они точно когда-то были едины? Что-то не похоже. Вроде вместе и компенсируют недостатки друг друга, но при этом гармонии между ними, какая наблюдается у Сайтроми и Сат’Узунд, или сотрудничества, как у шаловливых Хат’ндо и Хатпрос, не наблюдается». Услышать злость в голосе Цеткрохъев казалось невозможным явлением, равно как и смех. Непонятно, то ли эти эмоции вообще не прижились в Короле, доставшись целиком и полностью Цехтуу, то ли он научился не прибегать к ним. Зачем, ведь они мешают сосредоточенности. Известно, что какое-то время Короли искали способ передавать часть сил другим существам, но попытки провалились. Для этого, вероятно, пришлось бы раскрыть секрет бессмертия, чего Шестеро опасались по понятным причинам. Однако Цеткрохъев пообещал братьям и сёстрам, что если когда-нибудь он познает эти механизмы, то останется единственным хранителем тайны. Цеткрохъев не может потеряться в бесконечном Лесу. Для всех Лес — это лабиринт с миллиардом дорог, которые переплетаются друг с другом и ветвятся на миллиарды более мелких. Но Цеткрохъев слишком умён, чтобы хитрости Леса подавили его волю. Более того, существует поверье, что именно ему Терпящая доверила конструирование некоторых дорожек в Лесу, а работа не способна обмануть мастера. И бесконечный лабиринт превращается в прямую тропинку под стопами профессионального распутывателя сложных узлов. Глава 23.2 Три дара — Влюбилась что ли? Я опешила и встрепенулась, чересчур поспешным движением убирая волосы с лица. Женщина справа лениво чертила ногтём по колену и смотрела в окно кибитки за моей головой. — Нет. Что за вопрос? — опомнившись, выпалила я. — Ты тут имя во сне повторяешь. Зовёшь так настойчиво, прямо как под венец. — Во сне? Я не спала! — смахнула остатки дрёмы и села ровнее. — Просто отдыхала с закрытыми глазами. Как будто тут возможно спать при такой тряске! Сайтроми дёрнул плечом. Мы чередовали передвижение на колёсах с пешими прогулками, что облегчало путешествие, однако я всё равно ощущала боль в спине из-за неудобных сидений. Отец тоже не сказать, что прекрасно себя чувствовал: тело, подхваченное ещё в Веллонри, быстро приходило в негодность. Губы покрылись сухой коркой, а кожа местами слезала, как после неудачного загара или сильных ожогов. Правда, дорожный костюм женщины скрывал самые явные следы, но лицо всё равно отражало внутренние процессы. Отчего-то Сайтроми неохотно отзывался о событиях в монастыре. Мне не терпелось выведать подробности его сражения с Саратохом, а также почему, по слухам, часть здания провалилась под землю. Король отвечал односложно и без желания, будто боялся расстроить какой-то деталью… или полагал, что Веллонри — пройденный этап, о котором нет надобности много говорить. — Если не хочешь рассказывать о монастыре, давай побеседуем на другую тему, — предложила я, когда наскучило пялиться в окно. — Например, о матери. — Ты и так о ней всё знаешь. Я не добавлю в копилку уникальной информации. — Не моей матери. Твоей. Отец скривился, будто прищемил палец. В поверхностных мыслях уловила, какой костью в горле встало слово, которым я назвала Терпящую. — Что о Ней говорить? Была богиня — ушла богиня. Когда ты была маленькой, я тебе о Ней столько поведал… — Ты разбрасывал недовольные фразы, чуть ли не ругательства, но никогда не описывал ваши личные отношения, — напомнила я, придвигаясь к женщине. Пару дней назад умудрилась задремать головой на коленях Сайтроми, и это недоразумение почему-то смутило меня, хотя в детстве засыпала прямо на руках родителя. Король отреагировал на мою случайную выходку спокойно, почти равнодушно. Похоже, для него словно и не проходило двадцати с лишним лет, а дочурка виделась всё такой же маленькой и непутёвой. — И что конкретно ты хочешь знать? — Какой Она была? Какой же я счастливчик! Разве кому-то в целом мире выпадал шанс задать такой же вопрос? — Хочу знать, как Она к тебе обращалась, если вообще умела говорить. Или Она сразу внедряла свои мысли тебе в голову? — Фантазёрка, — пробурчал Сайтроми. — Ничего Она особо не говорила. Может, когда нас было трое, Терпящая что-то объясняла нам, даже учила, но никто из Шести после разделения не вспомнит. Период Трёх проступает в памяти в виде неярких впечатлений, отголосков ностальгии, но никак не конкретных образов. А потом… ничего Она особо не говорила. Я надула губы, недовольная ответом. — Ну же, ты ведь мастер рассказывать увлекательные истории! — законючила, настраиваясь на мысли Короля. Возможно, хоть из его головы удастся выдернуть что-то интересное. — А откуда люди узнали о Терпящей? Они ведь появились значительно позже Спустившихся. Она показывалась им? — Показывалась, — фыркнул Сайтроми. — Я пытался анализировать Её поведение и слова незадолго до Переворота, уловить какие-то намёки. Но всё было обычным, естественным, словно в одночасье перевернуть мир — что картину перевесить. А когда мы спросили, зачем Она так поступила, Эта только и ответила, что мы сами можем придумать причину, которая нам больше нравится. А потом вообще пропала. Нет в Её уходе ничего мистического или загадочного, Нахиирдо. Многие мыслители как среди людей, так и среди Спустившихся ищут этот сакраментальный смысл, но… правда в том, что Она захотела уйти. И сделала это. И сейчас не сидит где-то там, за пределами, и не посматривает на нас. — Но ты не знаешь наверняка. Вдруг это какой-то эксперимент… — Эксперимент на выявление чего? Как долго слепцы и глупцы будут мусолить одну и ту же тему, извращая её с каждым поколением всё больше? — Женщина покачала головой. — Во всём этом нет смысла. Если миру и нужно что-то, так это лекарство, а не эксперименты. Он же трещал по швам, пока ему не прописали пилюлю в виде экстра переменной! И кто прописал? Мимо проходящие, кого трещины в Часах вообще не должны волновать, потому что Та, кого они беспокоить обязаны, вышла прогуляться без намёка на возвращение. Эксперименты… — отец презрительно смаковал слово. — Придумай что пооригинальнее. Он мог оказаться неправ, пускай тон всезнающего мудреца почти убедил меня, что, вероятнее всего, Сайтроми познал горькую истину о Терпящей. И злился на Неё вовсе не из-за ухода, нет. Её исчезновение, наоборот, заставило Шестерых вздохнуть с облегчением, и эта догадка обрушилась совершенно неожиданным ливнем. Но вот переворот Клепсидры до сих пор вызывал злость у Короля, и именно на этот вопрос Она отказалась отвечать, а более никто не в состоянии подарить разгадку. — Вы Её никогда не любили? — Мы испытывали амбивалентные чувства. Не сказал бы, что там замешалась прямо-таки любовь… Речь Сайтроми прервала резкая остановка и рывок, в результате которого я откатилась к двери. Отца тоже дёрнуло, и тело женщины прижало меня сбоку. Лошади снаружи испуганно заржали. Выныривая из-под руки родителя, я попыталась выглянуть в окно, но в ту же секунду дверца отворилась. Меня за локоть стащили с сиденья на холодную землю. Утренний морозец сделал её похожей на камень. — А барышня-то монахиня, — на меня уставился конец самодельного стрелкового оружия, напоминавшего изогнутый арбалет, обросший всевозможными детальками, как иглами. Примотанные и приделанные части торчали в разные стороны, и оставалось только догадываться, в чём заключалось их предназначение. Мужчина, направлявший оружие, старался скрыть лицо под повязкой, но тщетно: матерчатая ткань сползла на бок, открывая морщинистое лицо самонадеянного разбойника. Его товарищ перезаряжал похожий по конструкции «игольчатый арбалет», или чем он там являлся… Краем глаза заметила, как ещё двое освобождали лошадей, намереваясь увести их с собой. Набеги на путешественников не были редкими в последний год: не пришедшие в себя после войны люди выживали, как умели, творили, что хотели, не способные вернуться к спокойному существованию. Когда я шла в монастырь за ответами, старательно избегала стычек с шайками, но Сайтроми был далёк от положения дел в этой половине мира и обходил стороной лишь служителей Церкви. — А вторая тоже монашка? — спросил мужчина, державший меня на прицеле. Возня за спиной подсказала, что «спутницу» заставили выбраться на свежий воздух. Вот только Сайтроми не вывалили наружу, как произошло со мной. Пятый и, кажется, последний разбойник попросил женщину спустить ножки на землю, угрожая самодельным оружием. Что-то было в её облике, отчего никто из бандитов не осмелился применять грубую силу. — Вроде нет. Но ценностей они с собой не везут. Только лошади, а так и поживиться нечем. Я была уверена, что Сайтроми прекрасно справится со всеми пятью, лениво перебирая пальчиками в воздухе. Именно поэтому решила атаковать бандитов, рассчитывая, что мощная поддержка у меня есть. Прикинула, что и в какой последовательности проверну на обоих. О занятых лошадьми я пока не думала, полагая, что те не сразу сообразят о сопротивлении жертв. А вот парочка передо мной была вооружена, и внутренний голос услужливо намекал, что пользоваться своими нелепыми самострелами они умели ой как неплохо. Но как лучше поступить? Ошибусь — получу болтом промеж глаз. Возможно, следует с помощью замечательных способностей выбить оружие у обоих. А если разом не получится? Я пока не знала, каков нынешний предел моих способностей, а потому не стала полагаться на предположения о собственном могуществе. Тогда самым оптимальным будет выбить оружие у одного и спутать мысли другому, вырвать у него модернизированный арбалет, пристрелить первого и, если успеется, то и его товарища. Я начала со спутывания мыслей, веря, что помутнение рассудка мужчины останется незамеченным его приятелем. На этом и споткнулась. Яркий образ ворвался в мой разум, унося на волне в неверную сторону. А когда растерянно проморгалась, увидела, что жертва внушения лежит на земле в припадке. Из глаз и носа бандита стекали дорожки крови, которую словно выдавливали из его черепушки. Товарищ пострадавшего потрясённо взирал на дёргавшееся тело, забыв обо мне. Я махнула рукой, и оружие вылетело из рук отвлечённого мужчины на пятёрку шагов ему за спину. И… всё. Неудачное спутывание мыслей, рикошетом задевшее и меня, ослабило настолько, что я упёрлась ладонями в землю, дабы не упасть. Откуда эти сбои в способностях, которые никогда не подводили? Или это новые умения забирали себе столько энергии, что старые фокусы уже непозволительно стало применять с прежней лёгкостью и прытью? Не знаю, чем бы закончилась эта история, если бы не вмешательство отца. Метнувшийся к потерянному оружию мужчина в мгновение ока обернулся белой вспышкой. Возившаяся с лошадьми парочка в ужасе повскакивала в сёдла и припустилась наутёк. — Они проболтаются о белом огне, — поднимаясь на трясущиеся ноги, заметила я. — И что они скажут? Что видели демона, пока грабили экипаж? — Ко мне приблизился недовольный Сайтроми. Очевидно, ему не нравилась эта глупая задержка. Для кого-то ограбление — настоящая катастрофа, а то и смертная казнь, если бандиты встречаются агрессивные, для Короля же — досадная мелочь, как застревающая в колёсах крошка. Инцидент ничему не учит, ни на что не настраивает, ни к чему не приводит, кроме раздражения. — Ты и моих ухажёров будешь заживо сжигать? — я поморщилась от душка, сохранившегося после возгорания невезучего разбойника. Хотелось бы и мне уметь воспламенять предметы на расстоянии, но к этому, похоже, ещё идти и идти. — Это неправильно. — Сайтроми посмотрел на продолжавшего подрагивать на земле мужчину. Я только пожала плечами. — Думаю, аберрация твоих способностей произошла из-за повреждений, нанесённых золотыми цепями. Ментальных повреждений, — добавил он, заметив, что я невольно принялась ощупывать себя. — Это пройдёт. Отсюда пойдём пешком. Извозчик был убит в самом начале нападения, а лошади угнаны. Нам действительно предстояло прогуляться на своих двоих, и я порадовалась этому. Но тут же настроение омрачила невыразительная деталь. — Разбойника, что донимал тебя, постигла та же участь? — Я кивнула на пепел. Дождавшись утвердительного ответа, вытянула руку в указывающем жесте. — Тогда это кто? Впереди возле дороги мялся проходимец. Длиннющий, костлявый, с лысеющей макушкой. Он напомнил гостя из прошлого. Прежде чем Сайтроми сжёг незнакомца, я жестом попросила его отложить поспешные решения. Неприметный бродяга как будто искал что-то, крутился на месте, задумчиво почёсывая щетинистую щёку. Кожу испещряло такое огромное количество морщин и складок, что с трудом можно было поверить в реальность лица-маски. — О, девушка, как мне пройти… — приметив моё появление, начал мужчина и тут же как-то сник. -… на улицу Лиловых Ветров? — подсказала я. — Да… нет… или да? — Или на остров Утешающих Ветров? Или теперь вам нужны какие-нибудь Лиловые долины? — Это вовсе не смешно! Я же в самом деле потерялся! — выпалил бродяга, складывая руки на груди. Он выглядел обиженным простачком, которого прохожие вместо помощи смеха ради столкнули в яму и теперь глумились над глупым мужичком. — Ты знаешь его? — спросил подошедший Сайтроми, неожиданно заинтригованный сценой. — Да. Этот чудак пару раз возникал в моей жизни и давал подсказки касательно ближайшего будущего, — я подозрительно осмотрела сбитого с толку долговязого мужчину. Вдруг обозналась? — Что, уже не помните, как подсказали мне про Скууфтов в одном южном городке? Я думала, это был честный служитель Фасетто, но теперь сомневаюсь, что такой человек имеет какие-то дела с Церковью. И уж точно не вспомните, как предупредили про зубную боль в порту? — Да, я помню, — бродяга поднял палец над головой. — Про зубы не очень, но вот первое… Обычные комнаты вместо красных! Нашла их? — Ага. А теперь вы пришли в третий раз, и это не предвещает ничего хорошего. Не хотите объясниться? — Я кларифицирую, — сказал Король, заработав мой удивлённый взгляд. Плечи женщины были опущены, а руки свободно висели вдоль тела, что наглядно демонстрировало расслабленность Сайтроми. А в глазах вдруг заплясал огонёк глубокого интереса и какой-то даже симпатии к незнакомцу, что поразило меня ещё больше. Лишь когда отец приступил к объяснениям, я поняла, с чем связана такая реакция. — Этот человек — игрушка Сат’Узунд. Изначально он принадлежал моей младшей сестре, которая сломала какому-то деревенскому жителю разум и вызвала растроение личности развлечения ради, но, когда он стал ей не нужен, Сат’Узунд выпросила его для себя. Он служит ей уже лет двадцать. Бродяга выглядел так, будто не распознал ни единого знакомого слова в речи говорившего. Теперь-то причины его странностей стали мне ясны: мужчина страдал ярко выраженным расстройством личности. — То есть этот человек — инструмент? И что, он просто все эти годы бесцельно слоняется по миру, пока не понадобится Королеве? — Примерно так, — кивнул Сайтроми. — Видишь ли, Сат’Узунд поставила себе цель, что по-книжному нелепа и по-сестрински мила: она решила преподнести тебе, своей единственной племяннице, три дара. А поскольку Сат’Узунд живёт на Нижнем этаже и не имеет доступа наверх, ей приходилось пользоваться подручными средствами. — Этот мужчина — и есть её дары? — Нет. Он — исполнитель. Инструмент, как ты удачно выразилась. Если мнительные служители Церкви захотят допросить его, то не найдут ничего, кроме глубокого сумасшествия, что делает мужчину идеальным гонцом на территории недружелюбных людей. Королева подарила тебе разгадки на некоторые вопросы, — отец поморщился. — По чести сказать, их должно быть три, но в итоге третьим даром стало твоё спасение, а не планируемое предсказание. — Разгадки? — я скептически вздёрнула бровь. Что-то прозрачные намёки на пещеры Скууфтов и сомнительное предупреждение о Зрячем не казались… хорошими дарами. Я едва добралась до сути, потому что причудливые пояснения и окольные пути донесения информации едва ли полезны настолько же, насколько прямые ответы. И почему бродяга не мог прямо сказать, что искать нужно в таких-то пещерах, а также что в будущем ждёт беда в лице парня по имени Ташеф? — При всём уважении к твоей сестре, её подсказки могли бы быть немного конкретнее. Я чудом вышла на правильный путь… — Но ведь вышла же. Формулировки звучали бы иначе, если бы Сат’Узунд была уверена, что тебе они не помогут, — Сайтроми оказался на стороне любимой сестры, в чём я и не сомневалась. — И почему с её способностями видеть будущее она указала на какую-то пещеру Скууфтов? Не хочу показаться грубой, но в моей жизни случалось столько опасностей, которые я могла бы избежать, если бы такой вот человечек вылезал из табакерки и сообщал о них заранее, — я указала на мужчину, смущённо черкавшего мыском полосы на земле. Он будто провалился в свои мысли и не обращал на нас внимания. — Почему она вмешалась в конкретно те моменты, а не любые другие? — Я знаю, с твоей позиции это выглядит неуместной игрой, но это не так. — Серьёзность тона Короля вызывала холодок на коже, будто я выслушивала, как навьюченный в каком-то деле опытный авторитет разжёвывает очевидные вещи, осторожно указывая на мою неграмотность в вопросе. — Сат’Узунд мыслит далёкими от нас стандартами, поэтому ухватить суть её поступков не всегда легко. Однако запомни: никогда они не бывают бесполезными или ненужными. Если она сделала вывод, что именно в этих моментах жизни ты обязана получить поддержку со стороны, поверь — это лучшее решение из всех возможных. Либо ты не справилась бы сама, либо не получила бы необходимый урок в жизни, если бы обошла подсказку стороной. В любом случае, выбор сестры — не прихоть, а необходимость. Оцени её старания по достоинству. Слова Сайтроми сыграли роль масла, подлитого в затухавший огонь. Получается, я могла бы спасти Скууфтов, ведь наводку на пещеру получила значительно раньше ордена Лангзам. Или мне нужно было стать свидетельницей их гибели, дабы возненавидеть город и пожелать вырваться из него? А вот с Ташефом всё было яснее, хотя всё равно не получалось свыкнуться с мыслью, зачем требовалось так витиевато говорить. Если бы бродяга сразу сообщил, что в ближайшее время я встречу Зрячего, вела бы себя куда осторожнее. А так эта история с другом Рандарелла принесла одно разочарование и лишние переживания. — А третий дар — спасение из плена? — юркие тени, назвавшиеся Созерцателями, запомнились надолго. — Если три дара были сделаны, почему он сейчас здесь? Как по команде, бродяга выпрямился и выжидающе посмотрел на нас. Едва ли у него до сих пор было имя, и безвольное существование не человека, но вещи, слуги на побегушках у всесильных и жестоких, пробуждало жалость к его судьбе. — Доставляет приглашение, — Сайтроми прищурился. — Она прислала его именно сейчас, и на то есть причина. Сат’Узунд хочет тебя видеть. Нам придётся прервать путешествие. — Что? Прервать? — воскликнула я. Бродяга вновь увлёкся изучением пыли на дороге. Похоже, от него не требовалось ничего передавать в этот раз, посланием являлся он сам. — Ты предлагаешь нам свернуть с намеченного маршрута и отправиться в какое-то другое место? — Не нам. Тебе. Я пока не тороплюсь обратно на Нижний этаж. У меня пересохло во рту от внезапного поворота. Нижний этаж? Серьёзно? — А нельзя сделать это после решения проблемы с Катрией? В любом случае, едва ли двери пропустят меня в нижнюю часть мира. — Потом будет поздно. Ты ещё не поняла, что Сат’Узунд никогда не вмешивается без надобности? — Король сверлил взглядом стволы по левый бок, словно силился увидеть, что на той стороне леса. — Нужно выяснить о ближайших дверях. Уверен, где-то рядом найдётся одна такая, иначе слуга Сат’Узунд не пришёл бы сюда. — Дверь? — непросто осмыслить информацию, которую разом выливают на неподготовленного слушателя. — На Нижний этаж? — Оставь этот глупый керрилизм, он раздражает, — отец сжал мои плечи. — Пойми важность её просьбы. Убить Катрию мы можем и потом. Навестить Сат’Узунд ты обязана сейчас! Это её персональная просьба, и она заслужила её выполнения. Твои апокрифичные опасения касательно перехода между этажами не подтверждены опытным путём, поэтому не паникуй раньше времени, как ты любишь. Сайтроми быстрым шагом направился вдоль тракта. Мужчина его более не интересовал, и мой вопрос о его будущем Король проигнорировал. Я неловко поблагодарила бродягу за неустанное исполнение обязанностей, но он, похоже, даже не понял меня. Так и топтался на дороге, как солдатик, которого забыли повторно завести. — Я ведь могу отказаться, разве нет? Ты говорил, что не станешь заставлять меня, — я догнала отца. — Ты можешь отказаться. Но этим поступком ты оскорбишь Сат’Узунд. Я не стану за тебя заступаться, последствия будешь расхлёбывать сама. Даже если просьба Сат’Узунд не являлась банальным капризом, мне всё равно было трудно смириться с резкими переменами. Я всегда чувствовала себя обманутой жизнью, когда любовно вынашиваемые и трепетно исполняемые планы перечёркивались внезапными корректировками и отступлениями. Рандарелл пришёл бы в восторг, приравнивая изменения к появлению новых увлекательных приключений. Но меня они выбивали из колеи, и требовалось время, чтобы притерпеться к ним. — И… что, я буду… гостить у Королевы? — Если понравишься ей, сможешь даже выпить с ней чай, — ухмыльнулся Сайтроми. — Это не продлится долго. Вернётесь дней через пять. — Вернёмся? — я прикусила язык, заметив, как недобро отец реагировал на переспросы. — Сат’Узунд пойдёт со мной? — Конечно. Ты поможешь ей подняться наверх. Меня приковало к одному месту. Так вот к чему всё шло! Помочь доброй тётушке, сделавшей мне такие замечательные подарки, прибыть в мир людей. Знаю, к чему это приведёт, и несмотря на уважение к щедрости Сат’Узунд не желала дать этому случиться. — Что опять не так? — приметив мой конфуз, выпалил Король. Ему тоже пришлось остановиться. — Если в этом смысл моего похода в гости, то я отказываюсь. Прямо здесь и сейчас говорю «нет». И не надо буравить меня взглядом! — тыча пальцем в грудь женщины, воспротивилась я. Её потрескавшиеся губы постоянно притягивали к себе взгляд, просто магия какая-то! — Я с трепетом предвкушаю знакомство с той, что столько сделала для меня. И буду рада отплатить ей той же монетой, вот только и у моего чувства благодарности есть пределы. Одно я не могу — проложить ей дорогу наверх. — Из-за личных убеждений? Моральных принципов? — Люблю, когда ты с полуслова докапываешься до сути. Не мне напоминать тебе, что бывает, когда вы собираетесь вместе на этаже людей. Сейчас здесь твоя младшая сестра… и ты. Чем вас больше, тем ближе война. А я… ненавижу войну, — меня передёргивало от одной мысли об этом чудовищном явлении. И нелюбовь эта была не гипотетической, выросшей из внушений религиозных фанатиков и книжных гипербол, нет. Я сама наблюдала, к чему приводит бессмысленная резня, пока шла в Веллонри. А с Шестью королями будет только хуже. — Я не стану приближать её. — Ладно, — вдруг согласился отец. Я ожидала, что он разозлится, будет убеждать. Хотя бы попробует настоять на своём. — Твоя воля отказаться. Принуждать тебя не буду, да и Сат’Узунд тоже, так что можешь не сочинять поводов для страха. Не хочешь звать её с собой — не надо. Только не криви так жалостливо свою мордашку, у моего тела прямо сердце разрывается. Я улыбнулась краешком губ, одобряя его попытку скрасить неприятную тему. Становилось неуютно при мысли о скором отправлении в неизвестность. Я негативно восприняла новость о необходимости отложить убийство Катрии, но отсрочить — не отменить полностью, и это успокаивало. А также невольно ёжилась, думая, что вскоре познакомлюсь с удивительной Сат’Узунд, персонажем легенд и сказок. — Тогда давай найдём проход на Нижний этаж, — уступила я.