Шесть с половиной ударов в минуту

Глава 31.1 Хат’ндо «Пока блуждает по Лесу в естественных потёмках, имея перед глазами миллион тропинок во всевозможные стороны, не знает девочка, где кончается Горизонт и начинается Свобода. Всюду простирается Лес, и нет ничего, что было бы не Лесом. Лес есть само естество мира. Лес — душа и сердце заплутавшей реальности для потерявшихся девочек. Дрозды давно выклевали ей глаза, а в горло и нос набилась дорожная пыль. Девочка беспокоится лишь о том, как ей запустить механизм в груди, когда он остановится, и как выйти из Леса, конца и края которого нет. Глупые белки и несмышленые дятлы смирились со своей сопричастностью к Лесу, но не она. Рано ей срастаться корнями с ближайшими деревьями, рано вплетать волосы в ветки кустов, рано разноситься по Лесу опавшими листьям. Вот приходит она к старому дубу, на котором сидит мудрый ворон. «Скажи, как мне выйти из Леса?» «Из него нельзя выйти. Лес — это твой мир, заблудшая душа» Не устраивает девочку такой ответ. Жалеет её ворон и предлагает на выбор шесть предметов, каждый нужный для безопасного достижения края лесного. Но предупреждает мудрая птица, что взять разрешено лишь один из них. Смотрит слепо девочка на дары: ключ, карта, лук со стрелами, лампа, котомка с едой да монетка непонятная, рисунок на которой стёрся от времени. «Как… бесполезно! — говорит девочка с раздражением. — Зачем мне лампа в Лесу, в котором свет попросту не может жить? Какая польза от неё? Но делать нечего: все остальные дары я уже брала, а этот ещё нет» Не смотрит ворон на неё. Берёт девочка лампу и идёт своей дорогой. Плохо освещает она тропу, и путница почти ничего не видит. Надоело ей так слоняться по одним и тем же дорогам. Поняла девочка, что нет выхода из Бесконечного Леса. Бросила лампу и села в темноте на тропинке, чтобы умереть. Спустя какое-то время она начнёт снова бродить, как и подобает всем обитателям Леса. Ничего никогда не меняется.

Притча о Лесе. Минута шестая»

До чего же молодым и привлекательным признавался этот бес в обществе Спустившихся. Миловиднее Короля среди Шести попросту не было. Очаровательный модник Хат’ндо мог бы стать завидным женихом, если бы интересовался браком. Да вот тут-то и крылась подоплёка: несмотря на пленительную внешность и позитивное мышление, он всё равно оставался бессмертным могучим существом, с которым трудно найти общий язык простым смертным. Слишком сложная натура, и даже обманчивая весёлость нрава не приспускала Хат’ндо на уровень подверженных недугу смерти. Люди, естественно, отрицали пленительность демона и изображали его мерзким и отталкивающим. Короля забавляли карикатуры на собственную внешность, ибо дуться на глупости… глупо. Тавтология тавтологии рознь. «Ужасно быть таким мнительным. О подозрительности младшего брата пора слагать легенды, не иначе. Причём эта дурь просыпается в нём самым неожиданным образом. Вот он легкомысленно шутит, а в следующую минуту уже готов вынести вам приговор за какой-либо грех. И ваше прошлое, лежащее как на ладони, лишь усугубляет отношение к вам» Хат’ндо привык, что часть его зрения принадлежит Хатпрос, а её связано с ним. И хотя возможность следить за деяниями друг друга круглосуточно сближает их механически, это, как ни странно, не делает их дружнее. По-настоящему младшие брат и сестра едины лишь в периоды совместно реализовываемых замыслов. Их мировоззрение при этом весьма различно. Хат’ндо более практичный и крепко врос корнями в сформированный мировоззренческий пласт, а то время как Хатпрос отзеркаливает представления окружающих, так что трудно сказать, во что она на самом деле верит и какими качествами обладает. Хат’ндо научился наслаждаться любым положением дел. Он не ищет развлечений и может радоваться даже ленивому разглядыванию потолка. Его не одолевает ни скука, от которой часто страдает Сайтроми, ни жажда деятельности, как Цеткрохъев. Младший брат редко повышает голос, но также никогда не скрывает недовольства, если ему что-то не нравится. «Король верит, что немного красоты и опрятности миру не повредит. Даже самые бедные во всех значениях этого слова Спустившиеся будут жить чуток радостнее, если их пустой дом украсит вычурная вещица. Не совсем роскошь, но уже радует глаз. Конечно, Король осознаёт, что многие проблемы это не исправит, но советует не пренебрегать любованием красотой. Она очищает души. Хотелось бы мне понять, что именно он понимает под истинной красотой. Вряд ли это материальные вещи, о которых многие подумали» Хат’ндо привлекает внимание не только ростом и причудливыми рогами. Он любит наряжаться во фраки ярких расцветок с нашивками, узорами, золотистыми цепочками и другими броскими украшениями. При этом неправильно будет назвать его ветреным и помешанным на внешности. Какие бы мысли ни крутились в голове Короля, они далеки от самолюбования и рассуждений о новом наряде. Иногда Спустившимся кажется, что Хат’ндо старается даже не ради собственного комфорта, а эстетического вкуса окружавших. Младший брат попал на страницы учебников в параграфы «о странностях» за то, что единственный из всех бессмертных носит шляпы. Шестеро по понятной причине редко признают головные уборы (Цехтуу дозволяла шлемы, а с подачи Сат’Узунд были изобретены странные громоздкие украшения, крепившиеся по бокам лица и возвышавшиеся над макушкой, но на этом список заканчивался). Однако Хат’ндо не убоялся неудобств и с гордостью зашивает распоротый рогами материал прямо на голове. Чтобы просунуть верхнюю «ломаную» часть, приходится знатно кромсать шляпы, но мастера с золотыми руками (а иногда и сам Король) делают так, что клочки вновь выглядят новыми. Длинные волосы у мужчин Хат’ндо не терпит, поэтому поддразнивает Цеткрохъев за его хвостик. У самого хоть и есть растительность на голове, он поддерживает идеально короткую стрижку. А уж по тому, как относятся к рогам младшего брата, можно составить книгу анекдотов. Кто-то считает их нелепыми, чудными по форме. Кто-то восторгается. Кто-то изумляется, что даже такие странные придатки не портят миловидность Короля. «Если бы меня спросили, чьи рога впечатляют меня больше остальных, я бы назвал, пожалуй, рога Сайтроми и Хат’ндо. У среднего брата они так странно объединяются каким-то совсем ненужным, но симпатичным отростком. А у младшего… собственно, достаточно разок взглянуть на эти «единички», чтобы понять их уникальность. Раньше в списке был Цеткрохъев, однако, отломав один рог, он потерял ту гармонию симметрии, которая так восхищала» Как и все в его родне, Хат’ндо обладает потрясающим ментальным даром. Он бросает взгляд на неизвестного, впервые встретившегося человека или Спустившегося, и уже знает его прошлое. Король не может читать мысли, как Хатпрос, или видеть пережитые индивидами эмоции, однако поступки, совершённые любым смертным доселе, выстраиваются перед его взором в чёткую последовательность. Даже раннее детство, никогда не запоминаемое живыми существами, Хат’ндо обозревает в подробностях. Смертному не надо рассказывать ему свою историю, разве что впечатления и чувства, испытанные в те или иные моменты прошлого. Этого младший брат узреть не может. Исключительно поступки. Знания о чужом прошлом Король не брезгует использовать против тех, кого желает унизить и морально добить. Неприязнь к случайному индивиду может возникнуть в нём пусть и не на пустом месте, но зачастую внезапно для катализатора гнева Хат’ндо. И младший брат не имеет привычки объяснять, что именно в характере смертного вывело его из себя, из-за чего в народе его прозвали мнительным и скорым на поспешные и необъяснимые решения. Тяжело представить, но среди Шести есть тот, кто ничего не чувствует к Терпящей. Ни гнева, ни смирения, ни обиды, ни любопытства, ни азарта поиска… Ничего этого нет в душе Хат’ндо. Когда его спрашивают о Матери, он пожимает плечами и говорит, что Она была, а теперь… Её нет рядом. Как он к этому относится? Да никак. Что бы желал передать Терпящей, если бы выпала такая возможность? Да ничего. Занимает ли Она когда-нибудь его мысли надолго? Никогда. Дотошные до психологии умники заявили бы, что у Короля на лицо травма, и он хотел бы, да не может вспоминать Создательницу, вот только… Правда в том, что Хат’ндо нет до Неё дела. «Про Хат’ндо и Хатпрос говорят, что они сочетают в себе принципы множественного «Х»: хитрые хулиганы; холера хиреет; хохот хриплый, харизма, хищность; хваткие хозяева, характерные. Так, конечно, много про кого сказать можно. Однако исследователи, что ищут скрытый смысл в любой мелочи, уверены, что имена были даны младшим бессмертным самим Провидением» Хат’ндо находит музыку вдохновляющей. Считает её почти магическим инструментом высшей силы, что влияет, изменяет, настраивает. Забавно, ведь по такой логике выходит, что люди налаживают музыкальные инструменты, чтобы потом рождаемые ими звуки налаживали самих людей. Король сам придумывает себя занятия. Что сочиняется — делается. Но только в том случае, если планы не затрагивают тему, общую для остальных бессмертных. В чужие дела Хат’ндо не лезет, сценарий родственников не портит. По-настоящему. Безобидные шутки ведь не берутся в расчёт? «"А меня пугают его наклонности. Пугает, что он ставит себя на один уровень с великими, как зарвавшийся мальчишка!". Так писал паладин семисотого столетия после ухода Терпящей. Ныне упомянутого сословия не существует. "Он хоть и выделяется, не теряется на фоне других, однако же не в деяниях и не заслугах. Словно сторонится успеха и обсуждения в кругах. Если бы их было не больше пяти, даюсь [устар.], не убыло бы по значимости"» Типично людское непонимание, что в чётном числе есть гармония и упорядоченность. Извечно им хочется убрать деталь там, где механизм отточен до совершенства, улучшить то, что не требует смазывания и починки. Страдают от заблуждений и Спустившиеся. Да в пересудах правды нет. Машина не сломается, потому что самим Мастером была наделена золотыми шестернями, поршнями, винтами… И позже сама себе закрутила и впаяла их так, что ни зыбкое время, ни суровые ветра не расшатают. Хат’ндо не может потеряться в бесконечном Лесу. Для всех Лес — это лабиринт с миллиардом дорог, которые переплетаются друг с другом и ветвятся на миллиарды более мелких. Но Хат’ндо для Леса невидим и неслышим. Он теряется вне дорог Его, и Лес в попытках отыскать юркого ловкача внезапно забывает о его существовании. А когда вспоминает, вновь обращает корни в сторону Хат’ндо. И тогда опять забывает. И так до бесконечности. У этой игры нет конца, только победитель определён с самого начала. Глава 31.2 Долги Если кто-то мечтал переместиться на несколько дней в прошлое, он должен был обратиться к Хатпрос. Правда, вместо скачка любопытствующего ждала бы иллюзия… Примерно таким путешественником я себя и ощущала. Сознание пережило несколько скучных и волнительных дней, однако тело постарело лишь на тройку часов. С момента прибытия в замок Антуара прошло всего двести минут, только моя память кричала о других впечатлениях. И это несоответствие здорово терзало. Может, я и противилась внушению, но не его последствиям. Словно мне дали шанс прожить определённый отрезок дважды, и две разные правды со скрипом укладывались в моей голове. В каком-то смысле я также побывала и в будущем. Иллюзия Хатпрос вбирала в себя все детали окружавшего мира, копировала с поразительной точностью. В действительности я никогда не ступала за порог зала, где проходили наши трапезы в мире дурмана, и всё равно знала, как он выглядел. Королева расписала его в моём сознании ещё до того, как мои ступни по-настоящему коснулись пола в зале. Она также показала обстановку других комнат, людей в замке, улицы за окном… Иллюзия превратилась в фактическое знание, так как не противоречило реальности. Я бы ни за что не поблагодарила Хатпрос за подаренную информацию, ведь она не смягчает последствий от проделанного надо мной кощунственного эксперимента. И всё же эти сведения не были лишними. Развалившееся тело господина доставили во дворец, но Сайтроми пока не очнулся. Сат’Узунд взялась опекать его до пробуждения. Вот теперь у меня самое настоящее дежавю. Некоторые «предсказания» Хатпрос оказались удивительно точными. Часть слуг заливалась слезами возле постели с двурогим великаном, зачем-то называя его «бедный наш король Антуар». Я с неодобрением косилась на убийцу здравого рассудка, которой шутка с двинувшимися обитателями дворца казалась уместной. — Мне не очень нравится, что она угрожает моему спокойствию и целостности разума, — высказала я опасения Сат’Узунд. — Одного раза было недостаточно? На другой день после разрушения иллюзии Хатпрос попробовала заключить меня в новую, только… Не знаю, то ли у меня выработался иммунитет, то ли это часть моего наследия. Тот факт, что я противилась внушению самому талантливому манипулятору, впечатлял не только Хатпрос, но и Сат’Узунд, чьи губы приоткрывались в изумлении каждый раз, когда она поворачивала ко мне бледное лицо. — Ты ждёшь от неё неодобрительного поведения — она демонстрирует его, — пояснила приятная мне Королева, склоняя голову к левому плечу. — Моя сестра — зеркало, помни это. Чем сильнее ты злишься на неё, тем дольше она будет сохранять образ заносчивой обманщицы, что желает испытать тебя на прочность. — Как я могу относиться к ней по-другому, если она уже залезла в мою голову, ещё до личного знакомства? Похоже, никого это особо не волновало, кроме меня. Сат’Узунд не интересовалась сослагательным наклонением, а Сайтроми, придя в себя, вообще не заговаривал о выходке Хатпрос. Я с ним тоже не затрагивала эту тему, поскольку не хотела, чтобы это походило на жалобы. Гордость, чтоб её… Я настолько уверовала в проницательность младшей сестры, что ожидала от отца холодности, которой награждал меня его двойник в мире иллюзий. Заморозки не наступили. Сайтроми оставался проницательным циничным Королём, снисходительно относившимся к своей заплутавшей на дорогах жизни дочери. Не было обиды и скрытого недовольства. А Сат’Узунд по секрету сообщила, что после пробуждения Сайтроми первым делом спросил, что со мной. Я вновь попала в тиски внимания отца, которые стали туже из-за новости о моём новом таланте. Ещё более завлекательными были моменты, в которых Короли собирались вместе. То была странная тройка. Они создавали причудливые комбинации, которые менялись в соответствии с переменными. Когда обычные люди или Спустившиеся стекаются в тесный круг, они, несмотря на взаимную симпатию, остаются разобщёнными личностями, каждый со своими индивидуальностями. Но когда в комнате сходились бессмертные, отчётливо ощущалось, как нечто незримо передаётся от одного к другому. Они словно делились собой, и между ними протекал синтез не то энергий, не то душ, не то вообще не открытой материи. И их сила возрастала десятикратно. Это тоже чувствовалось, особенно когда все трое стояли в пределах видимости друг друга. Теперь я осознавала, почему Короли предпочитали перемещаться по миру людей по отдельности. Может, все в сборе они и были могущественнее, но места, где они задерживались, становились яркими сигналами для Зрячих и вообще чувствительных к магии и энергии. Выследить кучку бессмертных для церковников составило бы меньше труда, чем каждого поодиночке. Среди остальных обитателей дворца Сат’Узунд старалась быть невидимкой, блуждавшей тенью. Прислонившись к стене с гравированными аистами на пруду, или стоя рядом с вышитым полотном с аспидами под тремя солнцами, она сама превращалась в украшение комнаты. Грациозная статуя в белоснежном одеянии с гранатовыми бусинами и нашивками, будто капли крови на снегу. Неподвижная и молчаливая. Можно было пройти в двух шагах и не увидеть, пока спокойный голос не просочится вглубь черепа. Во всей фигуре отражался след размеренной вечности. Куда им, не подверженным смерти, торопиться? Напротив, самой подвижной оставалась Хатпрос. Словно танцовщица на сцене, она приковывала к себе взгляды, заводила, осыпала фейерверками и внезапностями. Выскакивала чертёнком из табакерки, к месту и не к месту. Её пыл охлаждали лишь мелодичные интонации Сат’Узунд, в компании которой младшая из сестёр заражалась степенностью. Я избегала Хатпрос, не предвидя точек соприкосновения. — Вопрос, который мучает тебя, имеет совершенно определённый ответ, — как-то сказала она, неожиданно возникнув за спиной, когда я дышала свежим воздухом на полукруглом балконе. В город мне не советовали выходить, да и без этого не стремилась на переполненные людьми улицы. Всё равно никто не ждал меня там. — Я могу ответить на него, но тебя это расстроит, милая. — Что? — я недоверчиво скосила на неё глаза, отталкиваясь от перил. — Вопрос о здоровье твоего парня. Она могла быть кокетливой и натягивать на многоликую личность костюм старшей и более опытной подруги, которая закатывает глаза и с заговорческим понимание выдыхает: «Парни…». Но меня бы это не обмануло. Хатпрос была хищницей даже в минуты развёрнутой клоунады, и стоило забыться, как твою душу раскладывали по кусочкам. От дерзких девиц Королеву отличал обращённый в вечность взгляд, возносивший её на высокий-превысокий пьедестал в сравнении со всеми нами. Чёрным корсетом с белыми полосами и высоким стоячим воротником, а также красной юбкой до пола младшая из сестёр подчёркнула и ещё больше выделила контрасты, присутствовавшие в её внешности. Я до сих пор не могла понять, носила она маску, или казавшиеся искусственными половинки являлись частями её лица, сформировавшимися в миг её появления на свет. — Он мой друг, — поправила я, нахмурившись. — Раз это теперь так называется у нового поколения… — Ты не можешь знать о его здоровье. И я в любом случае не хочу обсуждать с тобой моих знакомых. — Я могу сделать такое предположение, которое попадёт в центр мишени, — Хатпрос проигнорировала вторую фразу. Она упёрлась локтём в перегородку балкона и бросила беглый взгляд на сад под окном. Сине-жёлто-белые цветы росли вдоль дорожек, выложенных из редкого голубого мрамора. Не хватало фонтана или прудика, которые богатые люди любят воткнуть перед домами. Я отвернулась и собралась молча уйти, так что Королева оставила хождение вокруг да около и выпалила: — Руку он всё равно потерял. Не нужно быть Сат’Узунд, чтобы знать это. Лучше тебе быть в курсе сейчас, чтобы потом не расстраиваться. — Чушь! — Только потому, что папочка никак не мог покалечить твоего дружка? Я знаю, как наносятся такие раны и к чему они приводят. Не в первый раз вижу, сама практикую, — Хатпрос дёрнула головой в сторону выхода. — Можем поймать какую-нибудь служанку и на ней испробовать выжигание изнутри. Посмотрим, сумеет ли она двигать рукой. — Нет. Забавно, но и в подобные угрозы я тоже не верила. Наверное, потому что несмотря на все свои выходки младшая из сестёр не проявляла склонности к бессмысленному насилию. Не знаю, как было до нашего прибытия, но при мне она не покалечила (физически, по крайней мере) и не убила ни одного обитателя дворца, что многое могло бы рассказать о её характере. Оттого я и не сомневалась, что ловить и травмировать слуг Хатпрос не станет. К сожалению, мои мысли оставались незащищёнными, какие преграды я ни выстраивала в своём сознании, и мои рассуждения словно подсвечивали со всех сторон. — В несправедливую правду ты тоже не веришь? Естественная реакция смертных на неприятные новости, — Королева положила на перила какую-то вещь. — Когда-нибудь ты поймёшь, какими ценными были мои предупреждения. Но что требовать от ребёнка в период взросления? Она щёлкнула меня по носу, заставив вздрогнуть от неожиданности, и плавно уплыла с глаз долой. Смахнув с лица остатки ощущений, я вернулась к оставленному Хатпрос предмету. К удивлению, это оказалась стрелка, судя по длине, минутная. Время… Менее загадочно, чем Хатпрос, и более нетерпеливо, чем Сат’Узунд, вёл себя Сайтроми. Он пришёл в себя на второй день нашего обоснования во дворце, а на третий его уже воротило от арочных потолков и узких коридоров. Дело было, само собой, не в архитектуре как таковой, а вынужденном безделье. Они чего-то ждали: все трое, не сговариваясь, заняли позиции готовых метнуться по сигналу копий. Несомненно, бессмертные следовали строгому плану, который обговорили, ещё когда сидели на Нижнем этаже. Я держала любопытство при себе. Сайтроми, слегка сведя брови к переносице, следил за мной взглядом, когда я впервые показалась ему с остриженными до подбородка волосами. Ему не понять, как иногда мешают волосы. А ещё это символ перемен, до которого я, наконец, дозрела. Время играло против меня. Полмесяца пролетело с такой скоростью, будто ответственный за него взбесился и попросту выдрал листы с датами все разом. Именно столько дней мне потребовалось, чтобы продумать до мелочей одно дельце. Вертя в пальцах минутную стрелку, я думала о двух именах. Две трудности, о которых следует позаботиться. Тигоол. Я не уставала звать Спустившуюся и даже после отсутствия ответа не бросала надежду, что она просто прячется, как и сказала её копия в иллюзии. Но как найти девушку и вытащить на безопасный свет, будучи застрявшей во дворце на Верхней половине мира? Рандарелл. Если Хатпрос не обманывала, у служителя серьёзные неприятности. А пропасть между нами будет увеличиваться с каждым днём всё больше. Как узнать, где он и что с ним? Я благодарна своим друзьям за наши отношения и обязательно отплачу им за проявленную доброту. Хорошая память — знатный козырь. И злой шутник, когда требуется задушить плохие моменты из прошлого. Я была бы счастлива стереть оттуда Катрию, например. Мне нужно было место исполнения желаний. Выбор пал на просторный зал, в котором, согласно рассказам слуг, до выезда Антуара проводились встречи с гостями. Вся мебель, кроме стульев, не сошедшимися в танце партнёрами смотревшими друг на друга возле противоположных стен, была вынесена. Над ними висели картины с пейзажами, а на зеркальный чёрный пол был нанесен маршрут из одних городов в другие. Я затворила кремового цвета двери с восточной стороны зала и такие же, но более светлого оттенка, с западной. Слуги сообщили, что сюда редко заходили, если только на календаре не пестрела праздничная дата, а значит беспокоиться, что нас прервут, не придётся. Я села в круг в центре комнаты, из сердцевины которого выходили стрелки во все стороны света. Скрестила ноги и задумчиво вперилась в чёрную гладь, отражавшую потолок и окна. Попавшие в этот зеркальный мир предметы теряли свои краски, превращались в одинаковые серо-чёрные контуры. Я проработала порядок действий и слова, да только… Мой план сквозил неточностями и обещал быть успешным при наличии страшного жирного «Если». — Я наслышана, какая ты упрямая сволочь, но ты притащишь сюда свои телеса, нравится тебе это или нет! Давай, Глядящий в Душу, я хочу заключить с тобой сделку! Я похлопала себя по коленям, оглядываясь вокруг. Ну, само собой… Даже бархатные занавески не шелохнулись от призрачного сквозняка. Пришлось повторить призыв ещё тройку раз, прибавив резких словечек, чтобы, на худой конец, хотя бы разозлить наглеца. Только когда белобрысый парнишка в синей тунике материализовался напротив, ссутулившись так, что подбородок находился на уровне нижних рёбер, я выпрямилась в полный рост. Спустившийся тоже выровнялся, окинул взглядом обстановку. Поняв, где он, парень присвистнул. — Меня призвала служанка Антуара? Или нет… — Глядящий в Душу прищурился. — Неужели… Я помню тебя, полукровка. Думал, ты сдохла в канализации. — Ты всё такой же прямолинейный хам, — я упёрла одну руку в бок. От одной его усмешки у меня внутри всё начинало закипать. Однако я готова была вытерпеть его присутствие. — Я прощу и твоё дурное поведение, и твою подлость в тоннелях, если ты кое-что сделаешь… — Не пойдёт. Я с такими, как ты, не связываюсь, — отмахнулся парень, вставая вполоборота ко мне, — Вы, полукровки, совсем обнаглели — обращаться ко мне? — Велика шишка! — Правая рука Королевы, если ты не знала. С мелочёвкой не вожусь. А потерять его оказалось проще простого. Высокомерием от Спустившегося разило, как алкоголем — от заснувшего на улице пьяницы. В прошлый раз я плохо рассмотрела его в темноте, зато теперь проникавший в помещение свет позволял изучить фигуру и внешность. У парня выпячивал подбородок, а серо-синие глаза с длинными ресницами имели приятную и притягательную форму. Симпатичен. Правда, черт его матери, которые я зачем-то искала, обнаружилось разительно мало. На поясе болтался серп. А на тунике виднелся вышитый серебряный ключ, который я приметила ещё в прошлую встречу. Глядящий в Душу вроде бы совсем не изменился, несмотря на прошедшие годы, даже одежду ту же носил. Хоть шути на тему королевского обмундирования специального отряда ломателей сознания имени Хатпрос. — Да ладно? Слушай, я не знаю, на каких золотых перинах ты там валяешься, но сейчас тебе стоит спуститься с небес на землю, пока я не втоптала тебя в неё, — я сделала шаг в сторону Спустившегося. — Ты мне… угрожаешь? — парень в изумлении выгнул бровь и захихикал. На его лице за прошедшую минуту успело побывать столько эмоций, что я вновь задумалась о защитном механизме, который этот умник использовал. — Здорово, служанка, просто хлопаю стоя. Я даже выйду через дверь, чтобы закрепить моё безразличное к тебе отношение. Удачи! Не знаю, каким ничтожеством он меня считал, но даже злость в моём голосе не убедила его, что ко мне следует прислушаться. Вот только это было ещё не всё. — Ты мне задолжал. А я очень злопамятна, — я достала минутную стрелку и провела по ней ногтём указательного пальца. — И память у меня куда лучше, чем у тебя, Мадриер. Глядящий в Душу поскользнулся и едва не вывихнул ступню, возвращая себе устойчивость. Он повернул ко мне вытянувшееся лицо, с которого свалились все ненужные маски. Я пожала плечами с самым будничным видом. — Откуда… — я почти со злорадством наблюдала, как загорается огонёк в треугольных зрачках. — Откуда ты знаешь данное мне с рождения имя? — Спросила у Сайтроми. Он мне сказал. — Зачем бы он стал говорить имя служанке? — Спустившийся раздражённо сдул чёлку в сторону. — Да знаю я, что ты не служанка! Так что? Это моя мать тебе сказала? Я медленно зашагала из стороны в сторону. Глядящий в Душу сложил руки на груди и выжидающе уставился на меня. Он казался мне избалованным мальчишкой, которому впору сорваться на вопль и начать требовать уважительного отношения к своей персоне. Но парень понял условия игры и без лишних слов ждал продолжения. Наконец я замерла и указала остриём стрелки ему в живот. Спустившегося будто толкнули. Он в последний момент переставил ноги, чтобы не завалиться. — Ты отыщешь для меня одну парочку. Или я сделаю тебя калекой, чтобы жизнь сладкой не казалась. — Шантаж, значит? Здорово. Только тебе, должно быть, не сказали, что шантажировать более сильного противника невыгодно. Ситуация его забавляла, вот только напряжение в комнате росло с каждой минутой. Далеко не обнадёживающим был тот факт, что парень удержался на ногах, хотя я рассчитывала познакомить его поближе с полом. Несмотря на внешнюю юность, возраст Спустившегося, если я правильно запомнила слова Юдаиф, достигал пяти сотен лет. Глядящий в Душу давно перестал быть ребёнком и представлял реальную угрозу. Он сводил людей и своих собратьев с ума задолго до моего рождения. Единственной моей уверенностью была надежда, что раз сама Хатпрос обломала зубы о мой разум, то и его нечего бояться. Я увидела момент нападения в поверхностных мыслях парня. Но иллюзия лопнула на подходе, обдав меня брызгами остаточной энергии. В видимом мире при этом ничего не изменилось. Глядящий в Душу поморщился от головной боли и провёл пальцами по затылку. Чтобы не дать Спустившемуся опомниться, я решилась смешать его мысли. Плохая идея, конечно. Само собой, он умел блокировать внедрение в свою черепушку посторонних образов, так что на этот раз отдачу получила я. И она ударила по моему сознанию, так что мир на секунду померк. А когда рассыпавшуюся реальность удалось сложить воедино, перед самым носом пронеслось смертоносное лезвие. Я едва успела отскочить назад и выставить ладонь, так что сила не позволила разогнавшемуся для удара Спустившемуся подойти ко мне слишком близко. Глядящий в Душу качнулся, но и в этот раз не упал. Не внушением, так холодным оружием… Теперь ясно, зачем парню серп. Он вновь рванул вперёд и замахнулся. Лезвие пронеслось опасно близко от левого бока. Меня опять спасло умение управлять предметами на расстоянии. Непроизвольный выпад слегка изменил траекторию движения руки Спустившегося, из-за чего серп прошёл мимо плоти. Всё действо напоминало танец: я отступала, направляя силу на противника, а он стремился зацепить меня голубоватым лезвием. Глядящий в Душу был быстрым и ловким, но до профессионального владения своим оружием ему далеко. Наверняка предпочитал иллюзии вместо кровавых убийств. Отсутствие у него опыта, а также мои способности помогали оставаться живой в этом поединке. Вдруг так некстати сзади возникли стена, и от внезапности я упала на мягкое сидение прислонённого к ней стула. Резко выскользнула вправо, для верности махнув рукой в воздухе и задев оппонента. Глядящий в Душу выругался и посмотрел на кровь на запястье. Только тогда я заметила, что всё это время сжимала минутную стрелку. Но после этого маленького успеха натиск Спустившегося стал ещё агрессивнее. Он жаждал убить меня, а я думала только о том, как избавиться от серпа. Моя беспомощность очень скоро придала ему уверенности, и из обозлённого на неудачи Глядящий в Душу превратился в азартного охотника. Он пускал оружие в пляс и гонял меня по кругу. Кидаемые мне вдогонку внушения не работали, и вскоре парень отказался от привычной тактики разрушения чужого рассудка. Я постоянно отступала и старалась вложить в руку как можно больше силы, гадая, почему не могу придавить противника к полу силой мысли. Что защищало его? Спустившегося дёргало в стороны, и это мешало ему попасть по мне, но не обезоруживало и не сбивало с цели. Я уклонилась от опасного замаха, и после этого Глядящий в Душу, совершив рывок, обхватил меня за талию и повалил на пол. Лезвие устремилось к горлу, и я впилась в запястье противника, чтобы не дать смертоносному металлу опуститься. Вторую руку парень прижал своей, дабы не позволить мне скинуть его. Сил с трудом хватало. Спустившийся давил всем телом, чтобы наверняка всадить серп мне в горло. Только он не знал, что касаться жертвы не стоило. Я представила, как с его запястья начинает слазить обуглившаяся кожа. Обхваченный моими пальцами участок накалился, и Глядящий в Душу рванул заболевшую руку на себя. Вторую он тоже ослабил, когда дёрнулся назад, и, повинуясь неясному порыву, я воткнула стрелку ему в ухо. И тут же испугалась, что убила его. Парень завыл и в слепом порыве резанул серпом мне по груди. А потом отбросил его и в припадке боли скорчился на полу. На этом наша странная битва была окончена. Я подобрала выпавшее оружие, как победитель — трофей врага. Нанесённая мне рана не была опасной, только щипала и доставляла неудобство. Кому-то сейчас приходилось в разы больней. — Эй! — ногой я повернула свернувшегося клубком Спустившегося на спину. Глядящий в Душу был на грани беспамятства. На пол уже натекла небольшая лужица крови. — Я позову на помощь. Сейчас ты выживешь только потому, что нужен мне! Слышишь меня? Я от тебя не отстану, пока ты не сделаешь, что мне нужно! Покинув зал, я подумала, что безлюдность вокруг даже удручает. Ожидала, что Сайтроми в конце всё же наведается, не зря же назвала его имя вслух. Однако он либо не уловил намёка, либо решил не вмешиваться. Только позже этот же Сайтроми крайне неодобрительно разглядывал кровавую полосу чуть ниже моей шеи и сетовал, что я едва не убила важного исполнителя. — Вам некем его заменить? А меня вы кем замените? — Если бы я знал, что его имя нужно тебе для бессмысленной драки, сохранил бы в тайне, — ворчал Король, накручивая тонкую полоску бороды на палец. — Долго мне апеллировать к твоему благоразумию? — Отправлю Хатпрос открытку с извинениями за обиду её шута, — я не садилась, чтобы не уменьшиться ещё больше по сравнению с ростом Сайтроми. И без того приходилось задирать голову, чтобы видеть его пасмурное лицо. — Но если для того, чтобы попросить этого парня об услуге, требуется почти убить его, я готова проделывать это снова и снова. Всё же оглохнуть на одно ухо в пятьсот лет — не такая большая беда, как потерять руку в двадцать, — у меня тоже была припасена возмущённая реплика, которая, по идее, должна отвадить родителя от наставлений. — Позволь мне самой наладить то, что ты едва не разрушил. — Если ты и дальше будешь калечить важных исполнителей, мне придётся вмешаться. — Если ты и дальше будешь калечить моих друзей, мы будем квиты. Сайтроми усмехнулся и отступил. Я полагала, что главные претензии мне предъявит Хатпрос, да только она, похоже, зла не держала. — Кто бы мог подумать, что ты сходу научишься блокировать иллюзии, — заметил Король, возвращая себе бесстрастное выражение. — Наверное, всё дело в колодце… — я запнулась и поскребла лоб. — Каком колодце? — Я… не помню. Было что-то… Какая-то важная идея из прошлого маячила перед самым носом, но из всего букета отчётливо проступал только старый колодец. Словно сон, померкший со временем, в котором все декорации, кроме самой яркой детали, размылись. Пострадавшему понадобились семь часов, чтобы оправиться (не без помощи умелых лекарей-Спустившихся), взять волю в кулак и уяснить необходимую для жизни истину. Глядящий в Душу сам нашёл меня, хотя я опасалась, что опять придётся привлекать его внимание. Сайтроми рассказывал мне о праотцах короля Антуара и железных уставах, которым были вынуждены следовать правители ушедших эпох из-за неусыпного контроля Lux Veritatis, когда парень с пепельными вихрами, уважительно поклонившись Королю, попросил возможности побеседовать со мной с глазу на глаз. Правое ухо и часть головы обматывали бинты. Спустившийся глядел волком, однако говорил ровным тоном. Вприпрыжку заскочил на спинку кресла, будто ничего не болело, и закинул голень на колено второй ноги. — Мне кланяться не надо? — я заговорила, только когда за Сайтроми затворилась дверь, а стрелки на часах пробежали парочку кругов. — Сомневаюсь, безрогая. Верни серп. — После того, как исполнишь мои поручения.  — Ах, это… — Глядящий в Душу болтал ногами в сапогах, шнуровка на которых была алого цвета. Прямо на меня он не смотрел, очевидно, чтобы не злиться ещё пуще. — Я пришёл сказать, что не буду ничего делать для тебя. У меня задание королевской важности. А если бы я и не был занят, то всё равно не пошевелил бы и пальцем. — То есть ты не находишь правильным извиниться перед дочерью своего Короля за то, что бросил её умирать в тоннелях под городом? — Извиниться — да. Пахать половину оставшейся жизни — ни за что, — парень жестикулировал правой рукой, а левую подставил под подбородок. — Твоё родство с бессмертными влияет на то, что я теперь не могу убить тебя, и это меня порядком бесит. Но беспрекословно подчиняться некоронованной принцессе я вроде как и не обязан. — Кто говорит о подчинении? Я предлагала разумную сделку, разве ты не запомнил? — я дёрнула пальцем, и Глядящий в Душу свалился с кресла на колени. Приблизилась и демонстрации ради оттянула своё веко. — За выжженный глаз ты мне расплатился ухом. Но за остальные кошмары в гостях церковников, которым ты меня сдал, будешь долго расплачиваться. Поскольку ты у нас такая важная персона, которая постоянно крутится возле Королей, мне нетрудно будет найти тебя. Я тоже всё время рядом с ними, так что мы будем пересекаться. И раз уж твой главный талант на меня не действует, серп я забрала, а убивать меня не разрешено, ты в минусе. Но, — сила ещё давила на Спустившегося, и он тоже это ощущал, а потому не пробовал подняться, — если ты отработаешь, я вычеркну тебя из списка провинившихся. — Ой ли? За одной услугой последует новая, а потом ещё одна… Когда получаешься власть над кем-то, трудно остановиться. — Могу поклясться именем отца… Нет, это не даёт никаких гарантий? — я поджала губы в наигранном огорчении. — Забавно, что твоя заступница не отругала меня. А ещё она же и подарила мне стрелку, которая потом оказалась у тебя в ухе. Может, ты ей не так уж и нужен? — Я подумаю, — выпалил Глядящий в Душу. Гордец и упрямец. Наверняка для себя уже всё решил, но будет всячески строить обиженного и оскорблённого. А ведь самое сложное лишь впереди. Хоть я и защищена от удара в спину, моя привилегия не избавляет от других видов подлостей, которые Спустившийся мог затеять в будущем. — Серп верни, — буркнул парень. — Попридержу-ка я его пока у себя.