Шесть с половиной ударов в минуту

Глава 7.1 Рождение ненависти Почему, ну почему в такой ответственный момент в голове вместо связных размышлений крутился навязчивый детский стишок? Разве так бывает? Запомни, милое дитя, и впредь почаще повторяй: Пока подвал на ключ закрыт, Тебе уж точно не грозит, Что тени хватятся тебя, но ты о них не забывай. Рандарелл беззвучно захихикал от нелепости собственных мыслей. Вокруг творился настоящий кровавый кошмар, а у него, маленького мальчика, только стишки и бродили в голове. А ещё в висках стучало, да сердце колотилось, как вышедший из строя механизм. Но если вдруг, в тишайший миг, двенадцать раз шагнув наверх, Крики почти стихли, только сестра продолжала вопить в соседней комнате так, будто её заживо разделывали. Возможно, так и было. А ещё в сознание пробивался противный жужжащий звук, который так и сверлил череп, сводя с ума. Сам демон, будто бы любя, Начнёт ласкать и звать тебя, Кто-то издал пронзительный зов, на который тут же отозвались. Рандарелл стоял в тени, прижимая руки к груди и неровно дыша. Ещё немного, и они войдут в эту комнату. И там они увидят его. Не слушай ты его напев, и не проснётся страшный грех. Родители говорили, что демоны ничего тебе не сделают, если ты ведёшь себя хорошо. Почему же теперь мама и папа остывали на полу, а сестра заканчивала свой душераздирающий хор, готовая присоединиться к их безжизненным манекенам? Жужжание усиливалось, сдавливая уши мальчика. Рандарелл с трудом мог выносить его. И снова, как будто совершая побег от реальности, разум зарылся в ворох рифмованных строчек. Кошмар всегда стоит за дверью, готовя инструменты зла, Сдирает кожу до конца, Стирает все черты лица, Съедает внутренности тела, вцепляясь крючьями в глаза. Рандарелл не мог выкинуть из головы огромный крюк, входящий в спину отца, когда тот метнулся в сторону. Это нападение было таким внезапным и… бессмысленным. Почему они, почему сейчас? Нападавшие, определённо, не были людьми. Таких сгорбленных спин, длинных конечностей и шипящих голосов Рандарелл никогда не слышал. Прошу, ты дверь не отворяй. Им нет конца, им нет прощенья. В дверь кто-то издевательски постучался. И тут же послышался хрипловатый смех. Они знали, что мальчик в комнате, но растягивали удовольствие. Истинные чудовища — бездушные, жестокие, безжалостные даже к детям. Хотя почему же? Возможно, они всё же отпустят его, промелькнула слабая надежда. И тут же новый стук, более настойчивый и раздражённый, разбил вдребезги эти предположения. Рандарелл стиснул в руках валявшийся рядом предмет — кажется, это была подушка. Такая мягкая и обнадёживающая, как объятия матери… Сама Она их прогнала. И нет там света, тьма одна. Почему же они не входят, не набрасываются на него, не раздирают его плоть длинными, выгнутыми наружу когтями? Ни одной силы в этом мире не хватит, чтобы сдержать их злобу, так почему же они останавливаются перед банальной деревянной дверью? Или что-то другое не пускает их? Не пускает…? Рандарелл ухватился за эту идею, как за спасительную соломинку. Его всё ещё трясло от ужаса, но теперь он мог сосредоточиться на чём-то одном, а не только на стишке, так некстати всплывшем в памяти. Не схоронилось в них тепла, как не осталось в Ней терпенья. В дверь почти ломились, сердито скрипя и рыча. А потом всё стихло, и только громкое сопение Рандарелла оживляло комнату. Сестра тоже угомонилась, вероятно, устав от собственных криков. Или они устали от неё, а потому закончили с ней побыстрее. Запомни, милое дитя, и впредь почаще повторяй: Они есть зло, они — беда. Вдруг дверь сорвало с петель, и в комнату влетело искорёженное тело человека. Будто тряпичная кукла, оно нелепо свалилось в нескольких шагах от Рандарелла. Их цель — разбои и война. Не встретишь — знай, что повезло. А встретишь — сразу убегай. Кажется, это был его отец. Нет, это определённо был он, точнее, остатки некогда рослого и крепкого мужчины. Теперь осталась лишь туша, окровавленная и исполосованная. А вот и крюк в спине. Рандарелла приковало это зрелище. Потому он не сразу заметил, как в комнату вползло расплывчатое нечто. Его тело было настолько обтекаемо, что казалось, не содержало в себе никакого каркаса. Мальчик не успел вскрикнуть, как вспыхнул ослепительный свет, от которого сознание ребёнка потекло. Очнулся он уже в совершенно другом доме в совершенно иных условиях. За одну ночь Рандарелл стал бездомным сиротой. За одну ночь он начал ненавидеть всё, что было связано со Спустившимися. Но не открыто, как происходило у многих людей, а где-то на краешке души. Мальчик не жаждал мести и в орден поступил не для кровавой расправы над демонами. Просто ему хотелось помогать людям спасаться, как спасся он в ту ночь благодаря заступничеству безымянного служителя. Нахиирдо знала эту историю от него самого. Рассказав ей подробности трагедии, её друг показал, что полностью доверяет ей, и в этом было что-то почти интимно-трогательное. Жаль, что Нахиирдо слишком боялась, а потому не могла отплатить ему той же монетой. И это мучило её больше всего. Глава 7.2 Побег Утро я встретила под знакомой крышей мастерской. Прошлым вечером пребывала в таком разбитом состоянии, что не хватило сил рассказать Рандареллу о моём переезде, и он привёл меня к Шитро. Тому у меня тоже не получилось ничего объяснить, и я просто завалилась спать, не сказав ему ни слова. Старик был так изумлён моему внезапному появлению посреди ночи, что у него не нашлось возражений. Но утром он сверлил меня возмущённым взглядом. Из-за этого не только сам Шитро стал казаться чужим, будто мы виделись впервые, но и вся мастерская, как если бы я никогда не работала в ней. И ещё неотступно преследовало ощущение, будто за моей спиной кто-то стоит и, выглядывая из-за плеча, наблюдает за миром. — Не волнуйтесь, я за вещами, — сказала я, глядя в лицо мужчины и видя вместо него плясавшие языки пламени. Белые языки пламени.  — Хорошо, — просто ответил он. — Господин Гтек говорил, что ты так и не заходила к нему ни разу. Где же ты жила всё это время? — У друзей. — А почему эту ночь провела здесь? — Так получилось. Стены стали давить ещё сильнее, и я заторопилась. Взвалив мешок на плечи, быстрым шагом направилась к двери, но мастер окликнул меня встревоженным голосом. — Умфи, стой! Это пришло сегодня утром! — Шитро протянул оплатную бумагу с неприятной цифрой. Плата за информацию. — Я ничего не покупал у торговцев на такую сумму, и я подумал… — Это мне. Теперь нужно было идти в ближайший банк и переводить деньги на счёт указанного в бумаге господина. Шитро нетерпеливо потрясал ею в вытянутой руке, а я почему-то не брала её. Ожоги на моей правой руке были столь красными, что с тревогой подумала, кажется ли мне или они на самом деле такие. — Бери же её, — с нажимом проговорил старик. — Что-то не хочется… Я увидела промелькнувший в глазах мастера страх. Бумага была выписана не на конкретного человека, а на всю мастерскую. Я жила в ней незаконно, что и позволило Шитро так быстро и легко избавиться от меня. Если откажусь платить и покину город в ближайшие пару дней, никто не докажет, что должник — девочка по имени Умфи. Но торговец будет требовать свои честно заработанные — и с кого? С Шитро Кунатека. — Но ты… но я… ведь такая сумма… — старик вращал глазами в разные стороны, как будто искал поддержки. — Это шутка, — я почти вырвала бумажку из его рук и отвернулась. Пора покинуть этот опостылевший дом. Выйдя на улицу, я почувствовала, как смятение и тревога притупляются. Ощущение, будто меня преследуют по пятам, тоже пропало. Зато тут же набросился полуденный зной и дорожная пыль, обволокли с ног до головы и завладели моим пространством. Город, всегда казавшийся мне безликим, бесцветным, с мутными очертаниями, сегодня померк ещё больше. Изменилось ещё кое-что: я не могла заставить себя смотреть на мир вокруг ясным взглядом. Пыталась, но каждый раз мой взор обращался куда-то внутрь меня, и каждый раз ему открывались одни и те же картины. В этот раз я знала, где искать Рандарелла. Мы договорились встретиться на городской площади, где в день праздника произошло первое помешательство. Сейчас часть её была отдана под рыночный навес, а часть пустовала. Рандарелл был… как обычно, в приподнятом состоянии духа. Глядя в его блестящие глаза, на его приветливую улыбку и расслабленную позу, я впервые задумалась над тем, насколько по-разному мы оценивали произошедшее. Что для меня обернулось переломным моментом, для него было… частью обучения в сочетании с приключением. Единственный раз на его лице отразилось подобие тяжких дум, когда я спросила, как он перенёс гибель товарищей. — Людей из Фассето я не знал, но слышал, что они были набожными служителями и честными горожанами. А вот товарищ из Лангзама… — юноша на секунду потупился. — Да, к потерям трудно привыкнуть. Я думал, что готов к такому, но на самом деле… Не представляю, что бы я чувствовал, если бы погиб наставник Саратох. Спасибо большое, что помогла ему! Хоть он и считает твой поступок глупым, но, я уверен, сама Терпящая направила тебя в ту пещеру. — То есть все заслуги опять приписываются Терпящей, а не тем, кто их совершает? — Нет… я не это имел в виду… Рандарелл с удивлением посмотрел на моё рассерженное лицо, и я подавила свой внезапный гневный порыв. Мы отправились к Одинокому Фонтану. В этом заброшенном уголке валялась куча мусора, а вода в фонтане протухла и зазеленела. Вокруг шаталась парочка человек, таких же никому ненужных, как и это место, да личности, искавшие уединения. — Извини, ты, наверное, расстроена из-за вчерашнего, — осторожно произнёс юный служитель, присаживаясь на бортик. — Все эти чудовищные убийства и грубый отказ наставника… Если бы это действительно волновало меня… Ох, Рандарелл, ты был так близок и так далёк от истинных причин моего морального потрясения. Отнюдь не отказ Осветителя и крики гибнувших людей или Скууфтов вызывали у меня приступ тошноты. — Я правильно услышал тебя вчера? — продолжил юноша, не дождавшись моего отклика. — Ты сказала, что считаешь… считаешь Скууфтов невиновными? — Я… теперь уже не знаю, — я попыталась проанализировать собственные суждения. Но в голове стояла сумятица, и я прислушалась к ощущениям, которые также прибывали в состоянии хаоса. — То, что я скажу тебе, может быть притянутым за уши. Но чтобы ты понял мою позицию, тебе нужно кое-что сделать. Рандарелл с готовностью кивнул, доверчиво смотря на меня. Когда я пригнулась в его сторону, он смущённо заёрзал на месте, но продолжал концентрировать внимание на моём лице. — Я помню, что ты рассказывал мне о своей семье, Рандарелл. Но сейчас ты должен попробовать отбросить своё личное суждение о демонах и все связанные с ними предрассудки. Я знаю, что это непросто, но ты можешь сделать это. Пусть они станут для тебя не кровожадными завоевателями, а просто… соседями. Хотя бы на момент этого разговора. На лбу юноши пролегла складка. Он напряжённо молчал, как будто с усилием пытался втиснуться в костюм, который ему не подходил. — Увидеть в демонах… соседей? — он усмехнулся. — Хороши же соседи! Ладно, я постараюсь. Я одобрительно кивнула и, сжав кулаки, принялась как можно чётче излагать свои мысли. Последовательно рассказала Рандареллу о встрече с нетрезвым торговцем и его словах, а также попыталась объяснить, почему полезла в пещеру. Последнее было особенно сложным, так как я и сама до конца не осознавала, что именно дёрнуло меня на этот поступок. — Что самое главное — мне удалось поговорить с одним Скууфтом. — Серьёзно? — Знаешь, что он сказал мне? Что они никогда не видели этого города. Похоже, Скууфты не знают о его существовании. Догадываюсь, что ты мне сейчас скажешь! — выпалила я, предвосхитив ответ друга. — Что Скууфт соврал. И в этом есть резон. Если Спустившиеся виновны в помешательстве людей, то, вероятнее всего, не станут признавать этого. Правда, и тут есть одно «но»: если Скууфты знают, что никто во враждебном мире людей не станет устраивать им суда, а скорее просто придёт и покарает их, зачем им притворяться невиновными? — В твоих словах есть смысл. И всё же… — Я понимаю. Всё же они Спустившиеся, и кто знает, что было у них на уме. Они другие, и мышление у них совсем иное, нежели у людей и, возможно, многих других Спустившихся, — я вздохнула. — Вот три детали, на которые я обратила внимание. Первая, как я уже сказала, слова Скууфта, но им нельзя безоговорочно верить, но и списывать со счетов не стоит. Второе и самое главное — логика поведения Скууфтов. Я заметила, что Рандарелл слушал меня крайне внимательно, а его дурашливость вмиг пропала, уступив место сосредоточенности. Меня это обрадовало: юноша не бросил в меня скептическое «Чушь!», а дал шанс выговориться. — Скууфт, с которым я разговаривала, был в ярости из-за моего вторжения. Но по большей части его разозлило не то, что я забредший на их территорию человек, а то, что могла угрожать его семье, — и делала это, вспомнила я. — Но Скууфт отвечал на мои вопросы. Он был адекватным. Тогда зачем им сводить с ума случайных людей? Какой в этом смысл? Если бы они мстили человеческому роду, выкосили бы весь город. А если они мстили конкретным представителям, почему заставляли их думать, что они Костюмеры, вместо того чтобы наслать страшную болезнь или что ещё похуже? — Потому что демоны так делают. Извини, Умфи, я сейчас смотрю на ситуацию немного не так, как ты просила меня, — произнёс Рандарелл. — Но если вспомнить случай с моей семьёй… В их убийстве тоже не было смысла. Демоны просто сделали это. Сделали, потому что могли, потому что ненавидели людей и желали им зла. — Тогда я спрошу ещё раз: почему Скууфты не умертвили весь город, район или улицу? Зачем устраивать помешательства, да ещё и в таких малозаметных масштабах? — У них не хватило бы сил на это. Они — не Шестеро, а просто отшельники, живущие по соседству с нами, людьми. — Но при этом достаточно сильные, чтобы натворить куда большие беды. Им подвластна природная магия, они могут заговаривать воду, землю, даже воздух, — я покачала головой. — А третья деталь? — Она самая прозрачная. Но я хочу озвучить её, даже если она ничего не значит. Я помню, как тот торговец сказал, что жители «обычной комнаты» сами не в курсе, что происходит. Если примерить его слова на Скууфтов, получается… — Получается, что ты веришь нетрезвому прохожему, который всего лишь сказал что-то похожее на наш случай. А ты не думала, что ты просто была так увлечена этой историей с помешательствами и заговорённой глиной, что соотнесла случайные слова со своими представлениями? Я поудобнее пристроила мешок в ногах и провела ладонью по воде. Правую руку как будто обожгло огнём. — А теперь выслушай теорию, которую я составила на основе трёх этих пунктов. Но для начала ответь на мой вопрос. Давай представим, что Скууфты не виноваты, и это не просто мои догадки, а неопровержимый факт. Какова вероятность, что кто-то может обвинить ненавидимых всеми представителей Спустившихся в том, чего они не совершали? Юноше не нужно было много времени на размышления. Ответ плавал на поверхности и был известен каждому жителю этого мира. — Вероятность этого очень высока, — ответил он тихо. — А почему? — Потому что… ну, ты же сама знаешь, Умфи! Почему я должен это озвучивать? — заупрямился он. — Сказать об этой несправедливости вслух — значит осознать её. И признать, что она существует. Я видела, что разговор перетекал в неприятное ему русло. Но Рандарелл покорно следовал моим указаниям. — Потому что, если обвинить в преступлении человека, потребуются доказательства его вины, — вымолвил юноша. — Если обвинить демонов, все просто покивают головой и согласятся с этим. Никто не станет разбираться, виноваты ли они на самом деле, — помолчав, юный служитель добавил. — Я бы сказал, что эти твои Спустившиеся виноваты уже потому, что поднимаются в наш мир. Их территория внизу, а эта часть мира принадлежит нам, людям. Но… я не вижу ничего плохого в том, чтобы тихие и неконфликтные демо… Спустившиеся жили с нами, если они не замышляют никакого зла. В этом нет ничего преступного или неправильного. — Но не все люди согласятся с тобой. Поэтому Спустившихся так легко обвинить в чём угодно. Даже в помешательстве жителей этого города. Я сложила руки на груди и стала разглядывать неровные линии на серых камнях. Они перечёркивали друг друга, как спутанные нити, углублялись в камень, разрушали его. — Допустим, существует кто-то, кому помешательства тех людей были на руку. Неважно, по какой причине. Этот неизвестный мог воспользоваться тем, что представители орденов накинутся на Скууфтов. И даже навёл бы служителей на них, дабы отвадить от себя подозрения. — Но никто посторонний не сообщал нам о Скууфтах. Их нашли люди из Фассето. — Вот именно. И тут же стали утверждать, что Скууфты подходят на роль заклинателей красной глины. — Но они в самом деле подходят, — заметил Рандарелл. — Неужели ты думаешь, что Фассето… — Не защищай их только потому, что они часть Lux Veritatis! Если Лангзам тысячелетие исправно доказывает свою полезность, это ещё не значит, что новички столь же преданы ордену! Рандарелл жестом попросил меня понизать голос. Неистово целовавшаяся на полуразвалившейся лавке парочка недружелюбно покосилась на нас. — И зачем Фассето сводить людей с ума и сваливать всё на Скууфтов? — вопрошал Рандарелл. — Если они хотели убрать Спустившихся, могли бы просто устроить облаву на пещеру. — Значит, причина была в другом. И мы никогда её не узнаем, — прошептала я. — Но подумай об этом вот с какой стороны. Фассето — самая молодая ветвь Lux Veritatis. Они не чета трём старейшим столбам, На-Ла, Лангзаму и Риндожи, да и до других средненьких орденов пока не дотягивают. Им даже запрещают вышивать розы на одеждах. Представители Фассето чувствуют себя отщепенцами, и им скорее хочется стать полноправными членами могущественно ордена. Им надо проявить себя. Но что они могут? И главное, как сделать так, чтобы их действия заметили? И тут им под руку подворачиваются представители другого ордена, что крутятся неподалёку от города-резиденции Фассето. И не какого-нибудь, а самого Лангзама! Нужно просто впечатлить уважаемых служителей, и те замолвят словечко на Совете Святейших. — И они устраивают спектакль с человеческими жертвами? — подхватил Рандарелл. — Примерно так. А когда Лангзам прибывает в город и начинает метаться в потёмках, Фассето выходит на свет и навязывает свою помощь. И успешно помогает! Организовывает поиски, находит виновников, отправляет своих людей в пещеру — умирать ради высшей цели ордена. Служители Фассето утверждают, что Скууфты признали свою вину. — Верно, я и забыл об этом! — Но я не верю их словам. Если члены Фассето в сговоре друг с другом, никто из них не скажет, что один солгал. Скууфты — единственные, кто мог бы поспорить, но они все мертвы, — я горько усмехнулась. — И тут я вспоминаю того странного торговца. Что, если он был представителем Фассето, но таким, который не разделял действий остального ордена? Не могут же все заговорщики одобрять человеческие жертвы! Возможно, этот служитель видел меня на улице в твоей компании. Или приметил, как я ходила на встречу с представителями Лангзама, и подумал, что я имею к ордену отношение. И он сделал мне намёк, но так, что я не узнала в нём служителя Фассето, но при этом могла догадаться обо всём и передать его предостережения вам, людям из Лангзама. — Тогда он плохо постарался. Слова этого «торговца» слишком туманны и едва ли могут послужить доказательством своеволия Фассето, — заметил мой друг. — Хоть мне твоя теория и кажется… как ты это выразилась? Притянутой за уши, да, но я всё же считаю, что в ней есть доля смысла. — Всего лишь доля? — Ага. Большая такая долечка, — Рандарелл составил из большого и указательного пальца пузатый кружок. — Но даже если я каким-то чудом окажусь правой, Скууфтов это не вернёт. — Теперь я понимаю. Если представить, что Скууфты были невиновны, а просто жили рядом, как миролюбивые соседи… Мне… даже жаль их становится. Хотя они убили столько служителей на моих глазах, что мне трудно простить их. И всё же… если они просто защищались… — Если бы в твой дом ворвались головорезы, ты бы тоже дрался насмерть, — я запнулась, вновь явственно увидев крохотную белую ручонку, высовывавшуюся из-под тряпок. — Это тебя так расстроило? — пристально глядя на меня, спросил юноша. — Тебя задела эта возможная несправедливость по отношению к Скууфтам? — Нет. Дело не в несправедливости, — сухо проронила я. — Рандарелл, если я права, орден Фассето очень опасен. Кто знает, на что ещё способны его представители, дабы набрать популярность в глазах старейшин Lux Veritatis. — Я перескажу твою теорию наставнику Саратоху. Я не знаю, поверит ли он мне, но выслушает точно. Даже если доказательств не будет, за Фассето станут приглядывать. А ещё я поговорю с ним о твоём вступлении в орден. Я завертела головой. Этот упрямец всё о том же. — Нет. Я чувствую, что время вступить в орден ещё не настало. Не заставляй меня делать то, что не принесёт мне удовлетворения. Рандарелл поднялся на ноги, я встала следом. — Я думал, ты собрала вещи, чтобы уехать с нами. — Я уеду из города, но в другую сторону. Мой друг отвесил поклон, но его движения были неожиданно скованными. — В любом случае, спасибо за эти прекрасные дни! Это была удача — встретить тебя здесь. Мы прошлись по улочкам, заполненными в это время суток людьми самых разных мастей и наружности. Пару раз взгляд цеплял бледных, как молоко, иностранцев, прятавших лицо от кусачего южного солнца. Их наполненные любопытством глаза казались такими пытливыми и живыми, что я в очередной раз вспомнила, какой же яркий мир ожидает меня за пределами этого скучного города. Эта очевидность с неожиданной силой ударила до болезненного спазма. Прямо сейчас пойти в сторону ворот и переступить черту! — Тебе не нужно тревожиться. — Рандарелл с завидной чуткостью видел моё беспокойство, хотя я и пыталась скрыть его. — Я обязательно поговорю с наставником об ордене Фассето. — Не это тревожит меня. — Тогда что? Ты можешь… можешь поделиться со мной. Ты же знаешь, Умфи, я всегда рад выслушать тебя. — Извини, не сейчас, — я приметила на пути двухэтажное массивное здание с гербом Орсари — семьи, уже добрую сотню лет успешно владевшей сетью самых крупных банков в государстве. — Мне нужно кое-что сделать. Думаю, мы ещё увидимся сегодня и попрощаемся, как следует. Рандарелл подмигнул мне и свернул на соседнюю улицу, а я продолжила идти вперёд, думая о том, что солгала ему. Я не собиралась устраивать отдельных проводов с объятиями и слёзными обещаниями увидеться вновь. Было проще исчезнуть из города, не мозоля никому глаза. Сбежать. В банке я оплатила ровно половины суммы, указанной в оплатной бумаге. Остальную часть посоветовала требовать с мастера Кунатека. Я сделала это не из злорадства или жажды мести. Просто иначе у меня осталась бы пара монет, а для отправлявшейся в неизвестность девушки это критично. Голодать не хотелось, воровать, если честно, тоже. Едва ли Шитро поймёт мой поступок, сочтя его бесчестным, и он вправе так думать. Но ему определённо будет проще оплатить остаток долга, чем мне, и я вовсе не бросала старика в затруднительном положении. Я прикрыла глаза, в последний раз вдыхая смрад этого города. Пора было вычеркнуть эту мертвечину из своей жизни.