Шесть с половиной ударов в минуту

— А нет мешка помельче? Мне его до деревни тащить, — сказала я, щурясь от яркого солнца. Торговец, невысокий мужчина с залысинами и плохими зубами, развёл руки в стороны. — Извини, девочка, только так. А до какой деревни тебе идти? — До ближайшей, — буркнула я, остудив его праздное любопытство, и протянула ему деньги. Юдаиф так и не сказала, из какого тёмного уголка она выудила эти монеты, но мне, если честно, не особо-то хотелось знать. Крепче спится. — Всего доброго! Мужчина кивнул и вдруг резко дёрнулся, поспешно исследуя внутренности карманов. А потом как будто очнулся, тряхнул головой и потряс поводья лошади. Я удовлетворённо улыбнулась краешком губ: трёхсекундное наваждение о пропаже денег — не такое уж и малое достижение, учитывая, что раньше у меня даже псу не получалось внушить ничего толкового. Теперь же я вовсю тренировалась с проезжавшими по тракту торговцами. Безобидно для них и полезно для меня. Я потащила мешок в заброшенную деревню. Юдаиф, этой сумасшедшей затейнице, веселившей меня странными выходками, стукнуло приготовить пироги на, смешно ли говорить, белом огне! Я предупреждала её, что это плохая затея, но она только беззаботно отмахнулась и послала меня бесконечно далеко на рынок. К счастью, по дороге мне попался обоз, и я выкупила немного продуктов у торговцев. Обдумывая свои успехи в спутывании мыслей и внушении новых, я не могла не переживать, что у меня так и не открылся дар выхватывать клочки информации из чужого сознания. Юдаиф обещала, что это придёт со временем. Она убедила меня, что не нужно пытаться пробудить эту способность, что тренировки понадобятся только для развития уже проснувшегося навыка. Но меня это объяснение не успокаивало. Когда я подходила к пустующему городу, заметила внимательный взгляд сторожевых псов. Но хищники узнали меня и потеряли всякий интерес к моей персоне. Хоть бы порычали приветливо, что ли. Мало я их за ухом чесала? Две твари улеглись на землю спать дальше, одна разделывала зубами тушку пойманного кролика, а другая покусывала спинной отросток. Я бы сказала, ковыряла им в зубах. Юдаиф копошилась возле доисторической печи в одном из домов. Пока меня не было, старушка успела почистить агрегат и привести его в более-менее приличное состояние. — Скажите, что вы ещё и починили её, — произнесла я, втаскивая мешок в дверной проём. — Быстро ты управилась, карата, — довольно пробасила Спустившаяся. — Что тут у нас? Мука. Молоко. Яблочки. Кунжут и орехи. Очень хорошо! Я с сомнением осмотрела печь. Она выглядела хлипкой, способной развалиться от одного пинка. Едва ли она была приспособлена к высоким температурам, и белый огонь должен пожрать её, как спичку. — Вы всё ещё планируете испечь пироги? — Именно это я и планирую. Давно я не готовила ничего мучного. Да как-то и повода не было. Не живность же свою хлебцами кормить, в самом деле… Юдаиф засуетилась возле стола. Из других домов она натаскала разную кухонную утварь, вроде сито, скалок, ложек и вилок, мялок и других полезных для любой кулинарки предметов. — Вы напоминаете мне бабушку, которой у меня никогда не было, — не в силах игнорировать возрастающую в душе теплоту к старушке, призналась я. Ей это польстило, и она поторопилась спрятать смущение за платком. — Возьми вот это, — она протянула кувшин с водой. — Будешь мне помогать. Я была только рада. Никто не учил меня готовить. Да и не в приобретении нового навыка дело. Мне просто было безмерно приятно делать что-то рядом с женщиной, с которой я прожила больше трёх лет и которая столько для меня сделала. Она являлась одной из немногих, кто знал обо мне всё, но не гнал прочь. Более того, старушка силилась показать мне мою значимость в это мире, и я даже начала ей верить. Любопытно, сохраню ли эту убеждённость, если… когда покину её? И мы предались чарующему процессу готовки. Когда ароматное тесто поднялось, вместе с Юдаиф я вылепила причудливые пирожки: какие с яблоками, какие с картошкой. Сегодня у Спустившейся было приподнятое настроение, и она пошучивала и много болтала. От вчерашней буйной бой-бабы не осталось и следа. — Теперь самое главное, — подходя к печи неторопливо, как осторожный любовник, старушка ласково погладила её. — Хорошая девочка. Будет печь пирожки только в путь! — Юдаиф, вот как раз насчёт этого я не уверена… — промолвила я. — Не насчёт печи, а… моего огня. Он спалит её. — Ничего не спалит! Аккуратненько разжигай. Я понадеялась, что мой врождённый талант не сработает, как иногда случалось, но в этот раз серебристое пламя взвилось без всякого труда. Печь будто обновилась и перестала походить на экспонат музея, когда в ней заплясали весёлые огоньки. Юдаиф тоже оживилась и быстренько сунула противень с лепкой в её пасть. — Пожар в доме через пять, четыре, три… — Угомонись, — старушка ни капли не рассердилась. Огонь как будто стал немного ярче, и Спустившаяся полила его водой из кувшина. Первые минут десять ей удавалось контролировать его, а потом Юдаиф отошла к столу проверить следующую партию, и вся готовка полетела в никуда. Пламя будто только того и дожидалось, взвилось с такой яростью и силой, что в миг охватило всю печь. — Ах ты гадкая стихия! — подпрыгивая, завопила старушка и пихнула мне второй противень, да с такой силой, что у меня спёрло дыхание. — Спасай хотя бы эти! Я выбежала из дома, успевая заметить краем глаза, как Юдаиф поливает разбушевавшееся пламя водой, но это был очевидный проигрыш. Хозяйка выскочила немногим позже меня, стряхивая пепел с тряпья, в которое обматывалась и в котором умудрялась не путаться. Увидев меня, она рассмеялась. Видать, рожа у меня в этот момент была ещё та. — Мы потеряем весь город! — воскликнула я. — Нет, — протянула Юдаиф. — Не бойся, он сейчас доест дом и умрёт. Такая особенность у ваших особенных огоньков. Не замечала разве? Я замотала головой, признавая, что за свою жизнь сожгла не так уж много предметов. Но Спустившаяся и в этот раз оказалась права: пламя не перекинулось на соседние дома, как мне поначалу казалось, а потухло с последним угольком. От строения и всего, что Юдаиф не успела вынести, остался лишь пепел. — Самый горячий в мире огонь при этом самый концентрированный, — сгружая на землю скалки и мялки из объёмного фартука, сказала старушка. — Помню, как бедному Цеткрохъев пришлось ходить от домика к домику, чтобы спалить целую деревню. Смешно и нелепо. Я только сейчас осознала, что пламя, которое, как я полагала, невозможно было остановить в его неутолимой жажде пожрать всё на своём пути, затухало так же быстро, как и разгоралось. Сгорела только обитель Терпящей, а не весь лес, сгорела только подпаленная верёвка на запястьях, а не весь подвал помешавшейся Дойри, сгорела только одна комната с тряпьём, а не вся пещера Скууфтов. Я не обращала на это внимания, а зря. — Поставь, чего держишь на весу, — Юдаиф кивнула на противень в моих руках. — Ладно, признаю, что эксперимент был неудачным. Пожарим эти на обычном костре. Старушка не растеряла оптимистичного настроя, и я рассудила, что унывать нет причин. Под любопытные взгляды чудовищных псов мы вынесли на открытый воздух стол и застелили его одним из платков Юдаиф, словно скатертью. Доведя вторую порцию пирогов до аппетитной корочки, на этот раз без инцидентов, мы водрузили тарелку с ними в центр. Маленький импровизированный пир был готов. — Если уж вы устроили праздник, то хоть расскажите, в честь чего, — садясь напротив хозяйки, проговорила я. — Праздник? Что ты, деточка. Мы всего лишь испекли пирожки, потому что старой кулинарке приспичило вспомнить молодость. Не придавай этому большое значение. Я подозревала, что старушка лукавит, но не стала выпытывать. Сама скажет, когда посчитает нужным, знаю я таких. — Это была отличная идея. Сгоревшая печь не в счёт, — я откусила кусочек пирога и с удовольствием прищурилась. — Вкусно! Юдаиф тепло улыбнулась, и тишину заполнил звук методичного движения челюстей. Если бы к нам забрёл случайный прохожий, он увидел бы странную трапезу в пустующем городе. Правда, этого бы всё равно не случилось, так как хищники Спустившейся чуяли чужаков за километр и гнали их прочь (или раздирали, если несчастный бегал недостаточно быстро). А если по какой-то причине путешественник всё же добирался до города, Юдаиф кормила его отборными иллюзиями, которые в итоге разворачивали незадачливого исследователя и уводили в противоположном направлении. Я не скучала по обществу людей, мне хватало и этой старушки. По ней так сразу и не скажешь, но в её черепушке хранились целые склады информации об обеих половинах мира. Не всегда у неё было настроение делиться своим опытом, но когда это случалось, никакие книги не оказывались нужны. Я не исключала того, что в чём-то её знания устарели, ведь она жила отшельником многие десятилетия, но едва ли мир настолько изменился, чтобы это сильно повлияло на правильность её суждений. — Надо было тебе спросить, где живёт твой друг, — сказала Юдаиф. — Написала бы ему письмо, пригласила бы на пирожки. — Вы шутите, — бросила я в ответ. — Как будто у вас принято звать гостей. — Мне просто некого. Кого я приглашу? Сына? Он не придёт. Друзей я давным-давно растеряла. Знакомые уже и не помнят обо мне. Кто-то давно умер. Кто-то верит, что я давно умерла. Тебе в этом больше повезло. Тебе есть, кого пригласить на чашку чая, зная, что этот кто-то обязательно явится. Старая женщина всем видом показывала, что её нынешнее положение устраивает и даже радует, но в словах сквозила печаль. После обеда под открытым небом мы стали часто выбираться на свежий воздух. Стол так и стоял на улице, ожидая нашего прихода. Обычно мы пили чай уже без пирогов и других прикрас, но этот маленький ритуал всё равно был приятным для нас обеих. И не только это вошло в привычку. После того, как Юдаиф будто нарочно (не исключено, что так) упомянула Рандарелла, я, и без того часто вспоминавшая его, стала думать о нём почти каждый день. Три года — большой срок. И чем дольше я тянула, тем дальше неунывающий юноша становился от меня. Между нами будто разверзалась пропасть, которую он не способен увидеть, а я — не способна преодолеть. Пока ещё есть шанс, стоя на одном краю, докричаться до противоположного, но со временем трещина вырастет, и я уже не смогу увидеть человека на той стороне. Была надежда, что Рандарелла посвятят в таинство ордена и замедлят его взросление, но даже в таком случае он умрёт задолго до моего старения. Как же тогда живут бессмертные, наблюдавшие за смертью вокруг себя? Должно быть, они вообще не заводят друзей. Чем усерднее я старалась не думать об этом, тем навязчивее подобные мысли лезли в голову, будто кто нарочно насаждал их мне. К счастью, времени отвлекаться на переживания по делу и без у меня почти не было: я всё ещё занималась тренировками. — Я так и не научилась читать мысли людей, — однажды поделилась я с Юдаиф. — Ну, не читать мысли, а как это правильно называется… — Значит, ещё рано. — Вы уверены в этом? Старушка погладила меня по руке и успокаивающе улыбнулась. Она выглядела такой уверенной в своей правоте, как советующий расслабиться ученику наставник, что я послушно забывала о тревогах, пока они вновь не поднимались во мне бунтующей волной. Тяжёлая штука эта молодость. Любые, даже самые незначительные проблемы кажутся вселенски важными и непоправимыми, так что за всей этой кутерьмой не замечаешь действительно значимых вещей. Однажды ночью меня разбудили голоса. Я подумала, что это мой недружелюбный наездник решил отыграться за все обиды, но потом сквозь дрёму различила, что голоса было два. Оба мужские. Я вскочила с кровати и подкралась к двери. Мне не показалось: по улицам бродили незнакомцы, не опасаясь почти криком переговариваться друг с другом. Куда только псы Юдаиф смотрели? Невозможно, чтобы они не учуяли или не услышали нарушителей! На цыпочках я вышла из дома и последовала за неизвестными. Мужчины зашли в какой-то дом и шарили по нему в поисках ценных вещей. Но помещение оказалось полупустым, не считая пары стульев, которые парочка грязно обругала за бесполезность. Тогда грабители (не знаю, можно ли их так называть, учитывая, что они пришли в заброшенный город) направились в соседний. Как жаль, что я попросила старушку отключать её пиликающие музыкальные механизмы по ночам, иначе бы нескончаемая мелодия здорово озадачила нарушителей. — Тут тряпки какие-то! — довольно громко бурчал один из них. — Ни демона не видно! Посвяти мне тут! Незадачливые грабители создавали столько шума, что я удивилась, как на их переругивания не прибежала разгневанная хозяйка, грозясь вывернуть негодяев наизнанку. О, я уверена, она на это способна! Но ни Юдаиф, ни её сторожевых псов нигде не было. Я как будто осталась одна в целом городе наедине с искателями клада. Меня пробрал морозец при мысли, что я просто окончательно спятила. Возможно, что эти незнакомцы были очередной иллюзией? Нет, Юдаиф не настолько жестока! И шутка не совсем в её стиле, надо сказать. Позвать её по имени, что ли? Едва ли она материализуется рядом со мной, но призыв всё равно услышит. И не станет его игнорировать. Она всегда настойчиво ковыляла в мою сторону, когда я бросала в пустоту её имя. Никогда не понимала, как работает эта магия имён… — Во всей деревне только панталоны и остались, — выплюнул мужчина, на что его приятель ответил: — Вот этот подсвечник, кажется, из серебра. — Что-то не очень похоже, демоны тебя забери! И какие драгоценности они надеялись тут найти? Если бы знали, что самые важные вещи, которые хранила Юдаиф, были книгами и отварами из редких трав, прошли бы поселение стороной. Какие бы люди тут раньше ни жили, они забрали почти всё с собой. Либо же потом город подвергался набегам грабителей и вандалов, пока в нём не поселилась одинокая Спустившаяся, отгонявшая непрошенных гостей. Но к её приходу дома уже были полупустыми и не такими целыми. Мужчины направились к очередному дому, таща за собой какую-то мебель. Я наблюдала за ними из-за угла, когда моего горла коснулось холодное лезвие. — А это что тут у нас? — раздался над ухом скрипучий голос. Я скосила глаза и увидела пожилого человека на две головы выше меня. Один глаз у него был оплывшим и почти не открывался. Рука с зажатым ножом не дрожала: мужчина, похоже, привык приставлять оружие к горлу жертв и совсем не нервничал. — Ты ещё кто такая? — Я тут живу, — поспешно ответила я и мысленно отругала себя, что так глупо позволила ему подкрасться сзади. Можно было догадаться, что не все грабители ходят дружно за ручку. — Живёшь? — протянул незнакомец. — В этой развалине? Он не отводил ножа от моего горла, и я подумала, что самое время применить на нём свои умения. Но в этот момент с противоположной стороны улицы раздался перепуганный вопль, который отвлёк меня и мужчину. — Сними их с меня! Сними! — голосил один из незваных гостей, скача на месте. Потом он упал на землю и начал кататься по ней, истошно крича. Второй смотрел на приятеля во все глаза, не осмеливаясь приблизиться и помочь. Будто опомнившись, он поспешно снял с пояса кинжал и набросился с ним на товарища. — Что ещё за… — поражено выдавил третий. Я почувствовала, как дрогнула его рука, ослабляя давление, и внушила ему какую-то глупость про лицо. Несмотря на неполноту образа, это подействовало. Мужчина резко дёрнул руку вверх, полоснув лезвием по щеке и глазу, а я побежала за дом. До меня долетели истеричные ругательства и обещания жестоко надругаться надо мной перед смертью. Я не боялась этих неудачливых разбойников, но и попадаться им больше не собиралась. Поэтому затаилась в темноте, прислушиваясь и присматриваясь к движению. Ругательства раненного мужчины вскоре перешли в хрипы и стихли, и я подкралась поближе. Посреди улицы лежало окровавленное тело, чуть в стороне — ещё одно. Выживший, красный с ног до головы, с видом ополоумевшего озирался по сторонам. Его нервы сдали окончательно, и мужчина бросился наутёк, почти не разбирая дороги. Вдогонку ему понёсся каркающий смех моей знакомой. — Юдаиф, — позвала я облокотившуюся о дом старушку. Спустившаяся оскалилась и смерила остывающие трупы сердитым взглядом. — Ох уж эти ворюги, чтоб их на том свете рвали крючьями! Перебили моих зверьков, сволочи! — она пошарила в карманах порезавшего лицо мужчины и извлекла оттуда связку дротиков. — Запихала бы им прямо в глотку! — Всех? — выдавила я. — Да. Кто теперь будет жрать их бесполезные тела? И хоронить этих скотов не хочется. Надеюсь, последний рехнулся от моих иллюзий. Или рехнётся, когда очнётся и поймёт, что перерезал своих дружков. Мы оттащили трупы к окраине. Там же беспорядочно лежали три пса Юдаиф. Из пасти у каждого текла пена. Четвёртого я нашла вдали от города. Это был Диван, и перед гибелью он забрал с собой двух разбойников, которым не посчастливилось наткнуться на страшное животное. Оторванные конечности какого-то бедолаги были разбросаны по обширной территории, кругом кровь и внутренности. Второй умер, сцепившись с чудовищной собакой. Мужчина успел нанести псу множество колотых ран и вспороть брюхо, но сам захлебнулся кровью, когда Диван порвал ему горло. Меня замутило от обилия крови, и я оставила павших в сражении нетронутыми. Возможно, десятилетия спустя любопытные мальчишки из ближайших деревень будут тайно бегать на этот курган и рассказывать додуманные байки о сражении человека и чудовища. Трёх остальных псов мы похоронили, а тела мужчин бросили в канаву. Юдаиф не могла простить им гибель питомцев, а потому отказалась закапывать их тела. — Кто теперь будет защищать ваш город? — Мой город? — усмехнулась старушка краешком губ. — Пусть так. Не забывай, есть ещё мои иллюзии. Их хватит для отпугивания всякого сброда. Или, может, попрошу сына подарить мне на какой-нибудь юбилей нового зверька. Но она не попросит, прочитала я в её взгляде. Через неделю после вторжения за очередным чаепитием на открытом воздухе старушка сказала мне: — Я буду неправа, если не предложу тебе этого. Я уже неправа, что оттягиваю этот момент, но куда деваться от этой эгоистичной натуры? Я отставила чашку и изобразила на лице немой вопрос. Однако догадывалась, о чём она может начать говорить, и не нужно быть гадалкой. — Я замечаю, что ты беспокоишься с каждым днём всё больше. С моей стороны неправильно игнорировать этот факт. — Всё в порядке. Это нормально, что я немного нетерпелива в учёбе. — Я не об этом, — перебила Юдаиф. — А о твоём друге. Как бишь ты его называешь? Рунделл? Сердце забилось быстрее при упоминании дорого мне человека. Сказать, что я истосковалась по нему — ничего не сказать. — Знаешь, что мне кажется, карата? — старушка наклонилась ко мне через стол с таким заговорческим видом, что, я могла поклясться, мне удалось бы произнести слово в слово фразу, которая ещё не сорвалась с её губ. — Тебе пора увидеться с ним.