Шесть с половиной ударов в минуту

Глава 12.1 В норе зверя Мужчину ударили по лицу, и без того залитому кровью, и он дёрнулся в сторону. Нависший над ним силуэт придвинулся ближе, запустил пальцы в слипшиеся льняные волосы и оттянул голову назад. Истязаемый пленник захрипел и с гордостью взглянул на мучителя, облачённого в бело-чёрный пурпуэн с пятьюдесятью пуговицами — по пятнадцать на рукавах и двадцать на туловище. На лацкане красовался вышитый миддлемист. Служитель избивал мужчину двадцатую минуту и уже сам начинал уставать, но внутренний запал всё не иссякал. — Ненавижу таких, как ты! — прошипел представитель ордена, метя мыском в бок хозяину дома. Тот не успел свернуться калачиком, и удар пришёлся по селезёнке. — Предатель человечества! На полу в нескольких шагах были разбросаны бумаги: письма от членов Rara Avis, человеческих союзников демонов. Зашифрованные послания можно было принять за обыкновенную переписку между возлюбленными или родственниками, но это была видимость, хитрая маскировка. На семью, общавшуюся с предателями, навели доносчики, и Lux Veritatis направил в дом к предполагаемым врагам человечества представителей одного из орденов. Они умели действовать быстро и жёстко. Именно поэтому крысы сейчас оказались заперты в собственной норе и более не могли пакостить. Хозяин дома был близок к тому, чтобы потерять сознание. Пока один служитель доказывал ему кулаками свою неприязнь, второй занимался не то сестрой, не то женой избитого. Он обрушивал на неё удары, пока она не ослабла, и тогда мужчина перенёс её на кровать. Игнорируя её попытки вырваться, он принялся раздевать женщину. — Что ты чудишь? — спросил первый служитель, угощая хозяина новым пинком. — Какая теперь разница, если она всё равно потеряна для людей? — пожал тот в ответ плечами. — Даже развратницы и пьяницы будут лучше, чем продавшие свой народ. Женщина закричала от бессилия и попыталась расцарапать насильнику лицо, но тот вырубил её, ударив по голове рукоятью меча. В этот момент в дом вошли ещё трое: взрослый служитель и двое подростков. Одним из них был Рандарелл. Восемнадцатилетний сероглазый юноша, всё такой же смуглый и взъерошенный, каким его запомнила Нахиирдо, но удлинившийся на пару голов, озадаченно смотрел на непривлекательную картину. Хотя Рандарелл и знал, что они направлялись в дом людей с осквернённой душой, его поразила жестокость, с которой представители уважаемого ордена избивали хозяев дома. Его друг и ближайший товарищ по имени Ташеф, бывший на год младше его, выглядел менее обескураженным, но его брови заметно сдвинулись к переносице. Сопровождавший их служитель Лангзама, занимавшийся обучением Рандарелла с тех пор, как Осветитель Саратох был вынужден тратить всё свободное время на внутренние дела Lux Veritatis, в мгновение ока оценил ситуацию и поморщился. — Что вы тут устроили? — гаркнул он двум служителям из Тармено, если Рандарелл правильно помнил название ордена. Его члены занимались активным выслеживанием представителей Rara Avis и проверяли всех подозрительных личностей, на которых доносили их законопослушные соседи. Тармено входил в десяток самых уважаемых орденов Lux Veritatis, но всё равно стоял ниже трёх главных столпов. — Наказываем отродье, — отрапортовал мужчина, измывавшийся над хозяином. — Это не ваша работа! — строго осадил его нынешний учитель Рандарелла, долговязый мужчина с бугристым лицом. — Накажет их справедливый человеческий суд, а вам положено собирать доказательства! Те самые, что раскиданы по всему полу, хотя мне через пару дней велено передавать их лично в руки старейшинам! — Извините нас, — вымолвил служитель, отходя от кровати, на которой женщина всё ещё лежала в беспамятстве. Из одежды на ней осталась только юбка, и Рандарелл стыдливо отвёл глаза от её голой груди. Зато Ташеф пялился с неприкрытым интересом. — Чувствуешь что-нибудь? — спросил у него наставник. — Пока нет, — друг Рандарелла озирался по сторонам, как будто пытался что-то заметить. — Мне нужно время. Старший служитель кивнул и обратился с вопросами к парочке из Тармено. Рандарелл присел на корточки и стал собирать разбросанные письма, передавая их товарищу. Ташеф был Зрячим и мог ощущать присутствие демонов. Это редкий дар, но очень востребованный, особенно в борьбе с Притворщиками и Сменщиками, умевшими изображать людей лучше самых талантливых актёров. Что влияло на пробуждение этой способности, никто не мог объяснить. В последней крупной войне с участием Шести демоны целенаправленно выслеживали и истребляли Зрячих, и тех осталось катастрофически мало. Но после наступления затишья родились новые дети с даром, восполнив потери. К Зрячим всегда относились с большим вниманием, чем к людям с иными умениями. Их насильно втягивали в ряды Lux Veritatis, и ни один носитель этого уникального внутреннего зрения не имел права отказаться. Вот и на Ташефа наставники посматривали с надеждой, ожидая от него если не великих свершений, то значимых и заметных деяний, а товарищи тайно завидовали ему. Однако парень всё ещё ходил в учениках, и его чутьё требовало развития и контроля. Наставник вывез его и Рандарелла за пределы резиденции не просто так: Ташеф должен был потренироваться, выискивая в пустом и бесцветном для любого простого человека, но полном ощущений пространстве следы посторонних сущностей, а его друга… Наставник видел, что Рандарелл засиделся в четырёх стенах ордена, и здраво рассудил, что юноше пора развеяться. А то так совсем срастётся с книжками, да и не дело парню его возраста безвылазно торчать дома. — Тебе их жаль? — шёпотом спросил Ташеф, кивнув на обессиленного хозяина дома, потом указал глазами на женщину. Рандарелл не ответил, только задумчиво разглядывал лицо своего друга. Ташеф был ещё большим непоседой, чем его товарищ, и даже в ответственные и серьёзные моменты этот темноволосый сутулый юноша умудрялся сохранять весёлое расположение духа и дурачиться. Единственное, что было способно омрачить его, — это след демонов. Как только Ташеф улавливал едва различимую дымку их присутствия, глубокая меланхолия отпечатывалась во всём его облике. Парень ещё рьянее Рандарелла ненавидел жителей Нижнего мира и не скрывал этого. — Не стоит, — добавил Ташеф всё тем же шёпотом. — Они не заслуживают сочувствия. По их вине погибли невинные люди и, вероятно, погибнет ещё больше. Они не лучше демонов, даже хуже их, потому что происхождением они люди, но сущностью — те ещё твари. Рандарелл кивнул, упорядочивая листы бумаг. Он скосил взгляд на покалеченного мужчину и заметил, что тот скалился и сжимал кулаки, до крови впиваясь ногтями в кожу. Юноша смотрел на некогда красивое лицо, нынче вздувшееся от увечий, и недоумевал, почему люди могут желать предать свой народ. Что движет ими, когда они подписывают смертный приговор себе подобным, подобострастно ползая перед чудовищами? Рандарелл мог понять и оправдать многое, вплоть до бытового убийства, когда муж или жена доведены до отчаянья выходками близких. Но как объяснить стремление завязать дружбу с существами, которые мечтают вгрызться в горло любому человеку? Парень не был в состоянии постичь глубину безумия людей, дошедших до такого. За прошедшие три года обучения в стенах ордена Рандарелл многое переосмыслил. Вчитываясь в древние манускрипты, летописи, жизнеописания воинов орденов прошлого, зазубривая исторические данные, касавшиеся, в первую очередь, грандиозных битв и свершений Lux Veritatis, юноша выделил удручающую закономерность. Она была чарующе несправедливой, пряталась между строк, показывая язык, но её смысл витал на поверхности, и ухватить его было несложно: всё было бесполезно. Замкнутый круг мнимых побед и бестолковых смертей, ненужного героизма и горестного ликования. Сколько тысячелетий человечество воюет с демонами? В этой кровопролитной войне, замирающей на короткие годы, умирали люди, умирали Спустившиеся, но никто не приближался к победе. Можно было сказать, что в этом суть любых войн: они глупы и жестоки, и после них тянется огромный шлейф страданий и ещё большей ненависти и злобы. Вот только это была не любая война — это война с демонами, главнокомандующие которых были бессмертными. Сколько людей ещё погибнет, сколько поляжет их врагов, но эти Шестеро будут стоять всегда. Они вечно, от тысячелетия к тысячелетию, будут продолжать натиск на Верхний мир, и когда-нибудь они преуспеют. Люди, недолговечные, слабые телом создания, начнут сдавать, пока эти могущественные полубоги, чью оболочку можно лишь временно повредить, обрушивают свою мощь на презираемых соседей. В них и только них Рандарелл видел корень зла. Даже сами демоны перестали казаться ему каким-то страшным проклятьем, потому что все пакости, на какие они только способны, исходили от их главарей. Любые человеческие жертвы обесценивались, пока эти коварные и бессердечные командиры продолжали восстанавливать телесные оболочки. Как, ну как можно было гордиться самоотверженной жертвой какого-нибудь воина, ставшего причиной изгнания одного из Королей, если потом эта тварь будет весело усмехаться в своём дворце из костей и трупов, пока безымянный воин, несправедливо ушедший из мира, сгниёт в земле? В чём награда? Во временной передышке перед тем, как эти злодеи вновь вылезут наверх, и всё начнётся сначала: битвы, реки крови, убийства… Если бы можно было как-то умертвить не только оболочку, но и бессмертный дух Шести, тогда бы… тогда бы у человечества появился шанс, появились цель и надежда. Если бы можно было… И ведь именно поэтому огромное количество веков назад представители Lux Veritatis отказались от походов в Нижний мир. Какой толк наведываться к врагам, если те их прогонят, да ещё и так наподдадут, что не оправиться от унижения. И вместе с этим приходит осознание, насколько бессмысленно лезть в пасть зверя, которого всё равно не убить. Да, остальные демоны были смертными, и их можно было сократить в численности. Без народа Короли ничего не смогут, но народа этого всё равно было так подавляюще много, и он был так бесстыдно силён, гораздо сильнее людей, что у воинов человечества опускались руки. Они едва успевали отбиваться от нападений на своей территории, чтобы ещё лезть на чужую… Правда, ходили обнадёживающие слухи, будто в Lux Veritatis существовал тайный орден, чьи представители спускались вниз, к демонам, и шпионили на их землях. Но в это мало кто верил. Враги обладали врождённым чутьём и, подобно Зрячим, умели отличать людей от себе подобных. Вот только на это были способны абсолютно все демоны, даже самые жалкие и забитые из них, а потому возможность незаметно выведывать их тайны снижалась до нуля. Мысленно лицезрев эту неблагоприятную картину, Рандарелл мечтал, чтобы люди перестали страдать так, как они страдали сейчас. Парень со свойственными его возрасту рвением и оптимизмом стремился стать тем, кто хоть что-то сделает для приближения этого светлого дня, но… он понимал, что у него было не больше шансов, чем у любого другого мечтателя. Да и как прикажете бороться с демонами, когда они даже с людьми не в состоянии прийти к полному согласию? Глядя на хозяина дома и женщину без сознания, Рандарелл отчётливо ощущал безысходность, и сердце у него ныло от бессильной злости и обиды. — Мы так слабы, — прошептал он Ташефу, изумив того этим пессимистичным замечанием. — Мы так стараемся вывести все пятна и кляксы, но только мы подтираем с одного бока, как новые появляются на другом. Иногда мне кажется, что Rara Avis тоже бессмертны, как и Шестёрка. — В этом нет ничего зазорного, — отозвался тот. — Если бы не было пятен, что бы нам тогда было подтирать? Их наличие вовсе не говорит о нашей слабости. Они отдали письма наставнику и уже собирались уходить, когда пребывавшая в беспамятстве женщина внезапно резко вскочила и набросилась на одного из служителей — того самого, что раздевал её. Вонзив нож, который она прятала под матрацем, ему в горло, она истошно завопила: — Беги! Беги же! Наставника Рандарелла обдало кровью убитого, но мужчина не растерялся, в отличие от остальных. Он извлёк меч и рубанул по женщине, рассекая ей плечо и грудную клетку. — Чего замер?! — прикрикнул он на второго представителя Тармено. — В погоню! Когда Рандарелл повернулся к хозяину дома, того уже не было. Служитель сорвался с места и выскочил из дома следом за беглецом, а промокший насквозь наставник окинул взглядом получившееся кровавое месиво и покачал головой. — Выйдите отсюда! — строго велел он застывшим юношам. На Ташефа, стоявшего ближе всех к кровати, попало несколько капель, и парень брезгливо морщился, как будто это была грязевая жижа, а не кровь. Рандарелл вытянул его на улицу и вздохнул с облегчением. Иногда они все забывали, что даже загнанные в ловушку звери продолжают сопротивляться. Три дня после этого события в городе неподалёку девушка крутилась возле оплетённой вьюнком ограды и, не в состоянии справиться с нервными позывами, заламывала руки. — Успокойся, — сказал ей беловолосый парень, стоявший рядом. Он согнул одну ногу в колене, опёршись о забор, и лениво задрал голову к небу. Словно нежился на солнышке, если бы то не пряталось за неприветливыми серыми тучами. — Не могу, — шёпотом отчеканила Притворщица. — Где-то в соседнем городе шарятся служители Lux Veritatis. Если они меня увидят, то поймут, что я не человек! И тогда мне крышка! Парень беззаботно жевал свёрнутую в трубочку траву и раскачивал колено из стороны в сторону. Он был облачён в плотную тёмно-синюю тунику, на левом боку которой был вышит серебряный ключик. Льняные штаны оказались заправлены в бурые сапоги до колен, зашнурованные красными лентами. На поясе висел серп из редкой голубоватой стали, лезвие которого испещряли мельчайшие рисунки. Рукоятка была выкована из золота, а сплавленная с ней позже гарда, имевшая вид завёрнутых внутрь листочков, — из тёмного зеленоватого металла. На правую руку парня была натянута пепельного цвета перчатка. Девушка какое-то время помолчала, продолжая переминаться с ноги на ногу, а затем прибавила: — Я больше не могу следить за людьми в этом городе. Если сюда нагрянут с проверкой, мне несдобровать. — Вы, Притворщики, иногда кажетесь такими смелыми, но лишь кажетесь, — промолвил парень, вертя в руках серп и разглядывая конец рукояти. — Но стоит вас немного припугнуть — вы норовите в норку сигануть. — Мы не воины. Я не совладаю со служителями, даже самыми слабыми из них, — проскулила девушка, поправляя передник платья. — Расслабься. Я прибыл с хорошими вестями: он сказал, что ты можешь покинуть пост, — Спустившийся почесал макушку лезвием. Притворщица вздохнула с облегчением, радуясь, что Сайтроми решил отозвать её и не пускать в расход. Атмосфера вокруг изо дня в день накалялась, и появление беловолосого паренька только подтверждало, что всё движется к чему-то страшному. Спустившейся не терпелось убраться со вражеской территории как можно скорее, дабы не попасть в эпицентр каких-нибудь жестоких разборок. — Они похожи на… тушканчиков, — задумчиво протянул парень, вытягивая руку с серпом в направлении перекрёстка, по которому неторопливо брели несколько человек. — Прыг-скок. Хрум-хрум. Пережёвывают друг друга, как корешки, и упрыгивают обратно в норки, — он улыбнулся и повесил оружие обратно на пояс. — У тушканчиков ведь острые зубы, да? — Не знаю, — растерянно пролепетала девушка, любуясь треугольным зрачком и двуцветной радужкой собеседника. Она слышала, что второй оттенок выработался в стародавние времена в качестве защитного механизма на неблагоприятную среду. Таким же образом объясняли разнообразие Спустившихся: каждый народ, живший в своей точке мира, по-своему приспосабливался к не устоявшимся климатическим условиям. Эти рудиментарные признаки сохранились у многих современных семей Спустившихся, хотя они давно потеряли свои биологические свойства. — Когда взвешиваешь зерно, главное, не ошибиться с выбором гири, — вымолвил парень. — Наши Короли похожи на умелых торговцев, которые тасуют товары с ловкостью фокусников. Никогда не замечала? А нерадивые прохожие продолжают покупаться на одно и то же мошенничество, не замечая, как быстро они с каждым разом приближаются к разорению. Шедший по дорожке мужчина поздоровался с Притворщицей, видя в ней обычную добропорядочную соседку. На парне он задержал взгляд и ухмыльнулся в усы. — Что он увидел? — с любопытством спросила девушка. — Барана с глупой мордой. Я ведь похож на барана своими завитушками и тупым лицом? — Нет, Глядящий в Душу, ты похож на шута, прячущего за спиной нож: говоришь, говоришь, а потом как воткнёшь его по самую рукоять в слушателя. — Он пел и танцевал весь вечер, пока не сник, уставши сильно. И умер там, в зале хрустальной, и нынче спит уже в могиле. — В глазах Спустившегося мелькнул озорной огонёк. — Потанцуем? Или дождёмся, пока от города останутся одни угли да пепел, и спляшем на костях? — Нет, что ты! — воскликнула Притворщица, отстраняясь от говорившего, будто только узнала, что он болен чем-то заразным. — Я лучше пойду! Потеряв к девушке всякий интерес, как только она засеменила в противоположном направлении, парень прошептал под нос: — Ты слишком добр к ним, Сайтроми. — Он знал, что его слова будут услышаны. И резво, почти вприпрыжку, не думая о том, насколько спятят прохожие, когда увидят столь безумное зрелище, Глядящий в Душу закружился на месте. Глава 12.2 Точка на карте Байонель… До чего мелодичное название для небольшого городка на острове. Не завидую я этим поселениям, ютящимся в отдалении от материков. К ним всегда возникает множество вопросов, на которые жители уже устали отвечать. Что, Вы с острова Паттони в Северном море? Да что Вы говорите! А оно к какому Королевству принадлежит, разрешите спросить? И так каждый день! На месте несчастных поселенцев я бы уже давно прибила ко лбу табличку и ходила бы с ней, не снимая. А все проблемы из-за банальной неспособности королей договориться о разделении границ. Столько живут, а всё никак не придут к согласию, точно дети! С крупными землями, конечно же, проще, а с мелочью вечно какие-то проблемы. Если мои знания в областях географии и истории меня не подводят, почётное тысячелетие назад воющие правители под бдительным надзором старейшин Lux Veritatis пришли к единому мнению. Заключалось оно в том, что одной королевской семье под контроль отдавался ровно один материк и парочка ближайших островов. А поскольку материков на Верхнем этаже четыре, то и королей в конечном итоге должно было остаться столько же. Естественно, на тот период желавших править было значительно больше, но всеобщий ужас перед устрашающим врагом, интриги и давление Lux Veritatis сократили их до нужного количества. Таким образом, самый крупный материк, Натанель, достался семье Олоньи-Берг, и с тех пор их потомки передают престол от отца к сыну. Две средних земли, располагавшихся прямо под Натанель, люди любовно называли разделившимися близняшками, которые до расхождения соседних литосферных плит являли собой единый материк. Теперь же это были Лотуангэ и Ролуангэ. На первом расположилось Королевство, принадлежащее семье Роперри. Они придерживались матриархата, и подданные других правящих династий распускали сплетни о том, что из поколения в поколение священную диадему с бриллиантами нацепляла на голову очередная мегера. Правители Ролуангэ оказались менее избирательными и сажали на трон то королей, то королев из династии Тирганетт. Когда-то, ещё в детстве, я с удовольствием зачитывала вслух дворцовые истории и превращённые в сказки сплетни о правящих семьях. Они были мне ближе легенд древности и религиозных нравоучений, потому что герои этих историй всё ещё находились в этом мире. Они были рядом, в отличие от Шести королей Нижнего этажа и их «страшных» подданных-демонов, и увидеть хотя бы одного человеческого правителя казалось проще, чем Спустившегося за всю свою жизнь. Королева Амалия Роппери была моей любимицей. О ней ходило множество баек, в основном негативного характера, но мне всегда казалось, что правительница Королевства Лотуангэ поступала мудро, избегая провокационных предложений и, по возможности, миря своих соседей. К сожалению, она умерла семь лет назад, упав с лошади во время прогулки. Я тогда уже смотрела на мир через мутную пелену безразличия и отчаянья, а потому восприняла новость о гибели кумира детства с завидным равнодушием. Однако сейчас, воспрянув духом, могла подумать, что же для людей значила такая светлая и сильная личность как Амалия. И значила ли вообще что-то… Люди приходят и уходят, увядая, как цветы. Они уступают место другим. Эту истину Сайтроми слишком хорошо вколотил в мою маленькую головку, и я не могла так просто избавиться от неё. Хотя у меня не было права так безразлично относиться к человеческим жизням, ведь я, подобно им всем, тоже когда-нибудь сгнию в земле. Не являлась бессмертной, как мой отец, и не могла примерить на себя костюм стороннего наблюдателя, которого вся эта кутерьма со смертью ни разу не касается. И четвёртым, самым маленьким материком, был Хатостро. Казалось бы, правитель расположенного на нём Королевства должен быть вечно обиженным человеком, ведь его обделили землёй. Действительно, если посмотреть на Хатостро, то можно было заметить, что он почти в два раза меньше Лотуангэ или Ролуангэ, которые, в свою очередь, уступали Натанели в полтора раза. Король столь некрупного владения должен был возроптать и обозлиться на соседей, а затем, нарушив перемирие, пойти на них войной. Но этого не происходило. Ни разу за тысячу лет. И заслуга эта лежала всё на тех же мудрых старейшинах Lux Veritatis — истинных правителях человеческого мира. Эти хитрецы расположили резиденцию своего могущественного ордена в самом маленьком Королевстве, тем самым возвеличивая его, придавая ему значимость в глазах всех остальных. Пусть хоть кто-то посмеет сказать, что король Антуар правит жалким огрызком: этому глупцу тут же объяснят, что земля, носящая на себе священную силу Церкви, тоже, в каком-то смысле, священна. А это искупает всё. Раньше я обожала географию и историю, жить без этих наук не могла. Юдаиф напомнила, насколько они мне дороги, снова пристрастив к обучению, но что-то во мне продолжало сопротивляться веянию прошлого. Нельзя вернуться назад, но, двигаясь вперёд, мне всё-таки хотелось потащить за собой хотя бы часть прежнего багажа. Без своих пристрастий и увлечений, сформировавшихся в детстве, я никто. Пустышка, нацепившая облик некогда оптимистичной девочки Умфи. Как же мне научиться гармонировать в душе столь разные половины? В один из дней я распрощалась со старушкой, которая во время проводов украдкой утирала слёзы. Её образ многохарактерной личности, постоянно меняющей маски с такой лёгкостью, будто страницы перелистывала, вдруг треснул и рассыпался. Передо мной стояла добросердечная женщина, чью душу переполняла тоска от скорого расставания с дорогим человеком (или не совсем человеком), и мне почему-то казалось, что эта личина была самой естественной, самой настоящей среди всех, которые Юдаиф примеряла на себя. Будто она наконец-то доверилась мне окончательно и в качестве утешительного приза показала, какой была давным-давно, когда прятаться за иллюзиями не было ни необходимости, ни привычки. Я полюбила её любой, какое бы настроение ни доминировало в ней, но этот щемящий образ расстающейся с внучкой старушки тронул меня до глубины души. Я обняла Спустившуюся и обещала обязательно навестить её. — Не смейте тут помирать до моего возвращения! — пригрозила я, сама едва не плача от нахлынувших эмоций. Она стала вторым Спустившимся, по которому действительно буду скучать. — Постараюсь, — сказала Юдаиф и сжала мою руку в сморщенных ладонях. Я потрудилась запечатлеть в памяти образ этой замечательной иллюзионистки, которую никто никогда не ценил в её жизни, на случай, если она всё же обманет меня. Она ссыпала мне в карман горсть монет. Подозреваю, старушка где-то хранила клад или заначку с человеческими деньгами, будто чувствовала, что однажды они ей пригодятся. — Надеюсь, это не иллюзии, и они не превратятся в бобы, когда я отойду от города, — проговорила я, и Юдаиф махнула на меня рукой, усмехнувшись. — Возьми вот эти хлебцы, — она положила в мою сумку запасы еды. — Ты кушаешь редко, но всё же голод знает дорогу к твоему телу. Я поблагодарила её за всё и, как только покинула заброшенное селение, почувствовала внезапную лёгкость на душе. Ещё один этап моей жизни остался позади. А впереди — Байонель. Байонель, Байонель… Городок, который располагался на острове Утешающих Ветров, что застрял в Кварцевом море. Одно название живописнее другого, куда деваться! Если я ничего не путала, этот остров принадлежал одновременно трём Королевствам, и это была настоящая головная боль абсолютно для всех, включая его жителей. Почему нельзя было просто поменяться? Неужели это вызывает больше мороки, чем стоять у карты, ревностно обводить какие-нибудь три жалких поселения и с пеной у рта доказывать, что это, мол, города моего Королевства, а ваши четыре на той же земле я просто не буду замечать. И это вместо того, чтобы выкупить эту четвёрку! Зато как весело, должно быть, живётся людям на этом острове! Зашёл в соседнюю деревню — и уже в другом Королевстве! Красота! Чтобы попасть на эту «ветреную» землю, я обязана была переплыть море. А потому мне нужен был порт. Все свои двадцать с лишним лет прожила на материке и теперь волновалась, как перенесу плавание. Но об этом пока рано думать. Перед этим ещё много пунктов, которые следует выполнять последовательно. Степная зона, в которой приютилась Юдаиф, располагалась недалеко от южного края материка, и по карте нетрудно было определить, в какой стороне искать порт. Жирная точка с нарисованным рядом якорем услужливо подсказала направление. Привыкшая по нескольку лет торчать на одном месте, я с неожиданной силой ощутила, что значит находиться в дороге. Это неукоснительное движение к цели вдохновило, и вскоре, прокатившись с торговцами до населённого пункта, я поняла, что путешествие в неизвестность уже не пугает. Меня охватило что-то вроде азарта: насколько быстро и удачно я достигну порта, как скоро сориентируюсь в нём, понравится или нет мне плавание, и т.д. А ещё постоянно думала об отце. Каждый день я то вспоминала проведённые близ него годы, то представляла, что спрошу и скажу, когда мы вновь встретимся, то рассуждала, в каком он сейчас положении и что планирует совершить. Особенно меня мучила загадка, почему такое могущественное существо, спокойно вламывающееся в сознание старушки, каким бы там «открытым», по его словам, оно ни было, не мог так же легко материализоваться рядом с ней. То ли сейчас он слабее, чем раньше, то ли боится выдать себя неаккуратными действиями и привлечь внимание Lux Veritatis, а, возможно, ему просто хочется испытать меня, проверить степень моей привязанности к нему. Приползёт ли покорная собачка к ноге хозяина? Когда я рассуждала об этом в подобном ключе, мне становилось дурно. Отец ничем не заслужил таких скверных мыслей о нём, так что хватит! — Ох, Сайтроми, у меня так много вопросов. И тебе придётся постараться придумать ответы на них все, — прошептала я однажды под нос, и тут же осеклась. Наверняка он меня услышал. Ответа, естественно, не последовало, но я почему-то больше не осмеливалась произносить отцово имя. В моём горле будто застревал ком каждый раз, когда порывалась это сделать. Ехать с торговцами было безопаснее, нежели передвигаться в одиночку, но я подумала, что вечно подстраиваться под других людей и искать напарников слишком утомительно. Дабы ни от кого не зависеть, купила лошадь. А потом ещё полтора дня вспоминала, как держаться в седле и правильно дёргать поводья. Деревенские мальчишки ухахатывались, лицезря мои потуги как какое-то увеселительное шоу. — Может, тебе лучше стол оседлать: он устойчивее! — гоготал самый задиристый из них, и его друзья заливались звонким смехом. Один из мальчишек, что старался громко не выказывать веселье, смущённо улыбался и отводил глаза в сторону, когда ловил мой хмурый взгляд. Чем-то он напомнил мне Ланмона, и эта мысль уносила всю мою злость на забияк. Удивительно, как ярко моя память вырисовывала некоторые детали прошлого. Разглядывая этого скромного мальчугана, я почти вспомнила, как выглядел мой погибший друг. К сожалению, только этот образ у меня и остался. Единственное материальное напоминание о нём — подаренный им амулет в виде песочных часов, который он своими руками вырезал из коровьего рога, — я по глупости закопала возле могилы самого мальчика. Теперь жалею. — Если такие умные, может, дадите парочку уроков? — проворчала я, опасно съезжая на бок, когда лошадь резко остановилась. — А что нам за это будет? — переглядываясь с друзьями, спросил самый старший мальчик. Главарь, судя по дерзкому поведению и горделивому взгляду. — Я не расскажу твоему отцу, чем ты вчера занимался! Пацан нервно перемялся с ноги на ногу, но тут же напустил на себя пренебрежительный вид. О, Песочные Часы, как же легко после Юдаиф с её букетом характеров распознавать эмоции людей по их мимике и движениям! Старушка ненамеренно стала для меня иллюстрированным учебником. Спасибо, Юдаиф! — О чём ты? — спросил мальчик грубоватым тоном. — О твоей вчерашней выходке, конечно же, — ляпнула я, не имея ни малейшего понятия, в чём конкретно его обвиняла. Но раз он был таким задирой и хулиганом, наверняка послужной список его проказ можно было сворачивать в рулоны. Я ткнула наугад и не промахнулась. — Пока я тут с лошадью возилась, всё видела. Ох, как они расстроились бы, если б узнали, что это ты натворил… — Да ничего не было! — выкрикнул мальчишка, громко сопя. — Ага, само собой. Мне твоя проказливая рожа только показалась, угу. Будь он умнее, догадался бы, что я манипулирую им. Но он был слишком зациклен на собственной провинности, будто преступник, которому подозрительные лица мерещатся на каждом шагу, даже если у него железное алиби. — Да… да я просто мимо проходил! Ногой случайно задел, она и отвалилась! — За порчу имущества строго воздаётся. Твоему отцу придётся выплатить такую нескромную сумму, — я округлила глаза. — Ох, и разозлится же он, когда узнает, что это ты виновник дыр в семейном бюджете. Товарищи мальчишки с нескрываемым любопытством смотрели то на него, то на меня, но не вмешивались. Их главарь покрылся пятнами и, выругавшись, потопал прочь. — Ты ничего не докажешь! — крикнул он напоследок. Я равнодушно пожала плечами. Стукачить на него не собиралась, просто хотела постращать, дабы узнать, к чему это приведёт. К моему собственному изумлению, пацан оказался таким пустоголовым кретином, что через пару часов, которые, могу поклясться, он изводил себя надуманными страхами, сам пришёл ко мне и предложил показать парочку «лошадиных секретов». — Тебе повезло, что мой старший брат в отъезде, — пробубнил он. — Иначе бы он показал тебе, как шантажировать честных людей! — Это ему повезло, что он в отъезде, — я продемонстрировала мальчику спрятанный на голени нож. Он только хмыкнул, и больше мы не мерились посторонними помощниками. После этой деревеньки были ещё две. В них я останавливалась на ночлег, а потом продолжала путь по основному тракту. То ли мне везло, то ли местность оказалась тихой, но никаких опасностей на дороге я не встретила: ни разбойников, ни агрессивных Спустившихся. Пару раз, когда солнце едва цеплялось за горизонт огненным краем, мне мерещилось активное копошение среди деревьев и в кустах, но то могли быть звери… или моё разыгравшееся воображение. До порта я доехала спустя девять дней после того, как покинула Юдаиф, и поразилась собственной скорости. Лошадь продала, поскольку на корабль её брать не полагалось. Несмотря на гордое, завлекающее своей важностью звание «порт» это была… самая настоящая дыра. Прятавшееся под настилом место, пропахшее водорослями и рыбой, впитавшее в себя всю грязь, приносимую с земли и моря — вот чем он являлся. Люди там ошивались угрюмые, исподлобья смотревшие на всех вокруг, как будто в этот паршивый уголок намеренно согнали самых неприветливых граждан. Или просто этот «порт» так негативно действовал на настроение, выдавливал из людей все светлые чувства и оставлял лишь злость и пустоту. Прямо как тот город, что никогда не просыпался от своего вечного бездушного сна. По углам шныряли едва различимые живые тени. Я так давно не встречала этих бестелесных обитателей мира, что почти поддалась ностальгии. Люди в порту принимали их за обыкновенные игры света, но меня, знакомой с этими созданиями с детства, сложно было обмануть. Я слышала, что эти тени были родственниками Костюмеров, которые без своих украденных у людей «составных частей» выглядели так же незримо и бесформенно. Я, совсем юная девушка в относительно чистой дорожной одежде, смотрелась странно в этом месте. Да ещё и без сопровождения. Пока искала, куда податься за информацией, поймала на себе пытливые и недоброжелательные взгляды. Некоторые откровенно пялились на мой обтягивающий серый корсет с похотливым блеском в глазах. Я напряглась всем телом, готовая в любой момент постоять за себя, если до этого дойдёт. Спустя десять минут обнаружила пропажу кошелька, который, правда, намеренно пустовал и висел на видном месте для отвлечения внимания. Наверняка воришка уже гневно ругал меня, на чём свет стоит, за мой обман, и эта мысль приободрила. С пирса постоянно доносилась брань моряков, сгружавших товар, и крики толпившихся на нём людей. Я насилу пробралась к маленькому окошку, из которого на меня с раздражением уставился непривлекательного вида мужичок, и попросила билет до Байонеля. Он громко прыснул и объяснил, что город этот находится не рядом с морем, а чуть глубже, и корабли идут лишь в соседние с ним поселения. — Тебе какой удобнее? — А какой ближе к Байонелю? — спросила я, за что была награждена волной негодования. — Я тебе что, картограф что ли? Я начинала чувствовать, как и мной постепенно овладевала злость и нетерпение, и мне стало ясно, каким образом эта пакость распространялась по порту. Любой светлый лучик, проникавший в это замшелое местечко, был обречён потонуть в мутной воде царившей тут концентрации недовольства. Будто парник, в котором удушающая духота скапливалась уже не первый час, и сама покрылась испариной. Я купила билет и стала ждать. Корабль обещал отправиться спустя три часа, и я с мрачной ухмылкой подумала, что это будут самые неприятные три часа моей жизни. В порту даже смотреть не на что было: ни магазинчиков, ни лавочек, призванных отвлечь томящихся в ожидании людей. Я присела на пустую бочку, опасно покачнувшуюся при таком обращении с ней, и извлекла из сумки книгу — тот самый томик по истории, привлекший Юдаиф в нашу первую встречу. Но сосредоточиться на строчках не получалось, так как всё время ловила на себе досаждающие взгляды. Быть бы мне рослым мускулистым мужиком, а не хрупкой девицей, с которую заботливым мамочкам дай волю пушинки сдувать! Я не то чтобы боялась неприятностей, ведь со мной были мои навыки внушения и самый горячий в мире огонь. Но опасалась привлекать к себе лишнее внимание, прибегая к столь крайним мерам самозащиты. Поэтому, когда двое бородатых мужчин, закончив перешёптываться, двинулись в мою сторону, я впилась пальцами в книгу и потянулась за ножом, но тут слева ко мне подскочил ещё один незнакомец, напугав своим внезапным появлением. — Вот и я! Извини, что задержался, — он приветливо улыбнулся мне, а я едва не свалилась с шаткого «стула». Двое мужчин замерли на месте, оценивающе разглядывая моего «знакомого». Он был высоким, я бы даже сказала, длинным, но отнюдь не сильным на вид. Свисавшая почти до колен рубаха была в пятнах, а простые холщовые штаны местами являли взору протёртые дыры. На ногах были самые обыкновенные кожаные пулены непонятной мутно-коричневой расцветки. Мужик был похож на бездомного бродягу, заблудившегося в грязном порту. Возможно, он специально цеплялся к людям, чтобы таким образом выпрашивать милостыню. Как бы там ни было, мужик здорово помог мне. Я молча кивнула незнакомцу и натянуто улыбнулась, приглашая присесть на соседнюю бочку. Наблюдательная парочка, до этого имевшая на меня какие-то виды, развернулась и ушла в неизвестном направлении. Я облегчённо вздохнула и открыла рот, чтобы заговорить с незнакомцем, но он опередил меня. Наклонившись ко мне, он прищурил близорукие глаза и брякнул: — Эм… мы знакомы? — Нет. — Вот как, — он почесал лысеющую голову. — А ведь она предупреждала меня, что такое может случиться. Иногда мне кажется, что я совсем другой человек, не тот, кем себя считаю. Но так можно сказать про любого. Откуда людям вообще знать, что они те, за кого себя принимают? Он некоторое время напряжённо рылся в карманах, силясь отыскать в них что-то, а потом понурил голову и растерянно произнёс: — Забыл, зачем пришёл. Сначала лиловые ветры, теперь утешающие ветры… Я совсем запутался! Кстати, остерегайся людей с больными зубами. Они просто ужасны! Я не знала, остаться мне с этим чудаком, дабы он отпугивал людей с нездоровым интересом к моей персоне, или поскорее сбежать. Он вроде не был буйным, но его пустая болтовня раздражала меня. — Спасибо! Я же говорил, что это где-то близко, — бодренько протараторил мужчина, а затем, испытующе посмотрев на меня, добавил. — Кстати, нет. — Что «нет»? — Ах, нет, — самому себе под нос протянул этот ненормальный. — А ты снова попалась! Он ткнул в моё плечо пальцем и начал быстро удаляться, оставив меня со смешанными чувствами. Я покачала головой, думая о том, что эта странная встреча подарила мне привкус чего-то незавершённого и вызвала неясное дежавю. До соседнего от Байонеля города шёл обычный двухмачтовый бриг. Изучая крохотные каюты с прибитыми к стене полками вместо кроватей, я боролась одновременно с моим наездником, у которого от узости проходов и отсутствия окон началась истерика, передавшаяся мне, и отвращением, колыхавшимся где-то в желудке. Интересно, если буду проводить всё время пути на верхней палубе, будет не так тошно? Может, воспеваемая красота моря даже завлечёт меня… Но всё было не так плохо. Сильная качка, из-за которой мне поначалу казалось, что я ежесекундно теряю равновесие и проваливаюсь в пропасть, перестала нервировать уже через половину суток. Солёный воздух и плавные подскакивания на волнах не вызывали приступов морской болезни, как у некоторых моих попутчиков, и я поблагодарила природу за то, что она уберегла меня от этого недуга. Моряки и пассажиры были нелюбопытными и смотрели сквозь меня. — Сколько мы будем добираться до другого берега? — спросила я у члена экипажа. — Дней семь, если без трудностей. Семь дней, да? Терпимо. Главное, чтобы у наездника не обнаружилась морская фобия или что-то в этом роде. Иначе его попытки выкинуть меня за борт значительно испортят моё путешествие. Я уже приготовилась к равномерно тянущимся суткам, когда случилось нечто примечательное, разрушившее скуку на корабле. Сон в первую ночь прервал душераздирающи крик, переполошивший весь экипаж. А в соседней каюте обнаружился труп мужчины.