Шесть с половиной ударов в минуту

Глава 14.1 Последствия В том, что выбор пал на неё, простую девушку из забытой Терпящей деревни, не имелось никакой заслуги. Она была такой же, как и все остальные, только чуть моложе предыдущих. Ей тогда только исполнилось двадцать лет. Это был самый банальный вечер после ничем не примечательного дня. Вот только встреча с мужчиной оказалась особенной, но в этом, опять же, не было её достижения. Так получилось. Очередная прихоть насмешливой судьбы или желание Вселенной, запланировавшей воплотить в реальность парочку своих планов на тот вечер. Но девушка не думала о таких высоких материях. Ей виделось, что это была воля высшего существа, падшего, но не павшего в глазах своих соратников. Она не обладала особым чутьём, но сразу поняла, что он — не человек. Внешне был похож на простого мужчину, но внутри… Его внутренняя сила в мгновение сломила её волю, разбросала по уголкам сознания частицы её сущности, подчинила себе. Даже если бы она хотела, то не могла сопротивляться ему. Незнакомец оказался настолько велик и могущественен, что всё её маленькое «я» буквально разрывало от неспособности постичь его суть. Он был не простым демоном. Он был одним из величайших. Всё, что девушка слышала о нём раньше, показалось теперь преуменьшением, глупыми набросками несмышленого ребёнка, который не в состоянии видеть всю шедевральность написанной гением картины. Малыш пытается пересказать содержание нелепыми фразами, не догадываясь, как бесполезны и жалки его потуги. Теперь она это понимала. И, подобно глупому ребёнку, была напугана. Краешком сознания она лицезрела своё падение и дрожала от ужаса. Почему подобное выпало на её долю? Что кошмар человечества мог найти в ней, неграмотной крестьянке? Лучше бы он осквернил своим присутствием любую другую девушку, оставив её душу и дальше нежиться в потёмках узкого мировоззрения. Она не могла не трепетать при мысли, что по каким-то неведомым ей причинам главный враг человеческого рода доставлял ей столько удовольствия, сколько не получалось ни у одного любовника до этого. При всём желании чувствовать себя жертвой и только, девушка не могла не признать, что помимо боли внизу живота испытывала блаженство и сладостную негу. Это было омерзительно. Если бы покойные родители узнали о её грехе, они бы не только отказались от дочери, но и умертвили бы своими руками, а потом и себя заодно. — Пожалуйста, не надо, — глотая слёзы стыда, умоляла она. Он ласково провёл рукой по её щеке и зажал рот. Он был властным, как и предписано королям, и не терпел неповиновения. И тогда, находясь в его удушающих объятьях, она увидела в его глазах Вселенную. А Вселенная увидела её. Она лицезрела эту маленькую женщину, внезапно разглядевшую Её в душе демона. В сознание девушки хлынул поток, затмив воспоминания обо всей жизни. Это видение было настолько живым и объёмным, что она могла дотянуться до рождающихся образов рукой. Если эти звёзды — материал, из которого соткана его душа, то он несравненно прекрасен. Она никогда не чувствовала ничего, что могло бы сравниться с этим откровением. Но звёзды — это было не всё. За этими яркими обжигающими пятнами зияла тьма и холод безграничной пустоты. Они засасывали в себя, сдавливали до треска костей и ломоты в мышцах. Этот довлеющий мрак, который невозможно описать существующим языком, также являлся деталью его души. Он весь был выписан из этих чёрных завитушек, клубящихся вокруг блеска небесных светил. Подавляемая его нетерпением и грубой страстью, девушка будто слилась с его разумом. Она познала лишь малую часть его, но этого оказалось ошеломляюще много для её ограниченного восприятия. Это было тяжело. Он же видел её насквозь и ухмылялся внезапно открывшейся ей истине. Право, настоящий демон! — Разве не об этом ты мечтала? — шептал он ей в ухо. — Оказаться в руках дышащего желанием короля? — Да, — признавалась она, приникая к нему всем телом. — Сделай это ещё раз. Ведь после, верила она, её ждёт страшная кара за соблазн. Демон пожрёт её душу или вывернет тело наизнанку, как глупому агнцу, поддавшемуся на сладостные речи волка. Но Король был слишком самоуверен, чтобы опасаться, будто соитие с человеком обернётся для него чем-то неприятным. Он, как и всегда, просто оставил девушку жить с тем, что она испытала, не интересуясь, способна ли бедняжка уложить в голове все увиденные образы. И Вселенная наказала его за это. Когда Сайтроми видел маленькую черноволосую девочку, так похожую на мать, он думал лишь о том, какое у Вселенной злое чувство юмора. Глава 14.2 Случай в городе Мелкая галька хрустела под подошвами. И этот звук таил в себе что-то зловещее, чужеродное, словно был музыкой из другого, более страшного измерения. Я из-за этого даже внимательнее всмотрелась в черты города, но фантазии уже утихли. Лёгкий ветерок выдул из меня нахлынувшие ощущения, заменив их умиротворением. Я откинула хвост за спину и сделала уверенные шаги, представляя, как переступаю невидимую границу. Никогда ещё по приезду в незнакомое селение меня не охватывало такое щекочущее волнение. Однако ничего удивительного тут не было: ведь раньше я никогда не придавала выраставшим на пути городам столь многого значения. Но не теперь. Байонель виделся мне не простым нагромождением домов и петлявших улочек. Ещё до приезда я осознала, что облик города совершенно неважен. Пусть это будет захудалый уголок, небрежной рукой нанесённый на ландшафт, с осыпающимися зданиями, ветхими памятниками и скучающими жителями, мечтавшими уехать из подобной дыры куда подальше. Пусть это будет культурный центр целого народа, о котором местные отзываются с гордостью, а приезжие — с почтением и благоговением. Пусть он окажется под стать величественным столицам, посетить которые грезят жители безликих городов и крохотных деревенек. Что бы ни предстало в итоге, я отнесусь одинаково. Для меня Байонель — это в первую очередь место, где я встречусь с отцом. Каждый камешек на дороге, каждый поворот, каждое слово, эхом отразившееся от стен, пропитаны этим волнительным ожиданием. Мои ощущения замазали истинные краски поселения, создав мой собственный Байонель, который видела и понимала только я. Наверное, так происходило со всеми мыслящими существами. Какой-нибудь индивид со своим восприятием относился к городу как к серому сосредоточию повседневной рутины, тюрьме, из которой невозможно сбежать. Для другого это был результат кропотливой работы людей, основавших Байонель, шедевром, сосредоточием человеческой воли и усилий. Для третьего — невыразительный кусок, что окружал человека просто потому, что иначе и быть не может, так как не позволено самим Мирозданием и всё тут. И эти неповторимые наборы чужих взглядов относились к городу, застывшему в пространстве в конкретной форме. Ну не странно ли? В этой маленькой точке на карте стоял всего один Байонель, но вместе с тем их было великое множество. Любопытно, столь разное восприятие предмета создаёт новые слои реальности, или все эти оценочные покраски происходят исключительно в головах людей? Наверное, не общайся я с Юдаиф о мировоззрениях, никогда бы не подумала о подобном. Когда только сошла с пирса, была проникнута новизной путешествия. Вот я на острове! Впервые в своей жизни! Как люди ощущают себя, живя на этой ограниченной земле? Это не гигантский материк, это… остров. За день-два можно доехать от одного края до другого. Выходишь на побережье и видишь море… снова. Удивительно! Однако, углубившись внутрь земли, я потеряла это чувство. Меня обступили леса и поля, мы проезжали мимо обыкновенных городов, мало чем отличавшихся от тех, что видела на континенте. И я начала забывать, что находилась на острове. И вот Баойнель. Поселение не было огорожено, и, выйдя из подлеска, я беспрепятственно зашла на его границу. Руки затекли таскать свою поклажу, и пришлось опустить её на землю, прислонившись плечом к стене дома. Через дорогу бабушка на лавочке оторвалась от чтения и посмотрела на меня. На подоконнике в метре от моей головы за ухом чесала кошка. Всё вроде бы обычно, но из-за моего настроя даже эти банальные вещи казались какими-то особенными. Вместе с бутоном нового, ещё не осознанного до конца чувства назревала проблема. Я полагала, что она решится сама собой, но этого не происходило. Когда я приближалась к Байонелю, позвала отца по имени, ведь озвучивать его на улицах селения людей — не самая здравая мысль. Сайтроми обязан был услышать призыв и отправить кого-нибудь встретить меня. Либо выйти самому, но такая возможность виделась мне призрачной. Он слишком осторожен и не станет рисковать столь редким шансом побродить по Верхнему этажу. Да и едва ли Король Спустившихся прячется в самом городе, на виду у жителей. Но он велел прийти именно сюда, а значит, понимал, что дочь начнёт разыскивать его в этом месте. Однако… я гуляла по окраине в течение получаса, а меня никто не встречал. Полушёпотом вновь позвала отца, напряжённо осматриваясь по сторонам, но и эта попытка не возымела успеха. Люди занимались своими делами, и ничто не выдавало чужеродных элементов в картине естественной жизни города. Должно быть, я была слишком нетерпелива. Надо подождать. И всё же я мысленно раздумывала, что буду делать, если и к концу дня отец не объявится. Как мне искать Спустившихся? Куда лучше пойти? Где бы я предпочла прятаться, если бы была Королевой ненавистных людям демонов? Нет, не так. Где бы я отсиживалась, если бы меня звали Сайтроми? В моём детстве мы обходили селения людей стороной, забредая, в основном, в леса и пустынные местности. А сейчас он на некрупном острове, полностью застроенном человеческими городами. В его поступках должна быть логика. Это бесполезно. Я не знала причин, по которым отец выбрал именно Байонель, а значит, и найти, представляя себя на его месте, едва ли получится. Оставалось набраться терпения и ждать. Я села на срубленное дерево и с удовольствием вытянула уставшие ноги. Чуть позже, если ничего не изменится, можно будет сходить в центр — посмотреть на местный храм, чьи узорчатые пилястры мне расхваливали в дороге. Не то чтобы меня привлекали архитектурные красоты, но всё лучше, чем пялиться в одну точку, не зная, чем занять себя. А ещё, я слышала, на кладбище Байонеля расположена могила какого-то героя прошлой войны. Местная достопримечательность, так сказать. Недалеко девочка с короткими тёмно-русыми волосами уговаривала маму отпустить её на озеро с подружками. Она подпрыгивала от нетерпения и вилась вокруг женщины, у которой на лице было написано раздражение от неугомонности дочери. Видно, что она не собиралась менять решение и для себя закрыла эту тему, а потому мыслями была далеко от скачущей девочки. Но последняя всё не сдавалась и подбирала более убедительные аргументы. Мой взгляд зацепил приоткрывшееся окно, слух — шелест травы, а в нос ударил запах выпечки. Должно быть, неподалёку стояла булочная. Я обращала много внимания на окружающие мелочи, потому что больше заняться было нечем. Или же мои чувства от волнения обострились? Я потянулась за сумкой, рассчитывая некоторое время медитативно сверлить взглядом изображённые на бумаге континенты и моря. Это вошло в привычку. Я не забывала о возможности найти Рандарелла, а потому проверяла любезно подаренный Юдаиф механизм каждый день. Вдруг этот дурачок невзначай да скажет «Умфи»? Но спицы всё не втыкались в карту, и я знала причину. У меня не возникало сомнений в том, что друг помнит меня, но для этого ему не обязательно озвучивать вслух моё человеческое имя. Оставалось только рассчитывать на удачу. И снова… ждать. С удовольствием погладила мягкую серебряную нить. Если бы можно было сплести пряжу из белого огня, наверное, она выглядел бы именно так, но была горячей, оставляла на коже красные полосы. Зато сплетённая из такого материала кофта оказалась бы очень тёплой. Потянула за нить, и следом за ней из сумки выпрыгнули спицы, одну из которых я взяла в руку, а вторую положила на карту. До сих пор не понимала, как действует этот вид магии. Нет, с врождённой способностью Спустившихся реагировать на свои имена всё более-менее ясно. Это сродни биологическим часам или реакции на перепады давления в атмосфере, только что-то более глубокое и свойственное лишь им, жителям Нижнего этажа. Но как они создавали искусственную привязку к совершенно посторонним словам? Первое, что меня интересовало, — сколько всего способов привязать Спустившегося к другому имени? Тот, что избрала Юдаиф, был направлен исключительно на поиск тех, кто озвучивал вслух слово «Умфи». Но спустя столько времени в дороге он казался мне ужасно неудобным. Очевидно, требовалось держать одну из спиц в руках, чтобы запускать невидимый механизм. Но не будут же Спустившиеся целыми днями ходить с ними? Что они тогда делают? Наматывают нити на пальцы и запястья? Думаю, истина заключалась в том, что я являлась наполовину человеком, а потому привязать меня к любому другому имени было не так-то и просто. Людская природа противилась этому. У жителей Нижнего этажа всё проще, и им не нужны спицы, чтобы почувствовать, как кто-то озвучил их придуманное имя. Второе, что особенно тревожило, касалось большого процента возможной ошибки. Как сказала Юдаиф, она сделала так, чтобы серебряная нить реагировала на имя Умфи, но назвать его мог любой, кто когда-то был знаком со мной. Что будет, если старина Шитро Кунатек в сердцах воскликнет, что «вот эта девица» облапошила его на крупную сумму денег? Спица всё равно воткнётся в карту, указывая город, в котором я когда-то жила. Или Саратох Монтоги вспомнит, что однажды мог бы взять нерадивую Умфи в ученицы, если бы она не была такой сумасбродной. И я узнаю, где искать Осветителя, но не факт, что Рандарелл будет в этот момент с ним. Как тогда быть? Заколдовать спицу таким образом, чтобы она реагировала только на моего друга, старушка никак не могла. Моих воспоминаний о нём для этого недостаточно. Я покрутила спицу между пальцами, представляя, что это шест акробата, и сгребла всё в сумку. Даже если бы в эту самую секунду благословение Терпящей снизошло на меня и магия Спустившихся вдруг указала местоположение Рандарелла, я бы не рванула к нему. Моё место тут, в Байонеле. Во всяком случае, до тех пор пока не решится вопрос с Сайтроми. — Как же тяжело найти тебя, — вздохнула я. Пожалуй, настала пора поглядеть на храм и знаменитую могилу. Может, пока я буду в движении, что-то прояснится. Сидение на месте вызывало у меня ощущение застоя. Перед глазами поплыли двухэтажные домики и довольно широкие дороги. Байонель был одним из четырёх городов на острове Утешающих Ветров. То Лиловые, то Утешающие… Неужели слово «ветер» настолько поэтично, что люди пихают его в названия? Храм оказался самым обычным, не выходящим за рамки стандартов. Остроконечный шпиль крыши как будто пытался дотянуться до неба и прочертить царапину на идеальной голубой бесконечности. Когда я была ребёнком, шутила, что Терпящей не понравится дыра в полу, оставленная из-за неистовой веры Её почитателей. На самом деле устремление ввысь символизировало неустанную жажду человечества достичь своей богини в духовном плане. Вверх и к свету. Вознесение для святых, падение к демонам для грешников. Я не порицала веру людей в Терпящую. В конце концов, существование Создательницы было непреложной истиной. Может, Она давно ушла, но никто не мог знать наверняка и перестать надеяться, что Творец вернётся к детищу. Пусть люди верят в то, что считают правильным, если это помогает им облагородиться или смириться с несправедливостями жизни. Мне не нравилось как раз то, что они использовали веру для пропаганды агрессии и нетерпимости к другим, не согласным с ними. Строгость приведёт к порядку, заявляет Церковь. Порядок приведёт к миру. Но почему из этих чистых помыслов рождаются жестокость и злоба? Люди были не единственными, кто искажал изначально правильные побуждения. Спустившиеся не лучше. Они трактуют свою истину, которая также ограничена и ведёт к агрессии. Каждый на своей половине поля тянул канат на себя. Как результат — все они просто стирали руки в кровь. Раз за разом, до бесконечности. Справа от меня какая-то девушка набрасывала на листе эскиз храма. Она либо была практикующейся художницей, либо таким образом продляла память о привлекательных местах.  — В какой стороне кладбище? — спросила я у неё. Девушка пропустила слова мимо ушей. Она была так увлечена, что не оторвалась от холста, когда я повторила вопрос. Даже не взглянула в мою сторону. Как будто была не здесь. Я озадачено потёрла лоб и обратилась к прохожим. Дойдя до кладбищенской ограды, остановилась и флегматично навалилась локтями на заборчик. Вдруг расхотелось идти дальше. Достояние города меня не интересовало, а мои неторопливые прогулки ради убийства времени начали походить на непутёвое представление. Кого я пыталась убедить в том, что готова терпеливо ждать? Невидимых зрителей? Отца? Или же себя? Я сверлила кладбище взглядом, будто оно было виновно в моём невезении. И это хранилище мёртвых тел оказалось не менее стандартным, чем храм в центре. Надгробные камни треугольной формы, отличавшиеся только оттенком да густотой травы вокруг, рябили в глазах. После смерти все равны, твердит Священное Писание, а потому и плиты, заточенными клыками торчащие в небо, не должны выделяться на фоне соседей. Если кого-то оскорбляла треугольная форма, можно было поставить рядом статую святого, но сам камень был примером строгого соблюдения традиций. Помимо погребения законы Церкви допускали сожжение и замуровывание тел. Не здесь, но в каких-то странах подобное практиковали. Возможно, отдельные города моего родного континента допускали подобное, но я в них не бывала. Любопытно было бы поглядеть на знаменитые поля и лабиринты с каменными стенами, внутри которых покоятся умершие. Вместо урн и плит — выступы из стен в виде человеческих тел, внешне зачастую похожих на усопших. Каменные портреты взирают сверху вниз на проходящих мимо, и люди знают, что за этими безжизненными взглядами, где-то чуть глубже, разлагающиеся тела. Интереснее этого только вопрос, как Спустившиеся избавляются от покойников. Увещевания Церкви, что они разваривают трупы до жижи и отдают на съедение сородичам, не кажутся убедительными. Типичные сказки. — Чего повисла на ограде? — окликнула старушка, хмурясь и тыкая в мою сторону палкой. — Нашла качели! Совсем головы на плечах нет! Твоим родителям должно быть за тебя стыдно! Я лениво перенесла вес с одной ноги на другую, игнорируя её «праведный гнев». Дойдя до ворот и видя, что я только позу поменяла, бабка остановилась и с пущей ворчливость занялась: — Оглохла что ли? Или приросла к ней? Я сейчас собак на тебя натравлю! Ишь молодёжь пошла, совсем распоясались! Можно подумать, я посягаю на их святую землю тем, что опираюсь на забор. Вот ведь старая карга! Ещё бы пылинки начала сдувать с ограды, и, глядишь, Терпящая вообще растает от умиления. Ведь показывать свою любовь к Ней куда важнее самосовершенствования или доброты к окружающим. А ещё говорит, что это у меня нет головы на плечах. — Чтобы я тебя здесь больше не видела! — ударил мне в спину контрольный вопль. — Да плевать мне на твоё кладбище, беззубая зануда, — пробурчала я под нос. — Сайтроми, что только не приходится терпеть, пока… Я осеклась и смешалась. Не хватало только, чтобы мои причитания выглядели как жалобы. Тем более что я и не планировала называть имя отца, само сорвалось. Солнце начало закатываться, пряча золотисто-оранжевые лучи за деревьями. Если и дальше ничего не произойдёт, мне придётся искать убежище на ночь. Пока я брела по улочкам, не заметила вывесок трактиров. Возможно, где-то они и были, и теперь следовало осмотреть дома более тщательно. Чем дольше я в городе, тем невыносимее сохранять твёрдость намерения. Пока была вдали от Байонеля, испытывала лишь стремление достичь цели. Оно не было приправлено какими-то сильными эмоциями, вроде нетерпения или тревоги. Я была бегуном, упорно идущим к финальной черте, который не задумывается над тем, как он будет жить через одну, пять или десять минут после пересечения линии. Важен лишь сам путь, препятствия на нём и восторг в конце. Бегун ведь не думает, как дела у его больных родственников или не забыл ли он покормить кота перед уходом, пока находится на дороге. Единственное переживание связано с тем, что ему не хватит сил достичь конца или другие сделают это раньше него. Но стоит ему добежать — и отодвинутые на задний план проблемы проступают вновь. Я не продумывала план разговора с Сайтроми, пока двигалась в сторону Байонеля, хотя и мусолила интересовавшие вопросы. Не потому, что контролировать такие вещи сложно, а зачастую и невозможно. Просто я позволила себе плыть по течению: главное — встретиться с ним, а там будь что будет. Всё равно слова, которые заготовлю заранее, наверняка не потребуются. Но сейчас, имея кучу времени в запасе, сдерживать закономерно возникающие мысли становилось всё трудней. Я — бегун, который уже на финише, но ему всё не выносят полагавшийся приз, а потому, томясь ожиданием, он невольно фантазирует. А вдруг о нём забыли? А что он скажет в качестве благодарственной речи? А вдруг награда окажется не такой привлекательной, как обещали? И мысли со временем плодятся. Мечтательная девчонка! Какие идеи рождаются и расцветают, стоит обронить пару капель надежды. В детстве мне было достаточно того, что Сайтроми заботился обо мне, стоял рядом, держа за руку, и повествовал свои странные сказки. Он один затмевал всех Спустившихся, чья значимость скукоживалась и усыхала на глазах, когда появлялся отец. И вся таинственная нижняя половина мира, куда тщетно стремятся проникнуть храбрецы человеческого рода, сворачивалась до размера комнаты, в которую я не торопилась забегать. Есть она и ладно. Не так уж много надо ребёнку, чья Вселенная ограничена и проста, как пущенный по воде бумажный кораблик. Сейчас я потонула бы вместе с ним. Старые рамки казались маленькими, потому что посеянные когда-то ростки рвались за их пределы. Теперь уже баюкать на ночь или катать на плечах было недостаточно. Померкший рисунок Спустившихся вновь обрёл яркость. И речь шла не только о народе в целом, который являлся одновременно соседом людям и безмерно далёкой непознанной загадкой. Больше всего меня интересовали те, что никогда не умрут. Я редко думала о братьях и сёстрах Сайтроми как о собственных родственниках. Они ими и не были, но в чём-то… они казались мне близки. Я не хотела вычёркивать их из жизни, не узнав, что остальные Короли и Королевы из себя представляют. Что бы они сказали мне, если бы увидели воочию? Стала бы я со своей принадлежностью к людям пятном на их безупречной репутации? Подивились бы они моему существованию? Обрадовались бы? Вопросы, которые раньше казались лихорадочным бредом, обретали всё большую отчётливость, а со временем начали дробиться и ветвиться на более мелкие и глубокие. Как далеко я зайду в своих отношениях с роднёй, если даже в фантазиях боялась представить что-то серьёзнее первой встречи? Или в круг близких так никто и не войдёт помимо Сайтроми? Мир тоже распух, как на дрожжах. Поначалу несмышлёная девочка заглядывалась на дверь, гадая, что скрыто за ней. А потом и вовсе, наслушавшись разных баек о запертой комнате, мечтала проникнуть в неё. Люди говорили, что в ней живут чудовища, которые мешают спать, а вещи никогда не лежат на своих местах. А Спустившиеся стеснительно добавляли, что в комнате, конечно, тесновато и неприбрано, но очень уютно. Вот только дверь была заперта, а ключа у девочки не нашлось. Может, отец проводит её когда-нибудь внутрь и покажет, что там и как. И это были мои несмелые тайные желания. И тем привлекательнее они выглядели, чем настойчивее я смаковала детали в собственных представлениях. Приближавшееся свидание с Сайтроми — не просто дань нашим отношениям в прошлом, но и мой персональный билет на корабль, превратившийся из бумажного в настоящий. Кладбище располагалось в стороне от поселения, и теперь, преодолев небольшое расстояние, я будто вновь пересекала границу Байонеля. В некоторых городах кладбища устраивали прямо в центре, объясняя это необходимостью напоминать людям, что они не вечны. Но эта гнетущая картина подавляла жителей, поэтому всё чаще «поля мёртвых», как их иногда называли в Священном Писании, выносили за пределы селений или прятали за оградой монастырей. От дома отделилась тень, и я отскочила в сторону, напряжённо всматриваясь в силуэт. В первую секунду подумалось, что это кто-то из местных, но фигура передо мной была на две головы выше любого человека, а неестественная гибкость и угловатость тела выдавали в неизвестном незаурядную личность. От него веяло холодом, а взгляд из-под капюшона пронизывал меня с головы до ног. Я встала ровнее, примечая, как замысловато в некоторых местах тело срасталось с тёмной тканью. Сомнений не оставалось: это был Спустившийся. — Ты Нахиирдо? — не до конца покидая область тени, спросил он. Я сделала осторожный шаг в его сторону и кивнула. Вот оно! Наконец-то! В груди радостно ёкнуло, и в уголке шевельнулась мысль, что неизвестность и ожидание — страшные орудия, которые с этой минуты более не властны надо мной. — Я прибыла в Байонель по приглашению, — я понизила голос, опасаясь, что наш разговор могут подслушать, — Сайтроми. — Знаю, — терпеливо проговорил собеседник. Он нагнулся вперёд, но когда я сделала ещё шажок в его сторону, инстинктивно качнулся назад. У него был острый подбородок, но разглядеть лицо как следует не позволяла как будто искусственно навеянная тьма под капюшоном. Должно быть, он являлся Сменщиком и не обладал конкретной формой тела, принимая человеческий облик по необходимости. — Значит, он уже ждёт меня. Идёмте. — Нет, — отрезал Спустившийся. — Мы не пойдём. Он чутко втянул воздух и вдруг исчез. Я рванула в проход между домами, где он секунду назад стоял, но тут послышался скрип рамы, и из окна высунулась женская голова. — Иди сюда, проказник! — громко заверещала она, и со стороны леса послышалось раздражённое «Иду уже!». — Никак домой не загонишь. Когда ворчливая женщина скрылась, Спустившийся появился вновь. Он был весьма осторожен, даже притом что шансы заметить его равнялись почти нулю. Это означало, что отец и его подчинённые находились в щекотливой ситуации, в которой неоправданный риск мог дорого обойтись. — Что же мы, полетим? — передразнила я тень, возвращая его к прерванному разговору. — Ты не поняла. Король более не желает тебя видеть. Ты опоздала на встречу, и у него нет времени на тебя. Я ожидала взрыва в душе, когда увижу отца. Он случился, но раньше. Мир стал слишком ярким, но, моргнув, я поняла, что с ним всё в порядке: это во мне разбилась одна линза восприятия, но сразу же на её место встала другая. — Опоздала? — вот и всё, что получилось выдавить. Так значит, те часы, что я блуждала по городу, он просто игнорировал моё присутствие? — Он просил тебя торопиться, — терпеливо пояснял Спустившийся. — Ты опоздала к сроку. — Я торопилась, как могла! Я не могу перемещаться в пространстве, как некоторые из вас! Мне пришлось добираться своим ходом! И после этого он не может выкроить пары минут, чтобы поговорить со мной? Он даже не удосужился лично предстать передо мной и сказать это в лицо. Плевать мне на их нынешнее положение! Каким бы опасным оно ни было, Сайтроми обязан был увидеться со мной. А если знал, что выходить ко мне будет рискованно, разумнее было пересмотреть планы и выбрать другое место. Я сжала кулаки и гневно надвинулась на собеседника. Спустившийся не шелохнулся, но его тело будто уменьшилось. Я догадалась, что он собрался покинуть меня. И на этом всё. У меня не будет ниточки, ведущей к Сайтроми. — Стой! — мой тон явно не понравился посыльному. Тень наклонилась вперёд, и я почувствовала, как бегут по коже мурашки. — Я ничего не понимаю. Чем таким важным он занят, что не может уделить мне ни минуты? Он сам позвал меня, а теперь не хочет видеть? Ты хоть знаешь, сколько я добиралась сюда? — я выдохнула, надеясь утихомирить пылавший в груди огонь. — Ладно, мне… У меня нет права требовать что-либо, но… Я готова подождать. Я готова ждать, сколько потребуется. Просто передай ему это. Скажи, что я останусь здесь, в Байонеле, или пойду в любое другое место, если ему будет удобнее поговорить со мной там… — Нет, — выставив руку, Спустившийся прервал мои излияния. — Твой лимит истёк. Король просил, чтобы ты ушла. Это означает, что в ближайшее время тебе не увидеться с ним. — Вот как… На этом роль посла Сайтроми была завершена, и Спустившийся отвернулся, чтобы скользнуть в тень. Но тут в его руку вцепилась задетая за живое черноволосая девочка, которую приказы Короля не волновали. Должно быть, Спустившегося это сильно удивило, потому что я почувствовала дрожь в его теле. — Скажи ему! А иначе потом я не захочу выделить время на встречу с ним! Мне плевать, Король Сайтроми или нет! Я была его единственной, невозможной дочерью, которую он сам позвал. Что за ерунда творится в его голове, если он верит, что может поманить меня рукой, а после дать пощёчину? А если на это была обоснованная причина (а об этом я тоже успела подумать), отчего не передать её вместе с подданным? «Ты попадёшь под удар, обожди» или «Lux Veritatis взял мой след, я не знаю, когда оторвусь». Да как угодно! Если не побоялся прислать своего с сообщением, значит, не так уж тяжело его положение. Я просто не понимала, что происходит. Это выбивало из колеи. А ещё невыносимее было думать, что единственный шанс разобраться сбегал от меня. — Как ты… держишь меня? — выпалил Спустившийся, резко дёргаясь назад. — Ты не можешь коснуться моей плоти! Это невозможно! Я ещё крепче сжала пальцы, и рукав затрепетал в моей ладони. Он, как и сам хозяин, стремился распасться на дым, улетучиться, но моя хватка не пускала его. Я не услышала ответа, а потому не могла позволить единственной возможности связаться с отцом растаять. Моё упрямство разозлило Спустившего. Он оправился от изумления и дёргал руку яростнее. Хотя я тоже была сердита и не намеревалась отступать, мои силы были скудными. Мощным телодвижением противник оторвал меня от земли и по дугообразной с размаху ударил о стену. Из меня вышибло дух, и в этот момент он сбежал. Ещё какое-то время я просто лежала, кусая губы от досады и мысленно ругаясь. В голове сделалось как-то пусто. Я бегун, которому в конце вообще не дали никакого приза, а требовать не оставалось душевного настроя. Или же… Я поднялась и прислонилась спиной к стене. Ох, ну и пустая моя черепушка! Как можно так игнорировать очевидное? Зачем просила Спустившегося передавать моё сообщение Сайтроми, если и сама могла достучаться до него! Ведь только сегодня раздумывала о магии имён… Но выстреливать поток слов сейчас, на горячую голову, было бы безрассудно. Мне следовало обдумать, как вкратце выразить всё то, что осадком осело на сердце. — Мне всё ясно, Сайтроми, — в полголоса произнесла я, закрывая глаза и представляя, что собеседник в паре шагов. — Очевидно, что замысел твой мне не понять, пока я не располагаю нужным количеством деталей. Это вовсе не значит, что меня не задевает твоя попытка уйти от разговора. Двадцать лет для меня — чудовищно большой срок, хотя ты чувствуешь время иначе и не понимаешь этого. Сайтроми, — повторила я, неуверенная, сколько слышит Король после произнесения его имени вслух, — я останусь в городе ещё на сутки, но потом уйду. Вот только сама не была уверена, что через день заставлю себя покинуть Байонель. Пока я тут и уверена, что отец может в любой момент передумать и включить меня в свой план, исполнить обещанное будет непросто. Зато теперь я понимала, что делать, и эта мысль охладила мой пыл. Потухать так же быстро, как и возгораться — великая особенность белого огня. По себе знала, что это такое. Но это вовсе не означало, что я успокоилась окончательно. Злость всё ещё клокотала где-то на задворках, пока я бесцельно бродила по улицам. И тут мир взорвался во второй раз, но только теперь по-настоящему. Оглушающая волна врезалась в уши, а в следующую секунду земля неуклюже накренилась набок. Звуки разбежались в разные стороны, словно перепуганные лесным пожаром зверьки, и меня обступила пугающая тишина. Зато было слышно, как колотится о рёбра сердце, да как звенит где-то в висках. А в следующую секунду я обнаружила себя обнимавшей землю, испуганно дрожавшую под пальцами. Ладонями я ощутила новый толчок, и на моих глазах по стене дома впереди поползла трещина. Закрыв уши руками, я попробовала встать, но по спине что-то с силой ударило. Звон раскалывал голову, но когда очнулась, поняла, что он мне только мерещился. В воздухе летала густая серая пыль, а руки и лицо были перепачканы в крошке. Лоб был тяжёлым и не хотел отрываться от земли. Не отпускало ощущение, будто меня завязали в несколько узлов сразу. Спину ломило, и я не сразу поняла, что на меня что-то навалилось. Спустя бесконечно долгий звон я переборола слабость и через силу выползла из-под придавившей меня черепицы. Рухнувшая крыша лежала опасно близко от меня. Где-то недалеко слышались крики и плач. Царапая кожу о рассыпавшийся камень, вытянула ноги из-под обломков. Сосуды в носу лопнули, и я вытерла кровь с лица. Лента в волосах тоже приказала долго жить, и теперь чёрные пряди лезли в глаза. Почему-то мне тут же вспомнилась дорожная сумка, оставшаяся, по всей видимости, засыпанной. Я посмотрела на ободранные руки, пытаясь собрать осколки сознания воедино. Это было близко. Чудовищно близко. Едва не умерла и даже не успела толком заметить это. Что-то похожее на всхлип вырвалось из горла, и я со злостью зажала рот. Сколько времени потребовалось бы, чтобы лишить меня равновесия и размазать по дороге? Минута? Полминуты? Десять секунд? Резкий шлепок господина Случая подло огрел меня по затылку. Не смерть с её многоликостью была страшна. Нет ничего более естественного и милосердного, чем утешающая рука Забвения, ведущая к покою. Сайтроми, сам того не ведая, основательно вбил мне эту истину. Пугала меня та мощь, что приводила к моментальной гибели нескольких человек, а то и… целого города. Милосердное Провидение, на моих глазах Байонель из типичного поселения, кишащего повседневными мелочами, превратился в раскромсанные руины! Выбитые булыжники разлетелись по улицам, стены смяло, на дорогах образовались ямы и рытвины. Из-под обломков торчали тела, пахло кровью. Что способно в кратчайший срок сотворить такое с городом? Не только мне было страшно. Я ощущала, как посторонний ужас примешивается к моему, и без труда различила кисловатую вязкую панику моего невидимого наездника. Должно быть, в эту минуту он судорожно ищет, к кому перескочить, если нынешний носитель вдруг откинется. Давай, вали! Я только ручкой махну на прощанье, со злорадством подумалось мне. Но тут уловила ещё одно чувство, так не шедшее паразиту: несмотря на кошмар, в котором мы с ним оказались, он отчего-то помимо страха испытывал садистское удовольствие. Не иначе как мой попутчик любитель разрушений и массовых смертей? Озноб пробрал до кончиков пальцев, и я только сейчас заметила деталь: была почти ночь. Когда меня накрыло черепицей, солнце лениво уплывало за горизонт, но в данную минуту большую часть неба обволокло тьмой. С одной стороны можно было заметить звёзды. Сколько же я пролежала без сознания? Час или больше? Я попыталась встать, но ноги не держали. Из носа не переставало течь и щипало от пыли. Голоса слева усилились, а впереди раздался грохот, от которого зазвенели уцелевшие осколки в раме ближайшего дома. Закусив губу, я повторила попытку подняться. Меж тем неизвестные почти добрались до моей улицы, и я разобрала их крики: — Тут ещё раненые! Нужно вывести их в безопасную зону! — Я возьму их на себя! А ты иди дальше! — Я прикрою! Вдруг эти твари ещё тут. В клубах пыли, как в тумане, бродили тени. На дорогу вышел расплывчатый силуэт, который вскоре оформился в человека. Он зорко осматривал местность, пока не заметил меня. Половину лица прикрывала марлевая повязка, но не это было самым примечательным. На груди у него был вышит символ, хорошо известный всем от мало до велика. Миддлемист. — Тут ещё выживший! — приседая на корточки возле меня, крикнул мужчина. — Можете подняться? — С вашей помощью. — Я испугалась, каким хриплым был мой голос. И, конечно же, меня насторожило присутствие людей ордена в городе. С одной стороны, я была благодарна им, ведь, возможно, именно Lux Veritatis спасёт мне сегодня жизнь. Но всегда существовал процент вероятности, что среди них ходит Зрячий. Любопытно, что за ветвь ордена мне попалась и почему я не видела их представителей, пока гуляла по Байонелю? — Я облегчу вашу боль, — стараясь придать голосу мягкость, произнёс мужчина. Он приложил к моему лбу ладонь. Целитель, значит. Не сразу, но я ощутила, как умиротворение растекается по телу, а боль притупляется. Служитель выглядел измотанным: его рука дрожала, а по лицу стекали крупные капли пота. Ордену требовалось в кратчайший срок собрать выживших и вывести их из точки катастрофы. Сейчас все носители священной розы работали на износ. — Возьмите это. — Он извлёк из мешка на поясе свёрнутую повязку. — Дышать станет легче. Я с благодарностью приняла её. Пыль и мелкая крошка, летавшая в воздухе, заметно отягощали дыхание. Я откашлялась и трясущимися руками попыталась пристроить повязку на лице. Служитель отнял ладонь и ободряюще кивнул. Он придержал меня за локоть, когда я вставала, опираясь на его плечо. И тут за спиной мужчины промелькнула тень, и что-то с чавканьем впилось в его спину. Служитель не успел вскрикнуть, как его тело утянуло назад и протащило по камням, оставляя кровавую дорожку. Сцена длилась не дольше пары секунд, и вот уже тушка Целителя отброшена в сторону, а змееподобное чёрное нечто приготовилось проделать то же со мной. Я чувствовала исходящую от существа враждебность, и меня парализовала его жажда убивать. Ноги подкосились, и я рухнула на колени в тот самый момент, когда тёмная лента рванула в мою сторону. Она просвистела над головой и царапнула камни неподалёку. Интуитивно я перекатилась вбок и свалилась в небольшую яму. Что-то внутри требовало встать и бежать, но задним числом я понимала, что, если прятаться в обломках, у меня будет больше шансов спастись. На бегу стану лёгкой мишенью, и меня постигнет участь служителя. К тому же эта тварь растягивала свои щупальца на огромные расстояния: между её туловищем и телом мужчины было не менее двух с половиной метров! Мне стоило попытаться выйти за пределы дальности удара. Все эти рассуждения пронеслись в голове табуном за секунду. Я не думала о том, что могу умереть в любую секунду, но о том, что неизвестный охотник пытается убить меня. Как ни странно, это были разные мысли. Они вынуждали концентрировать внимание на разных вещах. «Не дать себе умереть» сменилось на «не дать ему убить меня», что тоже разделялось в сознании на две диаметральные колонки. В паре шагов от меня в землю воткнулся непрозрачный сгусток черноты. Он подцепил пласт бывшей мостовой и выдрал кусок, метнув его наугад. Меня обдало крошками. Я не видела хозяина отростка за обломками, а он потерял из виду свою невзрачную жертву. Но, в отличие от меня, у него не было трудностей при передвижении. — Хватит! — простонала я, хватаясь за голову, в которую лезли параноидальные фантазии моего наездника. Они отвлекали, а страх трусливого паразита путал мысли. Бок полоснуло, и меня отбросило назад. Чёрное нечто стало ближе, но было отвлечено посторонним. Да, вот же фигурка мечется прямо возле его «носа». И тут мир взорвался… в третий раз, кажется? Я сбилась со счёта. Не могу сосредоточиться… — Умфи! — с истошным воплем ко мне подскочил знакомый юноша. — Я помогу тебе! Сейчас, потерпи! Рандарелл… Пока он крутился возле меня, я едва не застонала вновь: сил уж нет пытаться то-то понять. Что он делает в Байонеле? Почему нам так везёт встречаться в момент опасности? Его появление связано с магией имён… нет, с орденом. Колокольчик опять звенит… — Рандарелл! Я видела, как, разобравшись с танцующим силуэтом, чудовище переключило внимание на нас и выпустило тень. Всего секунду, и моего друга проткнёт насквозь, а может, в этот раз сразу обоих. Юноша резко развернулся и выставил ладонь. Щупальце ударилось в невидимую стену в паре сантиметров от Рандарелла, так и не дотянувшись до его груди. Парень с вызовом вздёрнул подбородок и выдержал вторую атаку, разбившуюся о преграду. — Щит? — выдавила я. — Ага, — улыбнулся мне юноша, но тут же поморщился и поддержал вытянутую ладонь второй рукой. — Такие, как я, бесполезны в открытом бою с демонами. Но зато я могу обеспечить сражающимся служителям медицинскую помощь и защиту. А ты думала, я эти три года зря чернила и листы тратил? Его бахвальство убедило меня, что мне не мерещится. Это был Рандарелл, и я с радостью бросилась бы ему на шею, если бы мы не стояли под градом ударов. — Эта тварь убила десяток служителей, — пятясь, поведал юноша. — Если мы не сбежим сейчас, она покромсает и нас. Я привстала и попробовала отползти назад. Но не могла двигаться быстро, и это замедляло Рандарелла. Чудовище тоже не стояло на месте. На один наш шаг приходилось его два, и расстояние начало сокращаться. Хитрый демон догадался бить с боков, а один раз попробовал достать парня сверху, но служитель умело поддерживал щит. Я восхитилась силой и самоотдачей, с которой Рандарелл прикрывал меня, противостоя ловкому и страшному существу. Но его силы истощались, и горделивая фигурка моего друга вскоре сжалась. — Н… ничего, — Рандарелл подмигнул мне. И тут же едва не пропустил выпад противника. Невидимая стена встала как будто вкривь, и острый конец тени соскользнул с неё прямиком к телу юноши. Плечо служителя поцарапало, и это заметно подкосило и без того вымотанного поддержанием щита Рандарелла. Мальчишка, каким бы смелым он ни был, не мог противостоять такой мощи. Я судорожно втянула носом воздух и попыталась прибегнуть к внушению, но голова раскалывалась на части. А воспламенить эту тварь на расстоянии я не была способна. Нужен был телесный контакт. Я сожгу чудовище, только когда он дотянется до меня своим щупальцем, но это будет означать мой конец. Меня не пугало даже то, что Рандарелл увидит белое пламя. Плевать, если это спасёт нам жизни. Но я была бесполезна. Со всем своим достоянием нас убивало нечто, о котором даже и сказать ничего толком не могла кроме того, что это Спустившийся. Определённо… Парня сильно качнуло, и он едва не упал. Я поддержала его за талию и выпалила: — Вдвоём нам не сбежать! Оставь меня и иди! — Ну уж нет! — через сжатые зубы выдавил Рандарелл. — Какой толк от служителя, который не может никого спасти? Мой бедный наивный друг. Как будто в смерти есть что-то геройское. Как будто она докажет кому-то, каким сильным ты пытался быть. В эту секунду я, как никогда раньше, почувствовала нашу близость. Мы оба — дети с верой, забывавшие, что миру нет дела до наших устремлений. Мечтавший помогать людям мальчик был бесполезен. Всё, чему он обучался, через мгновение канет в небытие. Считавшая себя сильной девочка была бесполезной. Её врождённые таланты рассыпались прахом. Окажись мы оба в другом месте и в других условиях, мы бы выкрутились. Но господин Случай отвесил нам ещё один шлепок. Теперь и мой друг опустился на одно колено, тяжело дыша и кашляя. По вытянутой руке текла кровь. Мой наездник уже похоронил глупого мальца, а я отсчитывала секунды, когда Рандарелл не выдержит и опустит щит. Но он держался. Не минуту и даже не две. — Я не дам ему нас так просто достать, — вымолвил юноша и поднялся. — Верь в меня, Умфи. И я вдруг поверила. Несмотря на бедственность положения стало так легко на душе, словно нас перенесли на берег моря в утешающую прохладу деревьев. Солёные капли омывали разгорячённую кожу, а ветер обдувал лицо, разгоняя пыль и грязь. Я моргнула и увидела, что ветер действительно был. Волна прошлась по всей улице, обрушивая остатки домов и сбивая Рандарелла с ног. Он свалился на меня, но тут же подскочил, как ошпаренный. Я открыла глаза и уставилась в ошарашенное лицо парня, проследила за его взглядом и обомлела. Чудовище засыпало обломками, но его из наших мыслей вытеснило другое. Как он всегда и делал. Вместо разрушенного здания стоял гигант, подавляющий всех своим внушительным видом. В изгибах его тела пряталось столько мощи, а на лице отпечаталась такая грозность, что язык укатывался в горло. И, как корона на истинном Короле, голову украшали сращённые рога. — Сайтроми, — одними губами произнесла я. И — о ужас! — он повернулся в мою сторону, лишив меня дара речи. Такого лица я не видела ни у одного живого существа. Этот покорёженный кусок плоти содержал в себе воспоминания, эмоции и впечатления хозяина. В нём было одновременно всё то, что так любят приписывать служители Церкви, начиная злобой и заканчивая презрением. И одновременно присутствовало что-то ещё, бьющее в самое сердце, продирающееся в разум постороннего зрителя, как острый шип — что-то, чему не придумали описания в этом мире. Это были не глаза, и не нос, и не губы — всё это лишь вместилище бесконечности, которая раздавливает своей сложной природой простенькие механизмы под названием «души». Как мало остаётся его настоящего, скрытого в человеческом теле. Так, снежок какой-то, пороша, тающая на ладошках. Настоящий Сайтроми — лавина, вмиг засыпающая прохожего не только снаружи, но и внутри. Лёд этот нарастает на органах, сковывая и уничтожая всё до тех пор, пока оцепеневший человек не сможет даже биться в конвульсиях. Настоящий Сайтроми — меч, пронзающий не плоть, а само естество живого существа, отрезающий мысли от тела. И самое ужасное в его облике то, что в нём всегда остаётся неопознанная деталь. Вот она, мечется перед глазами, прыгает в лицо, чтобы рассмотрели её, а мы не в состоянии. Выпавшая буква из алфавита, вносящая сумятицу в привычный текст. Цвет, поглощающий свет и не воспринимаемый сетчаткой. Нота, не вписанная в строку, но звучащая в пространстве. Сталкиваясь с этим, смертные испытывают потребность заполнить брешь, чтобы ускользающая деталь, наконец, предстала во всей красе. Чтобы перестала убегать от нашей неполноценности. Каким цельным был этот трёхметровый демон, какими правильными оказались линии его тела, какими… Я лишь молила, чтобы Сайтроми перестал смотреть на меня. Короля отвлекли догнавшие его служители. Эти были не простыми Целителями, как стало ясно в следующую секунду. Белоснежная вспышка ослепила меня и Рандарелла. В глазах взорвалась радуга, и я уткнулась лбом в землю до тех пор, пока пятна не исчезли. Мой друг пришёл в себя раньше и искал, куда нам спрятаться, чтобы не попасть под горячую руку служителей. Ещё одна вспышка разорвала пространство на две плоскости, а когда она потухла, я увидела, как остатки города охватило белое пламя. Камни, песок, галька — всё таяло, словно снежный ком, брошенный в кострище. Тела не успевших защититься людей истлели быстрее, чем мозг успевал переработать эту информацию. Хотя я и Рандарелл сидели на расстоянии от огня, жар грозился запечь корочку на коже. Единственное, что пламя сжигало с неохотой, были светящиеся золотые цепи, проходящие через тело Сайтроми. От них за версту веяло магией Церкви, и мне сложно было представить, какой непоколебимый дух был вложен в оружие, что не плавится самым горячим огнём. Цепи причиняли Королю боль, но он молчаливо выдирал их из плоти и швырял в беснующееся серебро под ногами. Служители, защищённые более мощным щитом, чем ставил Рандарелл, вызывали новые, как будто это могло обуздать силищу их врага. С размаху Сайтроми пробил ближайшую невидимую преграду, и скрывавшего за ней представителя ордена охватило пламя. Его товарищи, выжидавшие в стороне, готовились к следующей атаке. Почему-то я не сомневалась, что, будь на их месте простые люди, их бы давно смело и размазало по стене от одного вздоха Короля. Но эти ребята не только не разваливались обугленными частями, но и причиняли противнику массу неудобств. В воздухе промелькнула белоснежная, едва различимая глазом полоска, и вопль ярости выбил из меня остатки духа. Я сжалась в комочек. Пришла в себя от похлопываний по спине и плечам. — О, Умфи! — выдохнул раскрасневшийся Рандарелл, заглядывая мне в лицо. — Как я рад, что мы живы! Это было… не передать словами! Он вскочил на ноги, но не особо резво, и посмотрел туда, где догорали остатки серебряного пожара. Виновника бед там уже не было, и только раненые и утомлённые служители едва передвигали ноги и звали своих на помощь. Мой друг расцвёл на глазах, и уже ни раны, ни ломота в теле не беспокоили его: человечество вновь оправдало себя в глазах юнца, и дух Рандарелла пел. Повернулся ко мне он с улыбкой до ушей, и я даже позавидовала его восторгам. — Я тоже готов расплакаться от счастья, — сказал он надтреснутым голосом. Я провела рукой по щекам и стёрла слёзы. От счастья, значит? — Рандарелл. Я собиралась встретиться в этом городе с отцом, — зачем-то сказала я. Наверное, мне просто стало обидно… снова. — Наверное, теперь уже не получится.