Шесть с половиной ударов в минуту

Я полагала, что, когда худшие кошмары становятся явью, жизнь наполняется самыми густыми чёрными красками, в которых тонешь, тонешь… Однако мой кошмар топтался на пороге, а мир тем не менее не полетел с высокой горы в пропасть, но продолжал себе равномерно покачиваться на жёрдочке бытия. Причём как мир вокруг, так и мой собственный. Я разве только спать начала более чутко, просыпаясь посреди ночи и прислушиваясь к шорохам и скрипу. И стала ещё внимательнее присматриваться к поведению людей: бережёного, как говорится… Но в остальном была всё той же Нахиирдо-Умфи, с тем же набором характеристик и привязанностей. Я не жалась в угол, затравленно взирая на прохожих диким взглядом, не вздрагивала каждую минуту, ожидая, что за мной придут люди в рясах и вновь утащат в подвалы. Даже новая цель появилась, чего, говорят, не бывает, когда ужасы воплощаются в реальность. Должно быть, мой самый страшный кошмар ещё не наступил. Лекарь, к которому я обратилась по совету Созерцателей, как раз и являлся тем человеком, который ненароком указал мне новый смысл жизни. Мужчина с жидкой бородёнкой в самом деле не задавал лишних вопросов, а попросту делал свою работу. Таких как я — беглецов, преследуемых Церковью — он видел часто. Незаконно, тайно от всех помогать нам, еретикам и беженцам, было частью его дела. Он обитал на отшибе чуть в стороне от деревни, жители которой привыкли к недружелюбному уединению странного соседа и не лезли в его занятия. Идеально, когда нужно спрятать в стенах дома преступника или оклеветанного. Вроде меня. Даже не знаю, к какой категории справедливее себя относить. Мужчина за три недели полностью поставил меня на ноги. Он залечил большую часть ожогов, но на теле всё равно прибавилось шрамов. И ещё не вышло вернуть зрение левому глазу. Яблоко сохранилось, но покрылось белесой плёнкой. Я ничего не видела покалеченной половиной и невольно переживала из-за того, что со мной вообще случилось нечто подобное. Теперь, когда меня не держали взаперти, угрожая страшными пытками, более критично оценивала все ссадины и раны. И хотя было везением то, что после всех истязаний я вообще могла держаться на ногах, радости это не прибавляло. — Костюмеры могут подобрать тебе новый глаз. Слышал, у некоторых даже приживается, — сказал однажды лекарь, видя моё подавленное состояние. — С чего вы взяли, что я на короткой ноге с Костюмерами? — С того, что тебя ко мне привели Созерцатели. Простым людям они не помогают. Полагаю, ты какая-то важная птица в Rara Avis. Но это не моё дело. Слова мужчины неожиданно подали мне идею, и я, размышлявшая о поступке Сат’Узунд, переключилась на новую мысль. — Вы необыкновенно проницательны. Но я не собираюсь рассказывать вам о делах Rara Avis, — мужчина понимающе кивнул, и я продолжила. — Однако если вам придёт какая-либо весточка от членов Rara Avis, прошу сообщить мне. Не хотелось бы упустить что-то важное, пока валяюсь в постели. Поверил он или нет, было не особо важно. Теперь я видела, в каком направлении двигаться. Во мне словно разгорелась жажда свершения, и она была обжигающего красного цвета. Страстная, почти неистовая тяга броситься в погоню разносилась по всему телу раскалёнными искорками. Стоять на месте — сгореть в пожаре, но именно его смертоносные подталкивания в спину выведут меня из бесконечного леса, прописанного в сказках. Rara Avis. Она — ключ к Шести. Таинственная организация, разделявшая устремления Спустившихся и помогавшая им на Верхнем этаже, определённо, знает, где и в какой момент встречать повелителей демонов. Если кто и способен привести меня к Сайтроми и его родне, то только эти непокорные «птички». Сейчас я больше, чем когда-либо, хотела получить ответы на свои вопросы — от Сайтроми, от Сат’Узунд, от остальных Спустившихся. О Rara Avis никогда не говорили хорошо. Члены данной организации являлись плешью на теле человечества, и ни одна личность в здравом уме не осмеливалась отпускать добрые слова в адрес этих предателей и лицемеров. Их ненавидели едва ли не больше Спустившихся: демоны ведь от природы злые, что с них взять-то! А что сподвигло людей в Rara Avis выбрать сторону чудовищ? Необъяснимый поступок! Никто не вёл переговоры с «Редкой птицей», как было со Спустившимися, их просто уничтожали, словно заражённых какой-то неизлечимой болезнью. Я не ведала, какие симпатии связывали людей из Rara Avis с ненавистными демонами, но существование этих связей являлось фактом. И я намеревалась ухватиться за эти нити. Вот только как найти тех, кто виртуозно скрывался даже от всезнающего и многорукого чудовища по имени Lux Veritatis? Пришлось пошарить в столе лекаря, пока того не было дома. Я сомневалась, что человек, помогавший тёмным личностям, сохранял такие явные доказательства своей вины перед Терпящей, как письма Rara Avis. Это было бы слишком непрофессионально, но мне нужны любые зацепки. Две весточки всё же нашлись, но они ни о чём конкретном не говорили. Одну прислал аноним, требовавший привезти какие-то снадобья в указанный город, а второе письмо, если верить автору, доставили из обители в поселении Лельпио. Мне в каждой строчке мерещились намёки на заговор, хотя на самом деле никаких отсылок к Rara Avis там не пряталось. Из-за отсутствия хоть каких-либо подсказок, где искать «пташек», я решила запомнить оба адреса. Возможно, писавшие люди не состояли в искомой организации, но могли что-то знать о ней. Сейчас подошла бы любая информация. Цель отвлекала меня от страшных мыслей о преследователях, о чудесным образом выжившей Катрии, брошенном Рандарелле и других проблемах. Я сосредоточилась на построении планов и их постепенном исполнении. На депрессию не оставалось времени. К концу месяца возле дома лекаря стали сновать подозрительные лица, и мужчина посоветовал мне спешно уйти. Он дал в дорогу немного необходимых вещей и выпроводил через чёрный ход. Не знаю, имели те шпионившие люди отношение к Церкви, или они вынюхивали что-то лично для себя, но проверять не стала. Побросав вещи в дорожный мешок, нацепив на левый глаз повязку и изучив карту, я выдвинулась в путь. Следующие месяцы прошли как в тумане. Блекло-зелёном тумане. Говорят, этот цвет символизирует возрождение, спокойствие, стабильность. Ко мне приклеился перезрелый фрукт с негативными свойствами. Мой зелёный привёз с собой безысходность и немое одобрение. Не существовало другого выбора, кроме маячившего прямо сейчас перед носом, либо же я его не замечала. Не видела и проносившихся мимо картин, словно и на второй глаз нацепили повязку. Нет, вероятно, слепое око научилось глядеть глубже в себя, и подобное внутреннее видение путалось с внешним, мешало сосредоточиться на чём-то одном. Пейзажи сменяли друг друга, селения чередовались, дома, дороги и деревья пролетали перед глазами, смазываясь в воспоминаниях в неразборчивую кляксу. Всё моё естество было заполнено устремлением, и лишь оно одно не позволяло мне раскиснуть. Я гналась за тем, что являлось во снах в виде золотистого ключика, подходившего к двери с главным призом. Многие чаяли в неё попасть. И если окажется, что этот ключ не подходит ей, я умру на месте — сгорю в огне собственного нетерпения и разочарования. Не может вечно не везти, ну не бывает так! А была ли я такой уж невезучей? За мной приглядывали неизвестные, протягивая руку помощи в сложные периоды. Перебрав в памяти все необычные, знаменательные, непонятные моменты, я заметила знаки. Они были раскиданы по разным этапам моей жизни, теряясь в складках других, более заметных событий. Порой казалось, что кто-то мудрый, следящий за копошением муравьишек в Клепсидре, дёргал за ниточки, а когда марионетки отказывались двигаться в нужном направлении, подбрасывал препятствия или, наоборот, указатели. Меня также вели по закоулкам лабиринта жизни, уберегая от бед и вылавливая из омутов. Думая об этом, я начинала верить в слова Юдаиф о том, что моё появление на свет неслучайно и предвосхищает свершение чего-то грандиозного. Для проверки данной теории хотелось тут же броситься под колёса повозки или напороться на нож. Если моя жизнь важна кому-то, кроме Сат’Узунд и, возможно, отца (в чём я всё больше сомневалась), пусть проявит себя ещё раз. Но тут же отмахивалась от этих желаний, страшась, что эксперимент закончится банальным самоубийством. Первая зацепка оказалась бесполезной. Город, на который намекал аноним, не являл собой ничего примечательного. Ни в нём, ни в окрестностях не шныряли живые тени, люди не замечали ничего подозрительного, а большей странностью, происходившей за последний месяц, стала чудная одноглазая девушка, допрашивавшая прохожих на улицах. Дабы не привлекать к своей персоне больше внимания, я направилась в следующую точку на карте. Моя бдительность не ослабевала ни на минуту, но ни в проезжих поселениях, ни между ними мне не встречались хоть сколько-нибудь важные приметы Rara Avis. Ничего. Что и следовало ожидать. Их словно не существовало, и собственная неспособность зацепиться даже за малейший след выводила из себя. Я полагала, что, будучи наполовину Спустившейся, сумею нащупать хоть что-то. Люди без особого дара почти не замечали движения своевольных теней, а также не ощущали в прохожих демонскую кровь. Я могла… или думала, что могла всё это. Но мои способности оказались лишним багажом, а не лампой в руках, и даже открывшийся во время заточения дар улавливать поверхностные мысли собеседника не выручил. Никто ничего не знал о Rara Avis, а потому не думал о них. — Путешествуете в одиночку? — противно шепелявя, спросил извозчик в очередном блёклом городишке. — Именно, — недружелюбно ответила я, стараясь отвязаться от него. Ну вот опять. Что-то всё же изменилось во мне. После того, как меня самозабвенно пытали представители человеческого рода, я начала избегать общения с людьми. Внутри закипали горечь и раздражение, когда кто-то из них, будь то взрослый или ребёнок, мужчина или женщина, обращался ко мне. Не хотелось их слушать, видеть их лица и отвечать вежливостью на их слова. Лицемерные выродки. Я с удивлением вспоминала, что с такой же натянутостью Сайтроми беседовал со Сменщиками, будто те злили его одним своим существованием. Будто обидели чем-то. Жаль, я плохо помнила, как отец разговаривал с людьми, чтобы сравнить с его пренебрежением Сменщиками и собственным чувством нетерпения при контакте с человеческим населением. Я ощущала себя какой-то желчной старушкой, отвечавшей с раздражением и нетерпением на вопросы этих наивных, самовлюблённых созданий. Взять клюку и бродить по миру, раздавая тумаки нерадивым глупцам, грозно коситься единственным глазом и шмыгать носом после каждого выплюнутого из саднящего горла слова. И неважно, что с виду я ещё молода: истинный возраст найдёт способ пробиться наружу через фальшивые черты. — Где ты, Тигоол? — шёпотом звала я. — Мне нужна твоя помощь. Мне нужно исполнение желания. Но светловолосая знакомая не являлась на зов. А вдруг она умерла? Такой исход тоже возможен, а я даже не догадалась о нём, когда обрушивала на голову ненадёжной Спустившейся проклятья. Вдруг однажды Тигоол вызвала какая-нибудь церковная особа? И всё, допомогалась девушка. Её даже допрашивать, вероятно, не стали бы, а просто испепелили на месте. — Тигоол? Сайтроми? Сат’Узунд? Юдаиф? Никто не откликался. Случай с зазнавшимся служителем, которого я спалила даже после применённых ко мне золотых цепей, наглядно показал, что во мне достаточно мощи, чтобы противостоять магии Церкви. Но сила эта почти неконтролируема, поскольку не хватало опыта. И я стала тренировать свои навыки. Внушение и чтение мыслей — на прохожих. Разжигание белого огня — подальше от любопытных глаз на деревьях и кустарниках. С превращением древесины и листвы в пыль проблем не возникало. Однако я жаждала научиться воспламенять предметы на расстоянии, чтобы, будучи изолированной от противников или связанной по рукам и ногам, навредить им. И вот это уже была трудность. Ни разу не получилось поджечь силой мысли даже клочок ткани, сколько бы я ни медитировала на одном месте, гипнотизируя объекты перед собой. Не уверена, что такое вообще возможно. Умели мои родственники разводить огонь без телесного контакта или нет, мне было неизвестно, а спросить пока не у кого. Но я не бросала тренировки. Белый огонь становился более послушным. Без задержек он, подчиняясь желанию, как будто срывался с моего пальца и охватывал тот предмет, которого я касалась. Раньше, в периоды сильного волнения или под влиянием окружавших неудобств, пламя вообще не появлялось, что подчас ставило меня в критическое положение. Но с опытом приходила уверенность в себе и собственных силах. Спустя несколько месяцев даже начало получаться контролировать направление передвижения белоснежных языков. Я обуздала хаотичное распространение огня и руководила им. Взяв для своего эксперимента деревянный брусок, на пределе сил сумела затушить пламя силой мысли до того, как оно пожрало предмет целиком. Это был пускай пока сомнительный, но прогресс. Если огонь возможно контролировать на расстоянии, направлять и тушить, не притрагиваясь к нему, значит, однажды у меня получится зажечь его также без телесного контакта. Но до этого ещё следовало дожить. Тренировки и дорога — всё, что занимало меня на протяжении почти года. Одна из подсказок оказалась пустышкой, но оставалась другая. Обитель в Лельпио. Поначалу я всерьёз задумывалась, а стоит ли отправляться туда. Монастыри и церкви ассоциировались у меня исключительно с охотой на демонов и опасностью. Лезть туда — значит подвергать себя риску. Да и вряд ли слуги Терпящей имели какую-либо связь с Rara Avis, но тогда следовало задаться вопросом, какое они тогда имели отношение к лекарю, водившемуся с преступниками и укрывавшему еретиков. Странное знакомство. Или мужчина специально заводил друзей среди «святош», чтобы те потом выгораживали его, если вдруг Lux Veritatis его в чём-то заподозрят? Я не знала наверняка и уповала на везение. Но за неимением иных зацепок решила всё же наведаться в Лельпио. А это снова поездки, пыльные дороги, пешие прогулки на дальние расстояния и часы ожидания. Скромные запасы еды, выданные лекарем, закончились, и пришлось обратиться к навыкам воровства. Я овладела этим ремеслом, когда сбежала из злосчастного города, в котором когда-то жил Ланмон, не способная терпеть выходки Магроса. Тогда-то у меня и открылся дар внушения. Сейчас красть стало даже проще, поскольку я усовершенствовала свои врождённые способности в спутывании мыслей. Мне повезло не встречать церковников с глазу на глаз, а если и видела их развевавшиеся рясы, то издалека. Взяла за привычку обходить их за много кварталов. Пару раз в толпе мелькали одеяния с символикой Lux Veritatis, а в одном городе на другом берегу реки я даже приметила члена ордена Фассето. Мужчина в фиолетовом без сопровождения шагал в сторону моста, и в голове тут же нарисовались соблазнительные сцены. Я подлавливаю его в безлюдном переулке, затуманиваю разум и обездвиживаю. А затем допрашиваю с пристрастием. Вот только какую информацию выпытывать? Гонялся ли орден Фассето за Rara Avis? И если да, знал ли конкретно этот служитель что-либо о предателях человечества? Не говоря уже о том, что мужчина мог умело управлять золотой цепью или ещё какими церковными штучками. Поэтому я сдержала внезапный порыв прижать служителя к стенке и отомстить хотя бы ему за то, что со мной сотворили люди Катрии. В моём списке провинившихся также значился Глядящий в Душу, но этот парень виделся мне слишком опасным противником, которому лучше не переходить дорогу, десять раз не подстраховавшись. Но я не забыла, как он подставил меня в канализации под городом. Ещё одно приключение ждало почти в конце пути. До Лельпио оставалось пройти два поселения. Я брела чуть в стороне от основного тракта, когда на меня напали. Это был одиночка, карауливший в кустах. Решила, что бандит или вор. Когда подожгла его одежду, осознала, что поторопилась с определением. Неизвестный оказался Нагнетателем. Проще говоря, любителем человеческой плоти, хотя представители данного класса Спустившихся могли прожить и на обычной крупе или овощах. На Верхнем этаже они запомнились как злобные людоеды, ломавшие кости и сдиравшие плоть с ещё живых жертв. Нагнетатели были на две головы выше обычного человека и имели красноватый оттенок кожи. Поговаривали, что у них имелось два желудка, что приводило к усиленному чувству голода, но проверить истинность данного утверждения не доводилось. Сорвав загоревшуюся кофту, Нагнетатель в ужасе запрыгал на месте, ощупывая тело. А после потрясённо уставился на меня. Я подивилась тому, как быстро он совладал с ситуацией. Окажись на его месте человек, он не успел бы сообразить и превратился в обугленный кусок плоти. Белый огонь расползался стремительно, но Нагнетатель либо был везунчиком, либо привык к подобному обращению. — Королева, — опомнившись, Спустившийся поклонился мне. Настала моя очередь оторопело пялиться на него. Мой конфуз не остался незамеченным. — Сайтроми? — щурясь, переспросил мужчина, и уголки его губ предательски поползли вверх, поэтому он спешно опустил голову ещё ниже. Я сложила руки на груди и на всякий случай отступила на шаг от странного Спустившегося. Меня раньше никогда не путали с кем-то из Шести. Юдаиф, увидев белый огонь, разом смирилась, что я — ребёнок Сайтроми или Сат’Узунд. А Тигоол так вообще с одного взгляда определила, что я не её Король или Королева. Однако этот мужчина оказался… близоруким в своём демонском чутье? Никогда не пойму, как это работает. — Смешно? — спросила я. — Нет, что Вы, — затараторил Нагнетатель. — Непривычно видеть Вас в женском теле, кхм… Не принимайте на свой счёт. Он не стал извиняться за то, что поначалу хотел причинить вред возможному повелителю, и я подумала, что слепота была особенностью не столько этого индивида, сколько всей расы Нагнетателей. И личности вроде моего отца осведомлены об этом, а потому и не обижаются. Лишившись верхней части одежды, Спустившийся поёжился. На торсе у него виднелось немало шрамов, как будто получать в драках было для него естественным занятием. Не сказав незнакомцу ни слова, я развела костёр с белым огнём. Бояться было нечего: едва ли в эту глушь зайдут люди, а если случайные прохожие и найдутся, Нагнетатель не позволит им далеко уйти. Читала, что бегают эти ребята не в пример шустро. Вместо вмиг сгоравшей древесины я набросала в импровизированный костёр кирпичей из разрушенного дома, возле которого присела отдохнуть. Камень тоже горел, но недостаточно быстро, поэтому белое пламя держалось относительно долго. Нагнетатель потоптался на месте да присел возле огня. — Нужно бы Вам подыскать более симпатичное тело, — ляпнул он. — Тяжело… кхм… узнать Вас в теле одноглазой бабёнки. Он всё ещё думал, что перед ним Сайтроми, и меня это устраивало. Однако я и сама перестала узнавать себя в последние дни: чёрные волосы постоянно прятала под платком, лицо выглядело осунувшимся, единственный глаз заплыл от недосыпа. Будто повзрослела лет на пять за прошедший год. — Чтобы привлекать больше внимания? — проговорила я, исподлобья наблюдая за собеседником. — Кхм… нет. Вот кто действительно станет привлекать внимание ко мне, так это двухметровый бугай с красноватой кожей. Но я сомневалась, что он задержится дольше одного вечера. — Лучше принеси ещё камней, — распорядилась я, желая хоть что-то выиграть от незапланированной встречи. Нагнетатель подчинился, и вскоре площадь костра увеличилась. Стало теплее. Я не прогоняла Спустившегося, и он молча грелся возле пламени. Потом желание высказаться взяло верх над неловкостью, и мужчина раскрыл рот. — Благодарю Вас за то, что делите со мной катесто’рано(1). — Что ты вообще тут делаешь? — Ищу муудор. Я не знала значения этого слова, но Сайтроми наверняка должен, а потому ничего не ответила. Хотя, возможно, мужчина назвал чьё-то имя, и тогда моё молчание можно воспринять как отсутствия интереса к подробностям, что меня также устраивало. Существовала вероятность, что таинственное «муудор» являлось чем-то важным и особенным, но спрашивать напрямую о переводе на человеческий язык было нельзя. — И как успехи? — преувеличенно лениво выдавила я, смотря мимо собеседника. — Вас это действительно интересует? Ну, так… кхм. Получше, чем поиск пропавшей берцовой кости святого. Я мысленно махнула рукой: сомнительно, чтобы занятия моего нового знакомого были чем-то значимым. — Но вот что странно, — продолжил Спустившийся. — Я искал муудор для монахинь, которые искали… кхм, способ пропустить Вас в эту часть мира. А Вы уже тут. Вот же им теперь мороки меньше. — Что за монахини? Я ожидала услышать намёк на Лельпио, или же что этот чудак вообще забудет название. Но он неожиданно чётко проговорил: Веллонри. — Ты уверен? — как можно сдержаннее спросила я. Трудно было поверить, что спустя столько времени координаты нужных людей просто сами прыгнут мне в руки. И в то же время… не станет же верный подданный Короля врать ему прямо в глаза? Да и едва ли мой отец — тот, кого легко одурачить. Веллонри. Ещё один город, в который я никогда не забредала. Настала пора это исправить. Перемена действия была окутана фиолетовой дымкой, что символизировало умеренность и духовность. Идеальная характеристика места, в которое я направлялась. Монахини, будь они на стороне Церкви или Спустившихся, являли собой жертвенный материал, добровольно отдавший себя на использование высших сил. Смирение и покорность читались в их физических и ментальных чертах. Меланхолия, начавшая медленно погашать мой неистовый порыв исканий, идеально впишется в их атмосферу. Вот только кто же мог подумать, что на пути невозможной девчонки встанут невозможные обстоятельства? Подобно нежданному снегу в середине жаркого месяца, грянула война. Но не со Спустившимся. Война людей с людьми. Подобного не случалось более тысячи лет, как поговаривали в народе. Мелкие стычки между Королевствами и их населением вспыхивали время от времени, как проснувшиеся в ночи светлячки, но их тут же заглатывал хищник по имени Церковь. Lux Veritatis следил за тем, чтобы люди не смели направлять друг на друга заострённые концы оружия, пока демоны внизу плетут заговоры и придумывают способы раздавить человечество. Ведь стоит разругаться между собой, как страшный враг воспользуется этим и нанесёт свой сокрушительный удар по ослабленным внутренними распрями народам. Конечно, осознание этого не удерживало людей от конфликтов: человеческая природа брала своё. Но гнев Церкви следовал незамедлительно, и головы зазнавшихся королей или наместников летели долой. И не успевшая развязаться война между людьми затухала, задушенная в зародыше. Но не в этот раз. Что-то пошло не так, потому что Lux Veritatis не успел вовремя отреагировать. И позже, когда всем стало понятно, что наместники двух крупных регионов Королевства Хатостро рассорились не понарошку и уже не смогут договориться, кары не последовало. Возможно, правитель Хатостро каким-то образом убедил Lux Veritatis, что разборки внутри Королевства — личное дело самого Королевства, в которое никто не имеет права вмешиваться. Но маловероятно, что церковников когда-то волновали такие отговорки. Скорее всего, шестерёнка заржавела и не сумела провернуться, из-за чего всегда работавший цельный механизм встал. Переезжать со станции на станцию стало проблематично. Чем ближе я подбиралась к Веллонри, тем больше воинственных, агрессивно настроенных людей мне встречалось. Жители ограбленных и разрушенных городов спасались бегством и переполняли все тракты. Шпионы наместников шныряли по селениям, допрашивая прохожих и приглашая подозреваемых на приватные беседы. Неясно было, что послужило причиной конфликта, что двигало поддерживавших войну людей и почему … Всё произошло слишком быстро, и окружавший мир затопило смесью сумбура и хаоса. Эта незапланированная война являла собой внезапно выскочившую на сцену куклу, чьё появление не прописано в сценарии, отчего не только зрители в зале удивлены и напуганы, но и ответственные за представление пребывали в смешанных чувствах. Так, я застряла по пути к монастырю. Мне было страшно, что кто-нибудь обязательно узнает во мне беглянку, схватит под руки и поведёт к Катрии или, ещё хуже, сразу в Lux Veritatis. Поэтому я старалась вести себя менее приметно, избегала попадаться на глаза доносчикам, пропагандировавшим активные действия хулиганам, священнослужителям… вообще людям. Отсиживалась на одном месте по несколько недель, изучая обстановку и выбирая наименее опасный маршрут. Обходила разворованные и сожжённые деревни. Мои осторожные, выверенные передвижения замедлили меня, и вместо положенных пяти месяцев я добиралась до Веллонри почти десять. Два года на выслеживание улетевшей в небо Птицы… и до сих пор она так и не попалась в сети. Данный факт заставлял задуматься: а были ли в этом мире мятежные души, выступившие против законов человечества? Или Rara Avis придумала сама Церковь, чтобы… не знаю, увеличить влияние, посеять страхи среди неверующего населения, которое меньше пугалось демонов, сваливать ошибки собратьев на призрачных врагов? Но потом я вспоминала, что Спустившиеся тоже говорили о Rara Avis, и успокаивалась. И дня не проходило без ощущения уныния и безысходности, которые опустились на страдающие земли, словно свинцовые осадки. Вязкие, сизые, гнетущие, они запорошили души жителей воюющих регионов, превратив их из обычных людей в перепуганных, метавшихся в поисках лучшей доли страдальцев. Непонятная, непредвиденная война. Впервые за последние годы мне захотелось увидеть, как Lux Veritatis железной рукой наводит порядок. — Выходи за меня замуж! — в отчаянье закричал какой-то парень, перегораживая мне путь. — Что? — Ну… ты же… наверняка твоих родителей убили, и тебе некуда идти, — нервно сплетая пальцы, выпалил незнакомый юноша. — И всё, что тебе остаётся, это отправиться в развлекательный дом и ублажать богачей. А так мы… будем держаться вместе. Мы по-быстрому родим ребёнка, да? И если у меня будет семья, меня не заберут воевать. Мы оба окажемся в выигрыше. Я велела ему идти своей дорогой. Парень являлся ещё одним примером обезумевшего от крови и смертей народа, который не понимал, что делать дальше. Я пережидала ночь в неуютных комнатушках в дешёвых тавернах, и со временем спина начала ныть из-за жёстких и бугристых матрацев. Проблемы с добычей еды также плохо сказывались на здоровье и физических силах. Я мало спала, скудно питалась, проводила дни и ночи напролёт в трясущихся кибитках или повозках, часто уставала и отрубалась прямо в дороге. Пару раз меня грабили, но пожитки настолько ничтожные, что никогда не жалела об утрате. Два раза у меня поднималась температура, и приходилось отлёживаться в постели, спешно заливая недуг лекарствами. С таким распорядком я совсем забросила тренировки с белым огнём, да и небезопасны они там, где всюду шныряют зеваки и нюхачи. Никогда ещё мне не приходилось воочию лицезреть последствия крупных ссор, затрагивавших целые поселения. Обездоленные беженцы, брошенные дома, в которых те, кому нечего терять, находили временное пристанище, лежавшие прямо на дорогах трупы. Если бы мне не сказали, что это война среди людей, я бы подумала, что Спустившиеся вновь полезли наверх. Разницы никакой. Спустя одиннадцать месяцев после первого упоминания о конфликте беспорядки начали затихать. Среди городов всё чаще сновали представители королевской армии, что говорило само за себя: король устал от кровопролития на своей земле, или же на него всё-таки надавили, и отправил людей усмирять оставшихся драчунов. Тут и там поползли слухи, что на самом деле ссора между двумя наместниками утихла почти сразу, а во всём, что творилось после, виноваты осмелевшие разбойники и бунтующие жители, опьяневшие от крови и вседозволенности. Другие шептали, что грабежи деревень были подстроены для отвлечения внимания от какого-то важного события, за которым стоял сам король. Никто не упоминал Церковь, и я задумалась, отчего только меня волнует её невмешательство. В прошлом Lux Veritatis всегда следил за порядком, не стесняясь влезать туда, где святошам, казалось бы, нет места. Неужели нынешнее влияние настолько мало? Всё это было не так важно, когда я добралась до Веллонри. Отложенный страх о бездарно потраченном времени зазвенел в колокольчик с утроенной силой: возможно, и это путешествие ни к чему не приведёт. Пора было привыкнуть, что Сайтроми всегда ускользал от меня. Постоянно. Он появлялся на короткий промежуток и исчезал, словно волшебник. А я была ребёнком, который на пороге взрослой жизни не мог отпустить детство и силился отыскать его следы тут и там. Оно иногда подмигивало из-за угла, а потом улетучивалось, говоря: «Нет, оставь меня, тебе нужно идти дальше». Возможно, и мне давно пора отпустить Сайтроми. Вот только что мне тогда делать? Отвергнуть вместе с отцом вторую половину, притвориться, что никакие Спустившиеся в прошлом не общались со мной почти на равных, осесть в каком-нибудь городишке, завести собственную семью и просто существовать, как миллион людей? Настоящих людей. Меня воротило от этой мысли, да и пробовала уже — как-то не вышло. Вот чего мне никогда не доводилось сделать, так это, наоборот, примерить роль Спустившегося, притворившись, что человеческой части меня никогда не было. Как бы то ни было, монастырь нависал надо мной, неприветливо глядя треугольными окнами. Прячась за двойными каменными воротами, он походил на защищённую крепость… или тюрьму. (1) Священный огонь