Танец Смерти

Иногда мне снились яркие цветные сны... Но иногда это были не совсем сны... Я был в каком-то месте, где-то в прошлом. Я не узнавал окружения, но нож был мне знаком... Так же, как и цвет крови на лезвии и руках. Так же, как горячие слезы на лице, смешивающиеся с кровью из ран, которые я нанес. Мне не хватило духа покончить с собой. Я был слаб, слишком молод и загнан в угол. Я не видел другого выхода. Казалось, что выхода не было вообще. Внезапно все вокруг меня изменилось. Стены исчезли, и я был окружен пламенем. Но я не мог коснуться этого пламени. Я не мог броситься в него, чтобы сжечь свой позор, свою вину... свое унижение. Меня окружали демоны, разрывающие мою душу и рвущие меня самого на части. Я чувствовал, как с меня клочьями срывали кожу. Словно огонь. Словно огонь, горящий вокруг меня. Внутри меня. Все в моем сне было красным. И красный был единственным цветом, который я мог видеть. Красный — цвет крови — был единственным цветом, который я хотел видеть. Я не хотел видеть ничего другого. Я не хотел видеть, что происходило со мной. Я не хотел видеть, что со мной делали. Это было наказание... Наказание за то, что я сделал с самим собой. Но скоро — а, может, сотню лет спустя — настало облегчение, когда я больше не мог ничего чувствовать... Но я знал. Я знал. Я знал, что они делали со мной. Меня окружили крики. Они поглотили меня с головой. Крики сменили пламя, горящее вокруг, и смыли весь цвет... единственный цвет, который я видел. Пытаясь вырваться из агонии, я скреб ногтями по полу, но он рвался, словно бумага, являя души тех, кого я обрек на вечные муки. Они не выказывали сострадания моим мучениям. Они смеялись. Они смеялись над тем, как меня рвали демоны. Рвали изнутри. Сектор 7... «Они заслужили это», — повторял я себе. Они заслужили... Все они. Я зажмурился, силясь закричать, но я не мог. Я не мог закричать, потому что я уже кричал. И тогда я понял, что крики не окружали меня. Они были моими. Эти крики издавал я сам. === Я балансировал на грани забытья и сознания, пока не проснулся от собственного крика. Лежа на полу и дрожа всем телом, я открыл глаза, но перед ними все расплывалось. Я не мог сфокусироваться, зрение словно затянуло дымчатой пленкой. Но оказалось, это не самое худшее. Мои запястья были связаны за спиной, а из одежды на мне были только трусы. Я был раздет и брошен на полу в какой-то халупе без отопления. Со стоном я попытался пошевелиться, стараясь не обращать внимания на боль, которая грозила взорвать голову. Она неумолимо пульсировала, отдаваясь в глазах и затылке, и прошивая позвоночник с каждым движением. — Руфус... — полубессознательно простонал я и тихонько всхлипнул, будто его имя могло бы облегчить боль. Он был единственным, кто знал, куда я направлялся, и, следовательно, единственным, кто мог знать мое местоположение. Конечно, если меня не перевезли куда-то. Я вляпался. Ох, как же серьезно я вляпался. И мне нужна была его помощь. Судя по пронизывающему холоду, я все еще находился на Северном Континенте, а то, что я был раздет, значило, что на мне не осталось никаких маячков, по которым можно было отследить мое местоположение. Но существовал еще тонкий лучик надежды, что тот, который был в моей сережке, все еще работал. Если нет, то мне пиздец. Хотя, что-то мне подсказывало, что пиздец мне в любом случае. — Руфус, да? — раздался голос где-то позади меня. В моем состоянии он слышался довольно странно — глухо, искаженно, неестественно. — Интересное имя, чтобы звать, едва очнувшись. Поняв, что нахожусь в комнате не один, я попытался оглянуться на говорившего, но не смог даже голову повернуть. — Здесь холодно, — заметил он, подходя ближе. Я слышал приближающийся глухой стук его шагов и пытался сфокусироваться. Но все, что мне удалось разглядеть, когда он подошел, это только черные ботинки и темно-серые брюки, причем весьма размыто. — Ты не находишь? — он присел, показывая мне шприц, который держал в руке. — Нет, — просипел я, имея в виду шприц, а не его вопрос, и попытался отстраниться. Но я был слишком слаб и испытывал слишком сильную боль, чтобы заставить тело меня слушаться. — Тшш, — успокаивающе протянул он, гладя меня по волосам. — Ты словил неприятный удар по голове... Будет лучше, если ты не будешь шевелиться. Он приподнял мое веко, чтобы взглянуть на зрачок. Его лицо было достаточно близко, но в том состоянии, в котором я был, это не имело значения. Перед глазами все расплывалось, и я понял только, что у него были яркие, красно-рыжие волосы, спадающие на плечи. От контраста его бледного лица, красных волос и темного костюма у меня еще сильнее заболели глаза, и я попытался закрыть их. — В таком состоянии ты мне бесполезен, — сказал он и пробежался пальцами от моего плеча вниз по руке, прослеживая царапины, оставленные Руфусом. Потом он немного вывернул мою руку так, чтобы было удобней вводить иглу. — У тебя, должно быть, очень интересная интимная жизнь... — задумчиво проговорил он. — Судя по этим отметинам. — Ммм... — промычал я, и попытался выдернуть руку из его захвата. — Не волнуйся... Это всего лишь снотворное, — успокоил он и, вставив иглу мне в вену, вдавил плунжер. — Ты нужен мне в хорошем состоянии, чтобы я мог тебя как-то использовать, — он провел пальцами вверх по моей шее и остановился возле уха, вытащив из него сережку и бросив ее на пол у меня перед лицом. — Не сомневаюсь, что у тебя в ней передатчик. Он снова зарылся пальцами мне в волосы, и я услышал тихое «Cure». Потом он встал, разгладил брючины и, раздавив сережку ботинком, отошел куда-то мне за спину. После того, как скрипнули старые ржавые дверные петли, и в помещение ворвался пронизывающий холод с улицы, я услышал, как он сказал: — Сладких снов... Ренальт. И потом наступила тишина, а за ней и темнота... === Мне было шестнадцать... — Ренальт! — раздался голос одного из парней, которых послали за мной. Холдрик. Он был моим другом. Мы росли в одном приюте и знали друг друга с малолетства. Он был на год старше, и у него был такой же цвет волос, как у меня, что создало между нами особую связь. — Твою мать, ты что наделал? Холдрик подбежал ко мне и упал рядом на колени. Выхватив нож у меня из руки, он взял в ладони мое лицо, пытаясь разглядеть повреждения. Я чувствовал, как моя кровь липла к его рукам. — Блять... Ренальт... Что ты с собой сделал? — повторил он. — Они не сделают меня своим рабом! — закричал я и затрясся всем телом. Потом пробормотал: — Так они не смогут меня использовать. Нервно сглотнув, Холдрик притянул меня к себе и обнял, пачкая свою рубашку моей кровью. Слегка покачивая из стороны в сторону, он гладил меня по волосам, пытаясь успокоить. — Они убьют тебя... — прошептал он. — Мне все равно, — пробормотал я и всхлипнул, не в силах сдержать слезы. — Я лучше буду мертв, чем останусь здесь. И тогда, как обычно в моих снах, стены расступились, а мой друг обратился в пепел. Все, что осталось, это лишь несколько прядей его волос в моих руках, которые стали жидкими и утекали сквозь пальцы, словно кровь. И потом вернулось пламя... Оно снова окружило меня. Со всех сторон я слышал приглушенные голоса, которые медленно приближались ко мне. И вдруг меня словно подбросило, и я оказался лежащим на кровати, а все вокруг было ослепительно белым. Из моих рук торчали какие-то трубки, и все тело невыносимо болело. Запаниковав, я попытался выдернуть трубки, но понял, что руки накрепко привязаны к кровати. — Ты получил то, что заслужил, Ренальт, — голос моего друга был холодным, жестоким, угрожающим. Я повернулся, чтобы посмотреть на него, но не увидел лица... только пламя и зеленые глаза. Глаза — как у змеи, с тонкими вертикальными зрачками — были полны ненависти. — Ты бросил меня там... и получил то, что заслужил, — повторил он и добавил: — Все это — твоя вина. Я попытался попросить прощения, но вдруг почувствовал, как по мне что-то скользит. Я посмотрел вниз и пришел в ужас от увиденного. Я был весь покрыт змеями, которые пожирали меня заживо, и я закричал. Я кричал, пока не сорвал голос, пока не начал задыхаться. Я кричал, пока... === Я проснулся оттого, что меня окатили холодной водой. Пытаясь вырваться из кошмара, я резко дернулся на жестком деревянном полу и смог подняться на колени. И тогда понял, что уже не сплю. Я стоял на коленях со связанными за спиной руками, тяжело дыша и стуча зубами. Все тело сотрясала крупная дрожь от холода, усиленного выплеснутой на меня водой. Однако я не мог сказать, что было хуже: мои кошмары или ужасающая своей неотвратимостью реальность. Сильно зажмурившись и проморгавшись, чтобы избавиться от воды в глазах, я смог разглядеть окружающую обстановку. В дальнем углу была печь, но огонь в ней не горел. Рядом с печью вдоль стены растянулась кухонная столешница, удобная для разделывания туш животных. Домик, скорее всего, был охотничьим. Слева от меня стоял стол и несколько стульев, на которых сидели трое мужчин, одетых в тяжелые зимние тулупы. В руках у них были чашки, от которых поднимался пар, и о которые они грели ладони. Справа и чуть позади меня стоял мужчина со светлыми прямыми волосами до плеч, заправленными за уши. Он опирался спиной о стену, сложив на груди руки и перекрестив ноги в расслабленно-скучающей позе. Он тоже был в зимнем пальто и, как и остальные, казался замерзшим. В руке он держал прикуренную сигарету, но, скорее, ради того, чтобы просто отвлечься, потому что практически не затягивался. Оглядывая их всех, я оказался не готов к резкому звуку чиркнувшей спички прямо рядом со мной. Я вздрогнул и поднял глаза на мужчину с красно-рыжими волосами, стоявшего у меня за правым плечом. Он поднес спичку к свисавшей изо рта сигарете и прикурил. Посмотрев на меня, он улыбнулся и встряхнул спичку, чтобы затушить пламя. — Так, так, так... Неужели это мой дорогой друг Ренальт, — нараспев сказал он. Бросив потухшую спичку на пол, он взъерошил мне волосы и, подойдя к столу, взял мою флягу. Он был единственным, на ком не было теплой одежды, и холод, похоже, не причинял ему никаких неудобств. Когда он обернулся, я увидел повязку у него на левом глазу и глубокий диагональный шрам, тянувшийся от переносицы, чуть выше внутреннего края брови, через всю левую половину лица до самой мочки уха. — Уколем его сейчас? — спросил блондин, подпиравший стену возле двери, но я даже не взглянул на него. Я не мог отвести глаз от рыжего с повязкой на глазу. — Нет. Мы же не хотим убить его, — ответил он, подходя ко мне и отвинчивая по пути крышку на фляге. Потом он поднес ее к моим губам и наклонил так, чтобы я мог сделать глоток. После чего вытер мне губы подушечкой большого пальца и хищно улыбнулся. — Пока что. — А как еще мы заставим его говорить? С циничной усмешкой рыжий поднес свою сигарету к моим губам, предлагая затянуться. И я принял его предложение. Все это время мы, не отрываясь, смотрели друг другу в глаза, и я просто не мог оторвать от него взгляд. Я думал, что он мертв. — Ты же теперь Рено... Правильно? — уточнил он, прежде чем ответить своему другу. — Рено у нас не из тех, кого можно заставить говорить, как его ни допрашивай, — со странной и настораживающей веселостью в голосе сказал он, проведя пальцем по шраму под моим левым глазом, а потом снова обратился ко мне: — Так ведь, Рено? Он встал и, расправив костюм, продолжил, обращаясь к остальным: — Я имел честь слушать его последний допрос... — снова запустив руку мне в волосы, он вздохнул. — От этого оказалось мало толку. Хотя, должен признать, мне весьма любопытно, как президент Шинра собирается использовать секс для осуществления своих планов, — заинтригованно глянув на меня, он снова хищно ухмыльнулся. — Возможно, это то, что он планировал после появления у тебя новой квартиры? Или это должно произойти в твоей квартире? Снова усмехнувшись, он обернулся к блондину и с дьявольским блеском в глазах сказал: — Мы можем считать себя счастливчиками, удостоившись встречи с тем самым турком, который оборвал столько невинных жизней в Секторе 7. Чтобы заострить внимание на этих словах, он толкнул меня в затылок, и я, потеряв равновесие, покачнулся вперед и чуть не рухнул носом в пол, но он удержал меня, схватив за волосы. — Тогда, может, нам просто убить его? — предложил блондин с плохо скрываемой злостью в голосе и, выпрямившись у стены, глубоко затянулся. — О, нет... Я люблю вызовы, а Рено здесь — это, безусловно, вызов, — ответил рыжий и вернулся обратно к столу, продолжая говорить: — Рено не остановится практически ни перед чем, чтобы выбраться из дерьма, в котором завяз, — он не обращался ни к кому конкретно, разглядывая лежащие на столе предметы, которые забрали у меня. Остановив взгляд на шокере, он взял его в руки. — Видите эти шрамы у него на лице? — спросил он, указывая на меня концом шокера. — Он сам их себе сделал. Рыжий усмехнулся и, небрежно размахивая шокером из стороны в сторону, снова подошел ко мне. Не включая, он упер электрический конец мне под подбородок и приподнял мою голову, заставляя посмотреть в глаза. Присев на корточки, он запустил руку мне в волосы и смягчившимся тоном произнес: — Видите его великолепные почти красные волосы? Это просто деликатес для больных извращенцев, готовых заплатить любую сумму за то, чтобы... — он не стал договаривать и лишь презрительно фыркнул и, горько усмехнувшись, добавил: — Уж я-то знаю, — потом он придвинулся ближе и томно прошептал мне на ухо: — Ты сделал мне одолжение. Немного отстранившись, он продолжил, обращаясь к остальным: — Но Рено у нас предпочитает сам творить свою судьбу. Правда, Рено? — спросил он, зло глядя на меня. — Он изрезал себе лицо, прежде чем его успели отправить на улицы... Он знал, что порченный товар не принесет им никакой пользы. С любопытством склонив голову, он положил обе руки мне на лицо и провел большими пальцами одновременно по обоим шрамам. — Ты намеренно сделал их такими симметричными? Они прекрасны... Словно два полумесяца, обрамляющие эти удивительные сияющие зеленые глаза... Мако? Повысив голос, он продолжил уже для всех присутствующих: — Немного экстремально... Но эффективно... Снова посмотрев на меня, он спросил: — Оно того стоило? — понимая, что я ему не отвечу, он просто поднес свою сигарету к моим губам и смотрел, как я затягиваюсь. — Насколько я понимаю, они избили тебя до полусмерти за то, что ты сделал... И не только избили... — он снова нежно провел пальцем по моему шраму. — Он своего рода загадка, господа. Нигде на всей планете, ни в какое другое время, ни в каком другом месте, ни к кому другому удача не может быть так благосклонна, как к Рено. Так случилось, что за зданием, в котором происходило его наказание, по совершенно не связанным с этим причинам вели слежку турки. Это спасло Рено жизнь — конечно, когда он уже был на волосок от смерти — потому что впервые в истории турк вызвал «скорую» для полудохлой трущобной крысы. Покачав головой, словно сомневаясь в собственных словах, он усмехнулся и посмотрел на блондина. — Ты можешь в это поверить? Глубоко вздохнув, рыжий обвел взглядом комнату и продолжил: — Но самое смешное в том, что после выздоровления они арестовали его за проституцию... Потому как решили, что его наказание было связано с тем, что он уже был шлюхой... Представляете? — цинично рассмеявшись, он опять посмотрел на блондина. — Такова судьба Рено... Оказаться в жопе... Выбраться... А потом оказаться в ней снова... Рыжий усмехнулся и перевел взгляд на меня. — Это должно быть утомительно, — сказал он, положив руку мне на макушку. — Слышал, ты стал убежденным натуралом после этого... Даже слишком убежденным, — его взгляд сделался вопросительным, в нем сквозило обвинение. — Пытаешься что-то скрыть, Рено? Я чувствовал себя унизительнее некуда — стоя на коленях со связанными за спиной руками, практически голый, трясущийся от холода, пока подробности моей жизни в красках пересказывались кучке гребаных террористов. — А ведь они и меня избили из-за того, что ты сделал. Ты знал об этом? — с каким-то нездоровым очарованием глядя на шокер, он играл переключателем, то увеличивая, то уменьшая мощность. — Но должен поблагодарить тебя, потому что я тоже смог выбраться оттуда, ведь тот случай оставил меня с внешностью, которую ты видишь сейчас. Мне даже не пришлось уродовать себя самому. Я тебе многим обязан. Когда он нажал на кнопку, и по шокеру пробежал электрический разряд, его глаз восхищенно засветился. — Ты когда-нибудь бывал на другом конце этой штуки? Нет? Это же такой потрясающий инструмент... Мне даже интересно, каково это. С хищной усмешкой он посмотрел мне в глаза и обратился к своим людям: — Не могли бы вы выйти на некоторое время, господа. Я бы хотел переговорить с Рено тет-а-тет, прежде чем мы начнем. Без каких-либо возражений они все медленно поднялись и вышли из домика. В помещении остались только мы: я и Олдрич Кейн. Как только дверь закрылась, он легонько постучал меня шокером по голове, а потом присел на корточки и предложил: — Еще выпить? — он поднес флягу к моим губам. — Скажи мне, Рено... Была ли хоть толика правды в том, что я слышал после того, как они тебя избили? Они действительно показали тебе то, чего ты хотел избежать своим поступком? — Пошел ты, — коротко ответил я, прожигая его взглядом. Больной ублюдок. — Какое облегчение... Я уже почти начал тебя жалеть, — сказал он и сделал глоток из фляги, а потом с гримасой отвращения выплюнул выпитое на пол. — Давай тогда сменим тему... Как насчет того, чтобы ты мне рассказал о чем-то не связанном с Мако или очистительными заводами? Мм? Оглядев меня с легкой веселостью во взгляде, он затянулся и поднес свою сигарету к моим губам. — Мне вот любопытно... Почему ты позвал Руфуса, когда очнулся от кошмара? — он провел пальцем по одной из царапин на моей груди, а потом обвел след от засоса. — Разве он не твой босс? Игнорируя его вопрос, я отвел глаза в сторону, стараясь проигнорировать и его самого. У меня было чувство, что я понимал, к чему он клонит, и не скажу, что мысль мне понравилась. Олдрич хорошо меня знал. Мы выросли вместе на улицах, и он знал мои методы, мои сильные и слабые стороны. Он знал, в каких ситуациях мне довелось побывать, и что я делал ради того, чтобы выйти из них. Если кто-то и мог найти мои слабые места, то это был он. А я знал его настолько, что понимал — он не из тех, кто привык сдаваться. — Что ты делаешь, Холдрик? Те' же всегда было насрать на окр'жающую среду, — прошипел я, надеясь отвлечься от мыслей о том, что он собирается со мной сделать. — Как и сейчас... Но пока эти придурки думают, что мне не все равно, они пойдут за мной хоть на край света. — Тогда нахрена это все? — Ох-хо-хо... Думаю, вопросы здесь задаю я, — предупредил он, прижав палец к моим губам. — Меня убивает то, что приходится делать все это с тобой... Из всех людей — именно с тобой... Но я хочу, чтобы ты понял, это не личное... Больше не личное. — Они ск'зали мне, что ты мертв. — И все из-за тебя... Они бросили меня умирать. Но один приезжий из Кальма нашел меня и взял под свое крыло. Он изменил мою жизнь... Предложил образование и возможность очиститься от прошлого. Так что я принял предложение... Собственно, как и ты с твоим неожиданным развитием событий. Поднявшись, он подошел к столу и, взяв в руки кейс с моими дозами, открыл его. — Это то, что я думаю? — достав один шприц, он помахал им в воздухе, показывая мне, но я только пожал плечами, и Олдрич убрал его обратно. — Хмм... Никогда не думал, что увижу тебя снова, и меньше всего — в роли турка... Я думал, ты ненавидел турков. — Так и было, — ответил я надломленным дрожащим голосом. Холод в помещении становился все невыносимее, а из-за того, что Олдрич, казалось, вообще его не замечал, мне делалось еще холоднее. В итоге я стал бороться с веревками, двигая плечами и руками, как мог, пытаясь хоть немного согреться, и сжимая зубы изо всех сил, чтобы не стучать ими слишком громко. Олдрич наблюдал за мной с каким-то научным интересом, склонив голову набок, а потом подошел и, опустившись сзади меня на колени, обнял, согревая своим телом. — Расскажи мне о Руфусе... Это ради него ты решил стать турком? — Ты ебанулся? Он был еще ребенком, — сквозь сжатые зубы выдавил я. — Они предложили мне навсегда выбраться из трущоб. — Ах, да. Забавно, как мы иногда склонны забывать некоторые детали, не находишь? Мы видим его каждый день и не думаем о том, что когда-то он был младше, был юношей, ребенком... Кстати, до меня доходили слухи, что президент Шинра, его отец, избивал тебя в первые годы... и довольно регулярно. Что-то мне это не кажется лучше, чем то, от чего ты сбежал. — Я заслуживал эт'го. Коротко рассмеявшись, Олдрич положил голову мне на плечо и, продолжая обнимать одной рукой, потянулся другой к внутреннему карману пиджака. — Заслуживал этого... После всего, что совершил, ты продолжаешь твердить себе, что заслуживаешь этого, — проговорил он, доставая еще одну сигарету и прикуривая ее, так и не подняв головы с моего плеча. Сделав первую затяжку, он поднес сигарету к моим губам. — Возможно, так и есть. После того, что ты сделал с Сектором 7, возможно, ты заслуживаешь худшего... Как думаешь, Рено, чего? Думаешь, ты заслуживаешь смерти? — Прост' давай уже покончим с этим... — простонал я, откидывая голову ему на плечо и глядя в обшарпанный потолок. Зная, что Олдрич не любил зря тратить свое время, я понимал — что бы он ни запланировал для меня, это будет более чем мучительно. — Когда мы докурим эту сигарету... я позову остальных, и можешь не беспокоиться, — сказал он и поцеловал меня в щеку, — я тебя не разочарую. Обняв меня крепче, Олдрич начал покачиваться из стороны в сторону, периодически поднося сигарету то к моим, то к своим губам. Докурив и затушив ее об пол, он повернул к себе мое лицо и какое-то время внимательно всматривался в него. А потом поцеловал меня, прикусывая губы и проникая языком в рот. После этого он поднялся, лишая меня тепла своего тела. — Я сделаю так, чтобы твое ожидание не было напрасным, — сказал он, расправляя костюм. Прежде чем открыть дверь, Олдрич обернулся и провел пальцами по губам. — Твой вкус... такой же, каким я его помню. Его последние слова буквально вонзились мне в грудь, и я потерял контроль над собой. Как у ребенка, у меня из глаз неудержимо хлынули слезы. Жалкие слезы слабости потекли по щекам, и меня придавило таким чувством унижения и отчаяния, какого я не испытывал со времен жизни в трущобах. Попытка задушить рыдания сделала только хуже, и я не смог сдержать громкий всхлип, вырвавшийся из горла. Вдруг я подумал о Руфусе. Мне захотелось, чтобы он был рядом. Руфус мог бы помочь мне справиться с отчаянием лучше, чем вся моя ложь. Руфус мог бы стереть его, заставив меня забыть обо всем. Мой прекрасный Руфус... Если бы он только знал ту ложь, что я твердил сам себе, и те секреты, которые от него хранил. И вот теперь... Не думаю, что он когда-нибудь узнает. Олдрич открыл дверь, и я услышал, как он сказал остальным: — Он готов. И тут до меня дошло, чего он на самом деле хотел. Власти. Он не пытался помешать нам вновь использовать Мако. Он хотел прибрать все к своим рукам. — Я могу начинать? — спросил блондин, проходя в дом. — Нет, — ответил Олдрич. — Пока нет... У меня есть идея поинтереснее. Проходя мимо меня, он взъерошил мне волосы. Я все еще не мог взять себя в руки, продолжая периодически всхлипывать и трястись от холода. Все, о чем я мог думать, это о своих ошибках и об унижении, которое я испытывал, находясь, словно под микроскопом, под равнодушными взглядами незнакомых глаз. Меня окружали те, кто был готов разорвать меня, выпади им такой шанс, и они имели для этого все возможности. — Позвоним Президенту Шинра и посмотрим, как он беспокоится о своем турке. — Чт...? — начал блондин, но Олдрич оборвал его и пояснил: — Мы выведем его на громкую связь и посмотрим, как он отреагирует на крики своего любовника. — Любовника? Прежде чем ответить, Олдрич усмехнулся и посмотрел на него так, словно хотел сказать, что не нужно так удивляться. — Да, — ответил он с легким вздохом. — По прошлому опыту знаю, что турка нам не сломать. Он слишком упрям. Так что давайте попробуем зайти с другого бока. Подняв на уровень глаз мой шокер, он пару мгновений внимательно рассматривал его. — Полагаю, это может вызвать довольно... неприятные ощущения. В его глазу жадно полыхнул огонь, и, обменявшись с блондином злобными усмешками, Олдрич протянул ему шокер. А сам стал набирать номер на телефоне, чтобы связаться с Башней Шин-Ра и попросить соединить его с президентом по очень важному вопросу, который наверняка его очень заинтересует. Прикусив нижнюю губу, я закрыл глаза и сказал себе, что не буду кричать. Руфус никогда не услышит моих криков — только не таких. Он никогда не услышит, как кто-то другой заставляет меня кричать. И я знал, что Руфус меня не подведет. Он будет оставаться спокойным и равнодушным, пока я не подохну от того, что они со мной будут делать... Ни один из нас не подвел другого. Я ни разу не закричал, пока мое тело пронзали электрические разряды, лишая контроля над моторными функциями, физическими реакциями и избавляя от всей еды, которую я ел в последние пару дней. Я не кричал и тогда, когда Олдрич потерял терпение и, выхватив у блондина шокер, начал избивать меня им. Единственное, что Руфус произнес, это чтобы они отпустили меня — спокойным, почти равнодушным приказным тоном... несколько раз. Пока Олдрич не решил, что пора прерваться. Видя, что я уже почти без сознания, он решил дать мне отдохнуть и продолжить, когда ко мне вернутся силы. Он был уверен, что сможет сломать одного из нас. Всего лишь вопрос времени — кто сломается первым. Наверное, в этом он был прав. Под конец я услышал, как он произнес: «Cure», прежде чем выйти из дома. Я понял, что он собирается продолжать до тех пор, пока один из нас не сдастся. Ублюдок был расчетливым и имел терпение, несравнимое ни с кем, кого я знал. Я понял, что он собирался поддерживать мою жизнь с помощью этой чертовой Материи, пока не добьется своего... И вот тогда я все-таки закричал. Не от кошмара, мучившего меня во сне, а от кошмара, происходившего со мной наяву... Это продолжалось день за днем, но, сколько точно, я был не уверен. === Каждый день начинался одинаково. Я с криком просыпался от кошмаров, преследовавших меня по ночам, только чтобы окунуться в кошмары, наполнявшие мои дни. Каждое утро ко мне приходил Олдрич с тарелкой еды, которую он заставлял меня съесть. Он начинал с того, что за волосы поднимал меня с пола в сидячее положение, а потом горстями запихивал еду мне в рот. Я слабо сопротивлялся, но он держал мой рот закрытым, пока я не проглатывал. — Чтобы у тебя были силы, — пояснял он. Каждый раз он говорил одно и то же. Каждый день он напоминал, что это не личное, разделяя со мной сигарету и выпивку. Каждый день он мучил меня воспоминаниями о прошлом, прежде чем позвать остальных. Потом он звонил в Шин-Ра, и с каждым днем было все труднее. С каждым днем я становился все более разбитым и дезориентированным... Лечебная Материя не успевала полностью восстанавливать меня — она и при обычных-то обстоятельствах часто работала слишком медленно. С каждым днем голос Руфуса становился все надломленней, а мне было все труднее сдерживать крики. Дошло до того, что я уже просто не слышал, о чем говорили вокруг, и практически перестал что-либо чувствовать... Тогда Олдрич решил, что пришло время позволить им убить меня. Он понял, что Руфус был не менее упрямым, чем я, и что так он ничего не добьется. Он сказал, что не злится... Сказал, что даже рад, что я смог найти кого-то столь же упрямого, как я сам. Извинившись, он объяснил, что важное неотложное дело требует его внимания и, к сожалению, не оставляет ему возможности больше наслаждаться нашим времяпрепровождением. После этого Олдрич с блондином ушли, бросив остальным, что я больше не нужен, и они могут, наконец, сделать то, что давно хотели... В первый раз за все время, что я был болен, я порадовался встрече с моим отравляющим другом, Метеором. Окончательно потерять чувствительность было очень кстати перед тем, как меня поглотила темнота. === Это был ядовитый поцелуй. Отравляющий нектар наполнял мой рот, и я захлебывался им. Он затоплял мое горло, заставляя задыхаться. Тело в моих руках наполнилось ядом и обвило меня, словно удав. Сжимало до хруста костей и суставов. Я не мог вырваться. Я пытался... Но не мог... Предательство просачивалось внутрь и разрывало меня изнутри, стремясь выбраться наружу. Я знал, что это была ошибка... Ошибка, которую мне никогда не следовало совершать. Я был раздавлен основами мира, господствовавшего надо мной, и сожжен заживо в огне, истребляющем меня изнутри. Я был слаб, потерян. Я бежал. Я бежал, но ни на миллиметр не двигался с места. Я пытался бороться с окутывавшей со всех сторон и преследовавшей меня угрозой. Безликой и невидимой, но ощущающейся как часть меня. Страхи преследовали меня, но никак не могли поймать. Я знал, что сплю, и пытался заставить себя проснуться. Но все, что я мог, это лишь закричать, когда неожиданно упал в беснующееся пламя с зелеными глазами. Они смотрели на меня, смотрели за тем, как на меня набросились демоны и стали рвать на части... Так они делали каждый раз. Не было боли... Только страх. Не было выхода... Только крики... Только крики, окружающие меня со всех сторон. Гайя... Помоги мне! — Рено. — Эй... Проснись. — Рено... Проснись. — Рено... Все в порядке... Ты спишь. — Проснись... — Ты теперь в безопасности. — Все хорошо. === — Отвали от меня! — закричал я. Вырвавшись из сна, я резко сел, взмахнув руками и сбив что-то с прикроватной тумбочки на пол. Я пытался отдышаться, и мне хотелось кричать от безжалостной боли в ребрах и ощущения, будто каждую конечность словно сковало льдом. Но из горла вырвалось только хриплое «Гхаах!», и я повалился обратно на подушку. Где я, черт возьми? Изможденный до предела, я так и остался лежать с закрытыми глазами. Не слишком мягкая, но комфортная постель, теплое одеяло и звук потрескивающих в огне поленьев вызывали чувство защищенности. Мне хотелось поверить в то, что все произошедшее было просто дурным сном, но острая боль, пронизывающая все тело, служила хорошим доказательством обратного. От резко нахлынувших ощущений я стал хныкать и постанывать. Чисто инстинктивно я дотронулся рукой до бока, где ребра болели при дыхании, и, случайно надавив на больное место, захныкал еще больше. Насколько я понял, я был укрыт фланелевой тканью, а сверху — шерстяным одеялом. Это не моя постель. Но и не Руфуса. Простыни Руфуса всегда были мягкими и нежными. Но на больничную койку с накрахмаленным постельным бельем это тоже было не похоже. Звук горящего рядом огня и завывающий ветер снаружи говорили о том, что я в каком-то незнакомом месте. Но учитывая мое состояние, мне было совершенно фиолетово, где я. Главное — в безопасности. Прикосновение прохладной влажной ткани к лицу принесло легкое облегчение. Меня колотил озноб, и одновременно было жарко под тяжелым шерстяным одеялом. Голова была свинцовой, а на веки словно повесили грузила, и я никак не мог открыть глаза. Вдруг я начал безудержно кашлять, и каждый спазм отдавался дикой болью в боку и ребрах так, что мне хотелось плакать. Хотя, наверное, я все же плакал. Мне было так хреново, что я не контролировал свои эмоции... Как ребенок. — С тобой все будет хорошо, — сказал кто-то успокаивающим тоном. — Руфус... — жалобно простонал я. Я хочу Руфуса. — Тшшш... Ты болен... Отдыхай. Голос был мягким, и в нем отсутствовали какие-либо жестокие нотки. Он дарил ощущение безопасности и казался знакомым. Это был тихий, низкий и ровный голос, который успокаивал так же, как прохладная ткань, все еще оглаживающая мое лицо. Я не мог собраться с силами, чтобы открыть глаза и посмотреть, был ли это тот человек, о котором я подумал. А еще я боялся открыть их, опасаясь, что это всего лишь сон, интерлюдия перед моим следующим сеансом пыток. Однако если это был тот, о ком я думал, и если все происходило наяву, то я был уверен, что действительно в безопасности, потому что он и раньше проявлял заботу обо мне... К моему удивлению, надо сказать. В прошлый раз, когда мне было плохо, он был со мной гораздо более человечным, чем обычно. Когда что-то холодное коснулось моих губ, я дернулся от неожиданности, вызывая новую волну боли, прокатившуюся по телу. Он извинился и тихо сказал: — Выпей... Это эликсир. — Не х'чу, — захныкал я и попытался его оттолкнуть. — Он поможет справиться с лихорадкой. — 'Ликсир не изб'вляет от лих'радки... 'Тъебись, — невнятно пробормотал я и попытался отвернуться, из-за чего мне резкой болью прошило шею, и я болезненно поморщился. — Я не говорил, что он избавит от лихорадки. Я сказал, что он поможет с ней справиться. — Нннн... Мне не надо. — Какой ты трудный. Даже когда лежишь пластом... — пробормотал он и глубоко вздохнул. — Просто выпей его, — в голосе появились недовольные нотки. Я опять захныкал, потому что не любил вкус эликсира и не хотел его пить, и снова предпринял слабую попытку оттолкнуть его. — Ннн... Н'навижу 'ликсир... Горький. — Твою мать, Рено... Кончай уже быть капризным ребенком и просто выпей его. — Нееет... Не люблю. Я услышал тяжелый раздраженный вздох, а потом сильные пальцы сжали мое лицо, заставляя открыть рот, чтобы влить туда эликсир. От неожиданности я вскрикнул и тут же выплюнул все обратно прямо на себя и на его руку. — У меня осталось еще тридцать четыре... — сказал он резким тоном. — Мы можем проделать это еще тридцать четыре раза, если хочешь. Или ты просто выпьешь следующий эликсир, который я дам... В любом случае хоть что-то в тебя попадет, даже если ты каждый раз будешь его выплевывать. — Н'навижу тебя, — буркнул я. Мне снова захотелось спать, хотя все еще трясло в ознобе. — Взаимно, — отозвался он. — Теперь... вот... — он поднес к моим губам новый пузырек, и я решил все же выпить эту гадость. Меня совсем не радовала перспектива чувствовать этот вкус еще тридцать четыре раза, а в моем состоянии мне все равно было не отвертеться. Так что я выбрал меньшее из зол. === Я падал... В темноту, окутывающую со всех сторон. Острая, словно иглы, боль пронизывала вены, когда я пытался за что-нибудь ухватиться. Изнутри послышался резкий хруст, когда мои кости начали крошиться, как разбитый вдребезги хрусталь. Я падал в темноту... Не было никакого света... Никаких звуков... Не было... Ничего... === — Нннн... — я проснулся от собственного слабого стона и тут же дернулся, чуть не подскочив на кровати, пытаясь схватиться за что-нибудь, чтобы перестать падать. Но я не падал. Тело все еще болело, голова была тяжелой, но мне хотя бы уже не было холодно. Я был в безопасности... И в тепле. С трудом подняв веки, я огляделся, пытаясь хоть немного сфокусироваться. Правда, единственное, что я смог понять, это то, что я больше не был в вымороженном охотничьем домике. Потом я смутно припомнил, что со мной кто-то разговаривал и вливал что-то мне в рот. Только я не помнил, кто это был, и чем он меня поил. — Где я? — спросил я сиплым от сна и изнеможения голосом. — В доме профессора Гаста. Поморщившись от боли, прострелившей шею, я повернул голову на голос, чтобы посмотреть, кто это. Я смог разглядеть лишь расплывчатые очертания торчащих во все стороны светлых волос и яркое сияние Мако в его глазах. Мое зрение все еще отказывалось нормально фокусироваться. Он стоял возле кровати со сложенными перед грудью руками и вдруг потянулся ко мне и коснулся лба тыльной стороной ладони, чтобы проверить температуру. — Я решил, раз уж это место принадлежало Шин-Ра... — он не стал заканчивать предложение, все и так было понятно. — Шин-Ра... — повторил я. — Ты чуть не умер, — неохотно сообщил он. Присев на край кровати, Клауд осторожно придвинулся ко мне и, подсунув руку мне под шею, слегка приподнял. Боль от этого движения была почти невыносимой — в основном, в ребрах и вдоль позвоночника — и я, не удержавшись, вскрикнул. — Прости, — сказал он и поднес к моему рту чашку теплого бульона. — Но я должен тебя хоть чем-нибудь накормить. Желудок и правда сводило от голода, и я немного отхлебнул из чашки. Сил едва хватало на то, чтобы глотать, но с каждым разом это давалось мне все легче. После нескольких глотков я смог спросить, что произошло. — Когда я пришел, тебя пытались забить до смерти, — тихо ответил Клауд и снова поднес чашку к моим губам. — Ты был уже без сознания. — У м'ня был приступ, — вспомнил я. Признаться честно, я был слегка ошарашен и недоумевал, как мне удалось пережить его. Заметив мое замешательство, Клауд объяснил: — Руфус рассказал мне о твоей проблеме и дал несколько доз... Я не знаю точно, как долго длился твой приступ... — он дал мне сделать еще один глоток бульона и осторожно переместился, устраиваясь поудобнее. — Ну... Теперь ты в порядке, — добавил он и слегка кивнул, будто пытался подтвердить это для самого себя. Но в его голосе было что-то такое, из-за чего у меня по телу пробежала дрожь, хотя Клауд и пытался казаться позитивно настроенным. Я не помнил ничего после приступа. Я помнил только, как Олдрич сказал, что ему очень жаль оставлять меня, и как меня окружили его люди, после чего он усмехнулся и ушел. — Скольк' их было? — спросил я, почти боясь услышать ответ, и зашелся болезненным кашлем. — Трое, — ответил Клауд и переместил руку, пытаясь помочь мне откашляться. Черт... Он все еще там... Внезапно мне привиделось, что он стоит прямо рядом со мной, и меня захлестнула паника. Я начал извиваться, пытаясь выбраться из постели и сбежать. Я не мог остановиться и стал кричать от боли, вызванной моими действиями. Но мне нужно было выбраться. Мне нужен был воздух. — Рено... Прекрати! — рявкнул Клауд. Чтобы не разлить бульон на нас обоих, он попытался поставить его на тумбочку, но промахнулся. Впрочем, у него было более важное дело в тот момент, так что он не обратил на разбившуюся чашку никакого внимания. Прижав к кровати, Клауд пытался успокоить меня. — Нннеет... Отпусти! — задыхаясь от напряжения, я пытался оттолкнуть его, но усилия только заставляли меня задыхаться еще сильнее, а вовсе не помогали вырваться. — Ты ничего не можешь сделать! — кричал Клауд, удерживая меня на месте. Потом он сделал глубокий вдох, успокаиваясь, и попробовал вразумить меня: — Ради Гайи, Рено... Ты изранен. — Нннн, отпусти меня! — Рено! Не сопротивляйся! Ты только калечишь себя еще больше... Перестань! Взволнованность его голоса вернула меня к реальности, и я перестал вырываться. В любом случае я слишком устал, чтобы продолжать. И почти сразу, как я успокоился, сознание начало ускользать, возвращая меня в мир моих кошмаров. === Как я понял, с тех пор, как Клауд принес меня в дом профессора Гаста, прошло пять дней. Было сложно сказать наверняка. Балансируя между кошмарами и реальностью, я был не способен отслеживать время. У Клауда от общения со мной уже лопалось терпение после нескольких казусов, произошедших из-за моего нежелания признать, что я был в состоянии, несколько отличающемся от идеального. Черт, он бесил меня не меньше. За все время он даже ни разу не улыбнулся. Он был хуже Руда, когда начинал читать нотации или ворчать на меня. И он не давал мне пить ничего, кроме воды или чая. Кто вообще пьет чай? — Ну... И что тя вытащило сюда? — спросил я, когда мое самочувствие наконец улучшилось, а в голове прояснилось. Я сидел в кровати, прислонившись к стене, а Клауд сидел на стуле, балансируя на задних ножках, у противоположной стены... В самом дальнем от меня конце комнаты. — Тифа. — Тифа? — переспросил я. Мой голос был все еще довольно сиплым из-за простуды, но я изо всех сил пытался говорить нормально, чтобы доказать Клауду, что со мной все прекрасно. Он на это не велся, что еще больше меня бесило. — Ее че, проперло покататься на сноуборде? — Нет, — ответил он и опустил стул на все четыре ножки. — Твой бойфренд предложил проспонсировать развитие детского дома, если она уговорит меня спасти твою жалкую задницу. — О... Так мне стоит ск'зать спасибо кучке малолеток, — усмехнулся я. Теперь все стало понятно, потому что Клауд, явившийся меня спасать исключительно по доброте душевной, совсем не укладывался в голове. К тому, что все вокруг называли Руфуса моим бойфрендом или любовником, я уже начал понемногу привыкать, так что пропустил замечание Клауда мимо ушей. С тем, что люди не перестанут его так называть, я уже смирился и был готов согласиться с таким статусом независимо от того, правда это была или нет. Возможно, это клеймо будет преследовать меня всю оставшуюся жизнь, даже если я перестану встречаться с Руфусом. Единственное, что беспокоило меня в сложившейся ситуации, это то, как она отразится на нашей дружбе с Рудом. И еще тот факт, что я испытывал влечение к мужчине. Возможно, сейчас многие подумали, что это не имеет смысла, ведь вам интересно, что за история была у нас с Олдричем. Что ж, думаю, я должен кое-что объяснить. Мы были слишком молоды и неопытны. Олдрич был сильным и всегда защищал меня так же, как Руд сейчас. Мы все делали вместе и, в конце концов, наша дружба переросла в нечто иное. Между нами не было никакой любви, по крайней мере, в том смысле, в котором ее обычно принято понимать. Это были несколько садистские отношения, в которых Олдрич доминировал и контролировал меня. Я позволял ему, но только из страха перед тем, что могло случиться, если бы я не подчинился. Я боялся остаться один, ведь он был моим единственным другом. Я думал, что нуждаюсь в нем. Это совсем не походило на борьбу за лидерство между мной и Руфусом. Руфус был всего лишь психом. У моего маленького темного ангела никогда не было проблем с самоутверждением, и он никогда не заставлял меня делать то, чего бы я сам не хотел, независимо от того, что думали другие. Целью Руфуса было заставить меня забрать у него контроль. Не знаю, почему, и никогда не понимал, но добивался он всегда именно этого. Через некоторое время Клауд встал и, подойдя ко мне, проверил температуру тыльной стороной ладони. С тех пор, как он нашел меня, лихорадка то отступала, то снова возвращалась, так что Клауд был немного обеспокоен этим. — Я так понимаю, ты себя чувствуешь лучше? — Ага. Как чокобо на скачках, — ответил я и широко улыбнулся. — Ну так че, не пора ли нам валить? — Ты пока не в состоянии куда-либо валить... Тем более, там снежная буря. — Да похуй. Я не с'бираюсь торчать здесь и ждать у моря погоды, — проворчал я, поднимаясь с постели, чтобы пойти хоть куда-нибудь. Я понятия не имел, куда и зачем, и что я пытался этим доказать, но далеко я все равно не ушел. — Твою мать, Рено! — воскликнул Клауд и, подлетев ко мне, успел подхватить, когда я чуть не рухнул на пол. Я не представлял, насколько был слаб, пока сидел на кровати. — И как только Руфус тебя терпит? — Я очаровашка, — фыркнул я. — Расскажи кому-нибудь другому. Я усмехнулся, глядя на его выражение лица, а потом взвизгнул, когда Клауд случайно надавил мне на ребра, пытаясь помочь подняться. — Отъебись от меня нахрен! — заорал я и, отпихнув его, сел на пол и обхватил руками грудную клетку. Сука, как больно! С таким видом, будто еле сдерживался, чтобы не врезать мне хорошенько, Клауд, сжав кулаки, смотрел на меня. На его щеках проступили желваки, и чтобы успокоиться, ему пришлось несколько раз глубоко вздохнуть. — Ты не осознаешь, что с тобой произошло, да? — спросил он и, нагнувшись, поднял меня за руки и помог вернуться в кровать. Усевшись на нее, я пожал плечами и еле слышно пробормотал: — М'ня пытали. — Я тебя не понимаю, — сказал Клауд, возвращаясь к своему стулу. — А че тут понимать? — Ты провел там почти две недели, — он нахмурился и, скрестив руки на груди, уперся одной ногой в стоящий рядом комод. — И тебя это, кажется, совсем не волнует. — Б'вают в жизни огорчения... — Ты сделаешь что угодно для Руфуса, да? Если он велит тебе убить себя, ты и это, наверное, сделаешь, — он покачал головой, глядя в пол, и глубоко вздохнул. — Ты ведешь себя так, словно в том, чтобы подвергаться пыткам ради него, нет ничего особенного. И при этом превращаешься в капризного ребенка, когда дело касается всего остального, происходящего с тобой. — Ну, чем-то же надо эт' компенсировать... — если честно, я об этом никогда раньше не задумывался. — Наверное. — Мм. — Так, когда мы все-т'ки отсюда свалим? — спросил я, приподняв бровь. У меня уже начинала ехать крыша от пребывания здесь в течение почти недели без сигарет и алкоголя. На самом деле, я боялся, что реально сойду с ума, если задержусь здесь еще ненадолго. — Когда закончится буран, — ответил Клауд, подковырнув ногтем отслоившийся кусочек краски на комоде, а потом встал и забрал тарелку с недоеденным рисом с прикроватной тумбочки. — Сид не может приземлиться, пока не закончится буря. — Да здравствует моя удача... Самый долгий ебаный буран в истории, и мне приход'тся пережидать его вместе с Клаудом, — проворчал я себе под нос, не заботясь, услышит он меня, или нет. === Вечером шестого дня я решил притвориться спящим. Мне все еще нужно было сделать кое-что, чему Клауд мог помешать, к тому же, я был уже достаточно силен, чтобы передвигаться самостоятельно. Так что, подождав несколько часов, я свесился с края кровати, глядя на Клауда, чтобы убедиться, что он спит. Собрав несколько подушек и одеял, он устроился на полу рядом с кроватью, заставляя меня задуматься, сколько Руфус пообещал им с Тифой, чтобы Клауд сделался таким заботливым. А еще я задумался, действительно ли Руфус собирался заплатить, или просто морочил им головы. Просто жертвовать деньги сиротскому приюту было не совсем в стиле Руфуса. Решив сначала прощупать почву, я еле слышным шепотом позвал Клауда по имени. Тот не шелохнулся, и я позвал еще раз, но ответа снова не получил. Чтобы удостовериться, я оглядел тумбочку в поисках чего-нибудь, чем можно было в него кинуть. Но скомканная салфетка, прилетевшая Клауду в голову, тоже не вызвала от него никакой реакции. Хммм... Может, он умер? Хотя, кому какое дело? Осторожно спихнув одеяло в сторону, я в первый раз за все это время обратил внимание на пижаму, в которую меня вырядил Клауд. Нелепая красно-зеленая клетка вызвала у меня желание кое-кого придушить. Я пожалел, что не кинул в него чем-нибудь потяжелее. Но, решив, что мой внешний вид сейчас не так уж важен, я вновь переключился на свою первоначальную задачу... Убить Клауда я мог и позже. Придерживаясь за простыню, я сполз с кровати и с тихим стуком коснулся коленями пола. Слегка поморщившись, я оглянулся на Клауда, но он по-прежнему выглядел крепко спящим. Может, и правда умер... Я задумался об этом на пару мгновений. Если это действительно было так, то я мог, наконец-то, свалить отсюда самостоятельно. Я не знал, как именно, но, по крайней мере, я мог бы пойти в какой-нибудь местный паб и купить сигарет... Сигареты! Черт возьми, как я не подумал об этом раньше? Я ведь могу проверить записи Гаста и потом. На этой ноте и с новым неотложным делом на уме я, как был на четвереньках, пополз в сторону лестницы, но вдруг понял, что мой внешний вид немного не годится для паба. Так что мне пришлось подобраться к комоду с другой стороны от Клауда и посмотреть, не будет ли там чего-нибудь подходящего. Порывшись в ящиках несколько секунд, я нашел старые вельветовые брюки и... Ну какого хрена? Все это старческие шмотки! Может, в шкафу есть что получше... Как ребенок, старающийся не спалиться, воруя сигареты из кармана отцовских брюк, я подполз к шкафу, и там мне удалось найти вполне приличный синий костюм. Он напомнил мне о временах, когда наша форма была еще синей, а не черной, на которую поменял ее Руфус. Конечно, с формой турков найденный костюм и рядом не валялся, но это всяко было лучше, чем то, что обитало в комоде. Хотя, брюки оказались широковаты в талии и немного коротковаты, но с ботинками должны были выглядеть вполне сносно. Одевшись, я развернулся, чтобы выйти из комнаты, но запнулся за край одеяла Клауда и чуть не навернулся, успев схватиться за комод, смахнув с него при этом пару каких-то безделушек. Чччччееееррртт! Но Клауд по-прежнему никак не реагировал. Хм... Круто. Раз уж Клауд строил из себя мертвеца, я решил, что он не будет против, если я займу у него немного денег. Так что я подкрался к нему и вытащил бумажник у него из штанов, а потом развернулся и так же крадучись направился к лестнице. Меня еще слегка пошатывало, но я передвигался уже гораздо лучше, чем раньше. Поднявшись по лестнице, я надел пару ботинок, которые тоже оказались немного велики, но, в конце концов, я же не в поход собирался. Я просто хотел выпить и знал, что где-то поблизости должен быть паб, так что мне не придется идти в этих ботинках слишком далеко. «Пока что все гладко...» — подумал я, собираясь уже открыть дверь. — «Даже слишком гладко...» Меня жестоко прервали в самый последний момент, когда я уже взялся за ручку двери. — И какого хрена, по-твоему, ты делаешь? — Клауд стоял посреди лестницы и выглядел очень недовольным. Правда, я был не уверен, чем именно. Я понял, что это было как-то связано со мной, но не более. — Ээ... — с глупой неловкой паузой я потер затылок и нервно рассмеялся, пытаясь придумать правдоподобную историю. Но я уже смирился с тем, что никогда не умел сочинять нормальные отмазы. Так что я как можно быстрее вылетел за дверь и бросился бежать.