Вниз по спирали

На самом деле всё, что у него было – это какая-то оборванная бумажка. Он сидел в лесу под проливным дождём, не слишком заботясь об укрытии – всё равно уже промок насквозь – и изучал взглядом одни и те же буквы, старые, выцветшие со временем, кое-где потёкшие. Бумажке на вид было уже очень много месяцев, а может быть, и лет: она уже начала разлагаться, и прочитать всё, что когда-то писали на ней, было невозможно. Скорее всего, до конца бумага не распалась только потому, что когда-то на неё наложили заклинание, поддерживающее её состояние, вот только он этого знать (или помнить) не мог. Но одно было очевидно: картинка в верхнем углу листка, хоть и изрядно потрёпанная жизнью, изображала его самого, и это была главная ценность гнилой бумажонки. Да, он на ней был явно моложе, да и выражение лица было совершенно другим, несвойственным, но всё-таки это явно был он. А значит, ещё не всё потеряно. Это значит, что как минимум кто-то его знает и ищет: «Раз… ется …вший ге… Аль… возн… ние…» Ничего, кроме этих букв, прочитать было невозможно, однако он был почти уверен, что «раз… ется» - это «разыскивается», а «Аль», этот жалкий огрызок, - часть его собственного имени. Аль… Аль. Альф. Эльф. Эти имена крутились в голове, вызывая мучительное ощущение вспоминания, вот только окончательно вспомнить, какое они имеют значение и кому принадлежат, как будто мешало что-то, поселившееся у него в голове. Как только разгадка, кажется, была уже почти поймана за хвост – в глазах темнело, окружающий мир начинал «плыть» и двоиться, а в ушах поселялся противный, почти комариный звон. А ещё накатывало мерзкое чувство, похожее то ли на тревогу, то ли на тоску: как будто свинцово-тяжёлый кот свернулся под лёгкими, выпускает коготки, пушит шерсть-нервы, шевелится, мешает вдохнуть… Вот что он имел в виду, когда говорил, что что-то живёт у него внутри… Или не только это? Хорошо, что он хотя бы не проваливался в вязкую темноту, как это случилось в городе. Всё произошло быстро: вот он стоит на улице, чуть поодаль от дружелюбного торговца, и отчаянно трёт пальцами лоб, как будто это может помочь ему вспомнить, а вот на него наваливается чёрная волна, захлестывает, уносит, лишает разума. И не противостоять ей никак. Пришёл в себя он уже в лесу, ещё сильнее исцарапанный, с ободранными костяшками пальцев. Бил кого-то? Возможно. Шёл сюда пешком или перемещался как-то ещё? Неясно. Чистый белый лист вместо воспоминаний, чистый белый лист с маслянистым пятном тревоги по самому центру. И ещё бумажка рядом валяется. Случайность? Судьба? Или, может быть, он сам принёс её сюда из какого-то другого места? Вопросов было слишком много, но не было ничего, что могло бы прояснить ему хотя бы один из них. Разве что осознание, что когда-то, может, год, может, два, назад его искали. И что часть его имени – «Аль». Он решил пока так себя и называть. Аль. Коротко и легко запомнить. И, наверное, даже красиво в какой-то мере. Свинцовый кот внутри согласно заурчал, потягиваясь. Ему нравилось это имя. Наверное, стоило найти Ами. Ами была доброй и милой, она заботилась о нём, сколько он себя помнил – а точнее, все эти три дня, за которыми была только чёрная пустота, оборванный край воспоминаний. Единственный человек, с которым он успел познакомиться… Вот только Аль не думал, что сможет её найти, раз уж он не может даже понять, где находится он сам. Да что там, он толком не знал, где она живёт. Первое воспоминание Аля было таким: вот он приходит в себя в деревенской избушке лежащим в уютной мягкой постели, а над ним склоняется молоденькая девчонка с ямочками на щеках. Она улыбается и ласково спрашивает: «Ну что, очнулся? Как себя чувствуешь?», - а он теряется и не знает, что ей ответить. Голубые глаза смотрят на него так по-доброму, а рыжеватые волосы так мягко касаются его голой руки, лежащей на одеяле, что Аль - вернее, ещё не Аль, а просто безымянный странник – невольно робко улыбается ей в ответ. Она смеётся и говорит: «Видимо, неплохо. Что ж… Тогда здравствуй. Я Ами. А ты, странное создание?». Так они и познакомились. У Ами Аль – да нет же, не Аль! – и жил до того, как… Как что? Как больно ему сейчас было вспоминать; почему-то от этого темнело в глазах и начинало трещать в голове. Но воспоминания об Ами – то немногое, что у него было. Вот Ами приносит ему в комнату горячие пирожки на подносе. Вот штопает майку – деловито, проворно. Вот пытается расспросить его, но он лишь растерянно мотает головой. Ами маленькая, ниже его ростом, и очень ловкая. Живёт в домике в лесу, вдали от людей, и при этом ни в чём не нуждается. Потому что хозяйственная – ну, и ходит иногда в ближайшую деревню за провизией. Вот Ами рисует. Рисовать она любит, и, когда Аль впервые видит её за работой, долго не может оторвать взгляд от танцующей по холсту кисти. Кисть очерчивает контуры, которые кажутся смутно знакомые, от которых почему-то так сильно начинает болеть голова… Ами оборачивается и хмурится: «Не смотри на незавершённые работы. Это нельзя. Тебе плохо, кажется… иди лучше и полежи, а то опять заболеешь». Она и потом не разрешала ему смотреть на этот портрет. Как будто там было что-то запретное. На третий день Ами ушла за провизией. Вот она, как живая, стоит перед калиткой и улыбается: «Смотри не натвори дел без меня, я скоро вернусь! Нет-нет, не надо со мной идти, ты ещё не выздоровел до конца!». А потом разворачивается и неспешно идёт по узкой лесной тропинке. А он долго смотрит ей вслед. Она не возвращается к обеду, и Аль, снедаемый скукой, решает развлечься разглядыванием её картин. Он смотрит и смотрит на пейзажи, изображающие какой-то странный мир, с вулканами и фиолетовой землёй, потом на картину, на которой - какое-то белое пространство, где спят два человека; их лиц не видно: только силуэты. А на этой зарисовке – слегка неряшливой, как будто нарисованной на скорую руку, - лис, несущийся по мокрым плиткам мостовой. А вот и он сам, как будто в зеркало смотрится: русоволосый, с растерянным лицом и широко распахнутыми карими глазами. Последняя картина – тот самый запретный портрет; она завешена полотнищем. Ему уже всё равно, что там Ами говорила. Любопытно же! И скучно. Ей стоило бы вернуться пораньше. Он протягивает руку и снимает полотнище, ожидая увидеть что-то совершенно необычное. Ничего подобного. На картине нарисован мальчик чуть младше его самого. Черноволосый, лохматый, загорелый. Улыбчивый: это видно по его открытому лицу. Легко одетый – всего-то зелёная майка и чёрные шорты. Даже немного забавно: сам он, тот, кто чуть позже назовёт себя Алем, - в чёрной майке и зелёных шортах. Интересно, это Ами специально?.. Смущает лишь одна деталь: на один глаз мальчика как будто капнули краской, растекшейся в кляксу. И поэтому он кажется полностью, совершенно, непроходимо чёрным. Разве что где-то в глубине подрагивают лиловые всполохи. Что хотела сказать Ами такой странной деталью в образе, казалось бы, безобидного мальчишки – неясно. Но почему-то он вызывает тревогу. Такую тревогу, что не отпустит и через несколько дней, а будет съедать изнутри, заставляя искать не пойми чего и мучиться почём зря. А потом неожиданно наступает темнота, и приходит в себя он уже в городе. Это всё, что Аль знал. И из этого и нужно было исходить. Почему-то он был уверен, что, несмотря на все бумажки, никто не придёт и не спасёт его: выпутываться придётся самому. Дождь закончился. Пора было продолжать путь. Аль поднялся, мотнул головой, чтобы отбросить прилипшие пряди и уже собирался идти, когда в воздухе перед ним возникла неясная чёрная дыра. - Альба-сан! – из дыры высунулась очаровательная девочка с розовыми волосами. – Наконец-то ты нашёлся! Мы все так волновались… Полезай в портал! Ну же, скорее! - К-кто вы? – потрясённо пробормотал Аль, инстинктивно делая шаг назад. Только что он был уверен, что никто без его вмешательства найти его не сможет, и тут на тебе! – Я вас… знаю? Выражение подвижного лица девочки моментально меняется с радостного на встревоженное. - Альба-сан, ты что, забыл?.. Я Руки! Руки-тян, третий король демонов! Альба-сан, что с тобой? Мы же так долго знакомы… Или ты?.. Девочка умолкает на полуслове и вдруг, схватив Аля (или всё же… Альбу?) за руку, тащит его за собой, в тёмную неизвестность портала. Последнее, что успел ощутить Аль прежде, чем окружающая его реальность окончательно поплыла, - резкую боль в рёбрах. А потом всё изменилось. *** - Понимаешь, Креа-кун, он действительно ничего не помнит, - пожаловалась Руки-тян, сидя на высоком, с мягкими подушками диване и болтая ножками. – И никого. К нему уже кто только не приходил – и Алес с Химе-чан, и Януа-кун, и Самеджима-кун… и всё без толку. Он никого не узнаёт, даже меня. Совсем никого. Креа вздохнул и запустил пятерню в серебристые волосы. - А… его? – он сделал ощутимый акцент на слове «его», хотя Руки-тян и без этого безошибочно угадала, о ком шла речь. – Изо всех нас он ближе всех к нему. Если кого Альба и вспомнит, то только… Руки помолчала. - Они ещё не виделись, - произнесла наконец маленькая демонесса. – Росс-сан постоянно где-то ходит и редко заходит в замок. Он вообще много времени проводит один… после того, как… И он может даже не знать, что Альба-сан нашёлся. Хотя ты, наверное, и так всё это знаешь, да, Креа-кун? Креа кивнул. Для него было непривычно видеть своего старого друга таким отстранённым и мрачным. Его как будто что-то угнетало, но вот что – было неясно. Сам Шион ни о чём не рассказывал, а расспросить его Креа почему-то боялся. Точнее, он пытался, - не далее, как сегодня утром, - но от взгляда, который молча бросил на него старый друг, повеяло таким мертвенным холодом, что беловолосый поневоле задумывался над тем, как мало он об этом друге, в сущности, знает. Впрочем, сейчас было не до страха. Творилось что-то совершенно непонятное, и при этом – дьявольски серьёзное, настолько серьёзное, что… по правде говоря, Креа и сам не знал, насколько, но это, к счастью, не помешало ему принять решение. - Пойду, найду его, - Креа ободряюще улыбнулся Руки-тян. – Не волнуйся, маленькая демонесса, всё будет хорошо. В соседней комнате Януа и Самеджима разговаривали с Альбой. Точнее, пытались разговаривать. - Меня зовут Януа, - в который уже раз повторял Айнз, сидя на табуреточке напротив постели, на которой восседал, недоуменно моргая, виновник всей сегодняшней суматохи. – Мы с тобой знакомы уже довольно давно. Два года, Альба! Два! И познакомились мы в тюрьме. Помнишь тюрьму? Ты часто туда попадал… - Не помню… - огорчённо помотал головой Альба. Ему было не по себе: вроде бы его нашли, и всем есть до него дело, его друзья – друзья ведь, наверное, да?! – так пытаются ему помочь, а он… так и не может никого вспомнить. Более того, никуда не делась тревога, живущая под сердцем. Как будто что-то на периферии сознания тяготит его, мешает, лежит камнем в груди и не даёт свободно вздохнуть. Нет, не камнем. Кошкой. Тяжёлой, злой и чуждой. Мешающей. - Мне кажется, ты делаешь это неправильно, - Самеджима, нахмурившись, следил за попытками Януа расшевелить воспоминания Альбы. – Давай я попробую. Итак, для начала, как тебя зовут и кто ты такой? – уже более суровым тоном добавил он, пристально глядя в глаза Альбе. От такого напора тот вздрогнул, но взгляд опускать не стал. И даже ответил – не слишком уверенно, но всё же ответил: - Меня зовут Альба… Альба Фрулинг, сын Миднайта Фрулинга… Герой. Самеджима довольно кивнул. - Откуда ты всё это знаешь? – продолжил он допрос. - Вы рассказали, - честно ответил Альба. - И ничего-ничего не вспоминается? – влез в разговор Януа, как только Самеджима, разочарованно вздохнув, снова хотел о чём-то спросить. Альба покачал головой. Наверное, стоило сказать этим ребятам, которые так добры к нему, что их усилия тщетны. Что их слова не пробуждают в нём ни малейшего проблеска памяти. Что они действительно делают что-то не так, и, как бы они ни старались, в нём ничего не прибудет, кроме тревоги. Она только усиливалась, когда он смотрел на их взволнованные лица, в их глаза, в которых плескалось искреннее желание помочь другу. И из-за этого Альбе было стыдно. А ещё ему казалось, что они упускают что-то очень важное… Или кого-то важного? Самеджима и Януа посидели в комнате Альбы ещё некоторое время и покинули его только потому, что Самеджиме неожиданно привиделось: кто-то из его друзей в беде. Альба сделал вид, что не удивлён, когда ребята просто шагнули в сторону и исчезли, без лишних вопросов, полагаясь только на чутьё Самеджимы, но на самом деле был просто поражён самим фактом наличия у красноволосого подобной способности. Неужели он действительно такое чувствует? Тогда, наверное, сам Альба не попадал в серьёзные передряги во время своего беспамятного путешествия – этот парень обязательно появился бы. И теперешняя его тревога беспочвенна, раз уж Самеджима может предчувствовать беду. Альбе очень хотелось в это верить. Януа оставил Альбе подарок – полную корзину спелых сочных помидоров, выращенных, как он сказал, на его собственной ферме. Подумать только, этот миловидный юноша с гетерохромией – ещё и фермер? Как же многого Альба о них не знал… точнее, не помнил. Это действительно угнетало сильнее, чем могло показаться на первый взгляд. Долго он один не сидел – пришли новые посетители. Они уже навещали его с утра, но, видимо, этого оказалось недостаточно, и они решили прийти ещё раз. Девушка с синими волосами, назвавшаяся Алес; блондинка в стильном костюмчике, представившаяся принцессой этого королевства и по совместительству боевой подругой синеволосой; черноволосый, постоянно запинающийся бледный парень в помятом костюме – Тойфель. Они говорили, что вроде как должен был быть ещё четвёртый, Фойфой, но он сегодня ведёт практические занятия в некоей «школе героев» и поэтому не может прийти от слова «никак». Альбе их слова как про школу героев, так и про Фойфоя ничего не говорили. Равно как и их искренние и местами забавные, но глуповатые попытки как-то расшевелить его воспоминания. Они просидели у Альбы до самого вечера, и разошлись только тогда, когда уже знакомая Альбе маленькая девочка с розовыми волосами, войдя в комнату, сердито замахала ручками и зашипела что-то малопонятное. Впрочем, суть была ясна: оставьте вы уже Альбу-сана в покое, раз за целый день ничего не добились! Эта девочка Альбе вообще очень импонировала. Она почему-то казалась ему в некоторой мере взрослее всех тех, кого он видел до сих пор. Не в смысле возраста: ей было лет двенадцать-тринадцать от силы; но она действовала и размышляла с трезвостью, которой явно не хватало большинству встреченных Альбе сегодня людей. Пусть даже подобная рассудительность такой милой девочки немного пугала, это всё-таки грело душу. К тому же у Альбы было странное ощущение, что с этой маленькой розововолосой девчушкой он пережил намного больше приключений, нежели со всеми остальными. Ну или почти со всеми. Откуда-то Альба знал: был ещё кто-то, более важный. Вот только никак не мог понять, кто же именно. Он пытался спросить об этом у сегодняшних его гостей, но те в ответ только как-то тушевались и невнятно отвечали что-то вроде: «Сам потом поговоришь». Наверное, сейчас стоило спросить об этом у девочки, но она, оставшись с Альбой наедине, сама начала говорить. - Альба-сан, папа говорит, что скорее всего у твоей амнезии магическое происхождение, и её можно снять только магией, - заявила она вместо приветствия. За сегодняшний день Альба уже столько наслушался про магию, что слова девочки его почему-то не удивили. Наоборот, даже успокоили. Вот оно что! Если он ничего не помнит, потому что заколдован, тогда понятно, почему все его друзья и знакомые не смогли добиться от него никакого эффекта. Вот только почему они сами до этого не додумались? - Но мой папа может применять только боевую магию, - продолжала девочка, - а я слишком слабая, поэтому не могу снять заклинание сама. Креа сейчас ищет Росс-сана, он, наверное, сможет, только тогда ему понадобится мана-мейкер. - Росс? – быстро переспросил Альба. Когда он услышал это имя, внутри вдруг что-то сжалось, шевельнулось, а потом ухнуло в бездонную дыру. Определённо, это было оно. Кто бы он ни был, этот человек значил для него многое. Больше, чем другие. Намного больше. Так почему же такой важный ему человек так и не пришёл навестить его? Девочка, которую, как Альбе сказали, звали Руки, замялась. - Росс-сан, твой… эм… друг. Напарник. Учитель. Но в первую очередь всё-таки друг, - добавила она, почему-то порозовев, что ещё сильнее укрепило догадки Альбы. - Так почему его надо искать? – он перебил Руки, сам не обратив внимания на то, как встревоженно и взволнованно звучит его голос. Девочка как-то странно посмотрела на Альбу. - Он почему-то стал часто уходить гулять в одиночестве после того, как… как Альба-сан пропал, - тихо и как-то печально ответила она. Запнувшись после слова «как», будто изначально хотела сказать что-то другое. – Он не знает, что ты здесь, но, когда узнает – обязательно придёт, - добавила она уже более уверенно и улыбнулась, глядя на Альбу снизу вверх. В дверь постучали. Видимо, скорее для проформы – не успели Руки и Альба как-то отреагировать на стук, как дверная створка приоткрылась, и в образовавшуюся щель просунулась голова паренька с растрёпанными белыми волосами, которого, как выяснил Альба, звали Креа. - Я на… - начал было он, но вдруг ойкнул и стремительно исчез в коридоре, как будто его вдруг взяли за шкирку и бесцеремонно оттащили от двери. И, судя по всему, так оно и было. Дверь открылась окончательно, обиженно заскрипев – чего, мол, дёргаете, - и в комнату быстрым шагом человека, спешащего навстречу чему-то очень важному, вошёл ещё один посетитель. Человек, при одном взгляде на которого у Альбы ёкнуло сердце, - а потом заколотилось, отбивая свой ритм, как сошедший с ума барабан во время торжественного марша. - Росс?! – выдохнул Альба. Он даже сам не заметил, как это имя сорвалось у него с губ. Ответом ему была усмешка. А потом голос, от невероятной узнаваемости которого по коже поползли мурашки, с едва заметной долей волнения произнёс: - Ну, привет, герой.