Лучше быть каракатицей

После долгих колебаний он все-таки решил не звонить первым: Джун иногда берет паузу, когда нужно взвесить все варианты, и торопить его Лео не видит смысла. Ну не разлюбит же он Айду в одно мгновение! А разлюбит ли вообще? Он так разозлился тогда… Обида наваливается с новой силой, и вскоре он понимает, что вряд ли сможет опять уснуть. Поэтому, несмотря на то что сегодня суббота, Лео встает безбожно рано. Он загружает кофеварку и идет в душ, прихватив распечатку своего последнего рисунка. Очень хочется включить растительные элементы, но они будут визуально утяжелять колонны. Пустить непрерывный фриз по всему периметру? Лео ведет пальцем по прилепленному к пластиковой стенке эскизу, оставляя темный горизонтальный след. Нет, не годится, потолок и так недостаточно высок для его идеи. А может, стилизация под пальмовые листья с фирменными ребристыми очертаниями "Кенго Кумы"? Из общей концепции не выбьется, зато сразу будет видно, кто проектировал этот зал. Лео ставит на изрядно подмокшем листе бумаги еще несколько отпечатков и выгибается, чтобы льющаяся сверху вода не колотила по макушке, а стекала по спине. Несколько секунд он пристально смотрит на эскиз, потом отлепляет его, сминает в комок и перекидывает через стенку душевой кабинки. Он моет голову, закрыв глаза, и перед внутренним взором разворачивается панорама будущего зала: приглушенные серо-зеленые тона со светлеющим вверху градиентом, колонны того же цвета, что и потолок – молоко с едва заметной оливковой дымкой, темно-серые кресла… тут фантазия дает сбой, потому что Лео категорически не видит там скучный пластик, ткань подошла бы куда лучше, но в аэропортах эргономичность превалирует над комфортом. Вздохнув, он быстро домывается. За завтраком Лео перебирает палитры, прикидывая, как будут смотреться разные вариации зеленых тонов. Окна будут выходить на юг и юго-восток, значит, можно выбрать более холодную гамму. Когда Лео уже допивает кофе, на кухню выползает Ханамия. Обычно парни спросонок выглядят мило, но этот вечно умудряется быть исключением из правил: когда Ханамия зыркает на него исподлобья, Лео невольно отодвигается вместе со стулом. В гостиной включается музыка, снова что-то с тяжелыми гитарными риффами и рваным ритмом, как будто настоятельное предупреждение для окружающего мира не лезть под руку. Лео понимает намеки, поэтому ретируется в свою комнату – он не настолько безрассуден, чтобы безоружным связываться с Ханамией, когда у того плохое настроение. Завалившись на кровать с планшетом, он рисует несколько пробных вариантов декора. Наверное, лучше утопить ребра в стенах – это облегчит уборку. Лео делает пометку обратить на это внимание заказчиков, им нравится, когда дизайнеры думают не только о внешней эстетике, но и об удобстве эксплуатации. Музыка становится громче, видимо, Ханамия снова борется с соседями методом под кодовым названием "Марс атакует". Поморщившись, Лео тянется за наушниками и запускает микс из эмбиента с облегченным драм-н-бейсом – под такое работается лучше всего. С колоннами он заходит в тупик. Хочется вписать их в композицию, но любые поперечные засечки зрительно уменьшают высоту, продольные придется чистить целую вечность, а диагональные просто не смотрятся. Лео садится по-турецки, задумчиво подпирая ладонями подбородок и гипнотизируя взглядом строптивые колонны. На краю сознания уже начинает оформляться мысль, когда в гостиной что-то валится со страшным грохотом. Лео в сердцах хлопает ладонью по одеялу, ну что ему неймется?! Он ставит планшет на зарядку и выходит в коридор, предчувствуя очередную неприятность. Теперь он понимает, что музыки уже давно не слышно. Диван опрокинут на спинку; судя по крупным стеклянным осколкам, журнальный столик приказал долго жить. Твою же мать! Как?! Для чего?! Ханамия в своей жажде разрушения переключился с себя на мебель? Лео на секунду закрывает лицо ладонями и делает глубокий вдох. Слышится шорох, потом приглушенный удар, Ханамия ругается, а потом резко замолкает, но его все еще не видно. Что вообще происходит?! Лео подходит чуть ближе. Ханамия сидит с опущенной головой, зажатый между диваном и непонятно откуда взявшимся Киеши, который закрывает ему рот ладонью. Ханамия без футболки, повязка на плече сбилась, Киеши держит его, обхватив руками и ногами, всем телом. – Буду столько раз повторять, пока не поверишь, – негромко говорит он. Ханамия дергается из его хватки и тут же вздрагивает от боли. – Я никуда не уйду. Что бы ты ни делал, я все равно никуда не уйду, Макото. Прости меня, дурак был и сразу не понял. Прости, я не хотел… – он утыкается губами во всклокоченные черные волосы и продолжает шептать, но Лео уже не разбирает слов. – Я не знал, что тебе было плохо, не подумал, прости… Ханамия ерзает, стараясь высвободиться. Киеши разжимает объятья, кладет руки ему на колени и пытается заглянуть в лицо: – Пожалуйста. Давай попробуем без игр, по-честному. Ханамия поднимает голову. – Мне надо подумать, – надломленно произносит он, рефлекторно отстраняется, натыкается больным плечом на угол дивана и вскрикивает, сразу же съеживаясь. – Хорошо. Киеши садится на корточки, накрывает его ладонь своей: – Я буду с тобой, обещаю. Даже если… – он мотает головой. – В общем, что хочешь делай, но бросить я тебя не смогу. Ты мне нужен. Ханамия снова вздрагивает, а потом медленно встает и долго смотрит на Киеши сверху вниз. Молча. О его выражении лица остается только догадываться. – Мне таблетки пить пора, – наконец говорит он. Киеши поднимается: – Позвонишь мне? Ханамия торопливо кивает. Киеши тянется к нему с явным намерением поцеловать, но вдруг замирает, заметив Лео. Ханамия тоже оборачивается. Лео вскидывает ладони в защитном жесте: – Не хотел подслушивать, ребят, но вы слишком шумели. Они синхронно поворачиваются, оглядывая комнату. – Э-э… – Киеши виновато улыбается, чешет в затылке. – Так получилось. – Ну, много любви – много борьбы, – поговоркой отвечает Лео. – Иди, мы… я это уберу, так уж и быть, но с тебя новый столик. – Да, конечно. – И выберу его я сам, – уточняет Лео. Он ничего не имеет против Киеши, но вкус у того весьма специфический, достаточно посмотреть на Ханамию, чтобы в этом убедиться. – Заметано. Развернувшись, Ханамия уходит на кухню. Лео, аккуратно обойдя осколки, провожает Киеши до двери. – Извини, что мы там все разнесли. Макото… его сложно заставить что-то сделать, если он не хочет. – Ты мне это говоришь? – смеется Лео. – Я рад, что вы помирились, – добавляет он. Киеши вздыхает, но сразу же расплывается в счастливой улыбке. – Спасибо, я тоже рад. Ну, пока? – Пока, – он закрывает дверь и идет на кухню. Ханамия взбалтывает воду в стакане, где растворяется шипучая таблетка обезболивающего, а потом выпивает залпом и поворачивается к Лео. Спокойствие стекает с его лица, уступая место злой улыбке. Он ставит стакан на стол, щелкает пальцами и проходит мимо остолбеневшего Лео. И что теперь делать? Первый порыв – позвонить Киеши, но сказать-то нечего… "Твой бойфренд нехорошо мне улыбнулся". Да уж, какая новость, ведь такое поведение совершенно не свойственно Ханамии. Лео кусает губы. Черт, Киеши выглядел таким счастливым… Но он как никто знает, чего можно ожидать от своего ебанутого сокровища, по идее, должен быть готов к любому развитию событий. Раздумывая, не попытаться ли поговорить с Ханамией, он начинает готовить обед. Нет, все-таки не стоит, помочь тут вряд ли получится, а вот усугубить ситуацию – запросто. С губ срывается невеселый смешок: тут бы со своими проблемами разобраться, куда ему еще советы давать! Лео ежится, когда по спине пробегает неприятный холодок, и мысленно возвращается к проекту аэропорта. Он представляет, что когда-нибудь станет главным архитектором и сам будет разрабатывать концепцию какого-нибудь спортивного комплекса или отеля, но до этого ему предстоит пройти долгий путь. После "арки Джуна" шеф отдает ему предпочтение перед куда более опытными сотрудниками, и этим надо успеть воспользоваться: он не сможет почивать на лаврах одного удачного проекта, надо закреплять успех. Пассеруя сельдерей вместе с остальными овощами, он смотрит, как темнеют листья, оставляя более светлые прожилки, и наконец-то та почти пришедшая ему в голову мысль оформляется в полноценную идею: что, если на колоннах сделать не прорези, а тонкие темные полосы? Лео улыбается простоте решения, щелкает пальцами, на секунду пугается тому, что повторил жест Ханамии, но тут же выкидывает это из головы. Отставив сковородку, он буквально бежит к планшету и сразу же начинает рисовать. Недоделанный салат остывает на кухне, о еде Лео не вспоминает до позднего вечера. На следующее утро они снова пересекаются на кухне, но теперь Ханамия двигается легко, с тонких губ не сходит улыбка, глаза горят – он весь наполнен лихорадочным предвкушением, и Лео мысленно желает Киеши стойкости. Обычно такие душевные подъемы не предвещают для окружающих ничего хорошего. Завтракает Лео перед ноутом в промежутках, которые уходят на рендеринг: стены он практически закончил, но работы предстоит еще много. Хотя, если поднапрячься и взять шаблонные текстуры, скорее всего, к понедельнику он успеет доделать весь зал. Для промежуточного представления сгодится, а потом он засядет за разработку деталей. Отличный план, все равно больше нечем заняться. Сердце екает, но Лео говорит себе, что так даже лучше – никто не будет мешать ему сосредоточиться. Оправдание жалкое, конечно, зато работа кипит. В начале пятого звонит телефон. Первые два дня Лео кидался к нему с первой ноты рингтона, но сейчас он так поглощен моделированием, что не сразу слышит звонок, а увидев на дисплее имя, не может заставить себя ответить. Джун. Проект забыт, все забыто, остается только страх. Лео так и сидит с телефоном в руках, пока тот не замолкает. Все это время он притворялся, что почти не переживает. Джуну просто нужно подумать и принять свой новый статус, ничего особенного, ну, стал геем, с кем не бывает? Но на самом деле он паникует. Когда экран снова вспыхивает, Лео делает глубокий вдох и берет трубку. – Привет. – Лео? – зачем-то уточняет Джун. Волнуется? Это хорошо или плохо? – Привет. Э-э… как ты? – По уши в работе. Но ты не отвлекаешь! – поспешно добавляет он. – Я могу отложить, не горит. Хочешь встретиться? – Да, нам надо поговорить. У Лео падает сердце. Он сам столько раз произносил эти слова… С другой стороны, им действительно нужно наконец-то сесть и спокойно обсудить все то, что задвигалось на самые дальние полки. Он собирает все силы, чтобы голос звучал ровно, хотя сердце колотится едва ли не в горле: – У тебя или у меня? – У тебя Ханамия, не хочу, чтобы он нас слышал. – Кажется, он ушел. – Лео слышал, как захлопнулась входная дверь, но на всякий случай выходит в коридор и стучится в соседнюю комнату. Там тихо. – Хорошо. Тогда я подъеду где-то через час? – Подъезжай, – напряженно говорит Лео, стискивая зубы, чтобы не спросить: "Ты меня бросаешь?" Джун прощается, кладет трубку, и Лео отшвыривает телефон на кровать, а сам садится прямо на пол, пряча лицо в ладонях. Один или восемь*. ------------------ * Японский аналог поговорки "Пан или пропал".