***
Домой мы вернулись за полночь спустя пять дней пути. Селение крепко спало, убаюканное принесенным из соседней страны мелким дождиком. У ворот нас радостно встретили дежурные и передали начальственное заверение в том, что оно подождет без немедленного доклада и велит явиться не позже полудня. Радостно переглянувшись, мы бросились каждый в сторону своего дома. После событий предыдущего месяца я начала воспринимать Траву с какой–то особой нежностью — это был мой дом, здесь начиналось мое путешествие. Здесь не было никаких загадок и мистических событий, только сверчки пели в предрассветной тьме, и травы нашептывали какие–то известные им одним истории. Достав из подсумка потертый ключ, я распахнула дверь в домик Карин и прошла в прихожую. Все казалось таким чужим и в тоже время болезненно знакомым. Разувшись и сняв с себя верхнюю одежду, я зажгла щелчком пальцев свечу и подошла к зеркалу, висевшему в единственной комнате. Оттуда на меня смотрела незнакомка. Не было ни той внешности, с которой я прожила последние тридцать пять лет, ни того запуганного ребенка из сказки Андерсона, который всматривался в зеркальную глубину еще несколько месяцев назад. На смену им обеим пришла неприятно взрослая для своего возраста девочка–женщина с туго заплетенными волосами, обманчиво расслабленной стойкой, циничной ухмылкой и цепким взглядом хищницы. Две мои личности каким–то образом смешались и выдали именно такой результат. Не взрослая, но и не ребенок, не ведьма, но и не шиноби. Я пугала саму себя. С трудом оторвавшись от зеркала, я быстро умылась и легла спать. Разбудил меня стук в дверь. — Ну и долго ты еще планируешь дрыхнуть, заучка? Отвратительно бодрые с утра братья ввалились ко мне в дом и без приглашения уселись за обеденный стол. Я же напоминала скорее поднятого на скорую руку мертвеца, чем тот опасный образ, что привиделся мне ночью в зеркале. С утра отражение показывало мне растрепанные космы, бледную рожу и крошечные красные глазки. Отшатнувшись от зеркала и покосившись на довольных жизнью братьев, я уныло побрела в ванную. Умывание холодной водой взбодрило меня настолько, что я задалась вопросом, а что, собственно, мои дорогие коллеги делают у меня дома в такую рань? — Мальчики, неужели вы успели соскучиться без меня? — озвучила я свой вопрос. — Ага, ни спать, ни жрать, ни даже срать без тебя не можем. Кстати, мама передала тебе онигири с тунцом и порцию грибного супа с тофу. — Ваша мама просто чудо, — я окончательно расчувствовалась и решила заварить чайник на троих. Позавтракав под бдительным присмотром братьев, я допила вторую кружку чая и почувствовала себя полноценным членом общества. Главное сейчас — это не вспоминать о произошедшем. Не вспоминать и не думать, иначе отступившая было истерика вернется, чтобы взять реванш. — Ты готова к предварительному докладу по поводу миссии? — неожиданно спросил Акио. Я покачала головой, а потом пожала плечами. Эта небольшая разминка должна была символизировать примерно следующее: «Я не готова, но что делать?». Выбора у нас не было, начальство не придет в восторг от заявлений о тонкой душевной организации своих подчиненных. В нашей забытой всеми богами деревне на такие вещи просто нет времени. Работа есть работа, мы все знали, на что подписывались. Учитель в том числе. Увидев, как меня перекосило от мыслей о Мидори, братья побросали кружки и, не дав вырваться, потащили к старосте на ковер. Чем раньше, тем лучше… — Итак, я правильно понимаю, что слухи оказались верны? — начал с места в карьер глава деревни. — Два лучших оперативника погибли, защищаясь от взбесившегося джинчуурики, а вторая команда скончалась от рук Орочимару, но вы со своей задачей справились и раскрыты не были? Мы скромно покивали. — Прекрасно, а теперь расскажите все и как можно подробнее. Мы рассказали, на полный доклад ушло несколько часов, и пока он шёл, знакомые и незнакомые шиноби входили в кабинет и выходили из него. Казалось, здание превратилось в муравейник — мне было не по себе от творившейся вокруг кипучей деятельности. Впрочем, к рассказу братьев и Киноко имело смысл прислушаться, особенно к последней его части. Я так и не решилась заговорить с ними о том, что произошло на арене и после нее. Хотелось забыть о произошедшем как можно быстрее. Но нестройный рассказ команды позволил взглянуть на происходящее отстраненно, словно это вовсе не я билась в истерике над растерзанным телом своего учителя. — Гендзюцу, использованное на арене, было рассчитано в первую очередь на эффект неожиданности. Я же была готова к возможной атаке и успела вовремя подавить иллюзию, но решила не подавать виду и продолжить скрытное наблюдение. Начальство согласно кивнуло, пристроившийся у полок с ведомостями шиноби средних лет и вовсе заулыбался. Киноко не обратила на него внимания и продолжила свой рассказ. — Вскоре рядом с нами закипел бой, я сочла свои долгом разбудить Юкио и Акио, а потом проследовать на место встречи с Карин. Ее там не оказалось, но братья заметили ее перемещающейся на восток. Мы немедленно отправились вслед за ней, но опоздали — оперативники уже были мертвы, а сама Карин находилась в состоянии нервного потрясения и сыпала угрозами в адрес наследника клана Нара. — Как невежливо с твоей стороны, Карин–чан, — усмехнулся староста, но глаза его источали ледяное равнодушие. — Прошу прощения, — скромно потупившись, извинилась я. К моему облегчению начальство все же сделало скидку на возраст, и в полноценную головомойку обсуждение миссии не перешло. Тем более, что моя истерика никак не повлияла на ее положительный исход. Мы еще немного поотвечали на различные вопросы, пока довольный староста не велел нам расходиться. — Как же все в итоге удачно сложилось для нашего селения, молодые люди, — заявил он напоследок. — Сама того не ведая, Суна вручила нам отличный козырь в руки, и теперь новый Казекаге будет у нас в долгу. А учитывая, что этим Казекаге станет никто иной, как сам убийца, то стребовать в ответ мы сможем очень многое. — Убийца? Вы имеете в виду, что джинчуурики станет Казекаге? — я так сильно изумилась, что задала вопросы прежде, чем поняла, что этого делать не стоило. Киноко лишь кисло на меня посмотрела. — Естественно, дитя мое. В Суне как нигде процветает преемственная передача титула, все шиноби из правящей семьи владеют особыми способностями, связанными с управлением или трансформацией песка, и по праву считаются сильнейшими в селении. Конечно, если младший сын Расы так и останется совершенно неуправляемым, то его место займет старший, но все предрекают назначение Гаары на эту должность не позднее, чем через два года. Теперь мы вчетвером глупо уставились на старосту, пытаясь переварить высказанную им мысль. Первой очнулась Киноко и вытолкала нас за дверь. — Я думаю, что нам стоит отпраздновать нашу последнюю миссию, — объявила она, когда мы оказались на улице. Честно говоря, я думала, что меня все–таки не примут в АНБУ, тем более, что тема эта странным образом не поднялась во время доклада, но этим мечтам не суждено было сбыться. — Догадываюсь о чем ты думаешь, Карин, но, увы, тебе нужно будет вечером явиться в корпус АНБУ и приступить к своим обязанностям. Думаю, что тебе не нужно рассказывать как туда пройти? Я помотала головой. Расположение корпуса давно не было для меня секретом — я часто следила за тем, как учитель сначала идет туда, а потом бесследно исчезает. Здание корпуса было полностью защищено от любопытных глаз, ушей и носов с помощью печатей. Вычислить его среди общего потока было делом техники. — Ты не рада? — А должна быть? Не уверена, что мне можно говорить с вами обо всем этом, но я ведь не записывалась в АНБУ. У меня и выбора-то не было. Мы благополучно уселись в дальний угол того самого заведения, где я впервые встретилась со своей командой. Киноко все–таки мастер театральности! А вот братья лишь переглядывались друг с другом и жалобно смотрели на меня. — Но ведь АНБУ — это лучшие из лучших, а ты… — Далеко не лучшая, — согласилась я. — Но я — многообещающий сенсор, и моим талантам решено было найти применение именно в этой сфере. — Сочувствую, — ледяным тоном сообщила мне Киноко. Она потягивала сливовое вино и не выглядела довольной. Я прекрасно могла ее понять — нет ничего хорошего в том, чтобы снова разбивать команду. Сколько раз им еще придется брать к себе эдакого кукушонка и вкладывать в него все силы, чтобы плоды их труда пожинали другие люди. — Вы у меня самая первая, сама особенная команда, — тихо начала я. — Поверьте, я вас никогда не забуду, и всегда буду молиться за вас. Поэтому прошу только одного: берегите каждый самого себя и все вместе — друг друга. Я вижу, что не пройдет и двух лет, как вы найдете себе недостающего члена команды, который останется с вами на долгие годы. — Только не твои дурацкие предсказания! Нет, нет и нет, я отказываюсь проводить свой вечер, обсуждая этот бред! — возмутилась Киноко. — А если я вам расскажу, что вы выйдете замуж через три года? — Нет! — За богатого торговца? — Нет! Что? Постой… Мы с братьями дружно расхохотались.***
Счастливые часов не наблюдают, и мы засиделись почти до самого вечера. Я прощалась со своей теперь уже бывшей командой с тяжелым сердцем. Случайные люди стали для меня больше, чем ступенькой на пути к саморазвитию. Я прекрасно могла понять Саске, который с таким трудом принимал решение покинуть Коноху — его команда успела стать для него семьей, и он снова должен ее потерять, на этот раз по собственной инициативе. Впрочем, от судьбы не уйдешь — я знала, что встречусь с Саске, когда приду в селение Орочимару. От таверны до штаба АНБУ путь был неблизким, и я позволила себе идти неспешно, присматриваясь к окружающему миру. На фоне благополучной Конохи моя «малая родина» выглядела убого, но одно радовало — в воздухе не витал слабый душок грязных тайн и покрывающей их тьмы. Не было здесь и ощутимого привкуса тлена. Наоборот — пахло прелыми листьями, травами и завлекающими в лес грибами. По улицам носились дети, бегали куры, и потрепанные жизнью мужчины раскуривали трубки на крыльце у своих домов и лавок. Словно вовсе и не шиноби здесь жили, а вполне обычные люди. Если в мире что–то изменится, то Конохе придется несладко, а вот этим людям — им все равно. Даже перспектива новой мировой войны их не пугает и не интересует. Штаб АНБУ представлял собой небольшое, видавшее виды здание с одиноким шиноби, читающим газету на крыльце. В зубах у него торчала неизменная трубка. Ну просто фермер, решивший отдохнуть после тяжелой работы в поле! Вот только у «фермера», несмотря на солидный возраст, была чакра уровня вполне приличного джонина, и он беззлобно рассмеялся себе под нос, когда мы начали сканировать чакросистемы друг друга. Пожилой сенсор поприветствовал меня и кивнул в сторону входа. В пояснениях как добраться до подземного штаба я не нуждалась. Мидори — этот гений педагогики, не раз показывал мне принцип работы с входами в подобные тайные убежища, и при желании я могла найти любой или почти любой тайник даже в непроходимой чаще. АНБУ и вовсе скрывались не ото всех, а лишь от чрезмерно любопытных зевак. Спустившись на глубину по удивительно сухим и пахнущим книжной пылью коридорам, я столкнулась лицом к лицу с человеком в маске со схематически нарисованным грибом поганистого вида. — Привет, — раздалось из–под маски. — Я — Паутинник, ты идешь со мной. Не дожидаясь ответа, Паутинник увлек меня вглубь комплекса. Мои способности сенсора внутри были бесполезны — от стен прямо–таки разило местной магией печатей, которые блокировали использование чакры. Ради интереса я прищелкнула пальцами, надеясь вызвать искру, но лишь привлекла внимание моего сопровождающего. — Что ты делаешь? — недовольно спросил он. — Ничего, просто… — Здесь нельзя использовать ниндзюцу и гендзюцу вплоть до техник А–ранга, штаб окружен внешним барьером, а в каждую стену встроены печати. Я согласно кивнула, стараясь не раздражаться от надменности, проскользнувшей в его тоне. Паутинник мне уже не нравился. — Мы пришли. Не утруждая себе следованием правилам этикета, мой спутник развернулся и ушел прочь по коридору. Я неуверенно постучала в дверь, перед которой меня оставили, как какого–то котенка. — Карин? Входи, дорогая, входи! — раздался из–за двери приятный женский голос. Тяжело вздохнув, я распахнула дверь и оказалась в небольшом, но вполне уютном кабинете с письменным столом и полками, ломившимися от папок с документацией. Неужели здесь именно так хранят секретную информацию? Сомневаюсь. Без лишних слов дама, представившаяся Фиалкой, ввела меня в курс дела. Каждому новичку из АНБУ требовалось заполнить несколько специальных бумаг о неразглашении, заполнить анкету, которую подшивают к личному делу, пройти медосмотр, потом получить целый набор печатей о неразглашении на тело, а потом уже идти выбирать маску. Каждому новичку для наилучшей адаптации и, конечно же, слежки приставляют по своеобразному товарищу. Меня поручили Подснежнику — красивой даже под маской и в нелепой форме девушке с молочно–белой кожей, изящной фигурой и длинными иссиня–черными волосами. Интересно, что ее побудило уйти на службу в спецподразделение? Заставили, или же у нее личные причины? Я с любопытством косилась на нее, пока Подснежник не вздохнула и не щелкнула коротко остриженным ногтем по своей маске, привлекая мое внимание. — Ты готова идти или хочешь заполнить анкету прямо сейчас? — Если можно, то я бы хотела сначала заполнить свою анкету. И, если это вас не затруднит, мне хотелось бы посмотреть в свое личное дело на предмет ошибок, — потупив глаза, я изобразила смущение. Цветочные дамы, кажется, удивились, но Фиалка без лишних вопросов протянула мне вожделенное личное дело. Стараясь не выдавать свое волнение, я подрагивающими пальцами погрузилась в чтение биографии Карин. Карин Узумаки. Рассеявшийся по миру великий клан из Деревни, Скрытой в Водовороте — вот и последний символ из моих гаданий обрел свое значение! Я жадно вчиталась в сухие факты, пытаясь представить за ними историю маленькой несчастной сироты. Карин родилась в семье беженцев из уничтоженного Водоворота, чистокровные Узумаки прятались от всего мира в маленькой деревне на границе со Страной Земли, но война не пощадила и ее. В возрасте пяти лет Карин пробудила свои сенсорные способности и осталась единственной выжившей после того, как ее деревню сожгли и уничтожили вражеские шиноби. Внизу давали ссылку на отчет о той самой операции, который мне уже не терпелось прочитать. Скитавшуюся по лесам сироту нашли шиноби Травы и забрали в свою деревню, где Карин дали кров, еду и образование. Бесплатным этот сыр сложно было назвать, но я не могла обвинить руководство селения в том, что они коварно используют несчастную сироту. Мир шиноби жесток, но по его меркам с Карин обошлись достойно. Ей, да и мне тоже, следовало проявить благодарность по отношению к этим людям. Дочитав дело и заполнив анкету, я с улыбкой передала бумаги Фиалке и преданно уставилась на Подснежник. Девушка, кажется, фыркнула, но повела меня по дальнейшему маршруту. На медицинском крыле были отражающие печати, здесь можно было пользоваться чакрой, а это означало, что и мои способности действовали. Я прикрыла глаза и прислушалась к Подснежнику, но она щелкнула меня по носу и погрозила пальцем. — Слышала когда–нибудь, что бывает с чрезмерно любопытными людьми, Карин? Им отрубают уши и носы. — Но я же все равно узнаю, — лукаво улыбнулась я, но спорить не стала. В действительности же на Подснежнике мне не дали сосредоточиться медики, которые незаметно подкрались и бросились в атаку. Когда я прошла полную диспансеризацию и узнала, что вполне здорова и пригодна к службе в рядах АНБУ, а так же еще раз послушала про прелести кеккей генкая Узумаки, нас с Подснежником вышвырнули из логова эскулапов. Интересно, откуда у местных такие глубокие познания касательно клана Карин? — Сейчас тебе поставят печати. Не волнуйся, это почти не больно и строго обязательно для всех. Получишь печать и сможешь увидеть мое лицо! — в голосе Подснежника звучало неприкрытое ехидство.***
Печально повздыхав, я толкнула дверь и оказалась в мастерской художника. Вокруг были разбросаны кисти, карандаши и бумага, а так же заготовки к печатям. Я взяла один листок и, приглядевшись, узнала руку, которая начертала барьер, которым пользовалась Киноко. — Нравится? — раздался позади меня старческий голос. — Минималистично, академично, очень аккуратно, рассчитано на тех, кто совсем не разбирается в предмете. У вас определенно есть свой стиль, — не подумав, сболтнула я. Обернувшись, я увидела глубокого старика — короткие седые волосы аккуратно подстрижены на военный манер, глаза чайного цвета смотрят прямо на меня. Да ему лет восемьдесят! — Я так жалею, что мне не дали воспитать тебя, Карин, — тихо сказал он, забирая у меня листок. — Наш клан славился своими мастерами печатей, мало кто может похвастаться достаточным объемом чакры, чтобы активировать многое из того, что придумали наши умельцы. Это нас и погубило. — Вы тоже Узумаки. — Семьдесят лет назад влюбился в местную красавицу, с тех пор так и живу здесь. Это мой дом. — Сколько же вам лет? — ужаснулась я. — Много, Карин. Так много, что уже никого не осталось из тех, кого бы я знал и любил. Так же будет и с тобой, моя дорогая. Помни об этом, когда захочешь отдать свое сердечко какому–нибудь красавцу. Особенно шиноби, они ведь обычно так мало живут! Я оторопело смотрела на мастера печатей. Словно древний дух он возвышался среди вороха бумаг и писчих принадлежностей. Глашатай неумолимого течения времени и пророк смерти, которая забрала у него всех близких. Не война, а старость и болезни сделали этого человека воплощением древнего ужаса. В глазах его мне виделись черные дыры, ведущие в бездну пустоты и отчаяния. Я моргнула, и видение послушно отступило. Старик снова стал совершенно обычным человеком. — Но ты ведь не для того, чтобы поболтать со стариком Момиджи пришла сюда, а чтобы я поставил тебе необходимые печати. Проходи–ка вон туда! — он указал в дальний угол. — Видишь кресло, садись в него и жди. Нанесение печатей было ужасным, изматывающим процессом. Несколько раз я думала, что потеряю сознание от невыносимой боли и дискомфорта. Меня клеймили как скот, словно животное, предназначенное на убой! Страшные символы пускали корни в чакросистеме, отравляя и контролируя меня. «Молчи!» и «Не смей!» эхом отдавались у меня в голове, во рту явственно чувствовался вкус крови. А потом все прекратилось. Я поняла, что плачу, а старик Момиджи гладит меня по волосам. — Ничего, и это пройдет, — успокаивающе бормотал он. — И разве ты не Узумаки, чтобы потом не снять с себя эти оковы? Я скривила рот в подобие улыбки и кивнула. Не знаю, смогу ли я стать достойной того, чтобы носить клановое имя, но я буду не я, если не сниму эту «сбрую», едва покину службу в АНБУ. А, может, и гораздо раньше! В дверь постучалась обеспокоенная Подснежник. Увидев мое перекошенное и заплаканное лицо, она поспешила увести меня от мастера печатей в ближайшую туалетную комнату. — Это ужасно, но это необходимо. По крайней мере, нам не ставят ничего, что выходило бы за пределы здравого смысла. Лучше быть молчаливым, чем мертвым. Или стать игрушкой в чьих–то руках! Подснежник стянула с себя маску и посмотрела на меня серебристыми глазами без зрачков — это был знаменитый бьякуган. — Ты — Хьюга! — поразилась я. — Ага! Мой папаша совершенно не умел держать свой… в штанах, а кеккей генкай передается, как видишь, вне зависимости от чистоты крови второго родителя, — выплюнула девушка. — Меня, кстати, зовут Бьякко. — Как тигра! — я засмеялась. — Но почему ты не пошла в Коноху, тебя бы приняли… ой. — Вот именно, что ой! Ты ведь еще маленькая, не знаешь, какие слухи ходят про издевательства над младшей ветвью. А стать игрушкой для какого–нибудь чистопородного мудака и сдохнуть в корчах, если ему надоест меня насиловать? Спасибо, но я лучше здесь поживу, благо, недостатка в мудаках не испытываю. Я захихикала. Ну и лексикон у девицы! Бьякко внешне была похожа на сказочную принцессу, но ругалась и вела себя как портовый грузчик. Впрочем, это придавало ей особый шарм — никто не смог бы предположить, что это очаровательное создание начнет изрыгать из себя потоки брани, едва открыв рот. — Надеюсь, мы станем друзьями, — я протянула ей руку, которую она немедленно пожала. Рука у нее была мягкая, значит, она использует фирменное тайдзюцу своего клана. Это было немудрено — Хьюга не делали из него секрета из своего стиля, зная, что пользоваться им может только обладатель кланового додзюцу. Сколько таких озлобленных полукровок бродило по свету на самом деле? — Ладно, Карин, пойдем уже припишем тебе маску и новое имя, а потом сядем где–нибудь. Не знаю как ты, но я мечтаю только о том, чтобы залить горе. Целую неделю хуярила на миссии как проклятая, а эти дебилы просрали нашу цель прямо на границе. Между делом, она нацепила на себя маску и потащила меня куда–то вглубь штаба. Я чувствовала, что начинаю уставать от бесконечных блужданий по одинаковым коридорам, но понимала, что осталось потерпеть еще чуть–чуть. — Добро пожаловать. Мы без стука зашли в большую комнату, где уныло топталось несколько человек. Судя по их помятому виду, ребятки только что вернулись с миссии и пытались всучить отчет недовольному начальству. Увидев нас, начальство в лице щуплого мужичка чиновничьего вида очень обрадовалось и достало из глубин письменного стола чистую маску. — А вот и наша новенькая! — преувеличенно радостно возопил он. — Проходи, Карин, сейчас ты должна выбрать маску и свое новое имя. Это очень важный шаг для каждого шиноби, который решил связать… Дальше мы не прислушивались. Расстроенные коллеги вывалились из кабинета, чтобы занять стратегическую позицию под дверью, а у Бьякко и под маской были видны остекленевший взгляд и вялые движение дремлющего на ходу человека. Наконец, начальство завершило свой монолог и задало вопрос: — Итак, какое имя ты хочешь взять, Карин? У нас есть на выбор… — Я хочу стать Маком, — твердо сказала я. Мужик и Бьякко удивленно переглянулись. — Что же, это имя тебе действительно подходит, Мак. Ты, наверное, долго думала над ним? — снисходительно спросил меня начальник. Я покачала головой. — Так звали меня учитель и Шиба, я хочу проявить уважение и стать Маком в память о них. Улыбка сползла с лица мужчины, он резко помрачнел, но возражать не стал. Видимо, потеря двух оперативников была и для него ударом. — Возьму эту маску в руки, Мак, и назови свое имя! — торжественно сказал он, протянув мне пустую маску. — Мак, — сказала я, глядя в пустые глазницы на белоснежном лице. Словно в ответ на мой зов, на фарфоре появились ростки, которые на глазах вытягивались, наливались бутоны и, спустя несколько мгновений, расцвели огненно–красными цветами. Маска изображала мак. — Мы, пожалуй, пойдем, — Бьякко подтолкнула меня в спину и повела прочь из кабинета. — До свидания, — успела вымолвить я, прежде, чем дверь закрылась. — Ну, все, с формальностями покончено, пойдем на свежий воздух! Ненавижу штаб! Я не стала спорить, тем более что подземные коридоры и правда действовали мне на нервы. День получился очень тяжелым. По пути мы заскочили в раздевалку, где Бьякко переоделась в платье и расчесала свои длинные темные волосы. — Это, кстати, твой шкафчик, — ткнула она пальцем в пустующий шкафчик с распахнутой дверцей. — Завтра возьмешь ключ от него и несколько смен формы АНБУ. Налюбовавшись на свое отражение, моя новая наставница и соглядатай по совместительству повела нас к выходу. — Тебе придется еще долго водить меня под ручку по этому лабиринту, — мрачно констатировала я. — Не переживай! Все так мучились, поймаешь любого за руку, и он тебя доведет до нужного кабинета, а со временем привыкнешь. — Ну, Паутинник был не очень–то расположен помогать мне, — проворчала я. — Он у нас известное мудило, не забивай голову! Второго такого упыря во всем селении не найти, да и в остальном он многим составит конкуренцию. Мой тебе совет — не лезь к нему. Он… опасен. — После нашего знакомство желания общаться с ним у меня не прибавилось, не беспокойся. — Вот и умница! Мы наконец–то выбрались из штаба и первое, что сделала Бьякко на выходе — это применила технику перевоплощения на себя. Теперь ее глаза приобрели обычный серый цвет, с ними она на Хьюгу хоть и походила, но вопросы задавать ей никто не стал бы. — Когда постоянно носишь Хенге, лучше не перебарщивать, — ответила она на невысказанный мной вопрос. — Иначе концентрация спадет, или важные детали забудутся. Ммм, какой! Смутившийся от столь пристального внимания юноша едва не скатился в овраг. Бьякко же отвела взгляд, продолжая пошло улыбаться. Видимо, слухи о том, что бьякуган способен видеть сквозь стены, верны. И не только стены.