Почувствуешь в воздухе Нездешние отзвуки, Увидишь сквозь морок лжи Судьбы миражи. Где руки сплетаются, Где губы прощаются, И в синий рассветный лед Нас небо зовет.
Скьор посмеялся над великодушием Кодлака, когда девица появилась первый раз. А теперь Скьор смеется, громко, надрываясь, над Вилкасом. Скьор немного пьян, но он может себе это позволить. Он напоминает Вилкасу о его поражении. Но не напрямую, нет, конечно же, это же Скьор. Он говорит загадочными фразочками и делает вид, что никто, кроме него и Вилкаса, этих самых фраз не понимает. Потому что Скьор – пьян, а Вилкас – поддается на провокации. Именно поэтому Скьор не может удержаться и не снести какую-нибудь уж очень “блаженную” фразочку. А все потому, что Скьор – пьян, в дрова пьян и ему***
Вилкас хочет отбить себе память или же просто стать таким, как брат. Чтобы не задумываться ни о чем и тихо, с блаженным ощущением, что абсолютно все идет как надо, выполнять то, что потребуется. Вилкас никогда не был дураком. Он с детства умел критически мыслить. Он умел мыслить за двоих, а Фаркас – за двоих драться. В последние недели две, с тех пор, как девица переступила порог Йоррваскра, у Вилкаса нарастает чувство неправильности происходящего. Он ведет себя, как обычно, делает то, что от него ждут и что он ожидает от себя – но едкий червячок неудовлетворенности и тревоги продолжает грызть его душу. И вот сейчас особенно. - Что ж, а почему бы и нет? Я думаю, она достаточно сильна, чтобы вступить в Круг, - Эйла соглашается с предложением Скьора, да никто и не сомневался. “Самые лучшие женщины…” Эйла была младше Скьора и появилась ровно после того, как к Соратникам присоединился он сам. Именно он притащил диковатую девчонку в Йоррваскр, когда им с братом было лет по пятнадцать. Да и Эйла была не младше. Скьор сказал, что он поручится за нее. Что ж, он поручился. Вырастил свирепую охотницу, которая в свои двадцать, вместе с братьями уже была в Кругу. Вилкас признает и совершенно не отрицает, что когда-то к Эйле он относился совершенно не по-дружески. А сама Эйла видела идеал только в Скьоре, который ей в отцы годился. Но она была хорошим другом и отлично прикрывала спину. Этого Вилкасу хватало. А потом пришло их время. Она обратилась первой и после этого со Скьором проводила еще больше времени. Сначала это был просто интерес к одному делу, который обернулся вполне ожидаемо. - Кодлак, ты поручился за нее, и я думаю, что неспроста, - слепой на один глаз, старый оборотень, да что ж тебе на месте-то не сидится? Кодлак над его словами все же задумывается, и тут Вилкас понимает, что его мнение уже никто спрашивать не станет. - Я тоже думал над этим, - выдает Кодлак. – Фаркас, ты пойдешь с ней и посмотришь, на что она способна. Здоровяк улыбается и кивает, а Вилкас чуть ли не волком воет от этого. Кровь не одобряет. “Фаркас? Да он издевается. Нашел, кого послать”. - Отлично, тогда передайте девчонке, как вернется, что я ее искал.***
Дороги забытые, Дороги разбитые Ложатся под звук копыт, И сердце спешит. И ветры попутные Не связаны путами, И утро не станет ждать, Нельзя опоздать.
- Будь аккуратнее, - Вилкас хлопает брата по плечу, при этом смотря на заявившуюся девицу. Издалека – почти незаметно, из-под ресниц. Ресницы у него длинные, темные, а глаза яркие, зрачки суженные, черные, окруженные тонкой светло-серой каймой. - Да брось ты, - Фаркас довольно беспечен. Не то, чтобы Вилкас переживал за целостность брата, нет, тут немного другое. Как бы эта девица ему чего… - Ты, главное, не приложи ее головой об стенку, Вилкас, - Эйла хмыкает, когда Фаркас с новичком скрываются за дверями. Тогда он ее изрядно напугал, что сам удивился. Эйлу? Напугать? Ему тогда было двадцать два… или три, Вилкас уже не помнит. Помнит только, как на задании из-за чего-то взбесился и взял главаря этих скотов за грудки и хорошенько приложил головой того к серой стене, что та в итоге окрасилась в грязно-бурый. Взгляд Эйлы он тоже помнит. Напуганные зеленые глаза, приоткрытые губы… Ему было двадцать один, он вспомнил, кровь вервольфа хорошенько вдарила в голову. А еще он вспомнил то, что стоило бы забыть. Но ни он, ни Эйла об этом не жалеют. Она ничего против не имела, а Вилкас свалил это на недавнее обращение. Но после всего Эйла почему-то постоянно напоминает ему, когда тот злится, чтобы он был немного аккуратнее со стенками и головами. Хотя, хорошо было бы и девицу треснуть, тряхнуть как следует – так, чтобы глаза закатились, и со всей душой стукнуть белобрысой по стенке. - Да успокойся ты, не такая она и плохая.***
Девица удивляется, когда при входе в Йоррваскр ее встречает Вилкас и говорит идти за ним, а Фаркас одобряюще кивает. Она удивляется, что Фаркас говорит о ней так, словно это не она попала в ловушку и чуть не угодила в могилу, следом утащив его за собой. - Что ж, тогда Круг принял решение и теперь ты, девочка, одна из нас.Ты вышел из голода, Из вечного холода, Из горной железной тьмы, Из древней тюрьмы... Из сумрака севера Соцветием клевера Последней весны росток Вплетется в венок. У века каждого, На зверя страшного Найдется свой однажды волкодав.