Сборник фемслэшных драбблов по Гарри Поттеру

      Новый замок был пуст, угрюм и одинок без учеников. Даже привидения, и те попрятались где-то. В коридоре было промозгло, но Пенелопа Пуффендуй, полная решимости, направлялась вперёд, освещаемая дрожащем пламенем факелов на стене...       Низкие свинцовые тучи висели над Англией уже которую неделю, что даже заставило Кандиду пожалеть об идее с потолком в большом зале. Впрочем, она никогда не признавала своих ошибок на публике... Она доверялась только Пенелопе, да и то редко..       В тот день Пенни, как ласково называла Кандида подругу (ласково? Скорее, насмешливо...), стояла у окна в тёмной спальне когтевранки и, погружённая в свои не очень-то веселые мысли, не заметила, как Кандида приблизилась, легко обвила рукам талию пуффендуйки и прижалась к её спине своей обнажённой грудью... - Что-то случилось? - легонько усмехнулась тогда брюнетка, и шею её подруги обожгло горячим дыханием. Кандида постоянно усмехалась, а Пенелопа ненавидела эту дурацкую привычку... и обожала, как каждую мелочь, делающую когтевранку такой... особенной, такой любимой. - Что тебя гложет?       Что? Уже давно Пенелопа подготовила красивую, убедительную речь о том, насколько всё неправильно, о том, что они не должны больше видеться после заката... Но когда Кандида улыбалась, все слова становились жалкими и абсолютно ненужными, ведь Пенелопа не представляла себе иной жизни в такие минуты. Для пуффендуйки солнце всходило лишь тогда, когда подруга дарила ей хотя бы просто взгляд, одну лишь улыбку, единственное как бы случайное прикосновение тонкой кисти с изящными пальцами. Пенни очень любила целовать эти нежные руки, медленно снимая с нежных пальчиков тяжёлые перстни, покрывая поцелуями каждый миллиметр нежной кожи... А Кандида просто закрывала глаза и наслаждалась. Она привыкла брать от жизни всё, в том числе и чужую любовь. Любовь Пенелопы, кажущуюся счастливой, но на самом деле безответную и поистине несчастную...       По коридору пронёсся легкий ветерок. Пламя факелов дёрнулось, подол платья Пенелопы взметнулся, нежная кожа груди, приподнятой корсетом, покрылась мурашками... Ещё пару поворотов, и дверь в спальню подруги окажется совсем рядом. Пенелопа прекрасно знала, что будет потом.       Кандида усмехнётся и поцелует наивную пуффендуйку. Поцелует страстно и властно, как и всегда. У Пенелопы не останется ничего своего, вся она целиком будет принадлежать этой дерзкой когтевранке. А та будет изучать своим языком каждый миллиметр губ и рта блондинки, развяжет шёлковый шнур на корсете и будет сжимать до боли пышную грудь подруги, оставляя синяки. А Пенелопа отдастся своей любви со всепоглощающем чувством, жаждой. Жаждой непонятно чего, быть может, именно этих грубых движений, настойчивых прикосновений, жаждой быть во власти Кандиды, отвечать робко на её страсть и, пожалуй, даже слишком громко стонать, ощущая тепло её молодого тела.       Кандида Когтевран не любила дарить удовольствие, она привыкла получать его сама. Она кривила свои алые губы в довольной ухмылке, когда Пенни, не выдержав, бросала подругу на кровать, расшнуровывала корсет и начинала ласкать небольшие груди, а затем целовать нежную тонкую аристократически-бледную шею. Пенелопа прекрасно знала, что нравится любовнице. Все их встречи были заранее продуманы обеими сторонами, но Пенелопа всё же не отчаивалась найти хоть какую-нибудь романтику в этой бессмысленной любви... даже и не любви...       Оставался последний коридор. Пуффендуйка задела рукавом железные доспехи у стены, и они как-то тоскливо загрохотали. Но девушке было всё равно. Мыслями она была уже на ложе подруги, тяжело дыша, выхватывая из помутившегося сознания обрывки воспоминаний: губы, глаза, рука Кандиды, больно вцепившаяся в светлые волосы любовницы. В своём воображении Пенелопа уже ласкала усмехавшуюся брюнетку везде, абсолютно везде и, задирая и срывая юбки, припадала губами к заветной плоти.       Пенелопа всегда шептала слова любви, с исступлённой нежностью выдыхала имя подруги, когда сладкое удовольствие выворачивало её наизнанку и заполняло собой каждую клеточку молодого тела... А Кандида обычно просто зажмуривалась, тяжело хватала ртом воздух и кричала: "О да!". Пенелопа никогда не слышала от подруги тех самый пресловутых слов, да ей это и не сильно надо было в такие моменты. Пуффендуйка просто наслаждалась тем, что дышала одним воздухом с Кандидой, тем, что губы той так близко, так неприлично близко. И профессор Когтевран всегда позволяла подруге целовать их. Да, именно позволяла. Но Пенелопа никогда и не строила иллюзий...       Дверь из массивного чёрного дуба предстала перед Пенелопой, как мрачное напоминание. Пуффендуйку охватило привычное волнение, но она, немного помедлив, всё же постучалась четыре раза. Это был их условный знак, и то, что его придумали они вдвоём, с Кандидой, иногда согревало душу Пенни тоскливыми холодными вечерами...       Дверь отворила Кандида, умопомрачительная, как всегда. Чёрные волосы, рассыпавшиеся по плеча; алые губы, растянувшиеся в насмешливой улыбке. Отворила дверь и сразу же увлекла оробевшую подругу в страстный поцелуй, расшнуровывая корсет той, до боли сжимая большие груди...       И ничего не изменилось. И не изменится. Ведь Кандида Когтевран не любит дарить удовольствие, она привыкла получать его сама.