Конфетти

1. - Ты опоздал, - Дима сидел в первом ряду, закинув ногу на ногу, и наблюдал за Максом, только что появившемся на сцене. - Извините, - выдохнул младший Соколовский, без малейшего сожаления в голосе. - Обещаю подумать над твоим предложением, - тонко улыбнулся Дима, подперев кулаком голову. – Если найдешь убедительные аргументы, вестимо. - Свидание? – Макс выгнул бровь и посмотрел прямо ему в глаза. - Утром в воскресенье? – парировал Бикбаев. - Вечером в субботу. С продолжением, - шикарно улыбнулся Макс. - Один-ноль, - склонил голову Дима, признавая собственное поражение в этой короткой пикировке. – Тем не менее, надеюсь, что на собственную премьеру ты не опоздаешь. Это, как минимум, неуважение, и прежде всего к тем, кто, как и ты, трудился над постановкой. Потому твоя личная жизнь МЕНЯ не волнует ровно до того момента, покуда она не начинает мешать работе. Снова чуть ироничный изгиб брови. Очень владовская мимика. Дима почувствовал, что воздуха определенно начинает не хватать. Если Макс сейчас совсем по-владовски прикроет глаза – старшего представителя семейства Бикбаевых понесет. - То есть сейчас мои отношения работе мешают? – улыбка с лица исчезла. Губы чуть поджались. Гнев? - Пока еще нет, - покачал головой Бикбаев, поднимаясь с облюбованного кресла. – Потому я тебя и предупреждаю. Несколько шагов, неспешных, вкрадчиво-мягких, и он остановился напротив, обеими руками опираясь о край сцены. Спускаться вниз Макс не стал. Скрестил на груди руки, точно защищаясь, и замер, глядя сверху вниз. Дима улыбнулся. Ну-ну… отличная поза. Для попытки оправдаться. - Даже мой отец не пытается контролировать меня до ТАКОЙ степени, - Макс пытался говорить легко, иронизируя. Вот только едва заметно подрагивающий голос с головой выдавал гнев. Да, мальчик… учиться, учиться и еще раз учиться. Ты прекрасный актер, но чувства тебя подводят. - Пока ты здесь, пока работаешь со мной, ты не принадлежишь ни себе, ни ему, ни тому человеку, из чьей постели ты сегодня выбрался. Ты – мой. И послушай доброго совета, смирись с этим, – Дима отвернулся и медленно принялся спускаться обратно в зал. Выдох за спиной был… тихим. Хо-ро-шо! Умница. Я считаю до пяти. Не могу до десяти. Раз… Два… Три… Четыре… Пять… Начинай, скорей, решать! Дима остановился и обернулся назад. – Ты идешь? - А если нет? Теперь Макс стоял, сунув руки в карманы джинсов. Прямо стоял, ровно, и его состояние выдавали только нервно закушенные губы. Припухшие, с тонкой красной каймой по краю, вызывающе-розовые губы. - Я протягиваю руку только один раз, Максим, – Дима скопировал его жест, отзеркалил, стоя в проходе между рядами в темном зрительном зале. – Время, когда за кем-то бегал я, давно прошло. Теперь бегают за мной. Я могу помочь тебе. И пока что я хочу этого. Но бегать по кругу и тратить время на бессмысленные пустые разговоры – не собираюсь. Выбор за тобой. Либо ты мой, либо свободен. Макс силился что-то сказать в ответ. Давился словами, но молчал. И видно было по глазам: ненавидел, и ненавидел с той же яростью, с которой совсем недавно еще восхищался. А потом вдруг улыбнулся, дерзко, вызывающе, как когда-то улыбался ОН. - Я твой или ничей? – бровь взлетела, и улыбка стала какой-то однобокой, искажая неуловимо-красивое лицо голубоглазого мальчишки, и сердце пропустило удар. И хорошо, что темнота зала скрывает мгновенную бледность, затопившую его лицо. Дима медленно отвернулся и неспешно зашагал к выходу. Да, Максим все понимает очень верно. - Моими либо бывают, либо нет, Максим. Третьего не дано. – Раз… два… три… четыре… пять… Начинаю уставать. Мягкий звук. Не то падение, не то прыжок… Вот как? Не стал тянуть и спускаться по ступенькам? Спрыгнул? Дурачок… Быстрые шаги, отчетливо, ох как отчетливо слышно, как он прихрамывает. Поспешил, мальчишка. Но так даже к лучшему. Не сбежит. Теперь – нет. - Зачем это вам? – нагоняет быстро, идет рядом, едва заметно покусывает нижнюю губу. Не то нервничает, не то больно. А на шее в полумраке на золотистой коже багровеет след поцелуя. Дима на миг зажмурился, усилием подавив ставшее вдруг таким нетерпимо-острым желание накрыть этот след губами. Максим – ЕГО кровь. Но не ОН. - Ты… удивительно несерьезен, Макс. Просто поразительно несерьезен. При твоем таланте ты должен, нет, просто обязан пахать. На одном только таланте не выедешь. Нужно работать, каждый миг, каждую секунду. Только так ты будешь развиваться, расти над собой, – Дима остановился у порога, повернулся к замершему Максу, взирающему на него как кролик на удава, и вдруг, повинуясь какому-то внутреннему порыву, взял его лицо в ладони, и пристально посмотрел в глаза. – В студии Чусовой я видел именно такого парня. Целеустремленного, отчаянного, трудягу, готового на все. Ты выкладывался на двести, на триста процентов. И я поверил тебе. Я не верю тебе сейчас. Ты зависаешь, ты думаешь о чем угодно, только не о роли. Заставь меня снова поверить тебе. Заставь меня плакать с тобой, смеяться с тобой, ненавидеть, любить! Заставь, Максим… Макс трудно вздохнул, и взгляд его поплыл, пытаясь уцепиться хоть за какую-то деталь, хоть за что-то, чтоб вновь обрести фокус. На короткий миг он подался вперед, но одернул сам себя и резко отстранился, сжимая и разжимая кулаки. - Куда мы? – в лицо Диме он больше не смотрел. Взгляд уперся в носки кроссовок. - В студию к одному моему знакомому, который возьмется за твой голос. Господи, имея такой шикарный голосину так бездарно его запустить… 2. Мир с трудом разлепил ресницы, окинул мутным взглядом погруженную в полумрак комнату. Пару раз сморгнул и до него наконец дошло, что его разбудило. Разрывающийся на тумбочке телефон. Мир простонал и потянулся к нему, попутно косясь на часы. Два часа дня… ничего себе прилег отдохнуть! Сон как рукой сняло, и трубка словно сама прыгнула в руку. Взгляд на дисплей, и по телу разлилась теплая волна. Непонятная, почти испугавшая его. - Да? - Я тебя разбудил? – голос Соколовского-старшего если и был виноватым, то Мир этого не заметил. - Э-э-э… Мне все равно надо было просыпаться, - вопреки своим же словам, Мир снова откинулся на подушку и закрыл глаза. В конце концов, утром Макс разбудил его слишком рано и вообще у него выходной. - Тогда извиняться не буду. У тебя есть планы на сегодняшний день? Мир фыркнул: - Хотите пригласить меня на свидание? - Что-то вроде, - смутить Соколовского не удалось. – Хочу обсудить детали и дать тебе кое-что послушать. Борис согласился на изменения, но со сроками у нас по-прежнему проблемы. Я понимаю, что сам дал тебе выходной, но… Танцевать не заставлю. Мир покусал губы. Отдохнуть хотелось. Выспаться, просто побыть дома, в конце концов. Но… отец все равно в театре, а он сам… - Куда мне подъехать? - Ко мне домой. Если ты, конечно, не против. Мир помимо воли улыбнулся: - Не против. - Хорошо. Тогда я тебя жду, - в трубке облегченно выдохнули и по ушам ударили гудки. Мир вернул телефон на тумбочку и прислушался к тишине дома. Один… Он перевернулся, наткнулся взглядом на майку Макса, висящую на стуле, и улыбнулся. Если закрыть глаза… То можно представить себе, что Макс здесь. Ходит где-то по дому, мурлыкая что-то себе под нос. Смотрит телевизор, пьет кофе, матерится на кошку… Живет. Просто живет здесь. Рядом. С ним. Что вот сейчас он посмотрит на часы, проворчит что-то на тему «сколько можно дрыхнуть» и пойдет будить его, Мира. Приоткроет дверь, переступит порог, подойдет к кровати, присядет на краешек и, склонившись к нему, Миру, коснется губами губ и тихо шепнет: «Пора вставать, соня». Мир улыбнулся, а потом мотнул головой и скатился с кровати. Бред какой… Мечты романтичной соплюшки, начитавшейся женских романов о счастливой семейной жизни. Пофыркивая от недовольства собой любимым, Мир лениво принял душ, привел себя в порядок, обработал ступни, помянув Веру недобрым словом, и, чувствуя себя готовым к героическому подвигу в виде приготовления и поглощения обеда, именуемого завтраком, спустился на кухню. Потер пальцем засохшее пятно от кофе на белоснежной мраморной столешнице, смахнул попутно с нее пепел и сунул нос в холодильник. Мда… Стоило маме уехать, как отец перешел на питание в режиме «кофе и сигареты – ваши лучшие друзья». А как еще назвать полное отсутствие в вышеозначенном холодильнике еды (банку маринованных огурцов Мир едой не считал) и призрака повесившейся мыши? Значит, придется либо где-то перекусывать по дороге, либо смотреть жалобными и голодными глазами на Всеволода свет Андреевича, надеясь, что тот вспомнит о своей далекой юности и кулинарных экспериментах. Он ему даже поможет. Честно-честно. Мир со вздохом закрыл холодильник и включил чайник. Черт с ним, завтраком, но хоть чай-то он попить сможет? С сахаром-рафинадом вприкуску и румяными, хрустящими сушками. Раньше… В детстве он очень любил такие вот посиделки с родителями. Когда отключался телевизор, они все собирались за столом под красным абажуром и, попивая чай и хрустя сушками, рассказывали друг другом о том, как прошел их день. Хорошо, тепло, уютно… Отец улыбался, мама мягко его ругала за то, что опять много курит, а Мир смотрел на них и счастливо жмурился. Теперь… все так изменилось. Мама на съемках, папа в театре, а он сам пьет чай в одиночку, собираясь в гости к человеку, которого его отец любит всю жизнь и которого он сам ненавидел до скрипа зубов. Ненавидел, мечтая отомстить, наказать. За сломанную жизнь отца и спрятанную совместную фотографию, с которой все и началось для Мира. …Он нашел ее случайно. В книгах. Сейчас он даже и не вспомнит, что искал тогда. Вот только нашел нечто совсем другое. Прямоугольник фотобумаги, уже начавшей желтеть по краям. С ИХ изображением. Молодых, светящихся от счастья, влюбленных друг в друга до одури. Случайная фотография, чуть смазанная по краям. Но тем ценнее она была. У Мира до сих пор замирало сердце, когда он вспоминал ее. ИХ взгляды, ИХ улыбки, ИХ переплетенные пальцы. Только друг для друга. Господи, как же они любили… Странно, но шока Мир от этой находки не испытал. Только горечь. Таким счастливым он отца никогда не видел. А так хотелось… И Мир начал искать, метаться, пытаясь что-то узнать о его прошлом. Дедушка с бабушкой рассказывали о личной жизни сына неохотно, к маме соваться с этим вопросом Мир не рискнул, оставался только Интернет. А там его ждали целые архивы фотографий, видео, интервью. Он потратил несколько месяцев на изучение и, складывая с тем, что знал, собрал жизнь отца, как мозаику. По его книгам, его тоскливым, ищущим взглядам. Собрал и возненавидел Всеволода Соколовского. Вот только как же слаба оказалась его ненависть, если рассыпалась прахом под двойным взглядом голубых глаз. Всего лишь жизнь. Столкнула и развела. Мир кинул взгляд в уже пустую чашку, на опустошенный пакетик из-под сушек и встал. Сполоснул посуду и вышел из кухни. Пора… До дома Макса дорога неблизкая, а ему еще надо такси вызвать и собраться самому. Влад от нетерпения покусывал губы. Он звонил Миру полтора часа назад и даже выставил из дома Дашку, чтобы не мешала, вот только самого Мира все не было. А ему так хотелось показать, рассказать. Идея нового сюжета сводила с ума, выносила мозг и просто не давала спать. Но впервые за долгое, очень долгое время Влад чувствовал себя живым. Он поднял свои старые записи, все, что когда-либо писал, прослушал и понял, что вот оно. Все то, что он так долго искал. Все это время оно было рядом, нужно было только протянуть руку. Все, там было действительно ВСЕ. А та мелодия, та музыка, которую он написал в тот день, когда расстался с Димой… Как жаль, Господи, как жаль, что Макс не танцует! Впервые в жизни Влад действительно жалел об этом. В ЭТОЙ постановке именно он был бы идеален. Мотнув головой, чтобы выбросить из нее эти мысли, Влад уже потянулся к телефону, чтобы узнать, все ли с Миром в порядке, как в дверь позвонили. Влад тут же забыл о телефоне и полетел открывать. На пороге стоял Мир и застенчиво улыбался. - Проходи, - Влад посторонился, давая ему пройти, закрыл за ним дверь и молча повел за собой. 3. …Мир очнулся, когда солнце уже давно закатилось, и на улице начало темнеть. Он словно вынырнул на поверхность из глубины. Из глубины музыки, слов, образов, которые рисовал голосом перед ним Соколовский. Рисовал и спрашивал, спрашивал, спрашивал его о жизни отца. Миру казалось, что столько, сколько сегодня, он не говорил никогда. Но оно того стоило. Потому что глаза Влада, так похожие на глаза его Макса, к концу дня начали сиять. Мягко, тепло. И было так хорошо, как рядом с отцом. Хотелось свернуться клубочком на его коленях и тихо мурлыкать, млея под ласковой ладонью. Бред-то какой… - Ты устал… - огонек, горевший в глазах Влада, немного угас. – Извини, ребенок, я совсем забыл о времени. Мир слабо улыбнулся: - Все нормально. Я сам забыл обо всем. С вами… - он немного поколебался, а потом все-таки закончил, - интересно. - Я рад это слышать, - Влад лукаво улыбнулся и встал, распрямляя затекшие мышцы. – Давай, я покормлю тебя ужином и отвезу домой. Вряд ли Дима изменился настолько, чтобы в отсутствии женщины в доме, у него в холодильнике водилась еда. Мир тихо рассмеялся, вспомнив свои дневные метания перед этим самым холодильником. Влад тоже улыбнулся и отвел взгляд, чувствуя, как колет сердце от этих мельчайших «не изменений». Свидетельств того, что, не смотря ни на что, это все равно Димка, все тот же Димка, хоть и повзрослевший. ЕГО Димка. А с Миром… С ним было легко и сложно. Влад принял его, как сына и видел, что и глаза Мира теплятся ему в ответ. Вот только Влад не мог до конца понять его. Словно тот прятался. За маской, образом, улыбками. Только рядом с Максом… Там, в театре, когда к потолку неслись их взаимные признания, а Влад тихо корчился от боли за занавеской, Мир был настоящим. Открытым, сильным, яростным. Там, а еще в танце, в котором он горел, пылал, жил. Как Дима на своей сцене. - Всеволод Андреевич? – Мир мягко дотронулся до него, заглядывая в глаза, и Влад понял, что выпал из реальности. – Что-то не так? - Нет, все нормально, - Влад тряхнул волосами и, вытянув Мира из кресла, повел его за собой на кухню, запрещая себе вспоминать и думать. …А спустя почти два часа Мир стоял на крыльце дома Соколовских и с тоской смотрел на пустующее место на подъездной дорожке. Оказывается, он уже привык видеть там джип Макса. - Ты готов? – за спиной появился Влад, и Мир, улыбнувшись, кивнул и сбежал по ступенькам вниз. Они ехали молча. В салоне что-то тихо мурлыкала музыка, Влад думал о чем-то своем, стискивая руль напряженными пальцами, и Мир отвернулся к окну. Кажется, умение «уютно молчать» - фамильная черта Соколовских. Чему Мир сейчас был даже рад: за сегодняшний день Всеволод выжал из него все, что мог. Все эмоции, мысли и чувства. И сейчас Мир чувствовал себя уставшим и пустым. Только когда они уже подъехали к дому, Влад словно «ожил». Притормозил, стараясь не смотреть на освещенные окна (отец уже вернулся?) и развернулся к Миру: - Я заберу тебя завтра. Я не стал бы тебя тревожить еще и по этому поводу, но мне нужно твое мнение. В конце концов, эту роль играть тебе. Мир согласно кивнул: - Я понимаю. - Тогда до завтра? – Влад мягко улыбнулся и потрепал его по волосам. - До завтра, - Мир открыто улыбнулся и, кивнув, вышел из машины. Дошел до крыльца, махнул рукой и исчез за дверью. А Влад еще долго сидел в машине с выключенными фарами и смотрел, смотрел на освещенные окна, прислушиваясь к отчаянно стонущему сердцу. ********* Усталость почти физически давила на плечи, но спать не хотелось. Это просто невероятно. Всё слишком невероятно. И этого невероятного слишком много, чтоб вот так запросто переварить. Макс докурил сигарету и щелчком отправил её в урну. Он ожидал чего угодно, только не этого. Отец познакомился с Дмитрием, когда ему самому было пятнадцать, а Бикбаеву – восемнадцать. И несмотря на то, что младшим был Влад, именно он в этой странной и красивой парочке верховодил. Именно его капризы исполнялись. Слава свалилась на него слишком рано. Но главным было не это. Главным было то, что Дмитрий был рядом с ним. Видео, видео… тонны роликов, заботливо рассованных на просторах «всемирной паутины», концертные записи, встречи с фанатками, музыка, песни. ТОГДА отец был совершенно другим. Удивительно привлекательным и обаятельным мальчишкой. Солнце, так его называли. Солнечный мальчик. Макс походил на него чем-то. До боли похожими были только глаза. Ярко-голубого, небесного цвета. И улыбка. Только форма губ была совсем чуточку другой. …Они были одним целым два с половиной года. Соколовский и Бикбаев. Бикбаев и Соколовский. Группа «Бис». Первый тур, первые концерты, признаны лучшей группой года, интервью, эфиры. Они вместе везде и только слепой не увидит искр, что мечутся между ними, пробегают всякий раз, когда они смотрят друг на друга, когда точно ненароком друг друга касаются… Макс сварил себе кофе и вернулся к ноуту. Вот он, тот концерт, где отец впервые исполнил «Ночной неон». Это было вскоре после последнего их с Дмитрием концерта как коллег по группе. И совсем скоро запестрели заголовками издания: группы «Бис» больше нет. Влад улыбается, говорит, что всё будет у них хорошо, сольные карьеры, ведь для Димы важен театр и его «Дориан Грей», но они друзья и никогда надолго серьёзно не ссорились! Отцу здесь столько же, сколько ему. Уже почти девятнадцать. А значит… …Как непохожи песни, которые они поют. Отец, его «Неон» и «Засыпай», которую Дима теперь пел один. Иногда. Если принимал приглашения выступить. …Нет, здесь они ещё рядом. Между ними нет напряжения. Это чувствуется, когда они восходят на сцену, чтоб поздравить продюсера с днём рождения. Звучат первые аккорды, и Дима изумлённо смотрит на Влада. Тот только пожимает плечами, и они поют. Поют песню, которая переворачивает душу. «Пустоту». Они улыбаются, когда заканчивается песня, когда их голоса растворяются в аплодисментах, но когда на вечеринке в клубе к Владу подходит Даша и что-то шепчет ему на ухо – вот оно. Лицо перечеркнула шокированная кривая улыбка. И на всех последующих видео Влад уже один. Совсем один. И его глаза – пусты. Только когда его поздравляют с рождением сына и спрашивают, как он его назовёт – отвечает с мягкой тихой улыбкой – Максим. Максим Всеволодович Соколовский. …А Дима исчез. Точно растворился на просторах необъятной родины. Или в дебрях Интернета. Его нет. Зачах сайт. Некоторое время ещё паниковали поклонницы по поводу его внезапного необъяснимого исчезновения. Его последнее выступление. Он спел «Живой цветок», принял в подарок огромный букет белых роз, сел в своё авто и утонул в шуме города, с расколотой надвое душой. А годом позже свет увидел первый роман Дмитрия Берга «Монпансье»… Уже давно перевалило за полночь, когда он докурил последнюю сигарету и, поставив на повтор «Пустоту», рухнул на постель. Он устал. Не только физически, но и морально. Не каждый день осознаёшь вот так вот, окончательно, глубоко и до конца, что своим появлением на свет разрушил жизнь двоим людям, сделав ее такой пустой. 4. - Мне кажется, мы нашли, что нам нужно, - этими словами Влад встретил Мира у его дома. – Вернее, это мне дали наводку, и сейчас мы с тобой ее проверим. Привет. - Здравствуйте, - Мир улыбнулся, садясь в машину. - Проблем с отцом не было? – напряженно спросил Влад, трогая машину с места. - Нет, он весь в своей постановке, - Миру не удалось скрыть печаль вперемешку с облегчением. Влад закусил губу, и все внимание обратил на дорогу. Немного помолчал, а потом вдруг выдохнул: - А Макс сегодня не ночевал дома. Сказал, что поедет на дачу. - Вот как… - деревянным голосом протянул Мир и отвернулся. Внутри огненной лавой разливалась ревность, а слишком буйное воображение мгновенно нарисовало пару пикантных картинок с участием Макса и Веры. - Мир? – пользуясь тем, что на светофоре горел красный, Влад коснулся до его плеча, уже жалея, что вообще сказал об этом. – Мир, что-то не так? - Нет, все в порядке, - Мир заставил себя улыбнуться. Влад нахмурился, но руку убрал. Помолчал, а потом произнес: - Знаешь… В детстве он вообще не плакал. Хотел казаться сильным и взрослым… Когда его везли в больницу после аварии, он только тихо стонал, но ни одной слезы не пролилось. Но в тот день… Мир, он плакал у меня на руках. О тебе плакал. Он замолчал, и Мир зажмурился, чувствуя, что еще немного – и он сам разревется самым позорным образом. Дурак… - Тогда, получается, я ему не доверяю? Но разве может любовь быть без доверия? – он повернулся к Владу. - Мир… Если однажды он позовет тебя куда-то, но не скажет куда и зачем. Просто протянет руку и скажет: «Пойдем со мной», ты пойдешь? - Конечно, - Мир даже раздумывать не стал. - Почему? - Потому что… - Мир замер, а потом на грани слышимости выдохнул: - Я ему доверяю… - Вот видишь, - Влад тонко улыбнулся. – Пойми, без ревности любви тоже не бывает. Даже если ты доверяешь ему полностью, сердцу не прикажешь. А отсутствие ревности – признак безразличия. - Вы… - Мир поколебался, но все-таки спросил. – Вы ревновали моего отца? - Да, очень сильно, - отозвался Влад. - Он всегда вызывал безумный интерес у представителей обоих полов. Это… нервировало. Мне всегда казалось, что когда-нибудь он найдет кого-нибудь лучше и интереснее меня. Кого-то взрослее. - Он не нашел, - выдохнул Мир и снова отвернулся. Как он понимал его страх. Он сам запрещал себе даже думать об этом, но… Мелкий. И пусть разница между ними всего ничего, он все равно – мелкий. - Хватит грустить, ребенок, - Влад дернул его за прядку волос, упавшую на лицо, и заправил ее за ухо. – Мы приехали. …Это даже нельзя было назвать школой. Так, кружок при деревенском Доме культуры прошлого века. Обветшалые стены, тусклые зеркала и дышащий на ладан музыкальный центр. Первой мыслью Влада было то, что он ошибся адресом или над ним просто подшутили. Но когда взгляд упал на танцующих, он только восхищенно вздохнул. Здесь танцевали почти «дворовые» танцы, но танцевали так слажено, четко и красиво, что Влад невольно засмотрелся. А потом… - Кажется, я понял, за кем мы приехали, - голос Мира, стоящего рядом, звенел. – Ведь я прав, мы приехали за ним? Влад смог только кивнуть, не спуская глаз с… него самого двадцатилетней давности. Голубые глаза, кудряшки, ямочки, даже ободок-пружинка. Высокий, хорошо развитый… Сердце тоскливо сжалось и забилось где-то в горле, когда танец закончился, и незнакомый парень тряхнул длинными волосами и кому-то улыбнулся. Как так может быть? КАК?! Как незнакомый парнишка может походить на него сильнее, чем его собственный сын?! - Всеволод Андреевич? – в глазах Мира, возникшего вдруг перед ним, стояла настоящая тревога. - Все… хорошо… - Влад чудовищным усилием воли взял себя в руки. - Не ходите туда, - Мир сжал его ледяные пальцы. – Я сам. Подождите здесь, - и, не успел Влад возразить, как он исчез, растворился в толпе. А Влад только прислонился к стене, чувствуя, как начинают дрожать ноги. Глаза сами собой нашли этого паренька, и дыхание оборвалось. Рядом с ним уже стоял Мир. И в неровном свете зала Влад вдруг увидел себя и Диму. Молодых, наивных, влюбленных. И Дима также улыбался, а он сам также беззастенчиво смотрел на него, как на чудо. Восхищенно, бездумно любуясь. Не в силах вынести этого зрелища, Влад прикрыл глаза, пытаясь взять под контроль собственное сердце. Ведь именно этого он и хотел. За этим и приехал сюда, притащив Мира. - Всеволод Андреевич, я привел его, - голос Мира рядом заставил его открыть глаза. - Это Александр, Саша. Влад послушно перевел взгляд на стоящего рядом с ним парня и выдохнул почти с облегчением. Не копия. Похож, сильно похож, но вблизи далеко не близнец. Красивее. Интересней. Более четкие скулы, глаза темнее и ярче, почти одного роста с Миром и явно еще растет. - Здравствуй, Саша, - Влад протянул ему руку. - Здравствуйте, - Саша нерешительно улыбнулся и пожал его пальцы. Крепко пожал, сильно. - Мир, наверное, уже успел тебе рассказать, зачем мы здесь? - Мир? Да, немного, - Саша покосился на Мира. - Если ты свободен, я предлагаю прокатиться с нами до ближайшей кафешки и поговорить обо всем подробно. - А он, - опять взгляд в сторону Мира. – Он тоже с нами поедет? Влад нахмурился, посмотрел на Мира и тот, качнув головой: «я сейчас», отошел. Вытянул телефон, набрал номер и долго слушал гудки, ковыряя носком легких летних туфель пол. Потом набрал номер еще раз и еще, но на той стороне не отзывались, и Мир вернулся к ним, пряча лицо за длинной челкой. На вопросительный взгляд Влада пожал плечами: - Мы договаривались встретиться, но он, наверное, занят сейчас. Так что если вы возьмете меня с собой, я буду рад поболтать, - он улыбнулся, и Владу показалось, что в комнате стало светлее от ответной улыбки Саши. Сердце тут же взвыло, но Влад велел ему заткнуться. 5. Чай с медом и наперсток коньяка мелкими глоточками, согревая связки. Часы распевок, терпеливое: «не так, здесь связки должны быть открыты, а ты поешь закрытым голосом, потому и кажется будто фальшивишь. Еще раз». И еще раз. И еще, пока не замыкает что-то, пока не начинаешь почти орать. Дмитрий подходит, становится за спиной, обнимает за плечи и, странное дело, истерика отступает, отпускает туго скрученная внутри пружина. - Курите, молодой человек? – Артем, знакомый Дмитрия, смотрел на него до тех пор, пока он не кивнул. – Удивительно, как при этом вы дышите правильно. Спортом занимались? - Нет. Программа реабилитации после тяжелой аварии. Правильное дыхание облегчает боль. Артем кивнул, потом вдруг улыбнулся. - Дима, а почему бы нам не попробовать прогнать его по старым песням? Если поймем, что он потянет, будет проще настраивать. Они и прогнали. Начиная с простенькой отечественной и зарубежной попсы, заканчивая партиями из мюзиклов и современной же оперы. После «Чикаго», «Кошек», «Призрака оперы», «Ромео и Джульетты», «Юноны и Авось», после бесчисленных «зубров» и не очень Макс тяжело дышал и выглядел так, будто на нем пахали как минимум. Но когда Дмитрий сунул ему в руки очередной стаканчик с крепким сладким чаем с лимоном, не выдержал: - Памперсы тут у вас не полагаются? – вчера он еще молчал как партизан, на распевке, на дыхательных упражнениях. И даже когда Бикбаев замирал за спиной, вынуждая стоять идеально прямо, лишь бы только не коснуться его ни плечами, ни, тем паче, пятой точкой. – Я не пить хочу, а есть. И в туалет. Нет, я конечно, дитя города и прогресса, но вряд ли вы оцените, если коротнет чего… Артем только головой покачал, остановил очередную композицию, а Дмитрий старательно спрятал улыбку, опустив голову пониже. Макс же, гордо вздернув подбородок, захромал в сторону выхода из студии. - Кто он тебе, Дима? - Сейчас – все, Темка. …В дверь деликатно постучали. Макс дернулся и чуть не свалился с унитаза, на котором сидел уже минут десять, опустив крышку и подобрав под себя ноги. - Ты там не уснул, часом? – в голосе Дмитрия слышалась удивительно теплая ирония, легкая, почти незаметная. Так часто говорит с ним отец, добавляя трогательное и мягкое «ребенок». - Если я усну, вы меня сумеете дотянуть домой разве что на эвакуаторе. Ну, или если позвоните моему любезному предку, и Всеволод свет Андреич, оставит свою студию и примчится на крыльях ночи за блудным отпрыском своим, - пафосно завершил свой монолог из туалетной кабинки Макс. - Ладно, выбирайся, ребенок… - Дмитрий вздохнул. Показалось или нет, что вдох был такой… судорожный, будто он заставил себя вздохнуть едва ли не силой? - Артем отказался истязать тебя сегодня дальше, да и поздно уже. Записал несколько наиболее удачных композиций. Дома послушаешь… Макс открыл дверь, но с места так и не сдвинулся. На лице Бикбаева не дрогнул ни единый мускул. Идеальный самоконтроль. Интересно, он хоть когда-нибудь из себя выходит, или этот Янус всегда такой? Всегда играет? Он же не был таким! Ночью, на даче, он рылся в сети, отыскивая старые архивные записи двадцатилетней давности. Смотрел и не верил собственным глазам. Они выглядели такими счастливыми. Да они и были счастливыми, отец и Дима. А в том, что они принадлежали друг другу, Макс не сомневался ни секунды. Это было видно, это чувствовалось в их улыбках, их взглядах, в легких, едва заметных прикосновениях. А что теперь? Пустота? - Я хочу еще одну, - Макс посмотрел на Дмитрия из-под полуопущенных ресниц и нахмурился. – Всего одну. Один раз. Можно? - Кто я такой, чтобы сказать тебе «нет»? – вымучено улыбнулся Дмитрий, подав ему руку, помогая подняться на ноги. К просьбе попробовать записать еще одну песню Артем отнесся с восторженным: «Ну трудоголики несчастные… ни себе покою, ни людям», - и снова уселся за пульт, как ни в чем ни бывало. Шел десятый час посиделок в студии. Эту мелодию Дмитрий узнал с трех нот. Узнал мгновенно, это было видно по изумлению, плеснувшему в глазах, по сжавшимся губам, по тому, как он резко выпрямился за пультом, порывисто поднялся и… замер, глядя Максу прямо в глаза. А потом вошел к нему, молча взял вторую пару наушников и встал рядом. Он не пел, не солировал, он был вторым голосом, мягким фоном, сглаживающим немного нервные переходы Макса и окончания фраз. Он был, просто был, а Максу до крика хотелось уткнуться лбом в его плечо и слышать этот восхитительный глубокий обволакивающий голос и не дышать, затаить дыхание, чтоб ни единый лишний звук не вкрался в вязь музыки. Но пел – Макс. Тянул мелодию, умирал в конце припева, чувствуя на затылке ЕГО ладонь, и понимал, со всем отчаянием, со всей горечью понимал, ЧТО потерял отец. И что обрел. Эту самую пустоту в сердце, которую даже он, Макс, не в силах заполнить своей любовью. Потому что у НИХ одна любовь. Одна на всю жизнь. Домой он вернулся далеко за полночь. Усталый, почти невменяемый. Голос слегка сел и было бы хорошо вот прямо сейчас выпить все тот же наперсток коньяка меленькими глоточками и съесть лимон, но вместо этого Макс скорчился в гостиной на диванчике, перед огромной плазмой, обняв диванную подушку, и принялся набирать смс. «Извини, Солнц, я перед тобой так виноват! Люблю тебя». Потом закрыл глаза, вслушиваясь в тишину дома. Наконец-то в тишину.