Домашние животные бывают разные...

      Звонок домофона прозвучал для обоих полной неожиданностью. Герберт, только-только успевший вчитаться в какой-то срачик (ведь, как известно, интернет-холивары прекрасно успокаивают), поспешно натянул одеяло и пугливо посмотрел в сторону коридора. Никаких гостей он не ждал.       Но, рассуждая логически, легко догадался, кого именно могло занести сюда без приглашения. Как говорится, помяни черта… Только один человек из его окружения мог прийти вот так вот, просто ставя перед фактом своего появления…       В джинсы и футболку Герберт влез за считанные мгновения. Так быстро, что зажги для проверки спичку, она бы прогорела только наполовину. Волосы были кое-как приглажены пятернёй, от тоскливого вздоха удержаться не удалось, а боли и уныния в золотистых глазах хватило бы на целый десяток Гербертов.       Решив на этом приготовления считать завершенными, парень поплёлся к упорно повизгивающему аппарату, втайне надеясь, что пока он до него дойдёт, тот замолчит. Это, конечно, повлекло бы многочасовую обиду и последующий вынос мозга по телефону, но на такие жертвы можно было пойти. Слушать-то при этом совсем не обязательно.       К сожалению, не замолчал.       Хватило первых пробившихся через помехи звуков голоса, чтобы Герберт нажал на кнопку и бросил трубку на место.       — Если я свихнусь, запомни меня таким, каким я был в душе, — попросил он воздух, открывая дверь.       Людвиг не ответил.       Но стоящая у стены коробка с постельным бельем и пледом на случай холодов слегка примялась, будто на неё уселись. Дух всё ещё дулся и предпочитал не отсвечивать, но наказывать своим полным отсутствием не собирался. Особенно перед лицом непонятной опасности…       Опасность оказалась крепкой кудрявой американкой с сильными руками, производившей эффект бомбы, разорвавшейся на детской площадке. То есть несла за собой жар, ад, дым, стоны и вопли. Отголоски последних, неслышные обычным людям, великолепно просматривались в застывших глазах Герберта. Оттеснив своего вредного отпрыска в сторону, Маргарет прямой наводкой проследовала в гостиную, окидывая её взглядом профессиональной домоправительницы.       — Грязь и развалины, — вынесла она вердикт, когда сын осмелился заглянуть в комнату, и демонстративно провела пальцем по низенькому шкафчику.       За спиной у Герберта послышалось недовольное дыхание, очень похожее на сопение. Людвиг возмутился совершенно искренне — с уборкой он помогал. В том смысле, что не мешал и поддерживал в парне бодрость духа. Да-да, те самые прикосновения были поддержкой, вовсе не поддразниванием.       — Я убирался, — пробормотал Герберт в свою защиту.       Его ожидаемо не услышали. Кудри Маргарет словно бы встопорщились сильнее обычного и разве что не встали дыбом. Сегодня она была рыжей — а цвет волос она меняла каждый месяц — и это как нельзя лучше подходило её боевому настрою. Не хватало только клетчатой юбки, бороды и волынки для полноты картины.       — Почему хлам не выкинул?       — Какой?..       — Вот этот. Весь. Я бы тебе денег подкинула, на диван с тумбой из «Икеи» хватило бы. А то и не один.       — Мне нравятся эти вещи. Они красивые.       — Это прошлый век, Герберт! Всё разваливается, — женщина ткнула пальцем буфет, задребезжавший на это стеклом, и пугливо отпрянула. А ну как на неё прямо и развалится? — Ужасно.       — Мне нравится.       — Ну-ну. Я привезла мясные пироги и черничные оладьи. Голоден?       — Я могу о себе позаботиться, мам. У меня есть еда.       — И какая же?       — Ну… я хотел сварить суп, — честно сказал Герберт, не уточняя, что никаких ингредиентов для супа у него нет и пока не предвидится.       — Суп? Знаю я твой суп.       — Куриный. Вкусный.       — Ха! Да ты половника в руках отродясь не держал, куриный. Наверняка купил чипсы. Или свою ненаглядную пиццу. Портишь себе желудок…       — Ты слишком плохого обо мне мнения, мам.       — Слишком хорошего. К тому же, я тебя знаю. И ты только посмотри на себя! — всплеснула руками Маргарет.       Герберт послушно опустил глаза вниз, разглядывая босые ноги и мешковатые штаны. На футболке в перевернутом виде радостно лыбилась какая-то мышь. Побритые ноги через ткань не просвечивали, внезапно проснувшаяся гейская натура тоже не отсвечивала.       — Не вижу ничего необычного.       — Рёбра, — если судить по тону женщины, это было преступлением против всего человечества. Людвиг начинал понимать, в кого Герберт пошёл своей драматичностью. — Ты здесь всего несколько дней, а у тебя уже торчат рёбра.       — Мам…       — И щеки ввалились! Ты совсем ничего не ешь!..       — Мам, не строй из себя бабушку, — огрызнувшись, Герберт отошёл на несколько шагов. — В голодный обморок, как видишь, не падаю.       — А ты бабушку не вспоминай! Моя мать обязательно бы со мной согласилась!       — Да? То-то ты так быстро от неё сбежала в последний раз!       — Да что ты себе позволяешь?! Весь в отца! Хватит строить из себя непонятно что. Поигрался в самодеятельность, и ладно, хватит уже. Собирай вещи, поехали домой. Эту квартиру, так и быть, можешь сдавать. Окупится на раз…       Людвиг заклокотал явственнее, снова звякнули стёкла. Маргарет удивленно посмотрела по сторонам. Привидение она, конечно, не видела, но зябко всё равно стало. Что-то такое чувствовалось вокруг, чего даже Герберту ощущать не приходилось.       Зарождающееся раздражение духа, колко прокатывающееся по коже, порождая толпы мурашек.       — Никуда я не поеду, — тихо, но твердо пробормотал парень, бессильно сжимая кулаки и, на всякий случай, делая ещё один шаг назад. С Маргарет сталось бы схватить за шкирку и увести силой. Тем более что комплекция позволяла, женщина была куда сильнее сына и, возможно, даже мужа. — Мне здесь нравится.       — Нравится ему, как заговорил. А дома, значит, не нравится?       — Именно что. — Герберт ощутил, что уперся в упруго-твёрдое. Людвиг был тут как тут, несмотря на имеющийся конфликт, и был готов поддержать. К счастью, мать точно не видела большого голого мужика. Иначе скандал бы был — любой ад раем бы показался.       — В колледж только-только поступил, а всё туда же, нравится и не нравится!       — Вот именно, мам. В колледж. Мне уже не десять и даже не пятнадцать. Ты же последний год твердила, что пора и честь знать, съехать с родительской шеи, — не без торжества напомнил Герберт. — Радовалась бы, а не нотации читала.       — А на работу ты устроился? Чем счета оплачивать собираешься? — Маргарет привычно вцепилась в самый скользкий момент отношений родителей и детей.       — Фрилансом, мама, фрилансом.       — Ха! Не верю! Это — не работа, а способ убить время! Ты сперва жопу со стула подними, а потом называй свои игрушки работой!       — Это называется прогрессом, а не игрушками!       — Жрать ты на что собираешься, прогресс?!       Сервизы в буфете мелодично зазвенели.       Герберт, полностью поглощённый родительницей, этого не заметил. Зато сделал глубокий вдох, понимая, что переругаться прямо на месте — самый плохой из вариантов.       — Так. Ладно. Напоминаю — у меня есть стипендия. И скоро мне её выплатят. На счету всё ещё лежат деньги, которых мне хватит на оплату счетов. На пару месяцев как минимум. Выкручусь.       — А потом? Пойдёшь по помойкам копаться? Соорудишь себе табличку «Конец близок»?!..       — Нет, не надо мне никаких концов! Найду работу не в компьютере, как ты и хочешь.       — А если у тебя что-то случится? Даже «скорую» будет некому вызвать! Нет, тебе нельзя жить одному, Герберт! Собирайся немедленно. — Маргарет грохнула об пол сумкой, в которой дожидались своего часа пироги и оладьи. Буфет отозвался новым звоном, более угрожающим. — А если бандиты? И потом, недвижимость — это такой соблазн для мошенников, а ты у меня доверчивый…       — Но не безмозглый. — Герберт вовсе отшатнулся в сторону, как от огня, выставляя руки в защитном жесте. Разве что в позу боевой панды не встал. — Не держи меня за идиота, ладно? Я — мужчина в конце концов, уже самостоя…       — Эт-то ещё что такое? — перебила его Маргарет, взгляд который упал на курительную трубку. Та стояла на журнальном столике рядом с табакеркой и выглядела милым предметом обихода. — Так. Берти, и как давно у тебя это?! Табак? Травка?! Ты куришь?!       — Это не моё.       — Чьё в таком случае, стесняюсь спросить?!       — Это… э… от прошлого жильца.       — Который курил её не далее, как совсем недавно?! — Она даже взяла трубку, чтобы проверить, нет ли на ней пыли. Оной не было, да и пахла она весьма выразительно для той, которой не пользовались. — Видишь?! Не прошло и нескольких дней, а ты уже опустился! Совсем опустился, даже матери врешь. Скоро начнешь водить проституток, пить алкоголь, бросишь учебу, женишься на какой-нибудь gangsta с неровным автозагаром, потом подсядешь на наркотики, станешь клянчить деньги… — по мере расписывания будущего сына Маргарет словно становилась выше ростом и внушительнее. Кудри уже стояли едва ли не дыбом, в золотистых глазах цвел праведный гнев.       — Ага, а еще обзаведусь десятком непризнанных внуков и заменю все зубы на золотые. Мам, очнись и перестань делать из меня чудовище!       — И устроишь тут оргию!       — Да с кем?! — вызверился Герберт, снова притопывая ногой. — Благодаря твоему тотальному контролю, с кем мне в песочнице играть, у меня из друзей один Джо. И тот…       — Бездельник и хамло, — отрубила Маргарет, мгновенно вцепляясь в новую тему для ругани. — Ты совершенно не умеешь выбирать себе друзей! К тому же, он наверняка обманул тебя с этой квартирой. Тут мыши? В стене спрятан труп? Этажом выше притон?!..       — Ма, это самая обычная квартира, — нахмурившись, Герберт даже скрестил на груди руки, надеясь, что так он выглядит грознее. — Нет тут ничего такого.       — Да конечно! Так не бывает, Герберт.       — А вот и бывает!       — И чем же в таком случае объясняется подобная щедрость, а?!       Буфет оглушительно хлопнул дверцами, вынуждая сделать паузу в споре.       Сразу же послышались шаги, куда более тяжелые, чем обычно были свойственны Людвигу, и Маргарет почувствовала, как все имеющиеся волосы, включая брови, встают по стойке «смирно» и очень надеются удрать подальше от квартиры. Желательно, наперегонки, и пусть даже это будет значить оставить женщину лысой.       — Есть, — отстранённо ответил Герберт, глядя на буфет и резко сбавляя тон. — Квартира… она старая.       — Мыши, — уверенно заявила Маргарет, и Людвиг страдальчески и несколько жутковато застонал. — Соседи дурные! Тараканы!       Стон плавно перетек в смех, постепенно становящийся истерическим. Не выдержав, хихикнул и Герберт, покачав головой. Семейное сходство действительно было налицо. Во всяком случае, в отголосках характеров. Да и, чего уж там, кто-то особо смелый замечал, что разрез глаз у них — тоже семейное. У Маргарет действительно были бы очень красивые глаза, не обладай она столь богатой мимикой, легко делающей из привлекательной и степенной американки с английскими корнями мегеру непонятной национальности.       — Хм? — Женщина прислушалась и разве что не повела ушами, принюхиваясь, как доберман, засёкший свою жертву. — У тебя гости? Это твой придурок Джоуи?..       — Не совсем, мам. И нет, это не мой придурок Джоуи.       — Да неужели?!       — Тебе лучше уехать.       — Ты что, родную мать выгоняешь?! — мгновенно сориентировалась Маргарет, не замечая, что сумка тишком поползла в сторону кухни. — Дожила! Родной сын!..       — Я о тебе забочусь, а не выгоняю! — выставленная наперерез слишком живому предмету нога не возымела воспитательного успеха. Герберта осторожно подвинули.       — Что, всё-таки притон? — утвердилась тем временем в своём мнении женщина. Совсем уползшей сумки она не заметила, чутко принюхиваясь к воздуху вокруг трубки. Словно надеялась уловить в крепком табаке дуновения каннабисов. — Пусть приходят! Я им вот этими руками покажу, как моему сыну жизнь портить!       — Да никто мне жизнь не портит! — Герберт осмотрительно не стал добавлять «кроме тебя», надеясь погасить новый виток скандала. — Успокойся! И нет тут никакого притона!       — Значит, это точно Джоуи! Где он?! Он прячется в ванной, ведь так?!       — Мама, стой!..       Кинувшийся вслед за Маргарет Гербрет мысленно проклял тот час, когда решил оставить родителям адрес квартиры. Сумка деловито ползла по коридору. Людвиг, конечно, легко мог бы просто перенести её на кухню, но это, видимо, казалось ему неспортивным. Приличные призраки таким не занимаются, сильно и быстро они только с полок вещи скидывают, а остальные предметы перемещаются совершенно незаметно. Так что Маргарет, выскочившая из ванной с полотенцами и трусами, едва не запнулась о собственную сумку, невинно стоящую посреди коридора.       — Странно… Она же вроде в гостиной была, — пробормотала женщина, кидая свою ношу в угол.       Людвиг, которого, конечно, никто не видел, сердито поджал губы. Такое захламление ЕГО квартиры могло стоить Маргарет дорого, очень дорого. Тем более что женщина, похоже, поставила перед собой цель перевернуть всю квартиру вверх дном. Герберт, бегающий за ней следом, мог только беспомощно наблюдать, сжимая кулаки. В самом деле, не драться же с ней?!       Зато это помогло понять одну простую вещь: его мать — куда страшнее не только озабоченного и любопытного призрака, страдающего странными провалами в памяти, но и того факта, что он, Герберт, — гей.