Домашние животные бывают разные...

      — Мы закончили, — бережно закрыв книгу, пастор посмотрел на часы. — Дочь моя, если ты не занята, я могу отвести тебя к моему знакомому прямо сейчас.       — Сперва мы должны проверить, — Маргарет чинно уселась в ближайшее кресло. На шкафу в гостиной заинтересованно зашуршало, но женщина словно не обратила на это внимание. Мало ли, что там шуршит… Может, действительно тараканы.       Пастор тяжело вздохнул, но не стал спорить, садясь на диван.       С психами, как показывала его непродолжительная, но обширная практика, лучше не спорить.       — Почему ты думаешь, что ваш сын изменился?..       — Он перестал слушаться, — пожаловалась Маргарет. — И сказал, что гей. Хотя почти год он встречался с замечательной девочкой. Я уже готовилась к свадьбе! Конечно, морально. Ну, сами знаете, продумывала список приглашённых, имена внуков…       — Молодые люди в его возрасте часто уходят из-под опеки родителей, — понимающе кивнул Джозеф. — Это нормально. Позволь ему найти свой путь. Возможно, сейчас, вырвавшись из-под твоего контроля, он ищет способы самовыражения… но это быстро придёт в норму.       — Но он катится по наклонной! — убежденно заявила женщина. — Посмотрите, там трубка и табакерка.       Пастор перевел взгляд на обозначенные предметы. Красивые, деревянные, они навевали мысли об уюте. Требовали собой старую книгу, камин и, чего уж там, немного коньяка на донышке бокала.       — На вид они выглядят слишком старыми, чтобы твой сын имел к ним какое-то отношение. К тому же, разве ты чувствуешь в комнате запах дыма? — отвлекаясь от мыслей, он выразительно огляделся. — Тут дерево. Не думаю, что заядлого курильщика было бы сложно раскрыть.       — Неважно. Они здесь лежат и действуют на психику. Он непременно попробует. Потом, конечно, травка, наркотики… В конце концов он продаст эту квартиру и начнет воровать!       — Неужели ты настолько не веришь в собственного сына?       — Он весь в отца.       — Твой муж тоже гей?       — Он тоже внушаемый слюнтяй. Если бы не я, ему бы никогда не удалось устроиться в жизни.       — Быть может, Герберту просто стоит дать шанс показать себя? — мягко спросил пастор.       — Показать себя? Ха! Он никогда не был отличником, хотя и имел все шансы. Он никогда не участвовал в олимпиадах, хотя мог бы!       — Возможно, он, подобно тебе, никогда не верил в себя?..       — Ах, перестаньте! Осмелюсь заметить, святой отец, вы — не мать. А потому вряд ли поймете, — заявила Маргарет, а на шкафу раздался звук, поразительно напоминающий шлепок от встречи ладони с лицом.       — Было бы странно, будь я матерью, — на полном серьезе ответил пастор, поднимаясь из кресла. — Идём, дочь моя. Моя работа здесь закончена, но помочь тебе самой я всё ещё обязан.       — Но мы не можем быть уверены, что он ушёл, — воспротивилась Маргарет, даже в подлокотники вцепилась.       — Кто? Герберт?       — Дух! А Герберта вы так и не убедили домой вернуться.       — Боюсь, это не в моих силах и юрисдикции. Я изгоняю бесов, а не подрабатываю частным психологом.       — Значит, мы прямо сейчас едем к вашему знакомому, — мигом передумала Маргарет, взвилась с кресла и решительно направилась к кухне.       Все ещё сидящий на стуле Герберт великолепно слышал разговор и теперь смотрел в окно. Его мать была непрошибаемой женщиной, и сейчас он размышлял, стоит ли этим гордиться, или пора посыпать голову пеплом.       — Собирайся.       — Мм-м?..       — Мы поедем к психологу.       — Поезжай. И не забудь купить билеты на пляж на обратной дороге.       — Ты поедешь сейчас с нами.       — Не имею ни малейшего желания куда-либо ехать. Да и нет нужды.       — Тебе сломали психику, Берти, — преувеличенно мягко проворковала Маргарет, подходя к сыну. — Это нормально, что ты все отрицаешь. Дай мне ключи. Если ты не хочешь идти к психологу, я приведу его к тебе.       — Иди к черту, мам, — ответил тот, не двигаясь с места. — Пока что психику ломаешь мне ты.       Маргарет растерялась. Бывало, Герберт повышал тон, задыхался или заходился в слезах, всякий раз вызывая в материнских чувствах нотку то ли брезгливости, то ли сострадания к самой себе: какого же слюнтяя я вырастила, весь в папеньку. Но ещё никогда он не смотрел в окно, спокойным тоном говоря такие гадости, которые нормальный сын сказать не может.       — Да как ты с матерью…       Задохнувшись от возмущения, женщина прожгла парня взглядом и развернулась на каблуках, выходя вон.       Дверь квартиры грохотнула.       Джозеф, едва не получивший по носу, кивнул вышедшему в прихожую Герберту, и вышел куда как тише. Парень остался один, бессильно привалившись к стене. Чувство облегчения мешалось со стыдом и каким-то тупым удивлением. Впервые в жизни Маргарет ушла без боя, оставив в стороне театральщину с попытками закинуть сына на плечо и не использовав своего любимого конька на тему «Вот умру, и будешь плакать».       Значит, стоило всего лишь спокойно её отшить?..       На столь легкую победу Герберт и не рассчитывал, а потому теперь совершенно не знал, что же именно с ней делать. Не оставляло чувство незавершенности, какой-то странной оскорбленности. Словно впервые в жизни он рискнул выкатить на поле боя огромную армию, а враг, превосходящий по численности и вооружению, подумал и подло выбросил белый флаг, капитулируя.       Тяжело вздохнув, Герберт, принимая тот факт, что он совершенно не понимает логику собственной матери, щелкнул дверным замком и, для надежности, проехался собачкой.       — Я ужасный сын? — задумчиво спросил он чуть позже у пустоты, когда уже завалился на диван в гостиной и прикрыл глаза сгибом локтя. Конечно, сначала просто полежал — молча — но потом понял, что, кажется, обзавёлся необходимостью слышать потусторонний голос. Тот иногда говорил дельные вещи.       — Я не знаю, — но не на этот раз. Почему-то сейчас Людвиг вдруг решил быть серьёзным. — Я не помню, чтобы у меня были дети для сравнения.       — И в квартире не было?       — Я же рассказывал… Все разъехались полюбовно. Родителям и в голову не пришло преследовать детей.       — Ты сказал, что застал тут несколько поколений. Неужели ни одного скандала меж отцами и детьми за все это время?       — Отчего же? Были, конечно. Но не до подобного абсурда, — не открывая глаз, Герберт ощутил, как что-то приближается. Надвигается, неумолимо и всепоглощающе. Он не пошевелился, скорее, это ощущение его позабавило. Словно кто-то очень большой и властный проявился в комнате. — Ты взрослый, и сам можешь решать, как тебе жить и где.       — Приятно знать, что хотя бы ты на моей стороне.       — Обращайся, — дух издал негромкий смешок. Теперь Герберт ощутил, как диван проминается с обеих сторон от головы. — Не расстраивайся так.       — Я? Я вообще не расстроен, — преувеличенно бодро фыркнул Герберт. — Просто теперь боюсь и представить, что будет дальше. Не удивлюсь, если она вызовет военных. Или вычеркнет меня из завещания, например.       — Ты преувеличиваешь, — снова легкое прикосновение к губам, деликатная ласка. — Военные ей не по зубам. А завещание… Она тебя любит.       — Если она скажет, что я представляю террористическую угрозу, то люди в черном будут у моей двери быстрее, чем я успею это понять, — Герберт сделал вид, что не заметил домоганий призрака.       — Это глупо.       — Я серьезно.       — Я тоже. Тебе нечего бояться. Тем более, здесь.       — Будешь меня защищать? — Герберт чуть улыбнулся.       — Возможно. А ты будешь выполнять обещания?       — Какие еще обещания?       — Данные в порыве чувств.       — Ты о чём?!       — Об обещании страсти, жара и неземного удовольствия.       Впервые за последние минут десять Герберт почувствовал себя неуютно. Могут ли привидения быть психами? Нет, могут, конечно, но психами настолько?.. Словно надеясь на лучшее, Герберт приподнял локоть, с крайне озадаченным выражением лица посмотрев в пространство над собой и надеясь, что хоть в этот раз он смотрит в глаза бессовестного духа, а не куда-то в его ухо.       — Я говорю об изнасиловании, — как ни в чём не бывало пояснил Людвиг. — Или ты уже передумал?       — Чего?..       — Ты сказал, что изнасилуешь меня, как только они уйдут.       Потребовалось несколько секунд, чтобы понять о чём речь. Застонав, Герберт прикрыл глаза обратно.       — Хорошо, принеси мне швабру.       — Меня не нужно соблазнять. Просто давай поменяемся местами и…       — Мне тебя шваброй сверху бить будет неудобно, — резонно возразил Герберт. — Я тут страдаю, между прочим. А ты с пошлостями лезешь…       — Зато тебя это отвлекает.       — Отвлекает… хех. Кстати, ты зачем мою мать дразнил? Хотел, чтобы она выглядела дурой, или у тебя просто характер скверный, а передо мной ты паинька?       Тот факт, что этот «паинька» его фактически «изнасиловал» Герберт упоминать не стал.       — Это было весело.       — И всё?       — А ещё нужно было переключить на кого-то этого… с колораткой.       — Какой ещё колораткой?       — Воротничок у священника видел? Глупый мальчик…       — Зануда, — только и смог ответить на это Герберт, едва заметно краснея. — Откуда мне знать о том, чем я не увлекаюсь. Тем более, если это касается религии. Моя мать — атеистка!       — Это же всеобщий фетиш. Я вчера узнал…       — Меньше верь интернету, — тихонечко фыркнув, Герберт, не убирая руки с лица, медленно протянул вторую, словно проверяя, есть над ним кто, или ощущение чужого тела только кажется.       Не показалось. Вернее, сперва Герберт не ощутил ничего, и лишь через несколько вздохов пришло ощущение прохладной кожи под ладонью. Людвиг не двигался, пульс не ощущался, а вот дыхание — очень даже, оно слышалось и ощущалось. Во всяком случае, уж точно пахло вишневым ароматизатором. Табак? Может быть, привычка, оставшаяся от времени, когда он был жив?       А был ли он вообще когда-либо живым?..       — Ты очень странный. Пусти, я встану.       — Зачем?       — Еще даже не вечер. Возможно, я что-то, да успею сделать полезного.       — Не хочу. Мне и так нравится, — Герберт ощутил, как на него медленно и осторожно опускаются. Не полностью, но давление, определенное, было. Словно сверху легла большая собака. — Ты — в моих руках…       — И что? Насиловать я тебя всё равно не собираюсь.       — Могу я тебя.       — Пошляк. Извращенец. А ну-ка, кыш отсюда, — самую малость запаниковав, Герберт забарахтался, пытаясь упереться ладонями в плечи призрака. Вернее, шаря обеими руками в области этих плеч, отказываясь открывать глаза. — Ишь ты, меня чего-то там собрался… я пастора обратно позову! Учти!       Вопреки ожиданиям, вес пропал. Вместе с ощущением, где призрак находится. Пропало дыхание, не было ответа.       Испугался?       Или обиделся?..