Домашние животные бывают разные...

      — Ну? — спросил Герберт через минуту, когда терпение пошло на убыль, а вилка возле лица уже не удивляла, а раздражала. — Э-эй? Ты вообще тут?..       После непродолжительного молчания парень со вздохом приподнялся на стуле. Вилку пришлось выдирать из воздуха силой с таким невозмутимым видом, словно Герберт всю жизнь этим занимался.       — Ты чего завис?       Вместо ответа Людвиг прикоснулся к его лицу — снова. Пальцы невесомо огладили щеки и застыли у самых глаз, вынуждая смежить веки. Стоило это сделать — и прикосновение перешло на них, оставаясь все таким же нежным.       Герберт слишком доверчиво позволял это прикосновение. Слишком.       — Что, если бы ты не мог видеть? — спросил дух. Напряженно спросил, не своим голосом.       — Мне бы пришлось покупать собаку-поводыря, — немного нервно пошутил Герберт. Неприятное ощущение, поселившееся где-то под ложечкой и в районе печёнки, больше походило на предчувствие чего-то плохого, чем на прекрасное самочувствие. — И учить новый алфавит. В общем, ничего крутого. А что?       Повисла пауза. Приятного в ней ничего не было — при желании и должной фантазии слышались щелчки, с которыми отсчитывались секунды, а от натягивающихся струнами нервов подташнивало. Начинало казаться, что вот сейчас, вот в эту секунду должно случиться что-то, переломный момент, к которому и шло эти несколько дней. Ведь не бывает хороших историй про привидения. Даже про самые-самые добрые привидения.       Не бывает же, да?..       — Ничего, — ответил, наконец, Людвиг, и ощущение прикосновения пропало. Почему-то казалось, что он растерянно смотрит, пятясь к окну. — Просто глупый вопрос. Забудь.       — Людвиг?..       Обескураженный Герберт, единым выдохом разрушив напряженную атмосферу и привалившийся спиной к стулу, только глазами похлопал, сжимая в пальцах столовый прибор. Очень растерянно прислушиваясь к пустоте. Он не понимал, что же только что произошло, и почему Людвиг так внезапно ушёл в небытие комнаты, словно сбегая.       С другой стороны, откуда Герберту вообще было знать, что творится в мозгах призрака.       Точнее, в его разуме. Сознании. Какие мозги-то у призрачной сущности?..       Несмотря на аппетитный внешний вид, курица оказалась безвкусной, а зеленый горошек вызывал смутные опасения своим преувеличенно-насыщенным цветом. Выбора особо не предоставлялось, поэтому пришлось есть то, что было, запивая водой и жалея, что не догадался прихватить бутылочку какого лимонада. Единственное, что оказалось вкусным в полуфабрикате — рис с соусом, то ли косящим под заправку «Цезарь», то ли под что-то химикатно-майонезное. Если не задумываться о составе, есть можно       Людвиг не объявился, когда Герберт перешёл к десерту — пирогу. Не дал о себе знать и когда недоеденный полуфабрикат отправился в мусорку, а вымытая тарелка — в сушилку. Его не чувствовалось в коридоре, в ванной, даже в гостиной. Герберт в полном одиночестве предался низменным удовольствиям и полчаса пролежал в ванне, но, вопреки не то опасениям, не то всё-таки ожиданиям, призрак не появился.       То есть, не вышел даже на голое мокрое тело.       Только напряжение и ощущалось. Просто в воздухе, словно гроза собирается.       Окончательно перестав что-либо понимать, Герберт сел на кровать в спальне и, погладив пальцами крышку ноутбука, опасливо спросил у воздуха:       — Что-то случилось?..       — Нет.       Вероятно, Людвиг уже понял, что слишком упорно молчать — не лучший выход. Герберт начинал беспокоиться, требовать внимания и становился склонным к глупостям.       — Я что, так отвратительно целуюсь, что ты предпочёл сбежать и спрятаться?       — Нет. Поцелуй был замечательным.       — Ну а что тогда? — не пожелал отстать Герберт, забираясь на кровать с ногами и обнимая подушку. Даже ноутбук не открыл. — Ты какой-то странный.       — Мне больше не хочется вспоминать.       — То есть?       — Кажется, моё прошлое — не то, чем стоит гордиться.       — Что ты вспомнил?       — Ничего. Я ничего не вспомнил, — ответ прозвучал не сразу. И никак не пояснял странное поведение призрака. — Но мои желания стали слишком странными.       — Подробнее.       — Тебе не стоит этого знать.       — Что ты ломаешься? Ты хочешь, чтобы я тебя поуговаривал?       — Я не хочу, чтобы ты сбежал отсюда с воплями.       — Если я не сбежал до сих пор, быть может, это повод задуматься?..       — А то, что я хотел выколоть тебе глаза, не повод задуматься?       В комнате повисло молчание.       Пальцы парня сжались на подушке, сам он невидящим взглядом посмотрел в пространство, пытаясь осмыслить только что сказанное. Это шутка такая, да? У призрака опять проснулось крайне специфическое чувство юмора?..       Это ведь не всерьёз? Нет, ну правда, как вообще возможно воспринимать Людвига чем-то опасным? Да, двухметровый мужик. Да, какие-то подозрительные нетрадиционные наклонности и склонность шугать гостей. Но что в нём может быть опасного, раз уж не сожрал и не распял на стене в первые же несколько дней?       — Х-ха, — нервно хихикнул Герберт. — Кажется, я живу с полтергейстом. Или родственником Тамары. Шикарно.       — Тамары?       — Девочка-страшилка из «Звонка».       — Телефонного?..       — Нет, фильм такой, — снова хихикнул Герберт. — Надеюсь, я не умру через семь дней?       — Узнаешь через два, — мрачно отозвался Людвиг. И, хотя его голос счастьем не сочился, было ясно, что отсутствие паники и ужаса успокаивают духа. — Когда ты не видишь, ты спокойнее и податливее.       — Перестань меня пугать, — тихо фыркнули из подушки, пряча лицо. Голос старался звучать беззаботным, но даже ежу было понятно, что в нем царило напряжение. — Тоже мне, нашел причину. Чтобы больше вилки не брал, понятно?       — Дело не в вилках, Герберт.       — Я и так знаю. И я не отрицаю, что меня это пугает. Но Людвиг… я тебе доверяю, — тихо признался тот, всё ещё не поднимая лица. — Достаточно доверяю, чтобы… ну… ты ведь этого не сделаешь, верно?       — Я не знаю!       Чего Герберт действительно не ожидал, так это гнева в знакомом голосе. Звенящего, отчаянного и объёмного, заполонившего, казалось, всю комнату и эхом отскочившего от стен. Признаться, парень даже вздрогнул, невольно обнимая подушку покрепче, и где-то глубоко внутри порадовался, что этот гнев не направлен на него самого.       — Знаешь… ну и… ну и ладно, знаешь? — сбиваясь пробормотал Герберт, пожимая плечами и отчаянно хорохорясь. — Я все равно не уйду из этой квартиры. Моя мать хуже долбанутого призрака, желающего мои глаза на завтрак.       — Ты что, не понимаешь?.. — гнев сменился едва ли не отчаянием. Герберт почувствовал крепкие руки на своих плечах. Эти руки его ещё и встряхнули, словно Людвиг надеялся, что так мысли в голове стройнее уложатся. — Когда ты не видишь, ты забываешь, что меня вроде как и нет.       — Да понял я, не тряси ты меня так! — саданув пустоту подушкой, Герберт прижался к спинке кровати. Исключительно, чтобы вырваться из нежелательного захвата, а вовсе не от страха близости призрака. — Всё равно это не повод покушаться на мои глаза! Если ты такое сделаешь — я точно отсюда уеду, ты это сам понимаешь?       — Понимаю, — отозвался Людвиг. Уже тише, ровнее, и это успокаивало. Да и схватить собеседника он больше не пытался.       — Значит, мне ничего не грозит, — уверенно сказал Герберт. Слишком уверенно, словно заодно убеждая и самого себя. — Мне плевать, полтергейст ты, призрак серийного убийцы или тайный каннибал. Ты не причинишь мне вреда.       На этот раз ответа не было. Полтергейст не был так в этом уверен, а потому совершенно не знал, как поступить. Он не хотел причинить вред Герберту и боялся, что снова перемкнет что-то внутри, и покажется, что это — единственно возможный вариант стать чуточку ближе.       — Тебе не нравится, что я напрягаюсь с открытыми глазами, да? Но пойми, это странно, когда тебя трогает ничто, — тихо сказал Герберт, поднимая взгляд. Комната, как и ожидалось, выглядела пустой. Слегка колыхались занавески, горел светильник. Шкаф поблескивал лаком. — Я ещё не привык. Но как к этому привыкнуть? Даже сейчас я не знаю, смотрю ли я на тебя или нет. Ты в виде удава или человекоподобен. Твоя анатомия, если задуматься, вообще вымораживает! Я слышал, как ты хихикал на шкафу. Как, во имя всех богов, как вообще ты смог туда поместиться со своим ростом?!       — Я сам решаю, насколько я материален, — всё-таки ответил призрак, вздыхая. — Я могу быть только голосом, бестелесным. Могу быть во всей квартире или одном месте. Осязаемым — и нет.       — Но не видимым.       — Нет.       — Вот это и жаль, — Герберт чуть улыбнулся. — Хотя, стой… а кого я тогда видел в окне на кухне?       — Что?..       Глаза парня округлились, а челюсть немного упала вниз, делая его похожим на очень удивлённую золотую рыбку. Несколько раз хватанув губами воздух, Герберт уже был готов разродиться насыщенной и пространственной тирадой на тему всяких подозрительных силуэтов в окне и причастности призрака к этому, когда…       В дверь позвонили.