Hit and Run

Каким же было удивление Луи утром, когда он не увидел кудрявого парнишку в комнате. В мужчине буквально зажглось желание поставить этого парня на колени и показать, что он — абсолютное ничто по сравнению с ним, устремить его бунтарско-панковский характер в другое русло и заставить работать на себя, подчиняться ему. Эти мысли не покидали его голову до самого офиса, а жаркие картины того, как на шее мальчика будут смотреться его пальцы или ещё лучше — ошейник, кружило голову; образы, в которых семнадцатилетний подросток был никем иным, как подстилкой. Луи хотел поставить его на место и отыметь, оставить после себя пылающую от ударов кожу и слёзы в подведенных глазах — ни столько слёзы удовольствия, сколько подчинения. Но Луи Томлинсон даже не знал, где находится этот засранец, поэтому от своих мыслей, навеянных одним лишь гневом, пришлось отказаться раньше, чем он заплатил таксисту и вышел из машины. Искать мальчишку нужно было быстро — даже без денег он мог уже сбежать из города. Однако это маловероятно. Все же мягкие черты лица выдавали его: Гарри не принадлежал миру панков, он был там своим лишь отчасти, возможно, по воле какого-нибудь случая. Поэтому, зайдя в высотное здание, мужчина поручил одному из своих сотрудников отправить несколько его людей на поиски парнишки-неформала и искать по всем окрестностям, панковским притонам и клубам. Для Луи теперь не было важно, выплатят ему ущерб или нет, у него водилось достаточно денег, чтобы купить новую машину; теперь ему хотелось сломать парня, как бы жестоко это не звучало. Гарри нашли только через три дня, тогда бизнесмен сам поехал смотреть очередной клуб, надеясь, что в этот раз ему повезет. Когда он увидел Гарри с костяком в руке, смеющегося и улыбающегося во весь рот, в Луи екнуло что-то очень давнее, заставляющее подойти к парню и дать ему хорошую пощечину, чуть ли не расскея бледную кожу щеки. Тогда панк моментально протрезвел, а Луи забрал его из клуба, сохраняя тишину. Он был один, купил себе новую машину. И теперь Гарри сидел рядом с ним, болезненно прижимая ладонь к раскрасневшейся щеке. Мужчина иногда поглядывал на него, но ничего не говорил. На дворе стоял третий час ночи и, наверное, его жене было плевать на местонахождение ее мужа. Они остановились возле очередной гостиницы, и Луи наконец заговорил: — Хочешь протрезветь или готов поговорить сейчас? О том, что ты сбежал, как последний трус, о том, что вы вчетвером разгромили мою любимую машину, и о том, что ты заставил меня попотеть, чтобы найти тебя? — Мужчина хмыкнул, хватая отводящего взгляд Гарри за подборок и резко разворачивая его лицо к себе. — Запомни вот что, мальчик: забудь о том, что у тебя есть друзья-торчки-неудачники. Они не помогут тебе, да и, наверное, не захотят. Теперь ты работаешь у меня, ясно? Ты будешь работать, пока я не решу, что этого достаточно. Каждое слово сочилось ядом, который обжигал стенки горла, затекая внутрь, прожигая дыры во всех органах и заставляя всё внутри покрываться мурашками. Гарри кивнул, несмело поднимая на Луи взгляд. Он боялся, однозначно, потому что изначально Луи не был таким грубым. И мистер Томлинсон не был. Он хотел поговорить с парнем спокойно и предложить ему работу, часть денег от которой уйдёт на оплату долга. Теперь же мужчина собирался сделать по-другому. Поток мыслей Гарри прервал резкий голос мужчины. — Вылезай из машины. И он послушно вышел, незаметно для самого себя слегка подрагивая под пристальным взглядом. Они зашли в гостиницу, и Луи вновь натянул добрую улыбку, покупая на остаток ночи номер с двумя кроватями. Он даже невесомо коснулся спины юноши, когда вместе с ними в лифте ехал полуголый пьяный мужик, и также незаметно убрал руку, оставляя Гарри неровно дышать от адреналина. Зайдя в номер, Луи Томлинсон буквально сразу свалился с ног, успев лишь снять с себя одежду и, оставшись в одних боксёрах, пробормотать что-то вроде: «И не смей убегать в этот раз, гаденыш», а затем провалиться в сон. Гарри еще долго не мог заснуть. Он то лежал на своей кровати, то вскакивал и, схватившись за голову, ходил по комнате, то снова ложился, пытаясь отвести взгляд от спящего Луи Томлинсона, но каждый раз проваливаясь в этом. У Гарри не получалось перестать смотреть на то, каким спокойным и умиротворенным во сне выглядел мужчина — хотя его вполне еще можно назвать парнем, — чьи мягкие ореховые волосы спадали на лицо, а тонкие губы сами собой иногда растягивались в улыбках, по всей видимости, вызванных приятными сновидениями. У панка, который всегда и со всеми использовал агрессивный взгляд и агрессивное поведение, просто таяло сердце от одного только вида этого спящего мужчины, и не этого ли называют безумием? Нет, пожалуй, не это. Безумием вы бы назвали острое и явное отсутствие желания убежать у Гарри. Ему приходилось быть честным хотя бы с самим собой и признавать, что на этот раз он хотел остаться не потому, что его в любом случае поймают, а потому, что... Гарри и сам не знал — а может, ему просто не хватало смелости узнать причину своих желаний и не хватало жизненного опыта для того, чтобы как следует разобраться в них. Семнадцатилетний парень подошел к окну; не затем, чтобы убежать, а только чтобы посмотреть в него. Его всегда завораживала картина ночного Лондона, не прекращаюшего бурно и ярко жить никогда; за этот месяц свободной жизни Гарри частенько приходилось ночевать в тех местах, в которых он рисковал не проснуться вообще, и все равно — разделяя с Эваном и Остином одно колючее, грязное одеяло на троих, толкая друг друга локтями во сне, Гарри ни секунду не сомневался, что ему нравилась подобная жизнь. Нравилось просыпаться среди ночи от очередного толчка в бок, подаренного Эваном, и, после этого долго мучаясь от бессоницы, смотреть на черное небо, усеянное серебряными звездами; нравилось ходить на концерты неизвестных групп, поющих в жанре панк-рок, пусть они иногда были до невозможности скучными; нравилось наркотическое опьянение и опьянение вообще; нравилось удирать от копов, когда кто-то из них просекал об их «художествах» баллончиком на стенах музеев и других культурных мест. Значит ли это, что жизнь, которую Гарри так любил и которой так наслаждался, несмотря на все её недостатки, теперь закончена? Отнюдь. Гарри знал, что продолжит получать максимум от жизни и теперь, и потом, и всегда. Вряд ли что-то смогло бы помешать ему это делать; скорее, помогло бы. И — Гарри обернулся назад, смотря на кровать и спящего мистера Томлинсона на ней, — теперь он, кажется, знал, что кое-что однозначно будет его радовать. Пусть это будет и невзаимная радость. Следующий день начался не в шесть тридцать утра, не с трели будильника, а в шесть тридцать одну — с крика разъяренного Луи Томлинсона при виде распахнутого окна и отсутствия Гарри в комнате: — Убежал?! «Завтра» окончательно превратилось в «сегодня» лишь тогда, когда Гарри незаметно подошел к мистеру Томлинсону со спины, выйдя из ванной, и прошептал ему на ухо: — Это было бы просто некультурно, — а затем улыбнулся во весь рот, демонстрируя пирсинг на языке ошарашенному бизнесмену. Луи буквально в одно мгновение проснулся от глубокого голоса со свойственной одному ему хрипотцой. Он распахнул заспанные глаза и хмыкнул, снова падая на подушку. — Значит, ты не такой подлец, какого мнения я был о тебе, — мужчина усмехнулся, затем медленно вставая с кровати и потягиваясь. Гарри к тому времени уже оделся и теперь рассматривал тело мистера Томлинсона, прикусив губу. — Эй. — Мужчина сердито посмотрел на Гарри, как только заметил на себе пристальный — хотя нет, скорее, изучающий — взгляд зелёных глаз. Гарри моментально поднял взгляд выше торса мужчины, теперь глядя на его лицо. — У меня есть жена и двое детей. Не думай об этом, ясно? После мистер Томлинсон отправился в душ, сгоняя напряжение и остатки сонливости. У него оставалось всего полчаса на завтрак и сборы. Так что Луи помылся и, выйдя из ванной комнаты, быстро прошёл мимо Гарри с повязанным на бедрах полотенцем, а затем также быстро, не обращая внимания на стоящего посреди комнаты парня, прошёл обратно, чтобы одеться. Настроение сегодня было на удивление добрым, поэтому Луи смотрел на своего подопечного в открытую и без злости, он скорее рассматривал юношу, улавливая все новые частички панковской культуры и разгульной жизни. Конечно, внутри него ещё было желание подчинить необычного парня себе, и оно только усиливалось с видом смелых и бросающих вызов, но все же невинных глаз, однако Луи Томлинсон мог твердо держать себя в руках. Мальчишке всего семнадцать.