♫ M83 — Wait
После того, как проблемы с Гарри были как бы решены, Луи отправился договариваться с хозяином квартиры, которую он снимал для Стайлса. В итоге мистер Томлинсон потратил еще пару тысяч на новый замок, новые копии ключей и подпорченное настроение хозяина. А еще он забрал телефон. Около ста пропущенных вызовов и ни одного от Элеанор. Сложив вещи в черный лакированный портфель и глубоко вздохнув, Луи выехал на дорогу с отвратительным настроением. Рискованно было оставлять детей одних с Гарри, но няне сегодня почему-то дали выходной. Поэтому за несколько часов отсутствия Луи несколько раз позвонил на домашний и спросил, как дела и как чувствует себя Стайлс, на что получил: «Все хорошо, мистер Томлинсон, не волнуйтесь». Скупив полтонны пироженых в кондитерской (на самом деле всего восемь кексов, но для Луи это все равно было много), он отправился домой. Удивлению Луи не было предела, когда, войдя в гостиную, он увидел, как Гарри заплетает косички Дарси и как она в благодарность обнимает его. На лице мистера Томлинсона разлилась теплая улыбка, которая приятными волнами частично перекрыла усталость. — Папочка, посмотри, какие косички дядя Гарри сделал мне. — Маленькая девочка подбежала к Луи, вертясь в разные стороны. Вместе с ней подошел Сид и сам Гарри, которому тут же было поручено отнести пакет продуктов на кухню. — Значит, дядя Гарри волшебник? — Заходя в кухню вместе с Дарси на руках, Луи улыбнулся, опуская девочку. — Да. А еще он собирал с нами паззлы. — Значит, дядя Гарри понравился тебе? — Он достаточно хороший. На этих словах Гарри усмехнулся, а Луи опустил Дарси на пол, после чего она счастливо убежала в другую комнату. — Как тебе удалось поладить с ней? — заинтересованно произнеся это, мистер Томлинсон облокотился на отполированную до сияния поверхность стола. Как только ребенок покинул кухню, мужчина больше не улыбался. Перед Гарри не нужно было изображать счастье. Казалось, тот понимал и так, когда Луи плохо, а когда он по-настоящему рад. — Вы же слышали, я хороший. Поэтому мы поладили, — Гарри улыбнулся шире. — Ладно. Как ты себя чувствуешь? — Лучше. Вы, если хотите, можете отдохнуть, а я посижу с детьми. — Спасибо, — слабо кивнув, мистер Томлинсон пошел в спальню. Через час с лишним Гарри оставил Дарси и Сида смотреть мультики, а сам хотел было отдохнуть в комнате для гостей, как, проходя мимо приоткрытой двери спальни мистера Томлинсона, остановился. Это произошло само собой: он прошел вперед, глядя на спящего Луи сверху вниз, мимолетно улыбнулся расслабленным чертам его лица и лег рядом, сначала просто подперев голову рукой, а потом удобно устроившись на груди мистера Томлинсона. Но облегченно Гарри вздохнул, когда Луи обнял его за талию, перевернувшись на бок. Тогда он был полностью уверен, что мистер Томлинсон спит.* * *
Гарри зевнул, приоткрывая один глаз и мгновенно обнаруживая себя в теплом кольце чужих рук. Что-то давнее и давно забытое отозвалось в его душе в этот момент, когда Луи моргнул, потом зажмурился, а потом наконец полностью распахнул глаза, встречая Гарри голубизной чистого неба. Что-то похожее на любовь — ее Гарри последний раз чувствовал, когда был несмышленым младенцем в руках матери. И сейчас она вернулась. Но уже в другом обличье. Они смотрели друг на друга секунд пять, не моргая, и Гарри так чертовски сильно хотелось остаться в этом моменте, но время идет, и вот «сейчас» незаметно превращается в прошлое, оставляя в памяти лишь легкую, едва осязаемую дымку; мистер Томлинсон поднялся, поправил растрепанные волосы и без единого слова исчез в дверном проходе. И опять в Гарри что-то сломалось. Сколько можно тешить себя пустыми надеждами? Это по меньшей мере неразумно, а у посторонних вызывает лишь жалость. Но несуразность этого желания почему-то делала его только более жгучим и... желанным. Гарри свернулся в калачик под одеялом, и еще никогда он не чувствовал себя настолько обманутым. В данном случае обман был совершен самой Жизнью.* * *
В половине восьмого мистер Томлинсон позвал его ужинать. На этот раз вместе со всеми. Гарри мог честно сказать, что радовался за семью, глядя на весело болтающих детей, отца, постоянно отпускающего замечания насчет того, что они могут подавиться, и Элеанор, которая, хоть и выглядела абсолютно индифферентной к происходящим за столом событиям, радовала глаз своим хорошеньким личиком и постоянной улыбкой; и лишь глубоко внутри Гарри, далеко за мимолетными мыслями и вечными воспоминаниями, на самой высокой полке самого высокого стеллажа пылилась запрятанная туда грусть. И она проявлялась не в тот момент, когда он смотрел на Луи и Элеанор, а тогда когда думал, что никто его не видит. Он опускал взгляд на стол и видел свое отражение со стершейся с лица улыбкой; и только в это мгновение он вздрагивал, вновь натягивая ее. Сами муж и жена этого не заметили, но ведь на одних только родителя семья не ограничивается? Когда Луи пошел в свой рабочий кабинет проверить какие-то бумаги, прежде чем отвести наконец-таки Гарри в его квартиру, к стоящему у двери панку подошла Дарси. — Дядя Гарри, — она дернула его за рукав, и юноша тут же присел на корточки, чтобы находиться с ней на одном уровне. — Что, прелесть? — на этот раз он улыбнулся искренне, показывая ямочку на щеке (она у него была только одна, а не две, как думали некоторые). — Дядя Гарри, почему тебе грустно? Улыбку это стерло ластиком. — Я... Дарси, я не знаю, почему... — Мне кажется, ты что-то скрываешь. Гарри вздохнул, быстро оглядываясь по сторонам и возвращая взгляд к девочке. — Понимаешь, милая, твоей мамы часто нет дома, и, мне кажется, она... — Он вновь прошелся взглядом по круглому лицу Дарси, горящим от любопытства глазам и маленькому вздернутому носику. Гарри вздохнул, поднимаясь на ноги. — В общем, не важно. У тебя там сейчас мультик начнется, — подсказал он. После короткой, не очень настороженной паузы (с детьми куда проще закончить нежелательный диалог) девочки как след простыл. Гарри медленно развернулся, смотря под ноги и каким-то шестым чувством понимая, что разговор был услышан. Облокотившись на стену, он стоял неподвижно, не отрывая взгляда от ступней и будучи на девяносто девять процентов уверенным, что сейчас этот таинственный кто-то подаст голос. Ощущения его не обманули. — Слушай, — вкрадчивый сопрано, неприятно режущий уши; Гарри слышал его лишь несколько раз, — если Дарси узнает, что меня не было ночью, я сделаю что угодно, чтобы Луи перестал так хорошо к тебе относиться. Ты и так здесь только по его просьбе и в любой момент можешь отсюда вылететь. Как бы мой муж ни думал, в нашем в доме ты пока никто. Гарри хотел было вставить несколько слов в непрерывную речь Элеанор, но в этот момент из комнаты появился мистер Томлинсон, устало улыбаясь. — Ты готов, Гарри? — пару шагов вперед. — Да, — ответил юноша, глядя то на мистера Томлинсона, то на Элеанор. На первого — с благодарностью, на вторую — с непонятной эмоцией, вмещающей в себя и неприязнь, и покорность (девушка ясно дала понять, что Гарри стоит на пять ступенек ниже нее, а тому нечего было возразить). Она мило улыбнулась мужу и, коротко поцеловав его в щеку, удалилась, оставив Луи и Гарри наедине друг с другом. Вообще, панк уже не удивлялся тому, как быстро мистер Томлинсон решает его проблемы: Гарри разбил его машину — Луи принял его на работу, у Гарри не было подходящей одежды — Луи повез его в торговый центр, Гарри было негде жить — Луи снял ему квартиру, Гарри заболел — Луи заботился о нем всю ночь. Глубоко вздохнув, Стайлс впечатался в кресло, сложив руки на груди и раскинув длинные ноги настолько, насколько это было возможно. В его голове летало множество мыслей, но одна, главная, не давала ему возможности полностью расслабиться в почти осязаемом бархате уютной музыки и еще более осязаемом обществе понравившегося человека. Понравившегося. Гарри уже наполовину признал это — ту самую половину, которая в любой момент может аннулироваться и в любой момент разрастись настолько, что взорвется, переполнив саму себя. Это делает важным каждую мелочь. — Не говори Дарси и Сиду, что Эль не было дома. — Извините за то, что произошло сегодня днем. Они проговорили это одновременно и столкнулись взглядами. — Хорошо, — Гарри и мистер Томлинсон снова заговорили в один голос, усмехаясь получившемуся дуэту хриплого баритона и высокого тенора. Так же одновременно они отвернулись друг от друга, Луи — к дороге, Гарри — к тонированному стеклу и своему мутному отражению. Через час, заполненный ругательствами Луи при виде сумасшедшей пробки и молчанием Гарри, место назначения наконец было достигнуто, а слова прощания сказаны. И вот Гарри, секунду помедлив, вышел из автомобиля прямо в закатное небо цвета раскаленных углей и исчез в слепящей глаза красноте. Не оглядываясь.* * *
Дальше текла мутная смесь каждодневных «здравствуй» и «до свидания» на работе, потихоньку пополняющегося кошелька Гарри, коротких улыбок друг другу и тягучей печали, которую не скрывал даже смех. Их общение стало рядовым, но Гарри до сих пор чувствовал, как крепко зависит от человека, в буквальном смысле поднявшего его из грязи и запустившего в свободный полет нормальной жизни. Только вот Гарри не чувствовал свободы. Лишь заключенность в рамки, которые — пусть и золотые — сильно сдавливали ребра и мешали дышать. Одним вечером, прогуливаясь по улицам под завесой накрапывающего дождя, от которого темные волосы Гарри становились черными, а последнее напоминание о яркой зеленой пряди стиралось до конца, он огляделся на кирпичную стену сзади, почувствовав в ней что-то смутно знакомое. Да. Это именно то место, на котором Остин месяц назад объявил радостную новость, в ответ на которую Гарри высказал протест. Именно то место, где он выбросил предпоследнюю пачку сигарет. Именно то место, где перспектив на завтра еще не существовало, снаружи и внутри чувствовался простор, а не щемящая боль, а денег в кармане не было ни копейки, как и нужды думать о своих поступках. Это именно то место, где он похоронил настоящего себя. И в эту секунду боль сбила Гарри с ног, будто поджидала подходящего момента уже давно. Под дождем, в луже стекающей из водопроводных труб темно-серой воды, оперевшись руками о темно-бордовую стену, Гарри рыдал. Громко и постыдно. Его разрывающееся пополам сердце никто не собирался лечить, его слезы никто не собирался вытирать, и, вернувшись домой, он залег в кровати с простудой, одиночеством и градусником под мышкой на неизвестное количество времени.* * *
Жизнь, раньше наполненная хоть каким-то смыслом — семья, любовь, ожидание завтрашнего дня — превратилась в серое пятно, которое нельзя было вывести обычной стиркой и отжимом, отсеиванием ненужного. Сейчас, когда отношения с единственной и, как казалось Луи, любимой женой стали ещё более натянутыми; когда он не находил общего языка с детьми, которые упорно твердили, что им нужен Гарри, что его не хватает, что они его любят — все в такие моменты казалось бессмысленным. Все, что чувствовал Луи, — опустошение. Отношения с поставщиками сводились на нет, фирма начала падать, сотрудники — увольняться. Луи чего-то не понимал, что-то ускользало от него, чего-то он не мог уловить. Это что-то, чего он упорно не замечал, до поздней ночи сидело в офисе, разбираясь с работой тех сотрудников, которые ушли. Кажется, он единственный, кто ещё думал о компании. Луи был погружен в семейные проблемы, тогда как Гарри нашёл бизнес прибыльным занятием. Да и других дел у него не было — компания ушла, оставив после себя ещё несколько синяков на спине и кровоточащую рану в районе сердца. Луи упорно не хотел видеть в Гарри опору, в которой нуждался и сам Стайлс. Он неоднократно предлагал Томлинсону свою помощь, подставлял плечо поддержки и пытался подбадривать его. Однако очаровательная ямочка на щеке, кудри и зеленые глаза больше не завораживали Луи. Он так думал, когда сидел в своём кабинете, через прозрачное стекло наблюдая за копной каштановых волос и усталой улыбкой малиновых губ. Луи продолжал думать, что ему плевать на этого юношу и когда следил за движениями окрепшего тела, выделяющейся спиной и (не будем скрывать) стройными ногами Гарри. Тогда Томлинсон убеждал себя, что поднял Стайлса из пустоты, дал ему хлеб и выполнил своё задание. Он ошибался. Луи Томлинсон лишил Гарри всего, что тот имел. Он вселил в живого человека разрушающее чувство безответной любви, которое могло привести к ужасным последствиям, если бы не... — Скажи, ты думаешь обо мне, когда меня нет рядом? — Нет. — Ты думаешь о детях? — Да. — Где ты была этой ночью? Этот разговор продолжался день за днём, час за часом, минута за минутой. Элеанор продолжала периодически не появляться дома, что не нравилось ни Луи, ни детям, которые нуждались в ласке — такой, которую не мог им дать отец. Это злило. Злило настолько сильно, что порой Луи еле сдерживал себя, чтобы не дать пощечину своей жене и не ударить головой о стену, чтобы она, наконец, поняла, что такое семья, любовь и домашний уют. Элеанор была безразлична. Каждое утро она приходила раскрасневшаяся, дышащая счастьем и жизнью и ускользающая так далеко от Луи, что тот мог лишь обреченно сцеплять руки, которыми не мог ее уловить, в кулаки; там же была зажата вся его усталость, боль, все его раздражение и присутствующее в каждом из нас отравляющее чувство предательства, когда мы понимаем, что нас обманывают. Он крепко сжимал все негативное в кулаки и самоотверженно натягивал на лицо улыбку. Однако желание бунта никуда не делось — оно зрело в нем с каждым днем, грозя своими размерами когда-нибудь либо выйти наружу, образуя взрыв, либо подорвать его самого. Гарри и Луи страдали от одного и того же — просто в разное время и в разных вариациях.* * *
Один раз, когда он вернулся домой намного позже обычного из-за ужасных очередей в продуктовом магазине и не менее ужасных пробок на дороге — во всех соседних окнах свет уже был давно потушен, — ему стало неописуемо одиноко. Он повернул ключ в замке, вошел в квартиру и закрыл за собой дверь. Знаете, такую тишину называют мертвой. Стоя на пороге, он не включал свет, прислушиваясь к тому, что происходит в его сердце. Ощущение огромной внутренней пустоты захлестнуло Гарри с головой, и, если неделю назад ему лишь казалось, что он задыхается, то сейчас он задыхался. По-настоящему. Он чувствовал себя так, будто находился в закрытом стеклянном кубе, который с каждой секундой все больше наполнялся водой; сейчас ее уровень был по подбородок. Ему не хватало глотка кислорода. Ему было необходимо второе дыхание. Так и не включив свет, он вышел обратно, закрыл за собой дверь и пошел в неизвестном направлении, но с известной целью — к воздуху.* * *
Третью по счету ночь Элеанор не появлялась дома, и все уже было настолько очевидно, что в слабо сопротивляющейся душе Луи осталось лишь одно чувство — то чувство, которому должно быть благодарно человечество за свое существование. Слепая, наивная, жалкая надежда. Она же — вера в невозможное. Он заставлял себя верить в ее оправдания, уже не так мастерски продуманные, пытался быть примером идеального мужа, каждое утро ждал ее с готовым завтраком, и весь этот спектакль был даже не столько ради глупой надежды сколотить брак заново, сколько ради детей. Луи не собирался сдаваться, но голубые глаза уже давно потеряли огонь, потускнев до пыльно-серого оттенка, параллельно тому, как с каждым днем слабели его надежды. В один день это должно было случится. Чудовищное признание, которое было окутано черным туманом боли, но за которым должна была — далеко-далеко — видеться другая жизнь. Они сидели за полупрозрачным кухонным столом, опускать взгляд на который Луи не решался. Ему не хотелось видеть себя в подобный момент. Элеанор казалась, как всегда, спокойной и безмятежной, но все-таки в паре слишком резких действий угадывалось ее волнение. Кофе, обычно согревающий Луи, сейчас только обжигал изнутри горло, собираясь в нем неприятным комом. Он чувствовал, что это случится с минуты на минуту. И сейчас мужчина думал о том, что «ожидание смерти хуже, чем сама смерть» — одна из самых мудрых поговорок. В такие моменты хочется зарыться головой в песок и спрятаться от жизни, которая наперекор всем твоим мысленным мольбам продолжает течь. Поставив небольшую чашечку с кофе на стол почти бесшумно, Элеанор одарила Луи чисто по-женски снисходительным взглядом карих глаз. Когда девушка добилась зрительного контакта, она произнесла не сухо и не эмоционально, без извиняющихся интонаций, но и без презрения — констатируя факт: — У меня есть другой мужчина.