Потерянная душа.

На всю округу разносился звук играющих инструментов. Тонкие и едва уловимые струйки запаха эля летали вокруг, пробираясь в носы пьяных в стельку викингов. Играла весёлая музыка. И да, викинги, конечно, неотёсанные дикари, но это не исключает возможности того, что они могут иметь таланты. Каждый может уметь делать и что то другое, помимо убийств драконов. И если твои руки по локоть заляпаны в крови крылатых рептилий, это ещё не означает что ты не можешь быть великим музыкантом, выдающимся учителем, ну или же хотя бы знаменитым на полпланеты пекарем. Ведь убивать – это дело не добровольное, а особенно для таких добряков, как они. Ведь возможно, не кради бы драконы у них запасы еды, подвергая весь остров угрозе голодной смерти, и не сжигали дома, то этой вечной войны между ними и не было бы. Они гонялись друг за другом словно по кругу, и это безумно утомляло. Драконы были неуловимы, ну а викинги – до жути упрямы. И вряд ли в чью-либо голову когда-нибудь пришла бы мысль о мире. А даже если бы и пришла, то была бы отброшена в сторону, как ненужный мусор. Нет, умы викингов даже не могли допустить возможности мира, а зря. Ведь он был вполне возможен, и ключ к разгадке как раз-таки и лежал в таких глубоких умах, как у Иккинга. Но он... верно, давно позабыл своё имя. А вот Стоик нет. Сейчас, во время того, как все веселились, видели сны и просто напивались, он вынужден был сидеть за столом с полной кружкой пахучего напитка и дурным настроением. С того самого дня пять лет тому назад он так и не выпускал из головы мысль о непутёвом сыне. "Весь в мать!", - неустанно повторял он. Правда вот, Валгалларамма бы до такого не дошла. Наверное. А, быть может, она просто не успела? Старый вождь очень часто задавался мыслью, содержащую только лишь два слова: "За что?". Судьба нещадно покарала его по жизни, сначала отобрала жену, а потом и сына... Многие бы могли сказать, что это лишь нелепый поворот судьбы, жестокое стечение обстоятельств, но нет. Он был уверен, что в этом полностью только его вина. Звание вождя отобрало много радостей в его жизни. Но и много дало. За всё приходится платить, не так ли? Вот только цена не всегда честна. Он бы очень хотел, чтобы она снова была здесь. И они пустились бы в пляс, громко напевая старую мелодию. "Готов проплыть я все моря... И мне совсем не страшно...". Мысли в голове Стоика лихорадочно проносились по кругу, снова и снова ломая голову и взрывая мозг. Они, словно стая ворон над умирающей жертвой, кружились вокруг него чёрным смертельным водоворотом. Вырывая по сочному куску плоти и, в конце концов, не оставляя ничего. Он часто думал, что сошёл с ума, ведь человека, удерживающего его, не было. Только Плевака. Да и тот со своими шутками. Порой ему просто хотелось кричать. Не подсознательно нет, не душевно. А просто выйти на улицу, да так крикнуть, что все вороны в лесах Олуха взлетят к вечно серым небесам и нависшими над островом тучам. Так громко, что его будет слышно за многие километры вперёд и даже за синим морем, казавшимся столь бескрайним. Но он не мог. Ведь вряд ли его кто-то ещё поймёт. Широкая и мускулистая рука с силой сжимает стакан, что казалось, будто он сейчас треснет. И... слышится деревянный треск и лязг метала, содержимое стакана быстро растекается по столу, создавая своеобразное озерце. В голове будто какой-то шёпот. Всё слишком быстро. Треск стакана, музыка оркестра, ор викингов, немые вопросы о жестокости судьбы – всё это смешивается и он сейчас будто взорвётся. Неконтролируемая череда воспоминаний о молодости, о прошлом, о том, что осталось там. Слишком сильное напряжение. И вдруг чья-то тяжёлая рука быстро падает на его плечо. Да так резко, что всё это мигом развеялось. И кто бы ни был этот человек, Стоик готов был бы его расцеловать, прямо здесь и сейчас, на месте. - Эй, ты как? - старый кузнец опускается на стул, находящийся напротив него. - Трудный день выдался? Стоик молчит. Вождь массирует большим и указательным пальцем область переносицы и устало закрывает глаза. - Да... не то слово. Мне, верно, нужно проветрится. Он встаёт с мечтами о свежем воздухе, которые обрываются так же быстро, как и тяжёлая рука Плеваки, снова упавшая на его плечо и заставившая сесть на место. - Что тебя так гнетёт? Верно, праздник получился неудачным? Иль не все викинги веселятся? Может, дело в эле, что стекает на твои колени уже пять минут подряд? Вождь издал что-то вроде глухого рыка, ну а затем тяжело вздохнул. - Нет, нет... нет! Ты не понимаешь... - Его речь обрывают. - Я-то как раз-таки всё и понимаю, друг. Не кори себя за то, что было в прошлом. Этих дней не вернуть, и тебе стоит смириться. - Я не могу смириться... - Иккинга и Валки больше нет. - Кузнец полушёпотом произнёс это и снова положил руку на плечо Стоика. А ведь он так отчеканил эти слова. - Я просил никогда не произносить это имя в моём присутствии! - Гнев. Это была вечная проблема вождя. В гневе он принимал все решения, обернувшие его жизнь именно в такую сторону. - Это прошлое твоё. Прими его. Но не оно сделала тебя таким, какой ты есть сейчас. И вот тогда, когда Стоик снова хотел что-то сказать, и уже было открыл рот для гневного ответа, двери в зал распахнулись. Холодный северный ветер, большие капли дождя и шум грозы принесли ясность в умы некоторых викингов. На пороге стояло пять фигур. А возглавлял их никто иной, как... человек в чёрной маске.