***
— Тоби, не уходи слишком далеко! — позвала она хохочущего мальчика лет восьми, бегающего за утками в парке. Лохматый пастуший пёс следовал за ним, вывалив язык, несясь по траве с бесшабашной несдержанностью. Мальчишка не обратил на неё внимания, и Сара лишь пожала плечами, прекрасно зная, что тот вернётся, если у него кончатся хлебные крошки. Воздух звенел от его радостного визга, когда утки приходили на зов. Сара расстелила плед под ивой и вынула из сумки книгу. Та была в мягкой обложке, маленькая, тонкая и невзрачная. Она открыла её на странице с загнутым уголком. — Извините… Сара подняла глаза от книги. Совсем юная девушка примерно двенадцати лет яростно зарделась. — Извините, вы Сара Уильямс, актриса? Слово было произнесено с почтительностью, как перед титулом, будто Сара принцесса или даже королева. Она улыбнулась, вспомнив точно такое же благоговение, с которым сама обращалась к своим коллегам, когда была моложе — восхищение перед матерью и её партнёром Джереми. Они словно сияли, как звёзды на небе, так же прекрасны и одинаково недостижимы. — Это я, — дружелюбно ответила Сара. Девчушка покраснела ещё яростнее (если это вообще возможно) и достала блокнот с ручкой. Сара милостиво взяла его, перелистнув последние страницы с подростковой писаниной и вырезками из журналов на чистые листы. Она адресовала запись… — Лиззи, — застенчиво сказало дитя, — Элизабет, но все зовут меня Лиззи, — с кратким посланием всегда оставаться самой собой, и размашисто подписалась. Затем вручила обратно. В этот момент к ним подскочил паренёк с волосами бронзово-песочного цвета, падавшими на глаза. — Простите, моя сестра вас беспокоит? — спросил он, опустив руку на плечи девочки. Лиззи надулась. Не паренёк, вообще-то говоря, подумала Сара. Определённо за двадцать, высок и хорошо сложён, явно уверен в себе. Тем не менее, эта непринуждённость была следствием долгих лет занятий атлетикой, а не высокомерной самоуверенности, как... нить рассуждений оборвалась. Сара покачала головой. — Вовсе нет, — ответила она, одарив Лиззи ещё одной доброй улыбкой. Недовольный вид исчез. — Лиззи, иди поиграй с утками, — скомандовал её брат. Когда та открыла рот, чтобы возразить, он добавил тоном абсолютной непререкаемости, — живо. Пыхтя и ворча, сестра послушалась. Сунув руки в карманы, парень сказал почти обвинительно: — Кажется, я вас здесь прежде не видел. — Раньше, в детстве, я часто сюда приходила, но сейчас живу в городе из-за работы, — ответила Сара. — Я тут с моим братом. — Вашим братом? — Тоби Уильямс, который тоже играет с утками, — указала она. Понимание проступило на лице Сариного собеседника. — Вы Сара Уильямс, актриса. — Виновна. — Она засмеялась, будто зазвенел серебряный колокольчик. — Ну и ну! — высказался он. Он провёл рукой по своим песочного цвета волосам, спутав их ещё сильнее. — Никогда бы не подумал, что столкнусь именно с вами здесь, в этом парке. Я Кристофер Андерсен. Можно просто Крис. — И протянул руку. Дотянувшись со своего места, Сара пожала её. Его хватка была крепкой и мозолистой, рука принадлежала человеку, который обожал солнечный свет. Не дожидаясь приглашения, он плюхнулся на плед рядом с ней. — Ты в городе только на выходные? — спросил Крис. Сара разглядывала его. Он был одет небрежно — в джинсы и кроссовки, куртка расстёгнута над футболкой. Казалось, парень не осознавал, что переступает какую-то черту — столь полную свободу дарует невежество молодости. Его всё устраивало. — Да, — сказала она. — Я возвращаюсь в город завтра. И не вернусь до Дня благодарения. — О. — Он был явно разочарован. — В таком случае, наверное, твоя семья хочет, чтобы вы провели сегодня вечер вместе? — Да. Это ответил Тоби. Он вернулся, когда заметил мужчину, который бухнулся на плед рядом с его любимой сестрой. Хуже того, незнакомого мужчину, который явно наклонился слишком близко. Он сверлил незнакомца недобрым взглядом, одной рукой зарывшись в лохматую шерсть Мерлина. Пёс, впрочем, не почувствовал никакой опасности и лишь радостно сел на траву. — Сара обещала рассказать мне сегодня историю. Вышеупомянутая ослепительно улыбнулась. В улыбке не было ни извинения, ни сожаления. — Я обещала рассказать Тоби историю, — сказала она Крису. — Приятно было познакомиться. Тот уже поднимался на ноги. — Да, приятно,— согласился он. — Может быть, встретимся снова, когда ты вернёшься на День благодарения. Увидимся, Тоби. До свидания, Сара. — Чего он хотел? — потребовал Тоби, когда Крис ушёл со своей сестрой. Лиззи оживлённо помахала ей блокнотом. Мальчишка уставился им в спины. — Ничего, — рассеянно сказала Сара. — Похоже, просто сосед. Подозрение в глазах Тоби немного улеглось. Тем не менее, он не отходил от сестры ни на шаг весь остаток дня, положив голову ей на колени, пока она читала ему из своей книги о принцессе, похищенной гоблинами из замкового подземелья. Постепенно подкрался мрак сумерек. Осенний вечер был прохладным и бодрящим, звуча обещанием приключений. Вдали колокола пробили семь, правда, их звук не принёс чувство паники, как это было раньше. Грозовой раскат не застал врасплох. Сара закрыла книгу. — Пора ужинать, Тоби, — сказала она. Мальчуган потёр глаза, садясь там, где лежал с головой на коленях сестры. Он любил, когда Сара читала ему сказки. Когда читали родители, они просто произносили слова, не стыкующиеся с самой историей, как нечто, не имеющее к ней отношения. А Сара вдыхала в историю жизнь, её голос был полон экспрессии, интонаций и полутонов, они-то и оживляли историю. Обычно она рассказывала удивительнейшие истории о гоблинах и вечно изменчивом лабиринте, пока в один прекрасный день просто не прекратила. Когда он попросил было её снова рассказать ту историю о Короле гоблинов, её лицо приняло озадаченный вид. Больше он никогда не просил. Держась за руки, они шли домой. Белая сова наблюдала, как они проходят мимо, и странная тревога, почти страх, заставляла Тоби крепче держаться за руку сестры. Когда они завернули за угол, сова всё ещё смотрела им вслед, наклонив голову набок. Три часа спустя Сара уложила Тоби спать. Комнату охраняли различные мягкие игрушки, плюшевые звери, что присматривали за Сарой в юности. Медвежонок Ланселот возглавлял отряд на своём почётном месте, приткнувшись под подбородком Тоби. — Как ты думаешь, мы когда-нибудь увидим снова Джарета? — пробормотал он сонно. Сара замешкалась — почти замерла, почти — на середине движения, натягивая на него одеяло. — Кого? — спросила она. Тоби уже спал. Молча она прижала Ланселота к спящему мальчику, будто плюшевый мишка мог защитить её брата, как легендарный рыцарь, его тёзка. Имя пробудило некоторые эмоции, даже страх, охвативший её сильнее всего. Страх за Тоби. Страх за себя. А также, по непонятным причинам, странное волнение — или нервозность? Почти как бабочки в животе, когда она выходила на сцену, от этого странного возбуждения перехватило дыхание и стало боязно пошевелиться от опасения, что момент уйдёт. Но при этом она не могла вспомнить никого по имени Джарет. Как и других с такими же старомодными именами. Снаружи ветер свистел и стонал, и ей чудилось, что она слышит собственное имя, что реяло в мятущемся воздухе. «Сара! Сара!» — выло в отчаянии. Дрожа, она закрыла окно и задёрнула занавеску, загораживая холодную, тёмную ночь. Щёлкнув по выключателю, она затворила за собой дверь. Её рука задержалась на ручке двери. Нет, глупость какая. Почему она вдруг забеспокоилась, что Тоби исчез? С подоконника окна её старой спальни луна казалась серебристым шаром на небосводе. Маленькая танцующая фигурка крутилась в своей беседке, которая, как музыкальная шкатулка, наигрывала привязчивую мелодию. Книга лежала на полу, забытая, пока Сара смотрела на полную луну. «Я вложу луну в твоё сердце...» Ей вновь снилась богатая бальная зала, с тяжёлых люстр свешивались унизанные хрусталём нити; когда она внимательно к ним пригляделась, оказалось, что на самом деле это снизки горьких слёз. Та же призрачная музыка играла фоном, направляя шаги беспорядочно кружащих замаскированных танцоров, направляла и её шаги. Кто-то держал её в своих объятиях, нежно, крепко, с любовью. Она прильнула плотнее, наслаждаясь мягкостью бархата под кончиками пальцев. Музыка окружала их, далёкая, настойчивая, чужая и знакомая. Они качались в её волнах, забыв обо всём на свете. Чья-то рука поправила ей волосы, проследила линию подбородка. Рука в перчатке из кожи, нежная и чувственная. — Верь своим грёзам, Сара. Верь мне, — прошептал некто. Голос был глубоким и завораживающим, лаская каждым словом. — Я верю, — пробормотала она. — Я верю тебе. Верю. Но мир таял, рассыпался в прах у её ног. Она стояла в кромешной темноте, держа в руках пыль, когда её таинственной партнёр по танцу также сжался и испарился. Лишь звук его голоса, зовущий её по имени, остался. Сара проснулась с мокрыми от слёз щеками. Голос принадлежал её отцу. Он и её мачеха вернулись домой. Сара заснула на подоконнике. Когда она отбросила волосы с лица, на колени дождём осыпались белые лепестки. Они влетели через окно и пристали к её шевелюре, светясь там, как крохотные белые звёздочки во тьме длинных чёрных волос. С улицы на Сару взирала белая сова со своего насеста среди яблоневых цветков. Она была всё так же неподвижна, сливаясь с бледными соцветиями вокруг. Птица наблюдала, как девушка (то есть, молодая женщина) пошла к двери спальни и поговорила с кем-то — с пожилым мужчиной, — прежде чем закрыть дверь. Высунувшись наружу, чтобы закрыть окно, Сара остановилась. Ночной ветерок приносил запах яблок, теребя волосы и задевая кожу. Что-то не давало покоя, вертелось на языке, слова, которые ждали, чтобы быть сказанными. Она чувствовала, что если бы она только знала, что нужно сказать, случилось бы нечто захватывающее и волшебное. Нечто прекрасное. Но какими должны быть правильные слова? Словно прочитав её мысли, белая сова взмыла вверх снежным бураном перьев и белых цветов. Ахнув, Сара упала навзничь, вскинув руки, но сова улетала, больше не видимая во мраке ночи.Глава 1. Лунный свет
2 сентября 2014 г. в 00:15
Шелест шёлковых юбок, задевающих друг друга, будто вздохи с тоской. Тяжесть тысячи жемчужин, пришитых к корсажу, мерцающих в сиянии свечей, точно тысячи звёзд. В воздухе витает аромат, хмельной и полный обещания, и вкус шампанского и персиков задержался на языке. Она слышит музыку.
И сквозь всё это, под всем этим ощущение, что она искала нечто забытое, — это страшное чувство потери. Напольные часы маячат над танцующей толпой, их короткая стрелка приближается к 12:00. Было что-то важное в полуночи. Однако она не могла вспомнить и всё никак не могла найти то, что искала в этом головокружительном море лиц в масках.
А рука на талии вела её через толпу. Эта рука в перчатке из чёрной кожи тверда и уверенна. Она танцевала в чьих-то объятиях, объятиях, которые держали мягко и в то же время надёжно. В объятиях, что ограждали её от недобро ухмыляющихся лиц. Но при этом лик обладателя рук оставался расплывчатым, тёмным и смутным.
Стук в окно пробудил Сару ото сна. Она была в своей спальне; грани комнаты омывала ночная тьма, не освещаемая искусными канделябрами. Замаскированные лица растаяли. Роскошное бальное платье стало просто комплектом пижамы в полоску, а музыка оказалась завыванием ветра в листве яблонь за окном, бьющих ветвями по стеклу. Не было и руки на талии.
Высунув ноги из-под одеяла, она пересекла комнату и распахнула окно. Ночной воздух освежил прохладой, прогоняя последние обрывки сна. Но страшное чувство потери осталось.
Сара села на подоконник, подтянув вверх колени, чтобы прилечь на них щекой. Лунный свет струился через открытое окно, растекаясь на ковре бледно-голубой лужей с размытой и неясной девичьей тенью. Блеснуло серебро, когда ветерок коснулся статуэтки в беседке, положив начало неуверенным напевам её мелодии.
Одна только беседка избежала уничтожения детства. Каждый раз, когда Сара решалась выбросить её, несчастную принцессу в серебристом платье, навязчивая, почти что-то напоминающая музыка, казалось, хватала за сердце, умоляя вспомнить. В итоге у неё не поднималась рука на сувенир о грёзе, что сбылась однажды, пусть даже ненадолго.
Красный проблеск в зеркале, движение, ухваченное краем глаза. Но когда Сара обернулась, там ничего не было. Всё оставалось в покое. Может, она просто вообразила, что нечто — или некто — снуёт под покровом темноты? Или, возможно, манит рукой? «Ты нужен мне, Хоггл», — подумала она, обняв себя за колени. Мысль удивила её. Откуда она взялась? Сара повторила мысль вслух, мольбу, забытый детский оберег от страха.
— Ты нужен мне, Хоггл. Я не знаю, почему, но ты мне нужен.
Ответила только тишина.