As the World Falls Down

      На следующий день Сара с Мерлином пришли домой в её городскую квартиру, где царило полное одиночество. Дом, где на полке в ванной комнате не было ничего лишнего в виде чужой собственности; где никто не съел её овсяные хлопья и не оставил окно открытым; где никто не воевал с ней за контроль над телевизором; и где вмятина на диване приняла точную форму её тела. Обстановка отображала индивидуальный подход к «Богеме» Пуччини. Стены покрывали фотографии Сары и её друзей, смеющихся и брызжущих любовью к жизни. Это была квартира того, кто был несколько нелюдим, того, кто существовал.       Здесь воздух не гудел от дыхания невоплощённых мечтаний.       На автоответчике мигнула красная лампочка. Сара проигнорировала его, скинув спортивную сумку на ситцевый коврик, и бросилась на кровать, прижавшись щекой к подушке, чтобы вглядеться в фотографию на комоде. Там она смеялась, обнимая Тоби, который улыбался, такой счастливый, что ему уже восемь лет, такой гордый, что гуляет со своей красивой и обаятельной старшей сестрой. Через несколько минут обнюхивания квартиры Мерлин вскочил к ней на кровать, ткнувшись холодным носом ей в лицо, прежде чем улечься поверх Сариных босых ног.       Телефон зазвонил снова.       — Меня тут нет, — буркнула Сара.       — Привет, вы дозвонились Саре. Я не могу говорить, поэтому оставьте сообщение! Пока! — Звуковой сигнал.       — Сара, это Шерил, твой агент. Ты вообще получаешь мои сообщения?       «Нет».       — …тебе стоит задуматься об участии, потому что постановщики продолжают мне названивать. Перезвони.       Сара зарылась лицом в подушку. Театральная постановка неустаревающей истории «Красавица и Чудовище», режиссёр звал её сыграть одноимённую героиню. Много лет назад Сара пожертвовала бы правой рукой, чтобы стать героиней сказки. Теперь же идея Красавицы, противостоящей Чудовищу в его одиноком замке, затопляла её ужасом, который она не могла ни объяснить, ни понять.       — Это всего лишь сказка, — говорила ей Линда, когда Сара посвятила мать в свои тревоги. — Наша работа как актрис — это не критиковать сюжет, а претворить его в жизнь.       «Но именно этого я и боюсь», — подумала Сара, изучая своё зеркальное отражение позже той же ночью. После душа она переоделась в ночную рубашку, тонким слоем шёлка облегающую грудь, бёдра и ноги. Беспокойные зелёные глаза под ровными, тёмными бровями посмотрели в ответ на её бледное лицо, измождённое из-за последних бессонных ночей. Пелена чёрных волос падала вокруг лица, смягчая его обычно замкнутое выражение. Губы будто надутые — странность, над которой Сара была не властна. Она заинтересовалась, такая же она красивая, как её мать, будет ли такой же красивой, как мать.       Что-то тяжёлое упало на пол. Мерлин сидел рядом с открытой сумкой, дыша раскрытой пастью, а у его лап катался серебристый предмет. Это была музыкальная шкатулка в виде беседки.       — Я думала, что оставила тебя.       Недоумевая, Сара подняла вещь. Наверное, Тоби положил её в сумку, ведь он зачастую умудрялся впихивать игрушки в её чемодан, так что ей приходилось возвращаться домой как можно скорее, чтобы вернуть их. Принцесса, казалось, тянется к ней своими ручками в серебряных рукавах. Сара немедля поставила её, почти хлопнув по туалетному столику.       Беседка начала играть, тряска расшатывала механизм. Тихо зазвенели знакомые напевы, усыпляющие, почти зловещие, почти печальные. Сару затопило чувство вины. Это просто музыкальная шкатулка, а вот она, двадцатидвухлетняя, боится несуществующей опасности. Опасности, которая даже не видна. Это была всего лишь игрушка из детства.       Она задремала под её музыку.       Когда она уплывала в область бессознательного, ей померещилось, что автоответчик начал проигрывать свои сообщения серией звуковых сигналов и искажённых слов. Затем послышался один голос среди других — мужской, глубокий, ласкающий.       — Я был великодушен, Сара. Я могу быть и жесток. Жесток, как твои глаза.       Ей снился сон.       Она вновь очутилась в бальной зале, в окружении танцующих образов неземной красоты. Они двигались с сонной грацией в изящных танцевальных фигурах, пленённые трансом музыки. Всё — стены, стулья, люстры и канделябры, — мерцало жемчужными переливами, перебрасываясь голубыми, розовыми и лиловыми огоньками. Маска гоблина покосилась на неё, и она отскочила в тревоге. Накрашенный рот под маской расхохотался.       Зала расплавилась вокруг. Когда та вернулась в прежнее состояние, она снова танцевала в объятиях безликого человека. Его белокурые волосы светились на тёмно-синем бархате камзола, ореолом света вокруг размытого пятна, где должно быть лицо, если бы она могла только вспомнить, как он выглядел. Она знала, что он должен быть красивым, но не могла вспомнить, какого цвета у него глаза, только лишь то, что они были повелительными.       И вдруг она опять оказалась стоящей в одиночестве в море замаскированных танцоров, сменив направление в поисках чего-то или кого-то, и когда толпа заколыхалась и расступилась с грянувшей музыкой, она увидела его, безликого человека. Он шагнул к ней через раздвинувшуюся массу маскарадных гуляк, отходивших от него в немом благоговении. Они соприкоснулись.       Зала вновь затуманилась. На этот раз комната была пуста. Музыка играла без оркестра. Стулья разбросаны вокруг безлюдных столов. Когда она повернулась, он снова был здесь, шагая к ней сквозь незримую толпу. Щелчки каблуков его сапог по мраморному полу отдавались эхом в отсутствии пьяного смеха. Но он всё никак не достигал её.       Сара наблюдала, как будто смотря ленту, перематывающуюся и воспроизводящуюся. Куда бы она ни поворачивалась, она видела его. Однако каждый раз, когда он добирался до неё, когда они протягивали руки друг к другу, он исчезал, и она обнаруживала, что оборачивается и вновь видит его издалека позади себя, идущего к ней по пустой бальной зале...       Сара снова повернулась, её сердце переполняло отчаяние. Да, он опять стоял там, в центре толпы, которой там не было, высокий и щеголеватый в своём тёмно-синем жакете, что сиял как звёздная ночь. Она забыла, как душераздирающе он красив, какие тёмные и властные у него глаза — голубее прозрачного летнего пруда и глубже штормящего зимнего океана. Сейчас они смотрели на неё с такой пронзительностью, что у неё подкосились колени, будто бы он не мог поверить своим глазам. Будто бы он смотрел только на неё, и ни на кого больше, и от увиденного у него захватило дух. Он протянул руку...       — Нет!       Крик вырвал её из сна, бросив в пот и дрожь в собственной постели. Не было ни бального зала, ни таинственного безликого мужчины. Она до сих пор тянулась к нему, её рука тряслась в воздухе перед ней, нащупывая руку, которой там не было. Она обратилась к темноте.       — Кто бы ты ни был, я желаю, чтобы ты был больше, чем сном, — с жаром проговорила она. И погрузилась обратно в сон без сновидений.       Бесшумно приземлившись, он пересёк комнату, чтобы смерить взглядом сверху вниз спящую женщину. В бледном сиянии луны она выглядела моложе своих двадцати двух лет, такой же юной, как в пятнадцать, и такой же ранимой. Одна прелестная ножка выглядывала из-под одеяла. Он укрыл спящую одеялом, скрывая высунувшуюся ногу, затем выругал себя за глупость. Эти семь лет сделали его мягким? Он не мог позволить себе быть мягким.       Он слышал, как оформляется её желание, само желание, что вызвало его. Даже если она была в полусонном состоянии, застигнутая на пороге сна, который отказывался отпустить её, она сказала то, что хотела, выбрав правильные слова из темноты и бросив их в ночь на крыльях надежды и страсти. Так же, как она призвала его семь лет назад неосторожным желанием — неужели она так и не усвоила свой урок? Тем не менее, что сказано, то сказано, и Джарет был весьма доволен.       Семь лет исполнили обещание красоты, которое он заметил в юной пятнадцатилетней девушке, даже с лихвой. Подбородок остался упрямым, губы по-прежнему так и норовят надуться. Но округлость пубертатного возраста исчезла, выявив чёткие скулы, тонкие конечности и женственные бёдра. Даже объятой сном, ей удалось разжечь его любопытство и интерес. Трудно было поверить, что это спящее уязвимое создание когда-то одолело его. Он улыбнулся. Как посмела она забыть его, когда он был одержим ею в течение последних семи лет? Но ничего страшного, он всё расставит по своим местам. Он выхватил из пустоты хрустальный шар, и дуновением разбил его на миллион осколков, которые, сверкая, осели на сонный силуэт.       Сара заворочалась, но не пробудилась. Сражённый внезапным желанием, Король Гоблинов прилёг лицом к лицу спящей. Она была так тиха, так безмятежна. Однажды он не выдержит...       Сонная рука шевельнулась, хлопнув Сару по щеке, и она перекатилась на другой бок. С угрюмостью на прекрасных чертах, он поднялся на ноги. На залитом лунным светом полу его тень растворилась в темноте и исчезла.

***

      — Отличная работа, команда. Закончили на сегодня, — выкрикнул режиссер. — Не забывайте, премьера через две недели!       Его слова словно избавили актёров от заклятья. Один за другим они сбрасывали с себя образы со вздохами облегчения, возвращаясь назад к подлинным личностям. Обедневший купец стал жизнерадостным молодым человеком, который уехал на спортивном автомобиле. Одна злая сестра — волонтёром в столовой для бездомных раз в неделю, тогда как другая подрабатывала в ветеринарной клинике. Чудовище в действительности оказалось Патриком, застенчивым и скромным юношей и любящим парнем рыжей оторвы Амелии, которая играла злую фею. Он небрежно закинул руку ей на плечи, целуя в щёку.       И среди этой преображающейся группы одна девушка продолжала стоять с закрытыми глазами. Красавица тихо, себе под нос, считала от одного до десяти. Затем она вздохнула и открыла зелёные глаза, снова став Сарой Уильямс.       — Эй, Сара. Мы с Патриком собираемся выпить с друзьями, не хочешь присоединиться? — предложила Амелия своей высокой партнёрше по спектаклю, когда та засовывала личное имущество обратно в сумку на ремне. Патрик уже ждал у двери с двумя рюкзаками — своим и Амелии. Остальные актёры уже начали выходить в двери, мчась на другие работы, которые позволяли платить по счетам.       — Нет, всё в порядке, — ответила Сара, оторвавшись от раскиданных салфеток и сменной одежды, что устилали пол. — Мне нужно сходить по делам.       Амелия нахмурилась.       — Ну, если ты уверена...       Сара помотала головой, набрасывая на плечи куртку.       — Да, уверена. Иди, Патрик ждёт.       — Тогда ладно. Доброй ночи, Сара.       Махнув на прощание, Амелия побежала к своему бойфренду. Она попыталась. Она пыталась не раз. Тем не менее, зеленоглазая девушка всегда отшивала её. Даже во время репетиций Сара держалась в стороне, подавая голос только затем, чтобы указать способ улучшить постановку. Она была доброжелательна, это правда, но только на поверхностном уровне. Она никогда не была дружелюбна. Может, Сара робела? Амелия сразу отвергла эту мысль. Такие красивые девушки, как Сара, никогда не робеют. Необщительными могут быть, да, но робкими — никогда.       Сара смотрела вслед рыжей со слабым укором совести. Она знала, что Амелия хотела как лучше. Возможно, если бы они встретились в других обстоятельствах, то стали бы верными друзьями. Однако тревожность, которую Сара испытывала из-за пьесы, была подобна болезни, распространяясь через игру, пока актёры также не заразились. Она чувствовала, что если снимет оборону, то, что преследует её, подкрадётся и схватит. Она взвалила на плечо свою сумку.       — Ты была прекрасна сегодня, Сара. Как и всегда.       Она обернулась. Режиссёр — Люк — стоял в проходе, держа руки в карманах. Вне репетиции он казался таким, таким... нормальным, в отличие от строгого режиссёра, в роли которого выступал, пока горели огни рампы. Как и актёры, он, казалось, сбросил личину и снова стал самим собой.       — Спасибо.       Он пожал плечами, как будто не зная, что сказать. Провёл рукой по волосам — жест этот, по наблюдениям Сары, он совершал, когда не мог подобрать слов. Она задумалась, подозревал ли он о своей привычке. Потом после паузы его прорвало:       — Я видел тебя в «Гордости и предубеждении». Ты была замечательной Элизабет. Именно поэтому я настаивал на том, чтобы ты играла Красавицу.       — Так, значит, я просто типаж? — в шутку спросила она, поправляя на плече сумку, отбрасывая свои длинные чёрные волосы в сторону от ремня. — Героини из бедных семей? Глупые сёстры? Постоянные отказы богатым женихам? Возможное принятие человека, который казался неприятным, а потом положительным, сексуальным и богатым?       Люк расслабился и улыбнулся.       — Нет, — ответил он, ободрённый её шутливым тоном. — Ну, полагаю, что между этими двумя персонажами есть сходство. Я выбрал на роль тебя, потому что в тебе есть некая тоска, как будто ты действительно веришь в сказки и в «жили они долго и счастливо».       Улыбка словно примёрзла к лицу Сары.       — Что заставляет тебя думать, что я верю?       — Разве нет? — Люк выглядел озадаченным. Он снова потеребил свои волосы. — Ты просто кажешься мне разбирающейся в сказках. В тебе есть что-то волшебное, как будто вот-вот должно произойти нечто чудесное и захватывающее. Ты могла бы вдохновлять рыцарей совершать подвиги ради твоей руки. Короли могли бы преклоняться перед тобой. Тебя это не волнует?       Сара покачала головой.       — Нет, ничуть, — сказала она. — Раньше я хотела быть принцессой из сказочной истории. Пожалуй, теперь это так, пусть даже всего лишь понарошку. Но на этот раз я играю не одна. — Она слегка засмеялась из-за откровения.       Люк посмотрел на неё, высокую и стройную, глядящую на него ясными зелёными глазами. Отнюдь не очи сказочной принцессы, которая ждала спасения из башни слоновой кости на вершине непреодолимой стеклянной горы, а глаза молодой женщины, которая выбрала свой путь и разрушила проклятие над своими семью братьями. Это были глаза героини.       — Нет, не одна, — тихо произнёс он.       Его слова словно рассеяли какие-то чары, которые удерживали её. Она взглянула на часы, восклицая:       — Господи, уже столько времени? Мне нужно идти.       Он вытащил ключи от машины.       — Если торопишься, могу дать тебе прокатиться.       — Нет, спасибо. Мне нужно сбегать по делам, — сказала она уже на полпути к двери.       — Да, я слышал, — промолвил Люк, пожалуй, только немного тоскливо. — Что ж, тогда увидимся завтра.       Махнув на прощание, Сара выбежала в двери. Люк вздохнул. Три недели репетиций, а исполнительница главной роли по-прежнему оставалась неуловимой. Он взял копию сценария, потрёпанную и заляпанную кофе. Непроизвольно открыл на сцене, которую они разучивали.       — Разве я не был великодушен, Красавица? — прочёл он. — Всё в моём дворце — твоё. Я отпустил твоего отца. Я дал тебе всё, что ты могла пожелать. Я вручил тебе мои розы. Я поступал меньше как Чудовище и больше как человек, и всё это я делал ради тебя. Я устал соответствовать твоим ожиданиям. Разве это не великодушие?       — К сожалению, женщины такие капризные существа, верно? — раздался незнакомый голос. Люк обернулся.       Говоривший развалился в одном из сидений, расположенных слева от сцены, где лежали густые и мрачные тени. Которые могли объяснить, почему Люк его не заметил. Но теперь, обнаружив его, Люк задался вопросом, как он мог пропустить такого человека. Он был высок, даже притом что сидел, ноги с ленивым изяществом опирались на спинку стоящего впереди кресла. Вся его персона излучала мощь. Она прослеживалась в линиях его тела, в том, как он раскинулся в тесном театральном кресле, как будто это был величественный трон, в том, как он склонил голову, пока говорил, в дорогой нарочитой простоте его чёрной одежды. В небрежной грации и в чертовской самоуверенности. В потрясающей причёске из белокурых волос, таких светлых, что почти белых.       — Я не знал, что здесь есть кто-то ещё, — сказал Люк с небольшим намёком на обвинение в голосе.       — Не знал? Ай-ай-ай, — произнёс блондин.       Люк засомневался, не издевается ли он. Блондин опустил ноги — небрежно и грациозно — и встал. Он оказался высоким, около шести футов ростом, и хорошо сложённым, несмотря на худощавую фигуру. Одет просто, но элегантно в чёрный костюм, чёрный галстук и чёрное пальто, как мафиози или скромный миллионер. И если смириться с шокирующей светлой стрижкой — почти маллет*, если не считать некую несравнимую первоклассность, выполненный с европейской элегантностью — он был чрезвычайно красив. «Он наверняка пугает всех встречных, — подумал Люк. — Он пугает меня!»       — Мне очень жаль, но я как раз закрываю театр. Вам придётся уйти.       Не задетый не особенно завуалированным приказом, незнакомец побрёл по проходу, держа руки в карманах, туда, где стоял Люк.       — Я кое-кого искал. Но, похоже, разминулся с ней, — сообщил он, восходя на сцену. Он был по-настоящему высок, и в дежурном освещении казался ещё выше. — Вместо этого я нашёл тебя. Ты режиссёр, ведь так.       Это был не столько вопрос, сколько утверждение, и Люк разозлился на высокомерную самонадеянность этого мужчины и на неявное оскорбление в словах — не только потому, что он словно раскрытая книга, но и потому, что он просто режиссёр. И всё это незначительно.       — Да, — ответил он кратко. — Что я могу для вас сделать?       Незнакомец улыбнулся — медленно, лениво.       — О, ничего, — последовал его ответ. — То есть, ничего на данный момент. На самом деле, весьма возможно, я могу сделать что-то для тебя. — Сказав это, он извлёк небольшой хрустальный шар будто прямо из воздуха.       Тот засиял под яркими огнями рампы, почти светясь в ладони, как смутно заметил Люк, в перчатке из чёрной кожи, совсем как у остальных мужчин. Он почти различал танцующие силуэты под отражающей поверхностью кристалла, перемещающиеся образы, которые мигали и исчезали, когда он почти разбирал их. Люк наклонился ближе.       — Что это? — полюбопытствовал он, заворожённый.       Взмах руки, и кристалл, казалось, заплясал, кружась то тут, то там на руке незнакомца. Образы мелькали, не попадая в поле зрения.       — Кристалл, — лаконично и загадочно сказал человек. — Ничего более, но если повернёшь его вот так, он покажет тебе твои мечты.       Кристалл укатывался по тыльной стороне ладони, исчезая и тут же появляясь в другой руке, всегда слишком быстро, чтобы Люк успел разглядеть изображение в его глубине.       — Держи.       И незнакомец бросил шар в воздух. Люк поймал его, тёплый от сценического света. Не игра ли это воображения — странный пульс под кончиками пальцев? Однако когда он посмотрел на него, шар послушно и неподвижно лежал в его руках.       — Зачем ты даёшь мне это? — спросил он.       Но незнакомец как сквозь землю провалился.

***

      Люку грезился замок, увитый колючим терновником. Сам он ехал на рослом белом жеребце, облачённый в доспехи. Шипы раздвигались пред ним на пути к сердцу замка, где в зачарованном сне лежала Сара.

***

      Открыв глаза, Сара поняла, что она не в своей комнате. Вместо белого гипсокартонного потолка своей городской квартиры она смотрела на бархатный полог. С занавесей кровати свисала паутина. За ними она увидела стены из камня, украшенные выцветшими гобеленами и потрескавшимися деревянными рамами пыльных картин, с тяжёлым слоем в сотню лет. Воздух кругом загустел и отяжелел от грёз, поющих колыбельные шелестящими голосами. Она смела их с лица, после чего заметила, что рука крепко сжимает розу, а пальцы в пятнах засохшей крови.       — Где это я? — пробормотала она, садясь.       — Ты в моём замке за Городом гоблинов, — ответствовал глубокий мягкий голос.       Он сидел в тени, царственно развалившись на софе в распахнутой белой рубашке, чёрном жилете и серых бриджах, заправленных в глянцевитые чёрные сапоги, положив локти на колени. Его руки в перчатках из чёрной кожи задумчиво поддерживали подбородок. Он наблюдал за ней некоторое время. В состоянии дрёмы она сразу узнала его.       — Ты — Король гоблинов, — объявила она.       — Да.       — Как я сюда попала? — нахмурилась Сара.       Король опустил руку ото рта.       — Полагаю, тебе снится, что ты здесь, — ответил он глубокомысленно. В его голосе не было веселья или презрения. — Не то чтобы я сожалел о твоём присутствии.       — Семь лет прошло. Я думала, ты… что я должна была… — Она запнулась. — Ты по-прежнему здесь.       Он приподнял изящную бровь.       — Что ты должна была убить меня? — осведомился он. — Нет, как ты можешь видеть, я всё ещё здесь.       Сара спустила босые ноги на холодный каменный пол. Было скользко от слоя пыли, который покрывал его будто тонким ковром, прилипая к стопам на каждом шагу. Она оказалась одета в нелепое красивое платье — сплошь белый шёлк и лёгкость. Оно ниспадало с бёдер переливчатым каскадом, закручиваясь вокруг лодыжек белым облаком. Она покачала головой. Пышные платья и шелка очень хороши в фантазиях, но абсолютно непрактичны за пределами бального зала. Король Гоблинов оставался на своём сидении, пока Сара подступала к нему, весело глядя на неё из-под тёмных ресниц, откинувшись назад на мягкой кушетке, тревожа покой десятилетий пыли. Он лениво улыбнулся ей, когда она наклонилась к нему, изучая. Через мгновение исследования его лица, она сказала:       — Ты выглядишь иначе.       Светло-голубые глаза, как осколки зимнего льда с сердцевинами из черноты, смотрели на неё. Сару притягивал его левый глаз; его зрачок был больше, чем у второго, словно чёрное око с кольцом синего огня. Казалось, он поглощал всё, что видел, и ей почудилось, что она падает в его чёрную глубину. Сара поспешно отвернулась, заметив лепные скулы, гордый нос и странные отметины вокруг глаз — чёрные концы крыльев, что тянулись к вискам. Его кожа мерцала неземными бликами. Он выглядел так же, при этом отличаясь от короля, с которым она столкнулась семь лет назад. Тогда она представляла себе больше сходства между ним и любовником своей матери. Ей казалось, что она немного влюблена в Джереми. Теперь же лик Короля Гоблинов был лишён чего-либо общего с симпатичным личиком. И тем не менее, это было бесспорно то же лицо и по-прежнему бесспорно прекрасное.       — Это потому, что ты старше, — ответил он. — Мечты зреют вместе с мечтателем.       Её замешательство несколько прояснилось. Это казалось вполне разумным.       — Ох. Это всё объясняет. — Опустив руки, она села на софу рядом с ним, подтянув вверх колени и подбирая ноги под белую юбку. В беззаботном неведении о пылевых пятнах, которые она оставляла на обивке, Сара легла щекой на колени. Посмотрела на Короля Гоблинов из-под ресниц. — У меня в последнее время прямо-таки странные сны.       — Да, я знаю, — откликнулся он. — Я навевал их на тебя.       — Ты? Зачем? — потребовала она, подняв голову и отпрянув в сторону. Пыль взметнулась вихрем, заплясав вокруг неё, как воздушные юбки.       — Успокойся, Сара, — сказал он с лёгким раздражением. — Я не собираюсь причинять тебе боль. — Выражение её лица лишь продемонстрировало, как мало она ему поверила. Он вздохнул, потерев рот рукой в перчатке. — Почему все мои поступки должны быть повинны в скрытых мотивах?       — Потому что ты Король Гоблинов! — ответила она откровенно.       Уголки его рта дёрнулись.       — Да, что есть, то есть, — согласился он, — и ты бы не вернулась в Подземье, вот мне и пришлось прийти за тобой. Но я не мог коснуться тебя, пока ты меня не призовёшь, поэтому я насылал на тебя сны. Ты загадала желание.       — Я победила тебя честно и без обмана! — отчаянно выкрикнула Сара.       Что-то мелькнуло на его лице, сдержалось и мгновенно скрылось. Но осталось в голосе, угрюмом как у школьника, наказанного за проступок, которого он не совершал.       — Да, победила, и при этом разрушила мой Лабиринт, — мрачно изрёк он.       Король Гоблинов внезапно встал, и, отвернувшись от неё, пересёк комнату, чтобы выглянуть в окно, грубо вырезанное в каменной стене.       — Прости.       Взгляд, который он бросил на неё через плечо, был наполовину сердитым, половину смешливым. Но что-то снаружи привлекло его внимание, и он снова отвернулся. Поставив ногу на каменный выступ, он перегнулся на ту сторону, чтобы посмотреть на подножие башни.       — Вон там подходит твой белый рыцарь, чтобы спасти тебя от злых чар, — заметил он весело и ехидно. — Прямо как в сказке. Молодой герой пришёл спасти прекрасную деву поцелуем.       — О ком ты говоришь? — заинтересовалась Сара, поднимаясь с софы, чтобы присоединиться к нему в окне.       Но прежде, чем она успела выглянуть, он резко вытянул руку, заграждая ей проход. Она отшатнулась от соприкосновения.       — Ничего там нет, — сообщил он ей любезно и вынул кристалл из витающих в воздухе грёз. — Ничего из того, чему положено быть в сказках.       Он нежно подул на кристалл, и сфера распалась на сверкающую пыль, которая поплыла по воздуху. Сара изумлённо зажмурилась от её частиц, но невольно вдохнула.       Дремота охватила её своими цепкими объятиями, и она попятились назад. Обратная сторона коленей прижалась к кровати, и Сара тяжело села. Было трудно говорить, трудно оставаться сидя. Она свалилась на мягкий пуховой матрас, и чёрные волосы веером рассыпались вокруг её лица на белоснежных простынях.       — Что... ты... делаешь? — прошептала она.       — Я просто помогаю истории идти вперёд, моя дорогая, — ответил он, садясь рядом с ней. — Спокойной ночи, моя милая Сара.       Она уснула.       Когда Сара очнулась, было уже утро. Она лежала в своей постели в своей квартире. И решительно не понимала свой сон.