As the World Falls Down

      — Боже, как я устал, убейте меня кто-нибудь, — простонал Патрик оттуда, где он лежал лицом в сцену. Он рухнул лавиной шёлка, парчи и блёсток в ту минуту, как Люк закричал «Закончили!», как марионетка, у которой обрезали нитки. Генеральная репетиция плохо на нём отражалась. Одну только финальную сцену превращения прогнали семь раз, пока не разобрали технические моменты, несущественные для постановки. — Мы должны делать это шесть вечеров в неделю, плюс дневные сеансы?       — Вот для чего нужны дублёры, — пошутил Кайл, передавая ему бутылку воды. — Они работают, ты прославляешься. Думай об этом: премьера, твоё имя в огнях и в центре внимания!       Это был понедельник, за три дня до премьеры, и Люк настоял, чтобы они уже начинали репетировать в костюмах. Хотя костюмы были прекрасны, в духе конца семнадцатого века западноевропейской моды и обильно отделаны кружевами и парчой, они душили и затрудняли движения. Девушки, которые прежде никогда не носили корсеты, вдруг открыли для себя важность дыхания, а мужчины научились ценить умение ходить на каблуках.       — Если мы вообще доберёмся до неё, — высказался Люк. — У нас меньше трёх дней до премьеры, и до сих пор возникают проблемы. Я хочу, чтобы завтра ты был свеж и бодр, и никаких больше ляпов, как сегодня.       Амелия подняла руку.       — Значит, мы можем пойти домой? — с надеждой спросила она.       Остальные актёры засмеялись, и режиссёр нахмурился.       — Не надо показывать, как вы рады уйти отсюда, — предупредил он. — Да, можете идти домой.       Он поймал Сару, прежде чем она покинула сцену, ухватив её за рукав почти смущённо и собственнически. Было пыткой играть роль режиссёра-профессионала, глядя на неё, красиво одетую, как сказочная принцесса, видя её улыбку и игру в романтику с Патриком, когда всё, о чём он мог думать, это поцелуй, который она подарила ему только несколько ночей назад. Она была так прекрасна в своём переливчато-синем платье, блистающем золотыми, зелёными и лазурными оттенками под сценическим светом, ярком в сравнении с тьмой её чёрных волос. В глубине души он желал бы принарядиться, а не быть в простых джинсах и рубашке на кнопках.       — Люк?       — Тсс, — шикнул он, украдкой взглянув за её спину. Они были одни. Он облизнул губы. — Я не могу перестать думать о том поцелуе.       Понимание озарило её глаза. Оглянувшись назад из-за подслушивающих или замешкавшихся актёров, она стряхнула его руку со своего рукава.       — Не говори глупостей, Люк, — произнесла она. — В настоящий момент ты — режиссёр, а я — актриса. Сейчас не время.       Он снова поймал её.       — Ты подумала об этом? — допытывался он. — О поцелуе? О том, что я говорил?       — Это был всего лишь поцелуй, — сказала она ему решительно. — Это ничего не значит. Что касается второго, нет, я не думала об этом. Не стоит спешить в таких делах, Люк. Они либо происходят, либо нет. Я сказала, что дам тебе шанс, и я дам его, но я не могу просто сказать тебе «да» прямо сейчас.       — Есть кто-то другой, да? Тебя кто-то удерживает? — Он знал, что прозвучало это отчаянно. Его слова были жалкими даже для его собственных ушей.       — Господи, почему мужчины всегда предполагают, что есть кто-то другой? — Её тон был наполовину раздражённым, наполовину позабавленным. — Никого нет. Я сказала тебе, что пока недостаточно хорошо тебя знаю. Ты можешь пригласить меня на свидание, там и разберёмся. Таким образом, на данный момент я полагаю, что ответ «возможно».       Это не было обещанием, но это было уже кое-что, и Люк по крайней мере понимал, когда уступить.       — Как насчёт премьеры? Пойдём после представления.       Сара покачала головой.       — Я не смогу. Отчим устраивает для меня вечеринку. Ты всегда можешь прийти, если захочешь. Похоже, в любом случае там будет народ из театра, — объяснила она ему.       — Я приду, если назначишь мне свидание. Как насчёт такого? Ты дашь мне ответ на премьере, после представления, — предложил он с нетерпением, ловя обе её руки своими. — Это будет идеально. Если ты будешь согласна, мы пойдем на твою вечеринку вместе.       Что она могла сказать? Это как минимум давало ей время обдумать странную затруднительную ситуацию, в которой она оказалась. Сара кивнула, ощущая себя вовлечённой в оперу, и что они играют для незримой аудитории.       Он утянул её в тень от кулис, где декорации и реквизит скрывали их из виду в случае, если кто-нибудь влезет на сцену. Сара посмотрела на него подозрительно и скептически.       — Что ты делаешь? — потребовала она, когда он сманеврировал её за замок Чудовища.       — Можно мне поцеловать тебя снова? — прошептал он, стараясь не повысить голос на случай, если кто-то может их подслушать.       Она таращилась на него одно мгновение, прежде чем начала хихикать, приглушая смех рукой. Овладев собой, она кивнула, поднимая лицо.       — Ты не должен спрашивать, ты же знаешь, — сказала она.       Когда он наклонил голову к ней и его губы соприкоснулись с её губами, он подумал, как ей удалось заставить его чувствовать себя будто школьник, нервным и неловким, впервые тронувшим женщину. Этот поцелуй был нисколько не похож на поцелуй в её квартире, который был мягким, чутким и сладким. Этот поцелуй был робким и скованным, безликим касанием уст. Так целуются дети на пороге отрочества, играя в игры с бутылочками и шкафами, слишком взрослые игры для их молодости и неопытности.       — О, сожалею, я, по-видимому, наткнулся на то, на что не должен был, — заметил холодный голос, рассекая их аккуратно, будто скальпелем.       Люк выпустил Сару и нервно отскочил, а она отвернулась, чтобы длинные волосы замаскировали её занавесью. Но это был не кто-то из актёров. Тот самый красивый белокурый незнакомец с прошлой недели вернулся; прислонившись к находящемуся поблизости реквизиту, он наблюдал за картиной маслом с выражением лукавого веселья. Его глаза были суровы.       — Мне зайти попозже?       Сара вывернулась из объятий Люка; проскользнув мимо незнакомца, она направилась в гримёрную. Блондин проводил её взглядом, и не почудилось ли Люку, что она чуть приостановилась под этим взглядом, привлечённая притягательностью его красивой внешности и властной ауры? Но Сара нырнула в тень кулис, и он больше не мог видеть сверкание её платья. Он обратил внимание к незнакомцу.       — Это была твоя главная актриса? — вопросил блондин.       — Да... — осторожно подтвердил Люк. Ему стало интересно, как давно блондин наблюдает за ними, был ли он свидетелем более чем неловкого поцелуя. Он повернулся и двинулся назад к сцене. — Да, это была Сара. Она исполнительница главной роли.       — Сара? — Вопрос был задан в непосредственной близи, напугав Люка. Он не слышал шагов белокурого гостя.       — Да, Сара Робертсон, как она себя называет. Мне известно, что она дочь Линды Уильямс, — ответил Люк. Углубившись в тени театральных кулис, он не разглядел поджатые губы красавца или мелкие морщинки, что появились между бровями. — У неё талант её матери, и она такая же красивая. Красивая, как сказочная принцесса, из-за чего я и утвердил её как Красавицу, и из-за ощущения касательно неё, будто ты просто стоишь рядом с ней и ждёшь, что произойдет нечто захватывающее. Вы испытывали когда-нибудь такое?       — Да, — мягко сказал незнакомец. — Я знаю, что ты имеешь в виду.       Его недоверие рассеялось, Люк улыбнулся гостю.       — Слушайте, я ведь даже не знаю вашего имени. Вы, наверное, уже знаете моё, я Люк.       — Джарет.       — Бог ты мой, оно немного старомодное, нет? — не удержался Люк от восклицания. Он одёрнул себя. — То есть, я не слишком часто встречал людей, которых звали Джарет.       Незнакомец — Джарет — пожал плечами.       — Имя как имя. «У розы под любыми именами останется всё тот же сладкий аромат», — процитировал он, меряя шагами сцену, словно любуясь её художественным оформлением. — «С шипами». * Итак, Люк, скажи мне, тебе нравится мой подарок?       Где-то на донышке сознания Люк подивился, как долго актёры переодеваются в повседневную одежду. Но сама реальность, казалось, зависла. В некотором роде Джарет казался вызовом реальности — с его неземной внешностью, аристократическим видом и с его способностью неким образом понять, что Люк имел в виду, когда описывал Сару. Даже с его экстравагантной золотистой причёской и в дизайнерском костюме он отлично вписывался в эпоху декораций на сцене. Таких мужчин, как Джарет, не должно существовать.       — Тот хрустальный шар? — спросил Люк, спускаясь по ступенькам подмостков к зрительскому ярусу. — Он у меня в кармане пиджака, на кресле.       — Нет, не там, — сказал Джарет любопытствующим тоном. — Он тут, на сцене. — В доказательство он протянул маленькую сферу изумлённому режиссёру; чёрные перчатки мрачно контрастировали с бледными переливами шара.       — Ладно, может, и нет. Как он туда попал? Должно быть, я взял его и забыл об этом, — засмеялся Люк и вернулся на сцену, чтобы взглянуть поближе. Не было никаких сомнений, что безделушка в перчатках Джарета была тем самым хрустальным шаром, вручённым ему на прошлой неделе. — Но это просто хрустальный шар, разве нет? Ничего особенного.       Джарет покачал головой.       — Он делает именно то, что я и сказал, — произнёс он. — Он покажет тебе твои мечты.       — Я ничего не видел, — сообщил Люк, пожалуй, немного недовольно.       — В таком случае, возможно, твои мечты недостаточно сильны, — ответил Джарет. — Спроси себя, что ты по-настоящему хочешь?       Его голос манил. Гипнотерапевтам следовало бы брать уроки у этого человека, подумал Люк, вперившись в кристалл в затянутых в перчатки руках Джарета. Вихри и блики на стеклянной поверхности словно перестраивались в узоры, расплывчатые и мимолётные, постоянно меняясь. Белое платье кружилось в его глубине. Женщина прислонилась к нарядным кованым перилам балкона. Когда её похлопали по плечу, Сара обернулась и улыбнулась.       — Твоя главная актриса, значит?       Люк не понял, сказал ли он это вслух. Он перевёл взгляд с кристалла на глаза Джарета. Он ошибался. Глаза были не тёмными, а голубыми, почти как осколки стекла, вставленные в уже по-неземному бледное лицо. При этом они хранили в своих глубинах тайну, как озеро чистейшей воды без дна, и, несмотря на светлоту, сковывали зрителя своим странным пламенем и несоразмерными зрачками. Их вид лишал присутствия духа. Джарет слегка подбросил кристалл в воздух и поймал его снова одной рукой. Картинка исчезла.       — Так у тебя есть мечты, — заметил он. — Ты должен беречь их.       Джарет снова протянул кристалл. Не в состоянии отвести взгляд от светлых глаз мужчины, Люк тупо принял подарок.       — Мечты важны, — продолжал Джарет. — Они говорят нам, кто мы есть на самом деле. Без мечты мы оказываемся во власти грёз других людей.       — Какие мечты у Сары? — спросил Люк, затем осёкся. Он не хотел спрашивать. Как незнакомец вроде Джарета мог знать? Тем не менее, вопрос был поднят, непроизвольный, принуждённый тайной в Джаретовых очах.       Как будто Джарет мог знать.       — Сомневаюсь, что она будет благодарна, если я расскажу, — тихо произнёс тот. — Мечты, в конце концов, очень личное, а я уже однажды вмешался слишком сильно.       — Так ты её знаешь?       Джарет сверкнул на него улыбкой. Она показала зубы.       — Очень хорошо, — ответил он. — Гораздо лучше, чем ей хотелось бы признать.       Люк чувствовал себя полным идиотом из-за того, что говорил о ней так собственнически и непосредственно с тем, кто, возможно, — не возможно, а определённо — знал её лучше, чем он сам. Как Джарету, наверное, было смешно.       — Ох. Почему ты тогда не остановил мою болтовню о ней, — запротестовал он. Воспоминание всплыло в его голове. — Постой-ка. Не её ли ты искал в прошлый раз, когда приходил сюда? Ты искал Сару. Зачем она тебе нужна?       «Боже, я говорю как ревнивый бойфренд».       Улыбка Джарета не дрогнула.       — Тебе следовало задать не этот вопрос, — проговорил он. — Тебе следовало спросить, не зачем она мне нужна, а что мне нужно от неё.       Люк обнаружил, что не может шевельнуться, когда красивый, изящный блондин приблизился к нему медленным подкрадывающимся шагом, как пантера, подступающая к своей добыче.       — И ответ, Люк? — продолжал Джарет общительным, дружелюбным, весёлым тоном. Для него не имело значения, что Люк не отвечал. Он наклонился, чтобы шепнуть ему на ухо с высоты своего роста.       — Всё.       Слово раскатилось эхом в тиши сознания Люка, поглощённое внезапно приблизившейся болтовнёй. Джарет выпрямился с выверенной маской-лицом, и приятно улыбнулся актёрам, которые выбрались из своих костюмов. Несколько девушек — костюмеры и визажисты — заулыбались в ответ с заинтригованными взглядами. Они специально задержались, когда все остальные выходили в двери, флиртуя посредством языка тела — встряхивая волосами и освежая помаду. Но их усилия были потрачены впустую.       — Подумай о том, что я сказал — о том, чтобы оставаться верным своей мечте, — дружески напутствовал Джарет, отступая от неподвижного режиссёра. — Я буду за тобой присматривать.       Он скользнул назад в тень кулис, его костюм сливался с мраком, пока тот не поглотил даже золотой ореол волос. Его уход словно снял заклятие, которое держало Люка на месте, и он выдохнул, как оказалось, сдерживаемый воздух. Очарованные девушки столпились вокруг него.       — Кто это был? — взволнованно спросила одна.       Что он должен сказать? Он сам не знал ответа.       — По-видимому, поклонник главной актрисы, — откликнулся он со слабой улыбкой.       — Ну, если он ей не нужен, я его заберу!       Идея была горячо поддержана остальными хихикающими девушками. Люку не хотелось знать, разделяет ли Сара эту идею.

***

      Когда Сара прошмыгнула мимо мужчины, который их прервал, любопытство заставило её взглянуть на него. Увиденное мельком сковало её, миг гравитации, что притянула её в к нему против воли. Не из-за того, что он был красив — а он был чрезвычайно красив — или из-за того, что он держался важно и гордо, как какой-то король, но потому, что он задел в её душе чувствительную струну. В тот момент она была уверена, что они знают друг друга, что он поймёт все мысли, которые она не могла никому высказать, и что он уже знал эти мысли. Глядя на него, она почувствовала волнение, какого не ощущала давным-давно, нечто, для чего у неё не было названия.       Она почувствовала всё это за краткий миг одного быстрого удара сердца. Потом он улыбнулся ей — незначительнейший изгиб тонких губ. Это была понимающая и приглашающая улыбка, как будто он знал про все мысли, что пронеслись у неё в голове. Эта улыбка более всего остального напугала её, и она потупилась, поспешив прочь.

***

      В такие дни она не могла не завидовать Мерлину.       Наблюдая, как он нюхает на улице всё подряд и по-дружески предлагает детям послужить им, Сара вынуждена была сделать вывод, что у него на самом деле замечательная жизнь. У него есть хозяйка, которая балует его, дети его любят, и ему никогда не приходилось беспокоиться о чувствах других людей.       Чувства других людей...       Ей пришлось пообещать Люку, что она даст ему ответ в четверг вечером, после финального выхода на поклон. У неё три дня на то, чтобы решить, нравится ли он ей настолько, чтобы быть с ним. Определённо старомодный ритуал, и хоть когда-то давно ей могли польстить подобные церемонные ухаживания, она переросла свои девичьи фантазии о принцах и рыцарях в сияющих доспехах на белых конях. Это казалось милым и прелестным на прошлой неделе. Теперь его трепетное обожание подавляло.       И если задуматься всерьёз, она не должна была целовать его. Но она поддалась очарованию момента — аромат загадочных роз, коленопреклонённый мужчина у её ног — и польстилась на красивые слова. «Я стану твоим рабом» — сказал он ей, и она не устояла.       Но их второй поцелуй украдкой в тени театральных кулис был куда как менее романтичным.       — Поверить не могу, что он попросил разрешения поцеловать меня, — жаловалась она Мерлину. — Кто вообще так делает? Наверное, некоторые бы решили, что это мило, но на самом деле это было просто нелепо. Я бы предпочла, чтобы он сгрёб меня в охапку и страстно поцеловал. Ретт Батлер никогда не просил Скарлет разрешения поцеловать её.       Мерлин тут же покрыл её лицо слюнявыми поцелуями.       — Видишь, тебе вообще не нужно спрашивать разрешения, — со смехом выговорила Сара, борясь с ним. — Думаю, пришло время для обеда, ага? Узнаю эту мину! Ты думаешь, что ты милашка! Ладно, знаешь, что? Может, так оно и есть.       На крыльце своего дома она встретила сюрприз. Он сидел — нет, развалился — на ступеньках крыльца в ожидании, расположив свои длинные конечности с лёгким изяществом, а его подбородок покоился на чёрных перчатках. Таинственная и изысканная фигура во всём чёрном — пальто ниспадало на колени под отлично сшитым костюмом и до его чёрных туфлей. Его одежда могла быть с тем же успехом выкроена из самого ночного неба. Светлые волосы резко выделялись по контрасту, бледные, как лунный свет. В призрачных сумерках он походил на персонажа из народных сказок и легенд. Он поднял голову, услышав звук приближения Сары — её обувь постукивала по бетонному тротуару.       — Приветствую, — спокойно поздоровался он.       Она остановилась. Мерлин рядом с ней тихо проскулил и тревожно заскрёб лапой землю.       Вблизи незнакомец оказался ещё более красив, чем при мимолётном взгляде, брошенном ею раньше. Никогда прежде ей не доводилось видеть такой красоты у мужчины. Его кожа, казалось, мерцает слабым блеском, бледная, как зимний снег. Вечерние тени подчёркивали костистое и утончённое лицо, прокладывая впадины у выделяющихся скул и смягчая жёсткие черты сложностью и глубиной. И ещё эти глаза, что пленяли её. Неяркие, пока ещё тёмные в сумраке, они парализовали своими жутковатыми неравными зрачками. Влекущие своей странностью, они смотрели на Сару так, как будто из всех людей в мире только их обладатель по-настоящему видел её.       — Разве ты не хочешь хотя бы ответить «привет»? — осведомился он глубоким благородным голосом, когда прошли минуты, а она лишь продолжала таращиться. Прослеживался акцент, выдавая иностранное происхождение. Он встал, распрямляясь во весь рост, и стряхнул пыль с одежды.       — Привет, — проговорила Сара немного слабо.       Он нахмурился, несмотря на то, что она сделала именно так, как он посоветовал. Склонив голову набок, он пристально посмотрел на неё. Он заметил её усилившийся румянец, уже вспыхнувший от скачков Мерлина вокруг блондина, отметил выбившиеся из небрежного пучка чёрные пряди и наброшенный вокруг шеи красный шарф. Пробежался взглядом по облегающему чёрному свитеру, джинсам и сапогам до колен. В заключение воззрился на настороженное выражение лица Сары.       — Ты меня не знаешь? — спросил он добродушно, и, возможно, немного грустно.       — Кажется, да, — неуверенно ответила она. Было трудно сосредоточиться, пока он смотрел на неё так. — Ты выглядишь очень знакомо, но я не могу вспомнить ничего определённого.       Он улыбнулся ей с едва различимой тоской.       — Хотел бы я забыть тебя так легко.       — Так мы раньше встречались? — спросила она. Ветер донёс до неё его запах, таинственный, шальной и дурманящий. Ей не был знаком такой одеколон. Она не думала, что это вообще был одеколон. Тот же ветер хлестнул ей лицо концами шарфа, сорвав его с её шеи. Она с криком потянулась за ним, запинаясь о Мерлина.       Он легко поймал его, выхватив из воздуха одной рукой в чёрной перчатке. Красная шерсть на фоне его тёмной одежды была яркой, как выплеснувшаяся кровь. Он струился из его вытянутой руки торжественным даром, что он преподносил ей.       — Да. Хотя, вероятно, это была не та встреча, о которой ты сочла нужным запомнить, — ответил он с сожалением, отдавая шарф.       — Спасибо, — поблагодарила она медленно, принимая его.       Было что-то в его словах, в его красоте, в его голосе и запахе, что пленяло её, и она удивилась, как могла забыть такого, как он. Она открыла рот, чтобы спросить, как они встретились, но Мерлин боднул её сзади, жалобно подвывая.       — Ох, точно, Мерлин, — успокоила она. Она повернулась к своему таинственному посетителю. — Не хочешь подняться наверх? Я должна покормить вот эту плохую подделку под питомца.       — У тебя правило приглашать незнакомых мужчин в свою квартиру? — поинтересовался он, наполовину веселясь, наполовину ужасаясь, когда последовал за ней вверх по лестнице.       Сара пожала плечами и открыла дверь.       — Ты сказал, что мы уже знакомы, — возразила она легкомысленно. Потом более серьёзным тоном: — У меня чувство, будто я знаю тебя, хоть и не помню твоё имя.       — Джарет.       Она замерла у двери своей квартиры, как будто произнесение его имени было заклинанием, брошенным в неё. Оно было и знакомо, и чуждо. Звучание его, казалось, раздалось в воздухе боем часов, его эхо просочилось в уголки её сознания и пропитало всё ощущением волшебства и чародейства. Как будто весь мир затаил дыхание в ожидании. Медленно она обернулась к нему лицом к лицу. Он смотрел на неё, словно ждал чего-то, некой реакции, некоего всплеска эмоций, которого не случилось.       — Ну, оно, конечно, очень необычное. Впрочем, ты и сам кажешься очень необычным. Тебе подходит, — сказала она, открывая дверь. — Ну, вот и пришли.       Оказавшись внутри, пастуший пёс потащил Сару на кухню, оставив Джарета одного в коридоре. Он услышал, как собака застучала по кухонным шкафчикам в своём рвении, и снял пальто, аккуратно набросив его на столик прямо у двери. Там стояла ваза с розами, тёмно-красными и благоухающими. Он улыбнулся при виде их.       Розы были повсюду и в гостиной. Вазы с красными цветами были расставлены по всем доступным поверхностям — на журнальном столике, книжных полках, поверх телевизора. Их поникшие от тяжести цветки плакали кровавыми слезами, розовыми лепестками, что источали густой, мощный аромат. А стены были украшены полароидными снимками и фотографиями Сары с друзьями; Сара позирует на камеру, Сара не подозревает, что за ней следят. Её зелёные глаза проникновенно смотрели на него из-под растрёпанных волос, пока она улыбалась в камеру, её обнажённое тело дразняще спрятано под белыми простынями. Он не хотел знать, кто сделал снимок. На полу обложкой вниз лежала книга. Он поднял её.       — Извини за Мерлина, — сказала Сара, входя в гостиную. Она сняла шарф. V-образный вырез её свитера оголил горло и ключицы. — Он совершеннейшая свинья и не имеет никаких манер. Всё, чего он хочет, — это играть.       — Мне нравится твоя жизнь, — Джарет указал на фотографии на стене.       Сара прислонилась к стене, подняв бровь.       — Ну, она моя, тебе не отдам, — произнесла она с деланным детским себялюбием.       Он почти болезненно улыбнулся её ответу и сменил тему.       — «Призрак оперы»? — спросил он, показывая ей книгу.       — Таинственные сексуальные мужчины, живущие под землёй на грани риска, — засмеялась она. — Как не любить? И он умеет петь. Стопроцентно рок-звезда, как считаешь?       — Понимаю, — сказал он. — Даже при том, что он по сути злодей в данной истории и убивал невинных свидетелей без зазрения совести?       — Вероятно, это потому, что он и есть злодей. И кто сказал, что у него нет совести? — возразила она, возясь со стерео. Мягкие напевы саундтрека Эндрю Ллойда Уэббера заполнили комнату. — Он не нёс прямой ответственности за любую из смертей, и он покаялся в конце. Всё, чего он хотел, — это нормальная жизнь с Кристиной: никакой больше скрытности, никаких больше масок, никакой больше лжи; и в самом конце он отпустил её.       Джарет уже снял пиджак, положив его на диван. Под пиджаком на нём был надет чёрный жилет, расстёгнутый над белой рубашкой. Это придавало ему щеголеватый вид. Теперь ей стало видно, что он широкоплечий от природы, даже без пиджака, несмотря на худобу. Перчатки, однако, он оставил.       — Этот Эрик — дурак, — заявил он, уже осторожно положив книгу на кофейный столик рядом с вазой роз. — Почему он должен был отказываться от любимой женщины, если она пришла к нему по доброй воле?       — Потому что он любит её, — ответила Сара. — Потому что он видит, что она несчастна во тьме. Потому что она любит Рауля.       — Ты действительно в это веришь? — спросил он. — Или, возможно, Рауль — это беспроигрышный вариант? Даже Рауль замечает в истории, что страх Кристины перед Призраком может быть самой утончённой разновидностью любви, разновидностью, в которой она отказывается признаться даже самой себе. — Он присел на спинку оттоманки, перегнувшись через подлокотник к Саре. — Признайся, ты считаешь Рауля занудой, и втайне хочешь, чтобы Кристина выбрала Эрика.       — Да, но я не Кристина, — созналась Сара. — Моё мнение ничего не значит, разве не так?       — Но ты женщина. Ты признала, что тебя привлекает неистовый и опасный злодей, — отметил Джарет с хитрой усмешкой.       Сара не смогла не засмеяться над его выражением самодовольной победы.       — Нет, пожалуй, ты прав. Возможно, она не любит Рауля, — согласилась она наконец, откидываясь на спинку сиденья. — Но я думаю, что она боится Эрика, хоть её и тянет к нему, и ещё думаю, что даже любовь не сможет приучить её к жизни под землей во мраке.       Джарет переместился, соскользнув со своего места, чтобы склониться над ней. Его руки на подлокотниках кресла поймали её в ловушку на месте. Он наклонялся к ней ближе, пока не взглянул в её зелёные глаза. Так близко, что мог обнять её. Так близко, что она отчетливо могла видеть себя в его увеличенном зрачке.       — Я думаю, истории повествуют о том, что любовь может победить всё, — сказал он тихо.       И в его глазах все печали мирские...       В молящих глазах, что, угрожая, любили...       — Только если ты отпустишь её, — прошептала она в ответ с бешено колотящимся сердцем.       — Понятно, — сказал он просто.       Он сделал шаг назад и отошёл прочь. Скрипки взметнулись волной, вступая перед любовным дуэтом Кристины и Рауля, пока резко не замолчали, прерванные пальцем Джарета на кнопке «стоп» на стерео.       — Всегда считал эту песню отвратительно сентиментальной.       Тишина тягостно повисла над двумя фигурами, осязаемым барьером между ними, непробиваемым никакими словами, что пыталась подобрать Сара. Здесь, в тишине, были призраки: призрак человека в маске, чьё сердце и лицо были изуродованы, человека, который был забыт и сослан в царство ночных кошмаров и теней, и призраки, которых Сара не узнавала, ни одного; и один из тех призраков был мужчина в её гостиной, чьи буйные серебристые волосы колыхал вечерний ветерок. И она не хотела забыть его снова.       Она не осознавала ни пошатывающихся ног, ни неуклюжего падения вперёд через небольшое расстояние между ними. Она осознавала только, как обняла его, и его мягкие волосы защекотали её нос. Она не заметила, как он окаменел под её объятиями, как его худая фигура затрепетала от едва контролируемой страсти.       — Не уходи, не уходи, — отчаянно повторяла она.       Медленно, очень медленно он повернулся в её объятиях, приподняв её лицо затянутыми в перчатки пальцами.       — Сара, что не так? — нежно спросил он, очень нежно.       — Я не знаю, — выпалила она, поспешно отпуская его. Потом прикрыла покрасневшие щёки. Её голос был почти рыдающим, и она не могла понять свой порыв расплакаться. — Не знаю, я прошу прощения. Я вдруг испугалась.       — Того, что я уйду? — Он снова притянул её к себе и обхватил руками. Одна рука в перчатке пригладила её волосы.       — Да.       Эта близость к нему, странно дикий и колдовской его запах пронизали её чувства. Она ощущала гул в недрах его грудной клетки, когда он говорил. Его голос был очень тихим, тон непонятным.       — Разве ты не хочешь этого?       — Я не знаю, — отозвалась она таким же тихим голосом, обращаясь к груди Джарета. — Нет. Не хочу.       Уткнувшись лицом в его грудь, она услышала, а не увидела его улыбку.       — Тогда я останусь.

***

      Она заснула, слушая, как он читает вслух из её книги Ганса Христиана Андерсена сказки своим глубоким бархатным голосом. Когда она проснулась, солнце было тусклым проблеском на сером горизонте. Джарет исчез.