As the World Falls Down

      Парадный зал пришёл в упадок. Уже попорченная веками гоблинского разгула, разбросанная меблировка теперь почернела от пыли и паутины. Сарины ступни приглушённо и тяжело опускались на каменный пол, тревожа пыль, так что она клубилась в тусклом свете, прежде чем улечься наземь. Даже трон пустовал; его драпировка была источена молью и посерела от старости и пыли. Пол устилали обрывки цепей, а в углу находилось густо-тёмное пятно, о котором Саре даже думать не хотелось. Семь лет не могли вызвать разрушение до таких перемен.       Был только один путь отсюда, и её нога застыла в нерешительности на первой ступеньке лестницы. Вновь воскресли воспоминания о комнате, что бросала вызов гравитации и ошеломила её до потери ориентации, ещё более головокружительной, чем на картине Эшера. О комнате, беспорядочно заполненной лестницами во всех направлениях, которая преследовала Сару в кошмарах в течение последних семи лет, в кошмарах, которые она забывала, едва проснувшись. Ни верха, ни низа, ни твёрдой почвы под ногами, и она падала, падала, падала... Вот только она неподвижно стояла, с ногой, поставленной на первую ступеньку лестницы, приникнув к стене для равновесия.       Она начала подниматься.       Её продвижение было медленным, неторопливым. На этот раз не было ни младшего брата, которого нужно спасти, ни тринадцати часов на гонку на время. Был только Король Гоблинов, который ждал её где-то в своём лабиринтоподобном замке. Только Джарет.       — Мы идём с тобой, — твёрдо сказал Хогл. — Кто знает, что эта крыса Джарет задумал на этот раз. Три пары глаз лучше, чем одна, а четыре пары — так ещё лучше, как только мы найдём Людо.       — Сэр Хогл прав, — согласился Дидимус. — Его Величество стар и хитёр. Там может быть западня.       Но Сара отклонила их предложение; её глаза пристально смотрели на что-то далёкое, что друзья не могли видеть.       — Нет, я должна сделать это в одиночку, — сказала она. Когда они запротестовали, Сара утихомирила их жестом руки, как будто подавляя возражения физически. — Вы все помогли мне в прошлый раз, за что я очень благодарна. Очень благодарна. Но на сей раз это не поиски. Это сугубо между мной и Джаретом, и я не могу втягивать вас. Я должна покончить с этим, чем бы это ни было между нами.       Лестница привела к просторному круглому атриуму. Архитектура, в отличие от Парадного зала внизу, в отличие от эшеровской комнаты семилетней давности, была пышной и плавной. Пол был выложен золотом и белым мрамором, отполирован до яркого, зеркального блеска. Семь дверей вдоль стен, каждая дверная коробка резная, декорированная завитками в стиле рококо. Круглые стены громким эхом передразнивали шаги Сары, пока ей не стало казаться, что она окружена толпой невидимых резвящихся гоблинов.       Она выбрала четвёртую дверь, прямо напротив места, где стояла. Дверь легко распахнулась на тихих петлях, своим состоянием контрастируя с запустением, обнаруженным внизу. Свечи вспыхивали, когда она шла, освещая обширный бальный зал — даже грандиознее, чем атриум снаружи. Стены завешивали гобелены и тяжёлые бархатные портьеры, на каждой — буйство золотого шитья. Потолок окрашен тёмным, как ночное небо, каждая звезда — ярко сверкающий инкрустированный бриллиант. В центре искрилась люстра из хрусталя и девичьих слёз, сияя, как луна. Великолепие зала заставило Сару почувствовать себя маленькой и убогой в своих поношенных джинсах и грязных ботинках, с волосами, ниспадающими вокруг лица нечёсаными космами.       — Танцуй со мной, — приказал Джарет. Он выступил из теней, что затаились по краям бального зала.       Он был облачён в малиновую парчу, на плечах и шее сверкали в сиянии свечей рубины и гранаты. Его платиновые волосы мерцали звёздным светом, подчёркнутые бордовыми прядями. Он протянул к ней закованные в перчатки руки, маня к себе. Из невидимого источника заиграла музыка, призрачно знакомая и мечтательная.       Она не ощутила ни малейшего удивления при виде него. По правде говоря, она его ждала.       Сара повиновалась. Приняв его руку, она позволила ему закружить себя по пустому залу. Его рука на её талии была уверенна и тверда. Она почувствовала вес юбок, шелестящих о тело, услышала шорох бус в волосах, но внимание сосредоточилось на красивом лице, что так пристально смотрело на неё в ответ. Она вглядывалась в него, изучая странные притягательные глаза — один глаз голубой, как вода, а другой с расширенным зрачком. Она гадала, что же он видел этим глазом, столь тёмным и столь глубоким, видел ли он то, чего не мог видеть никто другой.       Когда она спросила об этом, он добродушно засмеялся над ней. На его лице не было насмешки, лишь восхищение.       — Я вижу тебя, — ответил он серьёзно, улыбаясь ей сверху вниз. — Ты такая красивая.       Ощущение его рук вызывало в Саре трепет. Это затронуло струны в глубине её души, воскрешая в памяти грёзу в грёзе. Она вспомнила своё облачение в самое чудесное платье, какое она когда-либо себе воображала, мерцание мелкого жемчуга на лифе, слои и слои тяжёлых шёлковых юбок. Она вспомнила хрустальные туфельки на ногах и вкус шампанского и персиков. Она вспомнила танец с прекрасным незнакомцем, который носил ночное небо в качестве камзола.       Она вышла из объятий Джарета, прочь от него. Когда она отступила, чары развеялись с неё и растворились в тумане и блеске, на мгновение задержавшись в воздухе, прежде чем исчезнуть в никуда. Грёза протестовала, цепляясь за реальность, даже когда Сара отправила её обратно во тьму своего бессознательного. Она снова стала Сарой Уильямс в грязных джинсах и с нечёсаными волосами. Не принцесса, даже не кухарка, просто обычная Сара Уильямс перед Королём Гоблинов во всём его великолепии.       Он потянулся к ней, но Сара сделала ещё один шаг назад, подальше от его протянутой руки. Рука превратилась в кулак.       — Я не могу, — сказала она. — Я просто хочу домой.       — Этого всё ещё недостаточно, так? — спросил он, его лицо стало вновь бесчувственно, как лёд. Нет, не бесчувственно. Гнев тлел в его глазах, чистейший и осязаемый. Она невольно отшатнулась от него. — Даже после снов, что я посылал тебе, даже когда я перестроил мой Лабиринт по образу и подобию твоих грёз, этого всё ещё недостаточно. Что это дало? Я устал оправдывать твои ожидания. Даже спустя семь лет, похоже, я никогда не оправдаю их. Как так получается, что ты можешь иметь такую власть надо мной, когда у меня нет её над тобой?       — Я не знаю, чего ты от меня хочешь, — возразила она. — Я просто... Я просто обычная девушка, пытаюсь жить своей жизнью. Я загадала один раз неправильное желание, но неужели оно действительно должно было повлиять на всю мою жизнь? Ты не можешь просто... можешь просто оставить меня в покое? Пожалуйста? Или ты и впрямь собираешься наказывать меня всю мою жизнь за одну ошибку, которую я совершила в пятнадцать лет?       Она представить себе не могла ту боль, что мелькнула в его чудных глазах, малейшее колебание, когда его гнев рассеялся, прежде чем он ответил:       — Не твоя ошибка поставила тебя в эту ситуацию.       — Что ты имеешь в виду?       — Последствия, Сара, — тихо ответил он. Хрустальный шар заплясал на его пальцах легко, как пузырёк, сверкая и то пропадая, то появляясь перед глазами при каждом движении руки. Сара таращилась на него, заворожённая контролем короля над безделушкой. — Зыбь, что растёт и ширится, пока сама вода не сможет более вмещать её.       Кристалл исчез.       Джарет продолжал речь, изогнув губы в недоброй улыбке.       — История должна дойти до конца. Принцесса должна быть спасена. Рыцарь в сияющих латах должен победить злое чудовище. Ты — гостья в моём замке, хотя я и не прошу тебя уходить. Пока ты здесь, замок в твоём распоряжении, до тех пор, пока ты не приближаешься к высокой башне. В противном случае, обещаю тебе, что ты будешь цела и невредима.       — Обещание гоблина? Чего оно стоит? — парировала Сара.       Глаза Джарета опасно вспыхнули.       — Обещание короля.       — А я, видимо, играю роль принцессы в твоей исковерканной сказке, — саркастически заметила Сара. — Кто же тогда, скажи на милость, тот «рыцарь», идущий спасти меня? Украденный ребёнок?       Джарет вскинул бровь. Сара и не нуждалась в другом ответе.       — О, боже мой, Люк. Что ты натворил?       — Ничего, — ответил он, беспечно пожимая плечами. — Я не сделал ничего, за исключением исполнения желаний двух очень глупых людей. Ты решила увидеть вновь картины, о которых забыла. Люк решил спасти тебя от опасности, в которой ты находишься по его предположениям. Как следствие, я весьма великодушно перенёс вас обоих в мой Лабиринт.       — Да ты извратил наши стремления, так же, как всегда делаешь! — отрезала она. Гнев мягко затеплился под кожей и отогнал холодный страх, который грозил овладеть ею.       Король Гоблинов поднял брови.       — Разве? Как глупо с моей стороны, — сказал он. По губам медленно расползалась жестокая улыбка.       — Не прикидывайся дурачком, Джарет! Мне не нужно твоё великодушие, как ты это называешь. Почему ты не можешь просто оставить нас в покое?       Джарет покачал головой.       — К сожалению, прелесть моя, я не могу оставить вас в покое, как ты выразилась. Существуют правила, в конце концов. Вы должны играть по моим правилам, пока находитесь в Лабиринте. Я дал тринадцать часов твоему маленькому другу, те же условия, что я давал тебе, когда ты проходила мой Лабиринт, — ответил он, отступая в тень, что жадно забирала его назад. Его силуэт таял в темноте, пока всё, что она могла видеть, не стало его лицо, холодное и безжалостное в свете свечей, и рубины, которые блестели на его горле, как кровавые капли. — Но мне трудно в чём-либо тебе отказывать, моя драгоценная. Раз ты желала уединения, я предоставлю его тебе.       И он ушёл, оставив Сару одну в огромном пустом зале.

***

      Сара бродила по залам замка. Вдоль стен тянулись свечи в хрустальных бра. Когда она проходила мимо каждой свечи, та вспыхивала, освещая её прохождение сквозь тьму золотым сиянием, потухая, как только она проходила мимо. Она не могла видеть ни вперёд, ни назад. Здесь не было никаких окон, только длинная галерея из камня, что бесконечно простирались перед ней и за ней.       — И какую такую мою мечту, как ты думаешь, ты исполняешь на сей раз? — пробормотала она в тишине.       Как он и обещал, она была совершенно одна. Ни гоблинов, препятствующих её продвижению, ни друзей, чтобы скрасить одиночество. Время от времени она находила открытую дверь. Покои внутри были роскошнее, чем все когда-либо ею виденные, обиты роскошным красным бархатом и обставлены мебелью из полированного красного дерева с золотой парчой. В шкафах в стиле шинуазри с диковинными книжными полками выстроились в ряд старинные фолианты, предполагающие богатства за гранью воображения. С рёвом вспыхивал огонь, как только она входила в каждую комнату, прогоняя холод и мрак веков. Она исследовала вереницу изумительных комнат одну за другой, каждая великолепнее предыдущей. И всё же чувствовалось, что в каждой из них чего-то не хватало, чего-то необъяснимого.       Последняя комната, куда она пришла, оказалась спальней. Здесь кровать с пологом на четырёх столбиках была покрыта филигранью завитков, которые при ближайшем рассмотрении оказались ползучими розами. Они повторялись на пыльной розовой камке балдахина над кроватью и на простынях на кровати. Они буйствовали над бордовыми парчовыми портьерами, которые окаймляли окно, высеченное в каменной стене. Розы устилали комнату, распускаясь из фарфоровых и хрустальных ваз. Их аромат пропитывал воздух, набросившись на обоняние Сары, едва только она вошла в комнату — дикий, таинственный и чувственный.       — Ох!       Она вдыхала этот аромат раньше. Розы, найденные за её дверью, пахли точно так же. Это казалось таким давним, хотя прошло всего несколько дней, воспоминание поблёкло, как яркий сон. Они были адресованы "Красавице", ей. Он послал розы. Подарок Красавице от её Чудовища.       — Наверное, ты счёл себя остроумным, — сказала Сара подслушивающей тишине. Она не сомневалась, что он наблюдает за ней из какого-нибудь тайника внутри замка.       В ответ двери платяного шкафа из красного дерева распахнулись, открывая полчище красивых платьев. Выпала масса дорогого шёлка, атласа и бархата, сверкая драгоценными камнями и вышивкой, причудливее любого костюма, что она когда-либо носила на спектаклях. Сара сразу поняла, что все они подходят ей идеально. Выдвинулись ящики, показывая нитки жемчуга и золотые цепи, с такими блестящими драгоценностями в оправе, что соблазнили бы любого дракона или самую тщеславную принцессу.       — Нет обуви, Джарет? — спросила она, слегка приподнимая бровь. — Платья становятся лохмотьями, но тапочки из стекла долговечны.       — Но я не собираюсь позволить тебе сбежать от меня на этот раз, драгоценная моя, — протянул он. Его голос оказался у неё за спиной, и Сара повернулась, чтобы обнаружить его, привалившегося к дверному косяку.       По сравнению с его более ранним великолепием в бальном зале, он был одет достаточно просто, в тонкую голубовато-серую батистовую блузку, которая свободно болталась на плечах, с обилием кружев на манжетах, ниспадающих над чёрными перчатками; вырез чёрного жилета открывал его скульптурную грудь и кулон, который висел там. Его бриджи были серо-голубыми, заправленными в высокие коричневые ботинки. Тем не менее, даже без всяких нарядов он был красивее любого принца или короля, какого она могла себе представить.       Сара не позволила этой мысли прижиться.       — Кажется, ты говорил «тринадцать часов», — сказала она. — Однако подготовился к более длительному моему пребыванию, чем я рассчитывала.       — Просто подумал, что тебе могло бы быть комфортнее, — ответил он, пожав изящными плечами. То, как он спокоен, выводило её из себя. — Смена одежды, место для отдыха, личное пространство.       Сара фыркнула.       — Добавка к твоей щедрости? — сыронизировала она.       — Действительно, — любезно согласился Джарет. — Кроме того, ты забываешь, что я могу изменить течение времени. Тринадцать часов для маленького Люка могут стать тринадцатью днями для тебя.       — Ты не станешь.       Джарет вскинул брови.       — О, неужели? — возразил он.       Он оттолкнулся от двери и пошёл к ней, его шаги были беззвучны, как у кошки. Сара сделала шаг назад от огня в его голубых глазах, и в тот же момент он протянул руки и взял её лицо в чашу ладоней. Его прикосновение было тёплым даже через тонко выделанную кожу, один палец нежно коснулся её щеки.       — Ты не представляешь, что ещё бы я сделал, — пробормотал он ей на ухо. У Сары перехватило горло. Его дыхание на её шее было тёплым и интимным, пуская мурашки по спине, что волновало и устрашало одновременно. Его руки скользнули вниз, пальцами лаская изгиб её челюсти, прослеживая линию шеи, пока не достигли основания. Здесь он мог чувствовать биение её пульса сквозь свои перчатки, такое сильное и сбивчивое. Он ухмыльнулся, зная, что растревожил её, обескуражил, взвинтил.       — Например, — выдохнул он, положив ладони по обе стороны её красивой тонкой шеи.       Он отстранился, чтобы посмотреть на её лицо, вспыхнувшее нежным оттенком румянца. Её глаза были несфокусированы, наблюдая за ним из-под полуопущенных век, а губы удивлённо разомкнулись. Его собственные глаза потемнели от желания.       — С каким удовольствием я бы сломал тебя.       Глаза Сары тревожно сверкнули, но он уже отпустил её. Она отшатнулась прочь, схватившись руками за шею, где лежали его руки лишь пару мгновений назад.       — Но я обещал, что тебе не будет никакого вреда, даже от меня, — продолжал он бесстрастно, глядя на свои пальцы, согнув их. Он отвернулся от неё. — К тому же, я привёл тебя не ради мести. Как я уже говорил, ты здесь в результате чужих ошибок и неосторожных желаний. Я не причиню тебе вреда. Даже если слово Короля Гоблинов значит для тебя так мало.       Он подошёл к открытому окну, положив обе ладони на широкий камень подоконника, обозревая свои владения.       Её кожа всё ещё горела от воспоминания о его руках, и Сара потёрла шею рукавом, словно пытаясь оттереть пятно от этого прикосновения. Ей стыдно было вспоминать, как дико билось сердце, когда она стояла там и позволяла ему трогать себя. Никакого сладострастия, нет, но это взбудоражило её сильнее, чем что-либо на свете. Тёмное обещание его слов нанесло удар по самой сути, разбивая её самообладание на миллион хрустальных осколков. Она настороженно уставилась ему в спину. Король Гоблинов не обернулся. Это было необычно, как странно трагически он выглядел, смотря в окно, откуда луна бросала длинные бледные тени на его красивое лицо. Как одиноко. Мысль поражала.       — Слушай! — вдруг сказал он.       Вдалеке кто-то пел. Голос был ясен и чист, высоко паря на вечернем ветерке, превращая всё, чего касался, в чистое золото в воображении Сары. Он распустился и стал ночным небом, рассыпая бриллианты по бархатной тверди, где они льнули и отвечали на припев песни. Её привлекло к окну, невзирая на присутствие Джарета.       — О чём она поет? — спросила она удивлённо.       — Она поет о желании, — ответил он, низко и близко к её уху. Его голос был теперь глубок и убедителен; он ласкал её бархатом, как сама мягкость. Он был не менее прекрасен, чем тот глас, что пел вдали.       «Смотри! Звезда восходит из тьмы       Её песнь чарует мне сердце       Ах! Я желаю...»       Она почувствовала, что её оборона падает от красоты музыки, душа тянется, раскрывается, уступая её ласке, позволяя ей овладеть собою. Голос короля одурманил её.       Сара повернулась к нему лицом; его лицо оказалось так близко к её собственному в лунном свете. Она увидела его странную, чужую и жестокую красоту, смягчённую мраком и тенями в нечто, похожее на мягкость. Он улыбался, и нечто похожее на мягкость расцвело в нечто большее, нечто, что Сара не могла назвать. Он смотрел на неё неотрывно, пристально, не мигая. В темноте его левый глаз казался чёрным с кольцом синевы. В нём она увидела отражение звёзд и луны. Она увидела себя.       — И чего же ты желаешь? — услышала она свой вопрос.       Улыбка исчезла с его губ, когда они разомкнулись, наполовину в удивлении, половину в ответе. Слова вылетели сами, непроизвольные и непосредственные, вытянутые из него не чем иным, как чистым изумлением.       — Желаю быть...       Он моргнул, застигнутый врасплох собственным ответом. Быть чем? Он уже знал ответ, и ощутил, что его мир распадается на части вокруг него от понимания того, что он отказывался признать всю свою жизнь. Того, что он считал отвергнутым и забытым давным-давно, только чтобы очнуться тысячи лет спустя, и вернуть его в свою удушающую хватку. Там, всегда там, под злобой и лукавством, что обусловливали его действия. Дикий голод, что оставил его осушённым, опустошённым, пустым.       «O môr henion i dhu:       Ely siriar, êl síla       Ai! Aníron Undómiel...»*       Он осознал, что Сара задумчиво наблюдает за ним. И, как ни странно, при всей своей магии и знаниях, при всём своём долголетии, он чувствовал себя незащищённым под её бесстрашным зелёным взором, который видел слишком остро и слишком ясно. Взором, который был озадачен увиденным. Он поднял бровь, побуждая её поделиться своим смущением.       — Я совершенно не могу тебя понять, — призналась она медленно, немного неуверенно. Не из страха, а из осторожности, так, чтобы не споткнуться на собственных словах. — Сны, что у меня были, они на самом деле происходили, да? Так же, как я убедила себя, что наша встреча семь лет назад была сном, но это тоже произошло на самом деле. Только ты всегда разный. Иногда ты жестокий, а иногда — мягкий и добрый. Это ставит меня в тупик. Даже тогда, когда ты появился на улице у моей квартиры, ты был таким другим. Какой из них настоящий ты? Кто ты на самом деле?       — Ты прекрасно знаешь, кто я, — ответил он многозначительно.       Сара покачала головой.       — Нет, не знаю, — твёрдо заявила она. — Ты Джарет, Король Гоблинов, но это ни о чём мне не говорит. Это даже не твоё настоящее имя.       Джарет слабо улыбнулся.       — Я удивлён, что ты помнишь об этом.       — Однако это ничего не объясняет.       Он снова потянулся к ней, и Сара напряглась в ожидании, готовая подвинуться. Подвинуться куда? Прочь или к его прикосновению? Это не имело значения. Она застыла, и пальцы Джарета смахнули выбившийся волосок, что колыхался у её лица. Они не коснулся её кожи, и Сара была непонятно разочарована отсутствием контакта. Откуда ей было знать, чего стоило ему воздержаться от касания.       — Почему ты хочешь знать обо мне так много? — спросил он, понизив голос. Его глаза были непроницаемы, затерявшись в тенях и тьме.       — Потому что я отказываюсь верить, что ты на самом деле подлый злодей, — ответила она.       Он сам шагнул к ней, сокращая дистанцию между ними. Его пальцы, лишённые мягкого ощущения её кожи, вместо этого перебирали пряди волос, которые он отвёл от её лица, наслаждаясь тем, как они скользят легко, как шёлк. Даже спустя семь лет она по-прежнему носила длинные волосы. Если бы только на нём сейчас не было перчаток... Он накрутил прядь на палец, и медленно и нехорошо улыбаясь, поднёс к губам.       — Желаешь вместо него героя? — прошептал он, глядя ей в глаза.       Уже во второй раз за эту ночь Сара ощутила, что у неё захватило дыхание. Её сердце неистово колотилось в груди птицей, заточённой и стремящейся к свободе. Его глаза сверлили её, так близко к её собственным, пылая опасным намерением. Она не могла говорить. Не могла дышать. Молча смеясь над её немотой, король отпустил её волосы, чтобы взять за кисть руки, и приподнял, как будто держась на расстоянии. Перевернув её, он прижался губами к ладони.       Его губы нежно ласкали чувствительную кожу, унеся все связные мысли из её головы. Далёкая часть Сары зачарованно заметила, какие у него длинные ресницы, как они коснулись его щеки, когда он опустил глаза к своему занятию. Его рот ощущался жаром в руке, распространяясь по крови томным огнем. Она могла только наблюдать, околдованная, как его губы перемещаются туда и обратно, как будто он стремился исследовать и покорить неизвестные территории ладони. Сара не могла ясно мыслить, не могла думать ни о чём, кроме как о том, как он нежен, как упоителен...       — Нет...       Она попыталась отнять свою руку, но он держал крепко.       — Нет? — тихо спросил он, глядя на неё потешающимися глазами. Не поднимая губ от её кожи, он прошептал в ладонь, его тёплое дыхание было легчайшей лаской. Сара вздрогнула, и не от холода. Джарет улыбнулся её реакции. — Я не герой, моё сокровище. И не злодей. Всегда с мечтами, и достаточно щедрый, чтобы попробовать выполнить их.       Его рот был сейчас на запястье, прямо над пульсом, что трепетал там. Это была настоящая борьба — не приложить пальцы к его холодной скульптурной щеке, и борьбу она выиграла только потому, что он выглядел как окончательно празднующий свою победу. Почти. Сплетя их пальцы, он удерживал её руку ладонь к ладони.       «Длань к длани — непорочный поцелуй…** чушь какая». Сара пнула свою внутреннюю актрису в голень. «Мне ни к чему сейчас цитаты из «Ромео и Джульетты». Да и любые упоминания трагических историй любви, которые заканчивается подростковым самоубийством».***       — Так скажи мне, Сара, — продолжил он, наклоняясь ближе, пока его дыхание не овеяло её лицо, и она вдохнула аромат дикой розы от его волос. — Что ты желаешь?       «Из тьмы я постигаю ночь.       Теченье грёз, сиянье звёзд.       Ах, я желаю Вечернюю Звезду»