***
Дождь капал, отбивая грустный ритм. Черная безграничная череда однотипных надгробий. И никого. Ами опустила голову, смотря на могилу матери. Та не хотела иметь ничего общего с семейным склепом бывшего мужа, а ее семья давно отреклась от «блудной» дочери. Над головой раскрылся черный зонт. Внутри словно была вата. Ничего, звенящая пустота, она сама не знала, что чувствовала — иногда казалось, что ничего. За эти несколько дней, прошедших с ее дня рождения, она то могла часами сидеть, обняв коленки, и смотреть в стену, то в ней просыпалась жажда деятельности и попытки убраться дома, но силы и желание заканчивались настолько быстро, что она попросту не успевала даже помыть посуду. Попытки подруг влезть в ее душу раздражали, и она их грубо выставила в первый же день, а потом проплакала весь вечер над своим поведением, но так и не пригласила к себе, хотя несколько раз сжимала трубку телефона, чтобы позвонить. Но почему-то каждый раз ловила себя на том, что набирала другой номер. Не менее знакомый, но одна мысль, что она услышит ЕГО голос, заставляла отшвырнуть телефон куда-то в сторону, а потом снова рыдать, что не может забыть… Петас был прав, говоря, будто Лорд Юга вырвет ее сердце и растопчет его. Петас вообще редко ошибался. А она-то думала, что тогда речь шла о прошлом. Воспоминания о Рио погрузили в еще больший омут самобичевания. Она во всем виновата. Она одна — и только. Всем будет легче, если ее не станет. Всем будет проще, если в этом мире не будет Мидзуно Ами. Утро и вечер смешались в одно — она уже не помнила, когда проснулась, а когда поела. Всеми скорбными приготовлениями занимался отец, а она не могла найти сил и только тихо ревела в своей комнате. И именно он был с ней все это время. А там в отдалении стоял ОН. Ами это прекрасно знала, чувствовала. Не удержавшись от мимолетного взгляда поверх темных очков, она сглотнула. Черный костюм, светлая сорочка — оттенка не успела разобрать… и точно посеревшие волосы некогда цвета огня. Словно тот огонь, что всегда горел в нем, потух и едва тлеет. И это она виновата, но ничего сделать не может. Ами знала, что Акари почти всегда следует за ней по пятам и знает причины, но внутри все еще засел болезненный комок, который при его приближении напоминает о себе давлением в груди, от которого она начинает задыхаться. Он ни разу не заговорил с ней — просто молча следовал где-то в отдалении, а недавно, когда она не заметила кочку и запнулась, в результате поскользнувшись в луже и упав на тротуар, он молча стоял и держал над ней зонт, пока она поднималась. Не приближаясь, словно осознавая, какую боль его близость ей причиняет. Уткнувшись в плечо отца, Ами ушла.***
Хёму смотрел на старый дом, чуть прикрыв глаза и прижавшись к косяку. Если честно, то он дико устал — на похороны его матери, наверное, пол-Японии съехалось. Половину людей он даже не знал, но они все были в долгу перед ней, чем-то обязаны. — Тено-кун, — окликнула его Госпожа Миядзаки, без чьей помощи ни он, ни Минако не справились бы. — Все разъехались. Священник скоро начнет ночную службу. — Мы с Харукой сейчас подойдем. — Но будет еще один гость, — предупредила Юкино. — Он не мог приехать со всеми, поэтому глубочайше просит разрешения попрощаться со своим старым другом. Хёму обернулся к бабушке одного из своих лучших друзей, чуть нахмурившись. Вообще ночное отпевание проходило только в кругу близких родственников, но, прокрутив в голове еще раз слова Юкино, он понял, кем будет этот гость, поэтому в ответ лишь поклонился. Несмотря на то, что за расследование взялась прокуратура Тиёда, его свернули, а о необычной смерти попросили не распространяться. Виновным объявили девушку-американку, которая что-то подобное уже устраивала в Токио, но ее убили всем известные воины и защитники Токио, так что формально дело закрыли. А Хёму, несмотря на понимание того, что реальный виновник действительно мертв, все еще не мог вернуться в участок. Спустя полчаса на улице послышалось шуршание шин, и из подъехавших машин вышли несколько человек в черных костюмах. Один из охранников держал зонтик над пожилой парой в черных кимоно. Хёму и все присутствующие глубоко поклонились паре, принимая традиционный конверт и проводив их попрощаться с покойной. На следующий день ее тело было сожжено, а прах убран в урну и помещен в семейной усыпальнице, где на надгробии было высечено новое имя*: 母 親 毘 沙 門***
Провожать Сейджуро, Салли и Мирико приехали почти все — не было только Хему и Минако. Оба находились в его родной деревне, занимаясь похоронами Госпожи Тено Марико, да и улыбаться тому, кто стоял (пусть и не по своей воле) за смертью матери, Хему сил не находил. Рассудком он понимал, что виновата на самом деле лунный маг, а не Джинго, да и он сам прекрасно знает, каково это — убивать самое дорогое, что у тебя есть, находясь под чужим контролем. Но все равно, смотреть в его глаза и улыбаться не мог. Усаги постоянно шутила, купалась во внимании, которое ей, уже не боясь показаться странной, оказывала реинкарнация матери, и отца, который не мог рассказать всего Серенити, зато сейчас открывался, наверстывая упущенное. Их версия событий на Земле и Луне, которые предшествовали формированию Альянса Планет в том виде, который для Мамору казался незыблемым, когда он вспоминал прошлую жизнь, была захватывающей. Луна и Артимис тоже стояли рядом, постоянно кивая каким-то словам. Старшая жрица то и дело боролась со слезами — она обязана была остаться с Хранителем, но было трудно расстаться с недавно обретенной реинкарнацией своей лучшей подруги, воспитанницы и госпожи. Рей смахивала слезинки, прощаясь с Мирико и беря с нее обещание, что та на каникулы прилетит в гости и они отпразднуют Рождество всей семьей. Они постоянно оттягивали расставание, обнимаясь последний раз, когда взгляд Мирико зацепился за выходящую с прибывшего самолета пару — седовласый крупный мужчина вел под руку миниатюрную блондинку, волосы которой сияли, словно в них заблудилась луна. А в глазах внезапно обернувшейся женщины мелькнуло узнавание, а губы прошептали: «Мейё…». Мирико моргнула, и волшебная картинка разбилась — перед ней были просто муж с женой средних лет, прилетевшие в Японию. Шангнак, Аляска, США Мелли Айгунак** держала обеими руками чашку с горячим чаем, потягивая напиток, грела руки, смотря в окно на ледяной туман. Что-то в этом году слишком рано зима заявила свои права. Хлопнула входная дверь, привнося знакомый морозный запах и тонкий аромат апельсинов. Муж знал, чем можно порадовать ее в холодные зимние вечера: — О чем думаешь? — Халл проследил за ее взглядом, положив сетку с фруктами на стол. Мелли повернулась, чуть усмехаясь: — По-моему, это моя фраза, муж мой. Декабрь 2014 года. Поздняя осень не баловала токийцев снегом, а дождь уже порядком достал. Мамору аккуратно вел машину из Окутама в Токио, проведав госпожу Цутия. Ее помощь в сентябрьских событиях была неоценимой, и вот уже несколько раз Мамору ездил и один, и с Усаги к магу растений и не только к ней; в самом дальнем округе префектуры Токио была воистину прекрасная природа и прекрасные люди. До наступления сезона дождей они несколько раз отдыхали в горах, наслаждаясь видами, а простота жизни местного населения подкупала. Усаги шутила, что не прочь перебраться сюда, к тому же местное полицейское управление с удовольствием возьмет на работу самого лучшего следователя Токио. Может, это и звучало, как шутка (ее отец найдет способы уговорить ее жениха остаться работать у него), но она все чаще приезжала в это необычайно спокойное место, где, заручившись поддержкой местного участкового (тоже очень интересной личности, но об этом как-нибудь в другой раз) рисовала природу горной Японии, помогала в местной школе с уроками искусства и просто наслаждалась окружением. Да и сам Мамору, улыбнувшись своему отражению, понял, что дышать стало проще… Он с улыбкой вспомнил несколько встреч со своим отцом, с которым уже успел не только пересечься в кафе пару раз, но и выбраться вдвоем на отдых. Внутри словно что-то начало оттаивать, выглядывать наружу. То самое, что когда-то давно задавили жестокость детей и безразличие окружающих. Было уже достаточно темно, поэтому Джиба старался не гнать — на переднем сидении лежали зимние подарки для Усаги, в том числе переданные от госпожи Цутия, которая знала любовь его невесты к комнатным растениям. Внезапно фары выхватили из темноты что-то странное и явно живое. Нет, в окрестностях Окутама водились и дикие кабаны, и медведи, но это не животное… Он резко ударил по тормозам, чуть сворачивая в сторону, чтобы не задеть, и тут же выскочил из машины. Подбегая к этому кулю на дороге, парень понял, что предосторожность оказалась не напрасной: из-под капюшона тоненького плащика, абсолютно не подходящего под погоду, на него в страхе смотрят два глаза необычного светлого цвета в окружении светлых же ресниц, хотя черты лица были типично японскими. Ребенок лет восьми-девяти тут же шарахнулся от него, но не удержался на ногах и плюхнулся на асфальт. Девочка, если судить по странному, опять же тонкому платьицу и легким туфелькам. Она попыталась отползти от незнакомца, кидая панические взгляды то по сторонам, то на него. Мамору присел, чтобы быть с ней на одном уровне, успокаивающе приподнял руки и улыбнулся: — Тебе ничего не угрожает, смотри, ты вся промокла и замерзла. Меня Мамору зовут, я в полиции работаю. А тебя? — он достал из кармана значок. Если до этого жеста девочка все еще смотрела с испугом, то заметив знакомые, видимо, символы, бросилась к нему, утыкаясь в грудь и зарыдав. Мамору аккуратно сгреб девочку на руки и донес до своей машины, усаживая на заднее пассажирское место. Пришлось сесть рядом, так как отпускать его куртку она не хотела. Продолжая осторожно гладить потеряшку, он заметил, что под капюшоном волосы у нее необычного соломенного цвета, да и кожа очень светлая для японки. «Альбинос», — сделал вывод полицейский, продолжая успокаивать малышку. — Мне надо сесть за руль, чтобы отвезти тебя в город. Она замотала головой. Значит, наверняка понимала, о чем ей говорят. — Я там живу. А где ты живешь? Девочка посмотрела на окружающие горы. — В Окутама? — очевидно, нет, так как она отрицательно помотала головой. — Сайтама? — снова такая же реакция. — Токио? — она чуть нахмурилась, сначала было покачав головой, потом кивнула, но в то же время пожала плечами, заставив Мамору немного растеряться. Так Токио или нет? Другого Токио же нет? — Я живу в Токио, в специальном районе Минато, в квартале Адзабу-Джубан. Девочка опустила глаза и рассматривала свои руки, сжимавшие какую-то странную игрушку, затем всхлипнула и разревелась снова. Да, у него все-таки мало опыта общения с маленькими девочками, но он точно знал, у кого такой опыт есть. — Малышка, как ты смотришь на то, чтобы поехать в гости? — тем более сейчас уже поздно оформлять ее в участке, а запросить данные о пропавших детях возможно и через Кенджи. Брюнет пристегнул маленькую пассажирку ремнем и пересел на водительское сидение, поворачивая зеркало заднего вида, чтобы она могла видеть его: — Не волнуйся, все будет хорошо.