***
Несмотря на свою нелюбовь к аэропорту Ханеда, Акари направился именно туда — встречать родителей, которых вчера своим звонком сорвал из отпуска. Он хотел всё сделать как можно быстрее — внутри всё еще оставался непроизвольный страх, что его невеста может передумать. Из-за того, что возвращаться пришлось в некоторой спешке, Микари и Йошито летели из Симреапа*(2) с пересадкой через Гонконг, урвав едва ли не последние билеты. Акари взглянул на часы, затем на табло прилета, сверяясь с пересланными ему данными. Самолет родителей уже зашел на посадку, теперь оставались считанные минуты до того, как он сможет всё им нормально объяснить. Над выходом из терминала прилёта загорались номера прибывших рейсов, но среди выходящих людей он пока не замечал знакомых с детства коротких волос матери. То и дело попеременно смотря то на выход, то на часы, он пропустил момент, когда родители прошли через сам вход и направились непосредственно к нему. А может, он не обратил на них внимание, потому что они шли втроём, а он высматривал глазами пару? — Акари-кун, — мягко начала мать, с лёгкой, возможно даже, чуть упрекающей улыбкой смотря на него. Нет, она не злилась на него за внезапно прерванный отпуск, а лишь давала понять, что хотела бы узнать о том, что сын собирается жениться, не по телефону, а лично. Но, не дав ему и слова сказать, Микари перевела взгляд на мужчину, который подошел вместе с родителями. — Это господин Кира Сора, мы с ним познакомились на экскурсии. Акари поклонился новому знакомому родителей: — Приятно познакомиться, Минами Акари, студент Национальной Полицейской Академии, — он даже не задумывался о произносимых словах — этикет вбивался фактически на уровне подсознания, поэтому за традиционным словесным потоком можно было чуть больше узнать о собеседнике — длинные ритуальные приветствия давали на это время. Что Акари мог о нём сказать? По возрасту господин Кира был примерно ровесником его родителей, возможно, чуть постарше матери, но не намного. Небольшая небрежность в одежде могла свидетельствовать как о неаккуратности человека, так и о том, что он спешил, собираясь в дорогу. Как и некоторая нервозность в его поведении, в том, как он почти незаметно переступал с ноги на ногу или то и дело порывался глянуть на часы, но одёргивал себя, чтобы не показаться невежливым. Несмотря на то, что ответы господина Кира не были краткими, все же какой-то налёт спешки в нём чувствовался. Из представления Акари понял, что его собеседник художник и в Ангкор ездил за вдохновением. После обмена визитками Акари обратил внимание на написание фамилии его нового знакомого. Хотя аристократические рода утратили своё значение после второй мировой войны, однако, не узнать такой знаковый, хоть и «нечитаемый» иероглиф «господин»(3) в конце фамилии, он не мог. Закончив с формальными приветствиями, господин Кира поблагодарил родителей за помощь с билетами и перешел к словам прощания. Акари убедился, что тот торопится, поэтому постарался сократить немаленькую церемонию до минимума. К тому же и он сам рвался рассказать родителям про грядущее событие. Подождав, когда господин Кира отойдёт на почтительное расстояние, Микари немного нахмурилась. Кое-что казалось странным. Нет, не в Кира-сан, а скорее, в той спешке, с которой он улетал вместе с ними, в том, с какой настойчивостью просил билеты в аэропорту Сиемреапа. Сам он сказал, что по семейным обстоятельствам просто обязан на следующий день быть в Токио. И даже высокая стоимость билета не заставила его подождать и найти что-то более дешёвое. Но какой-то звоночек не давал покоя, всё же не зря госпожа Минами столько лет работала в следственном комитете столичной префектуры. А может, всё это уже профессиональная паранойя? Оставив на потом все эти мысли, она посмотрела на сына. Его новости важнее, чем поведение человека, с которым они познакомились на отдыхе. — Простите, что оторвал от отдыха, но боюсь, что Ами может успеть передумать. Не хочу давать ей на это время, — Акари чуть расправил плечи. Вообще, внутри было странное чувство. С одной стороны — это были его родители (пусть Йошито и не родной отец, но он его воспитал, так что это мелочи), с другой — фактически подчиненные (особенно всё тот же Йошито). С одной стороны, он не должен был беспокоить их во время отдыха, с другой — имел право отдать приказ. Эти двойственные ощущения всё не давали покоя Акари. Микари кивнула: — Всё в порядке, всё равно собирались возвращаться через два дня. У нас есть время переодеться перед встречей? — Да, конечно… я все рассчитал, — сын облегченно перевел дыхание. Значит, можно общаться как с родителями. Они всё-таки у него понимающие. — Тогда мы поедем домой, — улыбнулся Йошито, касаясь руки своей жены. И только сейчас Акари понял, что же именно изменилось — раньше родители никогда не демонстрировали и намёка на какие-то нежные чувства, тем более на людях. Да и отец стал куда более открытым, чем Акари его помнил. И он по-настоящему был за них счастлив, хотя не лез в их отношения, не выспрашивая, что именно изменилось. Но все же порадовался, что мать отпустила прошлое и нашла свое счастье. — Ты забронировал столик в Санроут Плаза? — поинтересовался отец, посмотрев на часы. — Да, — в принципе, в проницательности отца не было ничего удивительного — этот отель принадлежал Ямамото Групп. — Тогда мы подъедем туда ко времени встречи, — Йошито, который обычно вообще редко разговаривал с Акари и тем более не принимал никаких решений за мать, сейчас стал куда более уверенным в себе. И это нравилось не только Микари, но и ее сыну.***
Минут за сорок до назначенной встречи, Акари уже выруливал на парковку отеля. Глянув в зеркало заднего вида, он поправил галстук и взял с сиденья букет синих роз, которые любила госпожа Мидзуно. Вообще-то он не очень любил ни костюмы, ни дорогие вещи — одно дело форма на службе или учёбе, но в обычной жизни он предпочитал более свободный стиль одежды, чем и создавал у окружающих образ безалаберного бунтаря. Сейчас по его внешнему виду вряд ли можно было сказать, что он — безбашенный студент. Весь образ — от лакированных туфель и безупречно подобранных сорочки и галстука до классических Брегет*(4) на руке — скорее соответствовал представителю элиты, и даже длинные, заделанные в хвост рыжие волосы выглядели скорее милой изюминкой, нежели вызовом обществу. Он не опаздывал, но на телефон уже пришло сообщение от Ами, что она тоже подъехала, и это заставило его немного поторопиться. Поэтому он почти пролетел мимо ссорящейся пары. Может быть, он бы так и прошёл дальше, если бы одной из спорящих не была мать Ами. Стараясь остаться незамеченным, парень прислушался. — Энни пойдёт со мной, — настаивала вполголоса госпожа Мидзуно. Ага, и сама американка стоит недалеко, губы чуть скривленны в недовольной гримасе. Видимо, это далеко не начало разговора, так как голос отвечающего мужчины был уже достаточно повышен, можно даже считать, что он кричит. — Это — семейное дело, — отрезал собеседник. — А своих практиканток можешь домой таскать, — Акари удивился тому, что отец Ами (а он не сомневался в том, кем является этот человек) перешел границы вежливости и сейчас по-настоящему грубит, — но не на семейные мероприятия. Что о тебе подумают родители жениха Ами? — Какое мне дело до всяких нищебродов, — последнее слово больно резануло по самому Акари, и он быстро шмыгнул в дверь лифта, даже не удосужившись дослушать окончание разговора. Глубоко вздохнул, стараясь сохранить лицо и натянуть улыбку. Да, он знал, что мать Ами не в восторге от него, но чтобы так назвать его родителей? Да и вообще какой-то странный лексикон для уважаемого врача. Сама живёт за счет мужа, а так грубо обзывает незнакомых людей, унижая их. Ладони внезапно стали горячими, и Акари постарался взять себя в руки — только выброса спонтанной магии ему не хватало. Пока лифт поднимался с подземной парковки на пятый этаж, где были расположены отдельные залы, предназначенные как раз для встреч семей во время помолвок, он смог успокоиться достаточно, чтобы не совершить какой-нибудь глупости. Поэтому, выйдя в холл, где его ждала Ами, сумел искренне улыбнуться, протянув руку своей невесте, которая в небесно-голубом платье, со все ещё синеватыми волосами, заделанными обручем в тон платью, выглядела ожившей нимфой. Воздух комком застрял в горле от осознания, что всё это не сон, что лёгкий свежий аромат не покинет его ещё долго. Прикосновение к тонкому запястью как подтверждение происходящего. Больше всего Акари мечтал обнять её, сминая платье, закопаться руками в волосы, наплевав на причёску… Но остановился: Ами ему не простит испорченной внешности. После летних событий он стал куда более сдержанным в отношении своей нимфы. Он боялся, что она испугается, уйдёт, может испариться, словно туман. Но она в ответ сжала его руку, чуть скованно подходя к нему и поправляя галстук. Хотя тот и так был завязан идеально, но невесте Лорда Огня надо было чем-то занять руки, чтобы удержаться и не запустить их в его рыжую гриву, хорошенько оную растрепав. Однако побыть вдвоём им не дал управляющий отелем, который лично занимался устройством сегодняшней встречи своего Господина и его семьи с семьёй его невесты. Требовалось решить некоторые нюансы, поэтому, выдохнув, Ами и Акари окунулись в устройство вечера. Спустя минут десять после прибытия Акари, дверь лифта снова звякнула, сообщая о новоприбывших. Наверное, если бы матери Ами все-таки удалось притащить на семейный ужин Энни, то Лорд Юга показал бы весь свой отнюдь не холодный и сдержанный характер, выставив абсолютно нежданную и незванную гостью за дверь; но, видимо, отцу Ами каким-то образом удалось вбить в голову бывшей жене, что существуют определенные ограничения, потому что интерна по обмену сейчас не наблюдалось. А присмотревшись к отцу Ами, Акари понял, куда же так спешил утром господин Кира Сора. Госпожа Мидзуно же всем своим видом демонстрировала своё отношение к предстоящей встрече. Чёрное глухое платье с белой ниткой жемчуга — как на похороны, почти объявление войны. Хуже было бы только, если бы она пришла в тёмно-лиловом. Может, Акари и был рад отсутствию назойливой Энни, но всё же неприятный осадок от случайно услышанной фразы насчет его родителей остался. Тем не менее он всё с той же улыбкой и поклоном поприветствовал мать Ами, подарив ей приготовленный заранее букет, и задумавшись над тем, что вкусы матери и дочери, на его счастье, различаются; ведь Ами вместо уже приевшихся роз любит нежные лилии, которые куда больше подходят её характеру. С отцом Ами Акари тоже обменялся приветствиями: к удивлению женщин, они не обменялись традиционными визитками, что было странно, особенно для Ами, которая была абсолютно уверена, что жених не знаком с её отцом. — Как добрались? — поинтересовался у отца Ами Акари, предпочтя завести разговор с тем, кто нарочито не демонстрирует негативное отношение к предстоящему событию, выбрав светлые тона в одежде. — Спасибо, всё хорошо, решил сразу тут остановиться. У моих родственников дом в Йокогаме, долго было бы добираться, — улыбнулся Кира, оценивая, как изменился парень с их внезапной встречи в аэропорту. И не мог представить, с чего это бывшая жена назвала его бездарным бедным студентишкой. Даже в неформальной одежде он производил впечатление умного, пусть и несколько свободомыслящего, но всё-таки вежливого молодого человека, который не оставил без внимания небольшой «довесок» его фамилии (если судить по едва заметной мимике). А поведение бывшей жены в эту встречу было… странным. Да, она в силу собственного интеллекта, часто пренебрежительно отзывалась о людях, которые обладали меньшим, чем у неё, уровнем знаний, но никогда — о их материальном положении. Сегодняшняя ссора впервые заставила его повысить голос, потому что назвать незнакомых людей, с которыми она не встречалась ни разу в жизни — нищебродами… Да как у неё вообще язык повернулся! Он мог ожидать подобных словечек от невоспитанной американки, но никак не от японки. — Кира-сан, надеюсь, наше несколько поспешное решение не доставило вам неудобств, — извинился Акари, передавая мужчине небольшой презент с традиционным заверением «подарок ничего из себя не представляет, но…». Ещё до встречи Акари знал, что будущий тесть — профессиональный художник, поэтому они с Ами выбрали потрясающий (по словам самой Ами) набор карандашей из Швейцарии, естественно, упакованный в красивую коробку. — Нет, что вы, я давно не был в Японии, даже успел соскучиться, — в скользнувшем взгляде на Ами промелькнули тепло и любовь. Он не успел ничего добавить, потому что снова звякнул лифт и, спустя несколько мгновений, появились родители Акари. Он в который раз поразился изменениям, произошедшим с его матерью. Тёмно-кремовое платье еще больше подчеркивало посвежевшую кожу и сверкающие глаза. Снова формальности, снова улыбки, немного удивления от Йошито и Микари по поводу того, что их новый знакомый, с которым они обходили окрестности Ангкор-Вата, оказался отцом наречённой их сына; это заставило по-другому взглянуть на встречу, на спешку с отлётом, успокоив паранойю Микари. — Добрый день, — улыбнулся Йошито. — Разрешите представиться, Минами Йошито, — почему-то он не мог сказать этим людям, что он — отец Акари, ведь это было бы ложью, пусть и ложью во спасение. Во спасение главного сокровища их семьи, самого смысла их существования, их долга. — Мы с женой очень надеемся, что мы с вами поладим. Пройдя в зал, в котором был накрыт стол для родственников жениха и невесты, а также для них самих, все стали рассаживаться по местам. Управляющий превзошел сам себя — всё было действительно великолепно. С улыбками присутствующие принялись за обед, наливая друг другу вино. Ами улыбнулась своим родителям: — Я помню, отец, что во времена моего детства ты любил эти блюда во время семейных вечеров, если твои вкусы изменились, мы просим прощения… — Что вы, всё именно так, как я люблю, просто чудесно приготовлено! — похвалил еду господин Кира, после того как попробовал кусочек, одновременно бросая тёплые взгляды на дочь, сохранившую в памяти те крупицы воспоминаний, которые у неё были об отце, несмотря на все ухищрения её матери. — А как вы познакомились? Ами переглянулась с Акари и хихикнула: — Мы в полицейском участке познакомились. Меня в прошлом году туда пригласил работать доктор Томо, мой бывший научный куратор. Тогда начали расследовать дело о применении необычного яда, а Акари направили на практику. — Естественно, Томо-сан порекомендовал тебя, дорогая, ты же самая умная его студентка, как и Урава, — мать Ами одними только этими словами надеялась показать, что жених не достоин её дочери, ведь был кое-кто поумнее, поперспективнее; если же учесть, что она работала вместе с отцом Рио — намекнуть, что давно планировала объединить семьи. Но она сама не понимала, как её слова больно ранили Ами. Подробностей дела Уравы не разглашали. Родители, естественно, были в курсе, что их сын и есть разыскиваемый маньяк, терроризировавший Токио, но дело замяли, ведь он погиб — зачем ворошить грязное белье, ведь не потащишь в суд труп, которого к тому же и нет. Они тогда сказали, что тело утащили люди в чёрных балахонах, а она до сих пор помнила, как на ее руках умирал… друг. Запутавшийся, но в то же время всё равно остававшийся другом. Акари сжал её руку под столом, зная, как эти слова болезненны для его невесты. Заметив напряжение и будучи, в силу профессии, в курсе произошедшего, Микари попыталась исправить ситуацию: посчитав бестактность старшей Мидзуно неважной, она обратилась к Ами с улыбкой: — Согласна, за те полгода, что я знакома с Ами, она показалась мне самой умной девушкой, с которой я когда-либо встречалась. Её преданность работе, как она отдаётся ей, помогает окружающим... думаю, что инспектор Цукино скажет больше, особенно после того, как они с Акари помогли ему найти сбежавшего сына. Ами с благодарностью посмотрела на будущую свекровь. — Я поддерживаю супругу, мы с Ами знакомы не так хорошо, но она всегда скромна и почтительна, — Йошито несомненно одобрял выбор сына. — Да, я дала ей лучшее образование из возможных, — высокомерным тоном заявила госпожа Мидзуно. — Для семьи вашего положения и достатка вы тоже воспитали приличного сына. Если Йошито проглотил бы оскорбление относительно себя лично, глотал и не такое, то относительно Акари и семьи госпожи Микари это было порогом, за которым шла самая настоящая война. Фактически назвать голодранцами или нуворишами семью, родословная которой восходила едва ли не к первым Императорам — не просто кощунственно, это вульгарно и крайне унизительно, поэтому требовало самой настоящей сатисфакции! Но он не успел и слова сказать (а хотелось много и ругательно), как Микари, тоже пребывавшая в некотором ступоре от подобного, хоть и не прямо высказанного, оскорбления, улыбнувшись, произнесла: — Госпожа Мидзуно, совершенно забыла, вы не могли бы дать ваш номер электронной почты, чтобы я могла переслать отсканированную копию нашего семейного генеалогического древа, а то, боюсь, там слишком много страниц, да и сама книга является исторической реликвией. Тут отмер отец Ами, предпочитавший молчать. А может, онемел от наглости своей бывшей супруги? — Простите Саэко, она слишком долго жила в Европе и совершенно забыла нормы поведения в приличном японском обществе. Бывшая жена если и была задета таким комментарием, то не продемонстрировала ничего, кроме натянутой улыбки, а господин Кира тем временем продолжил, обращаясь к будущему предполагаемому зятю: — Акари, а что вы думаете об Ами? Жених опустил глаза, рукой всё еще касаясь руки своей невесты: — Она просто самая лучшая, — блеск в зелёных глазах говорил куда больше слов. Его сердце, вся его жизнь, его дыхание, та, без кого он просто не сможет жить. И не важны ни её таланты или знания, её внешность или достаток — ничего не важно, кроме её жизни. — А какую свадьбу, Ами-сан, вы планируете? Платье уже приглядели? Или кимоно? — нарушила внезапно возникшее молчание Микари. — По синтоискому обряду, в Храме Хикава. — На холме Сёндай? — удивился господин Кира. — Да, у меня подруга бывшая мико Храма и наследница рода. Её дедушка не простит нам, если мы будем жениться не в его Храме и не под его чутким руководством, — пояснила отцу Ами. — К тому же это наш домовый Храм, — обронила Микари, чем заслужила почти удивлённый взгляд от Кира. — Моя мать, Госпожа Кира Ами**, из Дома Китамура, — на эти слова его бывшая жена скривила немного рот, словно показывая своё отношение к бывшим родственникам. — Кира-сан, — переспросила Микари. — Погибшая в девяносто пятом при атаке "Аум Сенрикё"? Её собеседник кивком подтвердил истинность её слов, чем заставил сказать то, что ни Ами, ни Акари не думали услышать: — Господин Кира, — его бывшая жена была проигнорирована, ведь при всей своей незаметности именно Кира сейчас стал своим. — Я помню это дело, в том числе знаю о выводах специальных следователей Китамура, — выделенное слово цепнуло Ами, но она так и не поняла, чем. — Дело в том, что родной отец Акари — Ямамото Хироши, мой первый муж, вёл это дело от Прокуратуры. Сказанного не воротишь. И если господин Кира скорее вспоминал, где ему встречалось упоминание очень знакомой фамилии, то госпожа Мидзуно быстрее выцепила из этого откровения лишь то, что хотела услышать, про себя обозвав «брошенкой» мать жениха дочери и строя планы по расстройству этого во всех смыслах (по её мнению!) обреченного брака. — Ямамото-сама, — проговорил Кира немного заторможено. — Прокурор из Тиёда? И старший юрист Ямамото-групп? — Да, вы встречались? — удивилась мать Акари. — Не пришлось — слишком разные у нас профессии и склонности, — никто из младшего поколения так и не понял причины выделения последнего слова, но судя по тому, что Микари спокойно кивнула, она была в курсе, о каких склонностях идет речь. — Да и его гибель, как и гибель Госпожи Анны, была ударом для всех нас. — Как я понимаю, некоторые гости с Вашей стороны могут оказаться одновременно гостями с нашей. Отец посмотрел на Ами: — Я думал обсудить с тобой возможность приглашения главы дома Китамура и Госпожи и Господина Тено. — С Тено-куном мы старые друзья, — улыбнулся Акари, радуясь, что отец у его невесты поадекватней матери будет. Но что-то не давало покоя. Госпожа Мидзуно его недолюбливала, это было нормально — с недоверием относиться к парню единственной дочери, но в последние дни её неприязнь стала переходить все возможные границы. Что бы это могло значить? Разошлись они где-то через часа два, уже обсудив списки гостей, меню, расходы. К некоторому удивлению госпожи Мидзуно, парень и его семья оказались далеко не из бедных. И хотя ей вроде бы не за что его ненавидеть — кроме некоторой небрежности в одежде и внешнем виде (хотя сейчас по нему этого не скажешь) — она испытывала иррациональное чувство недовольства. Причину сама Саэко описать точно не могла, но за эти два часа жгучая ненависть к жениху её дочери стала развеиваться, заменяясь вопросом: «А с чего я так на него взъелась-то?». Постепенно вливаясь в разговор, она больше не позволяла себе двусмысленностей и намёков на то, что жених не достоин невесты, одновременно всё чётче приходило в голову осознание того, что вела она себя неподобающим образом. Однако, все покаянные мысли смыло, стоило ей выйти за пределы отеля, где её ждала Энни.***
Внутри комплекса Санроут Плаза был небольшой парк, расположившийся на крыше одного из зданий, куда и поднялись Ами под руку с женихом, и её отец. То, что им надо поговорить, Акари прекрасно понимал, но невеста так и не отпустила его руку, тем самым вынуждая следовать за ней — ведь только его рука давала силы для предстоящего разговора. Отец был почти незнакомцем, призраком из детства, когда всё казалось ярче, трава зеленее, а окружающие выше. Большая часть её мнения об этом человеке сформировалась под влиянием мнения матери, в объективности которого сама Ами начала сомневаться, тем более после возмутительного поведения последней на сегодняшнем обеде. Девушке даже не надо было быть гением с самым высоким уровнем интеллекта в Японии, чтобы понять — мать пристрастна, высокомерна, надменна, предвзята, особенно к тем, кого считает не таким умным, как она сама, или чьё поведение не вписывается в её понятие «логично», при этом не зная ничего об этих людях. Спасибо, что хоть не лезет к подругам Ами, хотя в детстве пыталась контролировать и эту сторону личной жизни дочери. Отличница попыталась откинуть субъективное мнение об отце, сформировавшееся у неё под влиянием давления матери, и постараться посмотреть на него так, словно ничего о нём не знает. Во время обеда она была удивлена, что Кира Сора относится к Домам. Она и раньше знала, что отец — из старой семьи, но как-то не придавала этому значения — в Германии это казалось таким далёким и несущественным, что даже по возвращении она продолжила по инерции не обращать на это внимание. А важно ли оно на самом деле? Во многом только после переезда Ами начала видеть мир не через призму мнения своей матери, отчасти переча ей, начиная от дружбы с «дурой» Усаги. Хорошо, свело их всё же сначала общее дело, и она видела в Светлой в первую очередь воина, а уже потом её оценки по общим предметам, ведь по специальным дисциплинам эта неумеха опережала многих. Но именно тесное взаимодействие с Лунной воительницей открыло другой, куда более важный аспект характеристики людей — верность, честность, умение дружить, вдохновлять, согревать одним своим присутствием, а не только уровень интеллекта и способность поддержать любой диспут. При этом Усаги не строила из себя той, кем не является, честно признавая то, чего не знала, не пытаясь юлить, не пытаясь скрыть незнание за нападками, в отличие от самой Ами, которая знаниями раньше покупала дружбу. До встречи с Усаги, до встречи с Акари, до встречи со всеми своими настоящими друзьями. И не на какие уровни интеллекта она их не променяет. Мысли пролетели со скоростью света, вызывая лишь лёгкую улыбку, и маленький шаг к Акари, всё еще державшего её руку. Ей столько хотелось узнать об отце, расспросить — о том, что раньше и в голову прийти не могло — чем он увлекается, как прошло его детство, о друзьях, врагах, детских мечтах... Но вместо всего этого она лишь отпустила руку жениха и шагнула к отцу, всё еще боясь, что её отвергнут, встретят холодным кивком. Но вместо этого её обняли, чуть ероша волосы. И было безразлично, что может испортиться причёска или помяться платье — теплота прикосновений, окутывающее ощущение безопасности и любви того стоили. — Ты надолго в Токио? — отнимать голову от груди отца не хотелось, но пришлось: она же взрослая девочка уже, к тому же рядом жених. Но вот кто точно не осуждал её поведения, так это Акари — это было видно по его улыбке. — На столько, на сколько потребуется — я птица вольная. Съезжу к родственникам в Йокогаму, к тому же надо отдать дань уважения Госпоже, а то не правильно поймёт — я ей давно обещал запечатлеть её сад. Да и в Японии можно найти то, чего я ещё не рисовал, — Кира с усмешкой посмотрел на дочь с её женихом. Шорох на грани слышимости почему-то заставил Акари поёжиться и повернуться на звук, а увиденное — с трудом сдержать подсознательное желание метнуться куда-нибудь в сторону. Ведь в их направлении ползло нечто черное (правда, господин Кира сказал бы, что темно-вишнёвое) с тёмно-серыми длинными усиками, слегка напоминая то ли летучую мышь, то ли морду усатого кота — и всё это в окружении огромных листьев. Ами услышала, как шуршат листки, как падает вечная отцовская сумка, набитая карандашами, красками и другими принадлежностями живописи. Он что, совсем с ума сошёл, раз пытается даже сейчас рисовать? А ведь и правда — звук скольжения грифеля по бумаге ни с чем не перепутать. Это точно — беспечность. Дочь уже собиралась схватить совершенно потерявшего чувство страха отца, чтобы вывести его в безопасное место, когда взгляд зацепился за внезапно возникшую вокруг взбесившегося растения клетку с металлическими прутьями. — Надо быстро уходить, — побледневший Кира пытался утянуть дочь к выходу. — Это надолго его не задержит, — сам художник судорожно отрывал использованный лист, на котором лишь угадывались очертания клетки. Осознание, что отец — маг, заставило Ами усмехнуться и переглянуться с Акари, кивая ему, а затем, легко вывернувшись из хватки на плече, отступить на шаг. Художник не успел и слова сказать, как перед ним стояли парень в белой форме, крутящий огненный шар на изящной кисти, и синеволосая девушка, призывающая воду. Первая огненная атака, не зацепив монстра, лишь сожгла клетку, которая только с виду была металлической, но горела в магическом огне так же, как и бумага, с которой она сошла. И только второй шар показал, что этому конкретному созданию все атаки были бесполезны — каким-то образом он поглощал файерболы, так же. как смог отбить водные плети его напарницы. Ну уж нет, он не даст пострадать своей невесте! Акари резко выкинул руку вперед, словно защищаясь, сосредотачиваясь, чтобы вложить в атаку как можно больше убийственной энергии огня. Но вместо шарообразного сгустка с руки сорвались несколько огненных мечей, кромсая чёрное растение и сжигая его изнутри. Дым от горящих ветвей заволок всё близлежащее пространство, заставив Ами чихнуть и прослезиться — загорелся не только монстр, но еще и несколько кустарников, заботливо высаженных на крыше в специальных кадках. Поэтому магине воды ничего не оставалось, кроме как попытаться потушить пожар, устроенный её женихом. Обрушившаяся вода добавила ещё больше дыма в окружающий пейзаж, но это успокоило бушующее пламя. Завыла пожарная сигнализация. — Надо уходить, — кивнул Акари на выход с крыши. — Пока кто-нибудь лишний не нагрянул, — он уже был в своём обычном костюме, хотя волосы порядком растрепались, Ами же всё еще стояла в сейлор-фуку, глядя на раскиданные листы и выпавшие из сумки отца карандаши, которые тот пытался собрать. — Ты маг? — немного заторможенно пробормотала Ами, следя за тем, как один из небрежно собранных белых листов пытается выпасть из общей кучи. — А ты разве не помнишь, как я в детстве тебе создавал разных бабочек, животных? — отец поднял на неё взгляд, а тем временем листок-непоседа всё же выпал из стопки, планируя на травяное покрытие. Какой-то шум вырвал девушку из оцепенения и она, вспомнив, в каком виде находится, усилием воли вернула гражданское обличье, одновременно наклоняясь за беглецом. Повертела его в руках. Обычная бумага, плотная, подходит как для графики, так и для акварелей. — Саэко запрещала держать в доме животных, поэтому ты играла с нарисованными… — Иллюзия? — поинтересовалась дочь уже с чисто научным интересом, в голове всё ещё не укладывалось, хотя кое-какие воспоминания в памяти всплыли. А она всегда считала их игрой детского воображения и огромным желанием иметь животных, которых мать на дух не переносила. — Не совсем, это разновидность созидания. Могу заверить, все мои создания вполне материальны, — он уже поднялся с земли, застёгивая сумку. Взяв из рук дочери лист бумаги, привычными и отточенными за годы практики уверенными штрихами нарисовал небольшого белого кролика, а затем коснулся рисунка, словно смахивал что-то, и кролик спрыгнул с листа на траву. — Какая прелесть, — воскликнула магиня воды, распахивая глаза, а в них горели огоньки, словно от ожившего чуда. Прикоснувшись к животному, она почувствовала под пальцами мягкую шёрстку. Это и правда было настоящим чудом, и детский восторг, живущий в глубине её сердца, выплеснулся наружу, не сдерживаемый больше ограничениями, созданными матерью. Не было больше вечных: веди себя тихо, не мешай, иди учи уроки, прочитай ещё и это. Был только неописуемый восторг ребенка, увидевшего чудо. И не важно, что ей уже почти двадцать, и она сама боевой маг с памятью прошлой жизни, в которой тоже было немало чудес, таких, как техника, совмещенная с магией, операции на внутренних органах без хирургического вмешательства (в понимании жителей современности), иллюзии Луны и марсианские огненные драконы... Нет, всё это сейчас не было важным, был важен только этот белый кролик с нежной шёрсткой. Даже были не важны люди, прибывшие на пожар, которых успокоил Акари, повторив старую отговорку, действующую уже больше года — на них напали, но прибыли защитники Токио (как их прозвали в СМИ после спасения Принцесс) и уничтожили всех плохишей. Чуть позже Акари отвезёт по указанному Мамору адресу образец растения, в котором Цутиа Аюми узнает «чёрную лилию».