Линия жизни

Я сижу в машине. Кручу в руках ключи от его квартиры. За неделю я изучил их до мелочей: два больших плоских ключа KALE и одна маленькая карточка Samsung. А кроме того, брелок: миниатюрное лезвие для фигурного конька. Вот его я точно выучил наизусть. Лезвие заточено идеально: под жёлоб и вразбежку. На лезвии – чехол. Тоже стальной. И тоже: точная копия оригинала. И на чехле, и на лезвии, ближе к зубцам, две буквы: Яг. Эта штука – явно ручная работа. Эксклюзив. Личная вещь… Очень на Лёху похоже… Даже если б этих букв не было. Я б ни секунды не сомневался, что я ЕГО ключи сейчас в руках верчу. И едва ли их я брал у консьержа… И я знаю, чувствую, что этот брелок ему… дорог. Может, потому, что чехол отполирован прикосновениями до блеска. До идеальной гладкости. И я легко представляю, как он сжимает его пальцами в кармане, когда нервничает. Когда надо успокоиться… Сегодня Ирка привезла мне одежду, которую я оставил у Лёшки в ванной. И я хотел, собирался отдать ключи ей. Ирка видит его почти каждый день. Она легко смогла бы вернуть. Да хоть просто положить ему в карман в раздевалке. Но… я ей не отдал. Даже не сказал ничего. Не смог. Потому что не могу избавиться от ощущения, что… я даже не могу сформулировать… просто, когда мы стояли с ним в душе, он… сказал «Жень»… и это не даёт мне покоя… не выходит из головы… голос… интонация… прикосновение его губ к предплечью… и, да… ощущения от его голого тела под моими руками… Я разглядываю ключи на своей ладони и пытаюсь понять: как получается, что я всё время, постоянно, оказываюсь в одной и той же точке? Лифт отеля в Миннеаполисе, дверь его номера, дверь его гримёрки, гостиная в его квартире, лифт жилого комплекса «Империал»… что теперь? Дверь его квартиры? Где я ещё не получал? Но какая-то призрачная надежда… мимолётный мираж в тоне его голоса, произносящего моё имя… шестое чувство, инстинкт… заставляют меня совершить очередной идиотский поступок. Ну а с другой стороны, что я теряю? Чего боюсь? Услышать ещё раз, что я не в себе? И что? Уши отвалятся? Viam supervadet vadens*. Все шансы надо использовать до конца. Я снимаю брелок с Лёхиных ключей и цепляю на него другие. От другой квартиры. От своей. В общем, Ирка права: это всего лишь секс. А, значит, и вести себя надо согласно правилам. Надо просто представить, что он… Кто? Новая любовница? Ага. Слегка пизданутая на голову. Ну, попробуй, Жень, представь… *** «Империал» встречает меня уже как родного. Охранник на въезде поднимает шлагбаум, даже не выходя из будки, а консьерж в подъезде приветственно машет рукой. Всё. Здесь мне больше делать нечего. Это моё финальное посещение в любом случае. Иначе, точно скоро в интернете прочитаю, что Ягудин, наконец, позвал Плющенко в гости… Перебираю пальцами его ключи. Смотрю, как меняются цифры этажа на экранчике лифта. Вот и месяц назад они так же менялись. Только тогда ещё можно было остановиться. Сейчас уже нельзя. То есть, конечно, можно. Если я сейчас уйду, больше мне с ним встречаться не придётся. Зная Лёху… больше ни одного шоу, никаких роялей в кустах, ни за какое бабло… снова сбежит в Америку, в профессионалы, в телевизор… или куда там, на этот раз? А зная себя… если я сейчас не выясню, то буду думать об этом до маразма… В моём варианте реальности – лучше получить ещё раз по морде и точно знать… Поэтому ключ в замочной скважине я поворачиваю без всяких сомнений. Я знаю, что он дома, потому что когда я приехал, в окнах горел свет. Он может быть не один… но это уже допустимая степень риска. Шанс мирозданию вмешаться. И вообще, я полностью полагаюсь на эффект неожиданности. У меня в голове нет никаких заготовленных слов, никакого шаблона, ничего… Возможно, поэтому, когда дверь квартиры за мной закрывается, и я понимаю, что обратного пути уже нет, в голове образуется абсолютная пустота. Лёшке требуется несколько секунд, чтобы дойти до прихожей и оказаться напротив меня. По нему видно, что он скорее ожидал увидеть у себя в гостях королеву Елизавету, чем Евгения Викторовича Плющенко. Выражение его лица и есть ответ на все мои вопросы. Так что осталось только вернуть ключи. И уйти. Мы оба молчим. Рассматриваем друг друга. Не знаю, что он там увидел во мне, а мне – есть на что посмотреть… Мог бы, в общем, и надеть что-нибудь на себя, если не знал, кто пришёл. Но на Лёшке, кроме джинсов, обрезанных чуть ниже колена, никакой другой одежды. Это даже забавно: в прошлый раз была возможность потрогать, в этот раз – рассмотреть. Последний раз я так внаглую пялился на него, когда он был еще мальчишкой, подростком… Я тогда ещё думал… Да не важно, о чём я думал! Я тогда не знал ничего. Не видел. Не понимал. А сейчас… сейчас я знаю даже слишком много. Как кончики пальцев покалывает, когда к нему прикасаешься, и как губы горят, когда он целует, и какой он весь… горячий, обжигающий… с такой миндальной горечью, как у коньяка, если его в ладони согреть, прежде чем пить… и… – Странная у тебя манера приходить в гости. Если ты пришёл вернуть ключи, то мог бы сначала позвонить. Хотя бы в дверь. Ну да. Долго молчащий Ягудин – это прям подарок на Рождество! А на улице месяц июнь. Так что… мог бы я позвонить, Лёх. Только ты к телефону бы не подошёл. А если бы подошёл, то попросил бы ключики свои Ирке передать… – Я бы обязательно позвонил, но по предыдущему опыту знаю, что ты не всегда в состоянии открыть. Наблюдаю, как лицо его заливает краска. Вот удивительно, ещё какие-то человеческие чувства может продемонстрировать. Ещё за что-то ему стыдно может быть! Интересно, за что? Что он, вообще, помнит? Жаль, не спросишь… – А ты разве не знаешь, мальчик, что, если в ответ на звонки тебе не открывают, значит, просто не хотят видеть? Ну да! Про «не хотят видеть» я ещё лет двадцать назад понял. У тебя с тех пор ещё взгляд такой… типа «что б ты сдох». Но я вполне живой пока, как видишь. А вот тебе, пожалуй, зря помешал… сдохнуть. – Спасибо, что объяснил. И не волнуйся, в следующий раз я оставлю тебя подыхать. Как ты просил, кстати. Я кидаю ему ключи, но он даже не делает попытки их поймать. И они падают на пол с громким металлическим стуком. Я вздрагиваю. А Лёшка даже не моргает. И взгляд не отводит. – Следующего раза не будет. Верю, верю – сам болтун! Расскажи мне ещё что-нибудь про обет трезвости и здоровый образ жизни. Будет, Лёх, у тебя и другой раз, и третий… и сколько их там понадобится для победного финала. Но уже без меня. – Мне насрать на следующий раз, но за этот ты мог бы сказать спасибо! – А в пояс тебе не поклониться?! А мог бы! И в ноги мог бы упасть! А то, выходит, не дорого ты себя ценишь. Подешевле гордости. – Да если б я не пришёл, ты б сдох тут! И ты это знаешь! И я это знаю! Но мне реально похуй! Веришь? – Нет, Жень, не верю. Ты ж пришёл зачем-то. И тогда, и сейчас. Стоишь тут, пиздишь, на мордобой нарываешься. Зачем, Плющ? Чего хочешь-то? – он делает шаг в мою сторону. – Меня, может? Так ты скажи. Он делает ещё шаг. И ещё. Мысли в моей голове мечутся, как птицы в силках: все крылья поломаны, а смысла никакого. Даже не пытаюсь угадать, какого ответа он ждёт. Зачем? К чему вообще этот разговор? Если ты знаешь ответ, а ты, Лёх, его знаешь! И знаешь, что произнести его вслух для меня невозможно, то для чего ты спрашиваешь? Для того, чтобы я соврал? Чтобы в очередной раз закрыть передо мной очередную дверь? Зачем? Он подходит, хватается руками за край моей футболки и дёргает на себя. – Ну, так что? Уходишь или остаёшься? Я смотрю на него сверху вниз. И молчу. Ну, что ты теперь будешь делать, Лёх? Выбивать ответ кулаками? Или… Он целует меня. И снова так, как будто я сопротивляюсь. Как будто я отказываюсь, а он хочет меня заставить. Не отпуская рта, не давая даже вдохнуть, тянет за собой в комнату. Как там Ирка сказала? Это не война? Ничего-то она не понимает! У нас тут даже не до первой крови! До смерти у нас тут всё! До гробовой доски, блин! Вопрос только: до чьей? Вечный наш с тобой вопрос… А знаешь, Лёх, вот только не надо это всё… вот эти все страсти… снова в постель за собой тащить! Тебе недостаточно того, что я пришёл? Хочешь убедиться, что… Ты сам-то знаешь, вообще, чего хочешь? Кого, точней? Я отпихиваю его от себя. Выворачиваюсь, оставляя у него в руках свою футболку. И отхожу. Отворачиваюсь от него. Упираюсь лбом в оконное стекло. Давай, Яг! Попробуй. Примени свою грубую силу! И я уйду отсюда. Почти свободным! Вот правда! Оставлю себе воспоминания и твой эксклюзивный брелочек. На память. Слышу его шаги за спиной и чувствую, как напрягаются мышцы в готовности дать отпор. Но руки его у меня на плечах почти невесомы. Я чувствую мягкое прикосновение губ к шее под волосами. Его подбородок слегка царапает кожу, когда он прижимает меня к себе. И это так приятно, до мурашек, до лёгкого озноба… Он замирает. Несколько секунд мы так и стоим, прижавшись друг другу и слушая бешеное биение сердца. И кажется, что оно сейчас одно на двоих. Потому что слух не может отделить один удар от другого. Потому что… Его губы прижимают сумасшедший пульс у меня на шее, как будто хотят его остановить. Как будто могут. Мои лёгкие с усилием выталкивают воздух сквозь сжатые зубы… Если ты сейчас… Он всё-таки вспоминает про «грубую силу» и разворачивает меня к себе. Но я уже почти не пытаюсь сопротивляться. Вот только глаз не открываю. Не хочу видеть этого «олимпийского огня» у него в глазах. Он прикасается губами к губам. И я отвечаю на поцелуй. И прижимаю его к себе. Всё. Теперь уже на всё наплевать. Волосы его под моей рукой совсем не мягкие. Я запутываюсь в них, как в колючей проволоке. И это даже хорошо. Теперь никаких шансов у тебя выбраться. А я давал тебе шанс! Или себе? Лёшка, Лёшка… пламя ты моё открытое. А говорили ведь, в детстве ещё: не суй руки в огонь! А я не то, что руки… ну так что с меня взять? Я ж дурак. Выйди, вон, на улицу, спроси у любого. Любой тебе и скажет: кто? Плющенко? Таки да, дурак! Лёшка… Что ж ты творишь? Стой ты на месте. Или… делай уже что хочешь… Мысли проносятся в голове абсолютно бессвязные. Да и на самом деле, о чём можно думать, когда вот он – не то что рядом, а не знаю даже, как близко? Прижимаю его к себе ещё крепче. Где он там был, этот диван? Шаг, два… главное, не отпускать. Да и кто кого держит ещё? Падаем, не размыкая рук, не прекращая целоваться… Я уже плохо понимаю, где верх, где низ. Но до дивана мы, похоже, не дошли. Да и чёрт с ним! Тем более что я точно не знаю. Знаю только, что одежда вот эта вся на нём абсолютно лишняя. Стаскиваю с него джинсы и что там было под ними. Он так долго возится с моим ремнём, как будто штанов никогда не расстёгивал! Отрываюсь от него. Отпускаю. Помогаю себя раздеть. Тут же притягиваю обратно. Обнимаю. Прижимаю к себе, сходя с ума от ощущений. Не веря. Ни на одну секунду не веря, что всё это… всё это реальность. И не хочу никаких прелюдий. Ничего. Только его. Сейчас. Сразу. Почувствовать. Убедиться. Поверить… – Пожалуйста… – шепчу и сбиваюсь на первом слове, потому что не знаю, как и что сказать. Не могу. Но он, похоже, не собирается торопиться. Снова. Расцепляет мои руки. Прижимает к полу. Замирает сам, и не даёт пошевелиться мне. – Открой глаза. Посмотри на меня. Ну чего ты там у меня в глазах ещё не видел? На что не насмотрелся? Открываю глаза. Смотрю в его лицо надо мной. В подрагивающие чёрные зрачки. Почти ликую от этого зрелища. Но… – Попроси. Ну да! Это чтоб не расслаблялся! Это у меня тут секс, а у тебя же война! Тебе победить надо! – Пожалуйста, Яг… Прошу, потому что знаю тебя. Ты всегда получаешь то, что хочешь! И так, как хочешь! Хотя, даже сквозь весь наркотический туман от близости твоего тела, это слегка больно, знаешь? Знаешь… наверняка… но тебе наплевать. – Нет. Назови моё имя. Пытаюсь освободить руки. Хотя сам знаю, что это не серьёзно. Никуда я не уйду, даже если он отпустит. Но он не отпускает. Перехватывает запястья ещё крепче. Вдавливает в пол. И взгляд такой… Сука ты! Имя… да подавись ты своим именем! Вот этого всего тебе мало, да? Меня мало?! Тебе всегда чего-то не хватает! Хочешь, чтоб я попросил? Я попрошу. Попрошу так, как ты хочешь! Потому что я, в отличие от тебя, Лёх, сюда не соревноваться пришёл! А вот ты… Ну так что, хочется, чтоб я тебя умолял? – Пожалуйста, возьми меня… Нормально так? Прокатит? Ах да, имя же! Какое из твоих имён?! – Алёша… Еще что-нибудь попросишь? Теперь уж наверное… Лёшка надо мной закусывает губу и… это снова больно. Больно так, что слёзы наворачиваются на глаза, и я прокусываю щёку пытаясь сдержать стон. Я не хочу, чтобы он понял, почувствовал… но, судя по изломанной линии рта, по сморщенному носу, по мелкой морщинке между бровей, по почти бессмысленному чёрному дрожащему взгляду… я могу позволить себе орать в голос… для него всё равно ничего не существует сейчас… и я хочу запомнить его вот таким: абсолютно моим… и вглядываюсь в его лицо, в каждую черту, в каждую сведённую судорогой мышцу… и пропускаю момент, когда боль уходит, растворяется… и её сменяет жгучее, тянущее, нарастающее с каждым его движением, удовольствие… и зрение сужается, тает, исчезает совсем… затягивает темнотой… в которой, словно тонким лазером на сетчатке глаза, выжжено Лёхино лицо, которое я так старался запомнить… и я снова хочу его рассмотреть… вглядываюсь в темноту… пытаюсь сосредоточиться… удержать… но оно разлетается на миллион мозаичных осколков… и, кажется, я всё-таки ору в полный голос, кончая… *** Мир медленно собирается в единое целое. Складывается в привычную картинку. В привычную ли? Первое, что я чувствую, это тяжесть его тела на себе, руки поверх своих, щёку, прижавшуюся к моей груди, царапающую кожу намёком на отросшую щетину, бешеное биение собственного сердца. И хочется обнять его, заставить сдвинуться, подтянуть выше и целовать, и рассказывать, путаясь в словах, какой он восхитительно невозможный, и что я практически умер, и что никогда, ни с кем, ни разу в жизни, мне не было так охренительно хорошо… Но реальность уже сложилась, собралась, навалилась острыми гранями, воспоминаниями о его взгляде, об этом "назови моё имя"… Сука! Я сбрасываю его с себя. Почти с ненавистью. Единственное, чего я теперь хочу, это уйти отсюда. Успеть сбежать до того, как он начнёт говорить. Я не хочу знать, что он придумает на этот раз. Мне достаточно денег, предложенных за прошлый. Я даже видеть его сейчас не хочу. – Уходишь? Вопрос, как выстрел в спину. Заставляет обернуться, собраться, отвлечься от собственной беспомощности. – Нет. Жить к тебе переезжаю. И голос получается такой, как надо: холодный и равнодушный. Конечно, я не могу сделать ему больно. Никакими своими словами или поступками. Уйду я теперь или останусь, вернусь ли ещё или нет… ему абсолютно пофиг. Ну, может, не абсолютно… но…это всего лишь секс. Он найдет, где добрать недостающих ощущений… и с кем… Я просто защищаю себя. Закрываюсь, отгораживаюсь. Играю по правилам. Расставляю маркеры. Провожу границы. – В следующий раз позвони, прежде чем прийти! Я уже в прихожей, уже почти ушёл, но голос его настигает, снова ударяет в спину, заставляет вернуться. Ответить. – Не волнуйся. В следующий раз придёшь ты. Это даже не победа. Так… мелкая царапина. Ты и не заметишь, наверное. Но, будь уверен, я услышал. И запомнил. Это ты первым сказал про "следующий раз". И… твой брелок всё ещё у меня в кармане…