Ворлок мертвого ярла

      К могиле мертвеца, вставшего драугом, Раэна провожали с почестями — чуть ли не все пировавшие бросили угощение и теплый безопасный дворец, чтобы посмотреть, как ворлок с «Линорма» будет сражаться с тварью. А может, боялись, чтобы не сбежал дорогой? Плотное кольцо мрачных вооруженных людей растянулось по дороге на пару дюжин шагов, и Раэн только вздохнул. Будь он нечистью, сейчас бы забился подальше от такого количества гостей.       — Раньше вы облавы устраивать не пробовали? — спросил он у Фрайде, шагающего рядом.       Почти полная луна сияла с черного неба белым кругом, словно вода в бездонной проруби замерзла ледяным диском. Раэн слегка поежился. Плащ у него был теплейший — спасибо Бъерну — но мороз хватал за уши и щеки, напоминая, кто здесь страшнее самой лютой нечисти. Только дай слабину, окажись вдали от жилья без надежной зимней одежды и обуви, без кресала и трута, без веток для костра… Север не прощает малейшей оплошности.       — Пробовали, — хмуро ответил Фрайде. — Троих потеряли. Он дождался, пока люди немного разошлись, и напал. Три воина, оружных, в доспехах — и ничего не смогли сделать.       — А как убил? И что сделал с телами?       Это и в самом деле было важно. Для чего убивает нечисть? Смотря какая. Кому-то нужно мясо или кровь, кто-то питается страхом или жизненной силой, кто-то вообще пьет любовь. Есть и те, которые не могут упокоиться из-за незаконченного дела, мести или долга.       — Одному шею сломал, двум другим порвал горло, — так же ровно, но с некоторым вызовом ответил сын дроттена. — Тела не сожрал, так и бросил.       — Понятно, — отозвался Раэн, покосившись в другую сторону.       Фьялбъерн шел молча, возвышаясь даже над рослыми людьми Морского народа. С самого выхода из дворца Бо ярл не проронил ни слова, только сам осмотрел все, что Раэну принесли по его просьбе: пару факелов, обмотанных просмоленными тряпками, прочную веревку с узлами и мешочек крупной сухой соли. Оружия тоже притащили ворох, от лука и стрел до отличных мечей и копий. Раэн представил, как полезет с копьем в узкую извилистую земляную нору, и даже смеяться не стал.       Меч он все-таки взял, придирчиво выбрав себе по руке. Пришлось перекопать все принесенное, однако среди тяжелых северных двуручников нашелся все-таки клинок-бастард, скованный то ли для подростка, то ли для воинственной девы. Немного короче и уже обычного полуторника, зато из прекрасной стали, он так и просился в ладонь. Драуг на выбранное Раэном оружие посмотрел мрачно, но и тогда ничего сказал, только повел широкими плечами да дернул уголком рта.       Что он при этом подумал про самоуверенного ворлока — было ясно без слов. А если и выражалось словами, то сплошь неприличными. Раэн сам хорошо понимал, что с нечистью обычным клинком не справиться. Но знакомая тяжесть на поясе успокаивала и придавала уверенности.       — Кем драуг был при жизни? — спросил он снова, и Фрайде тяжело вздохнул:       — Воином. Одним из лучших воинов моего отца. Биргир Ауднасон звали его, и лучшего мечника я не видал.       — Не поминал бы ты его по имени, сын дроттена, — буркнул один из идущих рядом северян, седой, но мощный, как матерый медведь. — Или не знаешь, что нечисть слышит свое имя, даже когда спит в могиле? Не буди лихо, пока оно тихо, как говорят славы.       — Я бы не отказался с ним встретиться, — с горьким вызовом отозвался Фрайде. — Может, хоть мне бы он сказал, почему не смог обрести покой? Мы дружили…       — Мне жаль, — искренне сказал Раэн, немного помолчав. — Тяжело терять друга. И во много раз тяжелее терять его так.       — Да не он это уже, — все так же хмуро бросил седой. — Тварь в его обличье. И она о дружбе не помнит. Поберегись, ворлок…       — Уж постараюсь, — отозвался Раэн.       Можно подумать, без такого ценного совета он бы не догадался быть осторожным. Биргир Ауднасон… Что же случилось такого, чтобы лишить тебя честного посмертия? Поговорить бы сейчас с Фьялбъерном, но не при всех же.       Раэн осмотрелся по сторонам. Обитаемая часть Маархалена, как звалось главное селение Морского народа, уже закончилась, теперь они шли по каменистой дороге среди невысоких голых холмов, верхушки которых покрывали стебли высохшей травы и редкие чахлые кустики. Спрятаться здесь могла бы разве что мышь, но вид у залитой лунным светом дороги все равно был зловещий. Каждый прутик и камешек бросал резкие черные тени, а наверху — и это Раэну совсем не понравилось — к ледяному блюдцу луны приближалось пятном непроглядной тьмы большое облако. Вот ведь зараза… Если стемнеет, и факелы не слишком помогут островитянам. Хорошо еще, что Фьялбъерн видит в темноте, как… да, вот как драуг он и видит.       — Что ты будешь делать, если его могила пуста? — спросил Фрайде, помолчав несколько минут.       — Ждать. Не выйдет этой ночью, вернусь сюда следующей. А почему он вообще похоронен в земле? Разве ваш народ не отдает тела морю? — вспомнил он услышанное мельком.       — Только тех, кто погиб в бою. Владыка Гунфридр принимает их в свою дружину. А остальных мы хороним на кладбищах.       «Странное верование, — подумалось Раэну. — Неужели воин не хочет в загробном мире встретиться с любимыми, родичами и друзьями, которым выпала иная смерть?»       Но чужая земля — чужая вера. Да и не время сейчас думать о таких тонкостях. Фрайде продолжал рассказывать:       — Биргир всегда был уверен, что уж ему-то уготовано место в дружине Гунфридра. Сколько раз он выходил на драккаре против морских разбойников или порождений тьмы. А погиб… глупо. Отправился порыбачить и…       — Что случилось? — мягко спросил Раэн.       — Не знаю. И никто не знает. Нашли его на берегу возле лодки. Упал — и виском на камень. Глупость это! Чтобы опытный воин поскользнулся на гальке? Не пьян же был, он тогда зарок дал хмельного в рот не брать.       — Бывает… А что за зарок?       — А, — махнул рукой сын дроттена. — Поспорил… Хлебнуть он любил, это да, иногда и без меры. Вот невеста его и попрекнула. Мол, не мужчина тот, кто совладать с собой не может. Биргир и поклялся, что до самой свадьбы целую луну капли хмельного в рот не возьмет. Но тогда уж, мол, она пусть прощения попросит…       — Точно, было дело, — сказал кто-то позади Раэна. — Ох, и повздорили они. Гудрун его при всех пьяницей назвала, а он ее — неумехой, что иглы да прялки боится. Мол, если он месяц продержится, пусть она ему своими нежными ручками шерсти напрядет да свяжет хоть носки с варежками. Потом помирились и миловались по-прежнему.       — Миловались, говоришь? — ответил ему из темноты чей-то насмешливый голос. — Да ненадолго той любви хватило. На похоронах Гудрун плакала, а через две луны свадебную косу заплела. Не с того ли ее прежний жених из могилы встал, что его невеста теперь с другим милуется да носки ему вяжет? Известное дело, от обиды да со злости такое с покойниками бывает…       — Не только.       Фьялбъерн уронил это холодно и тяжело, двумя простыми словами вмиг прекратив разговоры вокруг. Раэн виновато покосился на мрачное, словно из старого серого льда вырезанное лицо бессмертного ярла. Мертвого ярла, не попавшего в дружину Гунфридра. Точнее, призванного им для особой цели и много веков несущего суровую службу хранителя моря. И вряд ли на службу морскому владыке его привела обычная обида. Разве что ненависть к врагу более страшному, чем может одолеть простой воин.       — Вот… — тихонько сказал Фрайде после нескольких минут молчания. — Пришли…       Они как раз обогнули небольшой холмик, и Раэн увидел расстилающуюся равнину, испещренную темными в лунном свете прямоугольниками. Надгробия! Кладбище Маархалена.       — Как хочешь, сын дротттена, — решительно сказал тот же седой воин, — а к могиле тебе соваться не след. Бо с нас живьем шкуру спустит, если с тобой что…       — Я тебе не ребенок, Сигни, — холодно отозвался Фрайде. — Или ты меня трусом считаешь? Или мало рядом со мной мужчин, умеющих держать оружие?       — Не спорьте, — поторопился вмешаться Раэн. — К могиле нам всем вместе идти и не стоит. Не хочется спугнуть ее хозяина. Вы мне только укажите — которая.       — Да что указывать — вон, видишь дерево? Засохшее…       Дерево на взгляд Раэна больше заслуживало названия крепкого куста, но для этих земель… Ладно, примета и вправду была заметная издалека. Невысокое деревце росло шагах в ста от них, и земля под ним как раз темнела.       — Ну вот и хорошо, — бодро согласился он. — Тогда я пойду. А то холодно! Быстрее начну — быстрее управлюсь. Провожать не надо.       — Надо, — так же тяжело сказал Фьялбъерн. — Идем вместе.       И снова смолк. Так в молчании они и дошли до корявого, неприглядного вида то ли деревца, то ли впрямь кустика. У его подножия в сухой траве черным пятном выделялась каменная плита. Раэн присмотрелся. Вот оно что… С одного боку земля под плитой осыпалась, там явно было что-то вроде лаза. Бррр! Лезть под землю? Вот в это?       Драуг взял его за плечо и развернул к себе, заглянув в лицо. Сказал негромко, едва разжимая губы, странным глухим голосом:       — Мы можем уйти на корабль. Прямо сейчас. И пусть только слово кто-нибудь скажет — самого туда засуну.       — Не можем, Бъерн, — виновато сказал Раэн. — Сам знаешь, что не можем. Я не могу. И… благодарю тебя.       — За что?       Живой глаз ярла сверкал осколком льда, второй так и остался блеклым пятном на мертвенно-бледном лице. Нет, просто мертвом — все время приходилось напоминать себе это. Жутко иной раз оборачивается милость богов.       — За то, что позволил, — улыбнулся Раэн. — Привяжи веревку к дереву. Придется все-таки лезть, здесь мы, похоже, его не дождемся. А там — я уверен, у него не один выход на поверхность. Как у всякого…       — Умертвия? — холодно подсказал ярл. — Или хищника?       — Воина, — поморщился Раэн. — Хорошего опытного воина. Перестань, Бъерн. Я бы доверился тебе в любом бою, только не в этом. Прости…       Он протянул ярлу конец веревки, на которой умелой рукой были навязаны толстые узлы, другой конец не глядя привязал к своему поясу. Не хотелось отрывать взгляда от лица Фьялбъерна — уродливого и прекрасного одновременно. Не внешней красотой, а той, что сверкала во взгляде искалеченного, но не побежденного смертью воина-драуга.       — Он не я, — так же тихо сказал Фьялбъерн. — Бей наверняка и без жалости. Драуги не умеют щадить. И стали не слишком боятся.       — Знаю, — кивнул Раэн. — Это больше обманка, чем оружие. Соль и огонь — я помню. Есть что-нибудь еще? Чего я не знаю?       — Еще… — лицо ярла исказила жуткая усмешка, потом Фьялбъерн выдохнул: — Если б было… Если бы я знал, что может тебе помочь… Даже шепни мне сам Гунфридр, что завтра это обратят против меня самого — не утаил бы.       Вместо ответа Раэн шагнул к ярлу и положил руки на огромные плечи. С пригорка они оба наверняка были видны как на ладони, но какая разница? Плевать ему на весь Морской народ с дроттеном во главе! Лишь бы хоть на миг согреть замерзшее сердце и холодные губы, кривящиеся в злой бессильной усмешке. К губам он и прижался отчаянным поцелуем, приподнявшись на цыпочки и запрокинув голову. Резко выдохнув, Фьялбъерн обнял его, стиснув до боли. И сразу же оттолкнул, только во взгляде живого глаза полыхнуло отчаяние.       — Веревка, — спокойно напомнил Раэн, опять отступая на шаг и снимая плащ, чтобы тот не стеснял движений. — Если будет просто дергаться — ничего страшного, я и запутаться могу. Ну, а если три раза дерну одинаково сильно — тяни да побыстрее.       Ярл молча кивнул, взяв его плащ и перекинув через руку.       Раэн подошел к черной дыре лаза, попробовал ногой ее край. Мерзлая земля казалась надежной, а в нору вполне мог протиснуться человек. Ну все верно, вряд ли северный воин Биргир был в плечах уже самого мага. Напоследок Раэн обернулся. Люди Морского народа так и столпились на окраине кладбища, но отсюда даже лица трудно было различить. А ярл каменным изваянием высился в пяти шагах, и веревку он не привязал к дереву, а намотал на огромную ладонь, надежную, словно весло «Линорма». Раэн улыбнулся.       — Когда вылезу, — сказал он, стараясь, чтоб голос звучал с шутливой беспечностью, — с дроттена будет причитаться много горячего вина и пирожков.       И поспешно отвернулся, чиркая кремнем, чтобы искры упали на привязанный к факелу трут. Вспыхнуло пламя, Раэн сунул факел перед собой в нору — еще не хватало сходу попасть в объятия нечисти. Подождал, пока глаза привыкнут к свету, и присмотрелся. Ход уходил глубоко вниз, постепенно расширяясь. Пустой и по виду безопасный. Даже упираться руками и ногами при спуске можно запросто, вон какие удобные выемки в земляных стенках.       Глубоко вздохнув, Раэн вытащил факел, быстро скользнул в дыру вперед ногами и полез вниз, в ледяную черную пустоту. Огонь он держал над головой и старался не думать, что его сейчас встретит. Ну или кто — это как посмотреть.       К счастью, лаз оказался неглубоким. Стенки колодца вдруг закончились — нога вместо очередного уступа нащупала пустоту. Извернувшись, Раэн прижался к стенке, попробовал посмотреть вниз, но тьма была непроглядной, только колдовское зрение робко подсказывало, что никого живого там нет. Да уж… А неживого?! Он вдохнул, выдохнул — и спрыгнул на черный земляной пол с высоты примерно в человеческий рост.       Здесь было темно. Сыро и пронзительно холодно, как и положено в подземном склепе. А еще пахло всякой дрянью, несильно, но отчетливо. Мерзко пахло, опасно. Истлевшей одеждой, старой кровью, гнилой кожей…       Он поднял факел над головой, пламя заколебалось и будто прижалось к деревяшке — затхлый воздух не давал ему гореть в полную силу. Но даже так было видно, что маг оказался посреди неровного круга утоптанной земли. Высоко над головой через колодец был виден лоскуток неба, усыпанный крупными ледяными осколками звезд, а стены вокруг терялись во мраке.       Двигаясь осторожно, затаив дыхание, Раэн повернулся по кругу. Вот пламя осветило земляную стену с торчащими из нее корнями, вот свет факела выхватил из темноты бугор рыхлой земли напротив мага. Еще корни, торчащий из земли камень, чье-то лицо…       Раэн вздрогнул. Лицо показалось — и исчезло! Темнота вокруг оскалилась невидимой смертью — мгновенной, клыкасто-когтистой, безумной… Показалось, что запах стал сильнее, а по спине будто провели ледяной рукой. Совсем рядом…       Он отпрянул к стене, вжался спиной в надежную земляную твердь. Щелкнул пальцами и провел ладонью над пламенем факела, подпитывая его чародейской силой. Поднял руку с деревяшкой повыше и сглотнул — в горле сразу пересохло, словно он хлебнул раскаленного пустынного воздуха.       Тот, кого при жизни звали Биргиром Ауднасоном, был здесь. И он ждал врага, ощерив длинные острые зубы в нечеловеческой безумной улыбке.       Никогда Раэн не был трусом, но тут он бы попятился — если бы мог. Стена за спиной спасала от нападения сзади — и она же не давала отступить. Не отрывая глаз от белеющего в сумраке лица твари, маг потянул свободной рукой из ножен меч, отрешенно думая, что может и не успеть. Даже наверняка не успеет, если тварь кинется. Надо было сразу доставать…       Но почему-то ему позволили это сделать. Драуг глянул на блеснувший в его руке клинок и снова растянул губы в подобии ухмылки. А потом облизнулся. Длинный черный язык далеко прошелся по бесцветной сморщенной коже и опять спрятался во рту.       — Огнем животворящим заклинаю тебя… — начал Раэн плести чары, выставив перед собой меч. — Силой земли и воды, что принимают всякую мертвую плоть…       Драуг кинулся. Увернувшись, маг наотмашь полоснул клинком по его плечу, но вместо мягкой плоти сталь словно столкнулась с твердым деревом. Кусок лохмотьев упал на пол, оголив белое плечо, с которого не пролилось ни капли крови. Мертвечина же…       — Ибо как зерно падает в землю, чтобы возродиться… — продолжил он мерно, выпевая знакомые каждым звуком слова, — так и всякая тварь уходит в нее…       Еще бросок! И снова Раэн едва увернулся. Даже ему, быстрому и гибкому, оказалось не под силу тягаться с драугом, нечеловечески проворным и смертельно точным. Показалось даже, что тварь играет с ним, как кот с мышкой. А может, и не показалось.       — Благословенно семя, давшее нам жизнь… Благословенно чрево, носившее нас… Благословенно тело, родившее нас… Благословенно молоко, питавшее нас… Благословенны руки…       Уклониться не удалось. Раэна будто смело, как соринку — веником. Удар умертвия приподнял его и швырнул о стену склепа. Захлебнувшись болью, маг упал на подкосившихся ногах, тут же перекатился, попытался вскочить… Меч остался в руке, только пальцы мгновенно онемели, а вот факел он выронил, и теперь тот горел на земле между ним и драугом, угрожающе потрескивая. И снова тварь, не торопясь подходить, оскалилась.       Все-таки играет! Мог бы выпустить когти, мог бы схватить, но развлекается с беспомощной, как он думает, добычей. И Литания Великой Матери, что должна остановить любую мертвечину, от гуля до ахрыза, на него почему-то не действует.       По спине Раэна пробежал холод — словно ледяной морской ветер откуда-то взялся в душном вонючем склепе.       Драуг шагнул к нему. Раз, другой… Он приближался медленно и уверенно, словно с насмешкой глядя на меч, способный повредить ему не больше, чем нож в руках ребенка — мореному в воде дубу. Глубоко вздохнув, Раэн щелкнул пальцами — на пустой ладони расцвел огненный бутон, поднялся вверх, распускаясь пламенными лепестками, колеблясь и озаряя тьму склепа. Драуг остановился. Посмотрел на пламя. По неподвижному, серому в темных пятнах лицу пробежала дрожь — как рябь по спокойной воде.       — Остановись! — громко велел Раэн. — Огнем и землей заклинаю тебя — говори со мной!       Отбросив бесполезный меч, он выхватил из мешочка на поясе горсть соли и швырнул в драуга. Тот зашипел, припадая к земле, как животное, но не бросился, лишь отряхнулся, словно крупинки соли жгли его даже сквозь истлевшую одежду.       — Говори со мной! — снова крикнул Раэн.       Имя почему-то вылетело у него из памяти. Это было глупо и непонятно, но то, что он так легко запомнил наверху, под холодным ясным диском луны, здесь, в смердящем смертью склепе, ускользало от разума. Будто он пытался зачерпнуть ладонями лунный свет… И впервые за эту ночь Раэн испугался. Как-то разом он понял, что соль и железо на тварь почти не действуют, а огнем можно и не успеть — слишком быстр мертвый воин, в посмертии ставший вовсе неуязвимым. Как же сейчас пригодился бы Фьялбъерн! Его надежная могучая сила, его скорость и уверенное мастерство…       Нет, он сам сделал выбор, положившись на чары! Ярлу спускаться сюда нельзя, на него все еще дрожащая в воздухе магия может и подействовать. Утянуть в глубины первобытной тьмы, упокоить…       Пламя на ладони взметнулось вверх, озаряя весь склеп, — и драуг неуловимо текучим движением попятился. А Раэн подумал, что так силы быстро иссякнут. Плеснуть в тварь пламенем? А вдруг не загорится? Вдруг огонь будет так же бессилен, как магия, железо и соль? Что же он натворил, глупый маг, положившись на то, что никогда не подводило, но дома… А здесь чужая земля, и твари здесь тоже иные…       — Говори со мной, — прошептал Раэн, сопротивляясь липкому холодному страху, не позволяя ему затуманить рассудок и отнять остатки сил.       Не для того он прошел между мирами, чтобы сдохнуть от зубов и когтей дохлой твари!       — Ты… — проскрипел вдруг драуг, обходя его по дуге и снова примеряясь к прыжку. — Ты… умрешь… тоже…       — Все умрут! — огрызнулся маг, поворачиваясь и следя за ним. — Но тебе-то чего не лежится?       Зарычав, тварь кинулась. И тут Раэн вспомнил. Это была глупая, безумная надежда! Но выбора все равно не осталось. Огромные грязные когти мелькнули рядом с его шей — и маг вытолкнул криком внезапно вернувшееся имя:       — Биргир!       Он все-таки снова упал. Приподнялся, бросив уже и меч, оставшись почти беззащитным — пламя на ладони превратилось в жалкий огонек. Но тварь замерла и неуверенно склонила голову набок, словно прислушиваясь.       — Ты был человеком, Биргир! — выпалил Раэн, опираясь на локоть и чувствуя спиной стену — теперь уклониться точно не успеть. — Ты Биргир Ауднасон, воин дроттена Бо…       Он торопливо говорил, почти кричал, отчаянно пытаясь разбудить хоть тень разума в мертвых бельмах глаз. Ведь если драуг даже в могиле слышит, как его называют по имени, значит, он что-то помнит? Значит, хотя бы имя связывает его с остатками человечности.       — Вспомни! Прошу тебя, вспомни! Ты жил в Маархалене. У тебя были друзья, родные… У тебя была невеста…       Бешеный рык! Оскал! Но тварь почему-то медлила, может, последние мгновения…       — Твои друзья помнят о тебе, — уже почти безнадежно проговорил он. — Фрайде горюет. Гудрун плакала на твоих похоронах. О тебе помнят, слышишь? О твоей доблести, о твоем искусстве мечника… О том, как ты поспорил перед свадьбой!       — Гу… друн… — неуверенно проурчал драуг, вставая с четверенек и покачиваясь на ногах, как пьяный. — Фрай… де…       — Ты Биргир. Биргир Ауднасон. Говори со мной. Вспомни себя, прошу…       Он умолял, захлебываясь словами. Говорил о ночи наверху, где люди замерли в страхе перед его ненавистью. О теплом хлебе и пирожках, о горячем вине и пламени в очаге. О варежках, которые Биргир хотел получить от своей невесты, и дружине Гунфридра, куда думал попасть… Слова сами летели с губ, Раэн кричал бы их, но сил не было, и иногда он сбивался на шепот, сам не всегда слыша, что бормочет.       Драуг слушал. Стоял и слушал, ни единым движением или взглядом не выдавая, что понимает. Раэн искал в его глазах тень человечности и с тоской видел, что все впустую. Вот уже и огонек на ладони почти погас, а факел, все это время пылающий на полу, начал догорать. Сколько же времени прошло, как он спустился? То ли совсем немного, то ли вечность?       Треснув последний раз, факел зашипел и потух. Огненный лепесток на ладони Раэна едва рассеивал мрак склепа. Он положил свободную руку на пояс, с которого отвязал веревку. Крикнуть? Позвать Фьялбъерна? Плевать на гордость, но… Бъерн сказал, что и сам не знает средства от себе подобных. Он, конечно, спустится. Может, даже даст магу время и возможность уйти, если тот все еще будет жив. А потом? Вдруг это заразно, как у гулей? Да лучше он и правда сдохнет здесь, чем ярл превратится в… это…       Тьма обволокла Раэна. Ледяная до озноба, воняющая страшной и гадкой смертью. Маг до боли закусил губу, собирая остатки сил. Вот сейчас… Тварь кинется — и у него будет всего несколько мгновений. Потому что последнюю магию, что творит чародей во время своей смерти, не обмануть и не отменить. Магия крови — беспощадна и неотвратима. А ярл… он должен понять. Он знает, каково побеждать ценой своей жизни. И смерти, если иначе никак.       — Я… Биргир… — прошелестело в темноте рядом с ней. — Биргир… Ауднасон… Я… искал свое имя. Я просил… назвать его… пока помнил… Никто… Они кричали… тварь… драуг… Никто… не назвал….       — Никто не назвал тебя по имени? — потрясенно спросил Раэн, слушая старательно выговаривающий хриплые отрывистые слова голос. — Ты искал людей, чтобы узнать его?       — Искал… да… Но никто… Мечи… копья… тварь… драуг… И я… убивал…       — Ты Биргир, — торопливо сказал он, боясь, что безумие вернется к несчастной жуткой твари. Нет, к человеку… — Биргир Ауднасон. Почему ты стал таким? Как тебе помочь? Как дать тебе покой?       — Ты… покой? — в хрипе слышалось удивление. — Ты… пришел… убить…       — Я пришел помочь! Мертвое должно быть мертвым. Я пришел дать тебе покой. Посмертие!       — Ты… расскажешь им? Я… только хотел… свое имя… И чтобы кто-то знал…       — Я расскажу, — пообещал Раэн, подтягивая ноги и садясь у стены. — Расскажу все, клянусь!       Очень медленно, с трудом подбирая слова, выдавливая хрипы и подвывания, Биргир заговорил…       Когда маг выбрался наверх, он уже давно потерял счет времени. Три рывка веревки, снова привязанной к поясу, — и мощные руки ярла выдернули его из подземного лаза, как морковку из грядки. Задыхаясь, захлебываясь немыслимо чистым и вкусным ледяным воздухом, он попал в объятия Фьялбъерна. На миг уткнулся в надежное крепкое плечо, и тут же оттолкнул его.       — Потом… Спасибо… я… Погоди! Я должен!       — Ты ранен? — рыкнул ярл, ощупывая его грязную влажную одежду. — Вайде!       — Нет, я цел… Я должен… Постой же!       Он повернулся к бегущим от дороги людям, молча дожидаясь, пока те окружат их с ярлом. Дышал, пил воздух, как драгоценное вино. Нет, еще жаднее, как воду после жаркого дня… А потом набрал его побольше и заговорил звонко, громко и ясно:       — Я, маг и ворлок Арвейд Раэн, выполняю обещание, которое дал Биргиру Ауднасону, воину Морского народа. Преданному, убитому и лишенному честного посмертия. Я обещал Биргиру рассказать о нем правду — и делаю это ради его памяти и покоя…       Он говорил в мертвой, застывшей, как айсберг, тишине. Простыми словами, на которые только и хватало остатков сил, рассказывал историю о двух друзьях и девушке Гудрун, умной и красивой, лучшей невесте Маархаллена. О том, как один из друзей, Биргир Ауднасон, добился согласия девы стать его женой и был счастлив. И как другой, Торвар Сигримсон, смирился и поклялся, что останется Биргиру другом. И как Торвар, видя, что Биргир честно держит данное невесте обещание и свадьба не расстроится из-за такого пустяка, встретил его на морском берегу и предложил ягодного отвара из своей фляги. Всего лишь отвар — это же не хмельной эль или вино? А удар сзади был точным и умелым — не только Биргир был хорош среди воинов дроттена Бо, Торвар ему ничем не уступал. Умом — так уж точно. Убийцу непременно стали бы искать, так что убийцей Торвар назначил камень, на который якобы упал виском Биргир. Что ж, убил его и правда камень, только в руке друга, а не на земле.       А потом Торвар утешил его невесту. И Гудрун смирилась, забыла… Ведь жизнь продолжается, а Торвар и раньше был ей люб, она просто не знала, насколько он лучше Биргира. И все пошло бы своим чередом, если б не три вещи…       — Обида Биргира? — подсказал кто-то Раэну, переводящему дух.       — Да, — кивнул он. — Обида и ненависть. Биргир люто ненавидел убийцу, только добраться не мог, тот хорошо понимал, кого ищет убитый, и по ночам из дома не показывался. А обиделся Биргир на Гудрун. Он ведь выдержал этот месяц без хмельного, честно выдержал. День его смерти — это был последний день спора. А варежки с носками она ему так и не связала — не поверила в его старания доказать свою любовь. Глупо… Но у мертвых своя правда. Биргир попросил… Пусть Гудрун свяжет ему варежки. И принесет на могилу. Он не встанет, конечно. Уже не встанет. Но обещания надо выполнять. И… пусть помнит его — он тоже просил. Она обещала стать его женой и любить вечно. Он дает ей свободу, но пусть первого сына назовет его именем. Самому Биргиру путь в дружину Гунфридра закрыт, но, может…       Он осекся. В горле встал ком, на глаза навернулись слезы, и он не стыдился их, безмолвно поминая молодого воина, погибшего так бесчестно и несправедливо. Бъерн обнял его за плечи, привлек к себе, и люди вокруг отступили немного.       — Вот, значит, как… — слышал Раэн. — Торвар… А ведь и сегодня не пошел… Ну, ничего, погоди…       Люди Маархалена шумели, а маг стоял, едва держась на ногах, но чувствуя, как огромный груз свалился с его плеч.       — Он остался там? — негромко спросил драуг, и все снова притихли.       Раэн кивнул. И добавил, почему-то посмотрев на снова вынырнувшую из тучи луну:       — Я предлагал похоронить его в море. Сказал, что он же был убит. Все равно что в бою, просто предательски. Но Биргир… Он ответил, что хочет искупить свой грех. Он недостоин дружины Гунфридра за все, что сотворил. Он сказал, что будет спать, вечно спать… Но если на остров придет враг… или кто-то снова убьет друга или родича… Биргир… Он поднимется из могилы. И станет защитой и последним правосудием Маархалена. Правосудием для мертвых.       — Достойная служба для воина, — уронил драуг.       Раэн опять кивнул.       — Пойдем, а? — сказал он Бъерну, а получилось так, что всем. — Я так замерз…