Ворлок мертвого ярла

      Разве не глупо это было? Изо всех сил прикидываться перед самим собой, что просто делишь с ним постель, отдавая тело, но не сердце? Дарить ласки и принимать их, просыпаться в объятиях того, кого едва знаешь, принести ему клятву верности — не как любовнику, а как воин — ярлу. И все это время убеждать себя, что это ничего не значит, что так вышло — случайно сработавший портал между мирами закинул именно сюда…       Раэн смотрел на каменное лицо Фьялбъерна и понимал, что все-таки не убежал от себя самого. Снова попал в ту же ловушку… Торгуясь с Янсрундом, он ненароком сказал Повелителю Холода правду, которую старательно скрывал от всех и от себя тоже. Бъерн стал для него не просто любовником. Сколько их у Раэна было за долгую жизнь странника между мирами — он и вспомнить бы всех не смог, пожалуй. Ему всегда нравилась любовная игра, в которой можно быть и охотником, и добычей. Пьянящая сладость, огонь в крови, томление и расслабленная нежность потом… Главное — всегда помнить, что это только игра. Утоление страсти, как голода или жажды. Никто ведь не остается жить у родника, из которого напился в пути? Как бы ни была вкусна вода, ты благодаришь за нее и идешь дальше — а там будут и другие источники…       Фьялбъерн с самого начала, с первых их взглядов, скрестившихся, словно клинки, так что едва не лязгнули, не был игрой. Скорее уж — боем. Не с врагом, а с достойным соперником, которому и проиграть не стыдно, потому что главное наслаждение — в самом танце стали и тела. А еще он был плащом — теплым, надежным, заботливо уютным. И тем самым источником, из которого хотелось пить снова и снова… И… И Раэну было все равно, сколько лет бессмертному капитану «Линорма» и как часто бьется его сердце. Достаточно того, что рядом с Раэном оно бьется чаще.       А теперь вышло так, что он ступил в пустоту, ожидая встретить там надежную опору — и провалился. Еще не упал, но уже понял, что казавшаяся незыблемой твердь на самом деле обманчива. Так ли он сам нужен Фьялбъерну Драугу, ради которого заложил свободу и жизнь Повелителю Холода? То, что Бъерн оставил его в безопасном месте перед боем, еще можно было понять. Не оправдать, конечно! Но понять… Это было оскорбительно, однако… так похоже на Бъерна! И Раэн бы, разумеется, высказал все, что об этом думает, а потом помирился и успокоился, но…       Он смотрел на Фьялбъерна, хмурого, сжавшего губы в жесткую линию, сверкающего живым глазом… А безошибочным чутьем чародея различал позади ярла два сгустка магической силы. Один — до отвращения знакомый, янтарно-золотой, со сладким привкусом хмельного меда, солнца и соленого ветра на взморье. Второй — до этого ни разу не виданный. Облако тьмы, даже издали смертельно опасное. Могильный тлен, отравленный воздух на дне колодца, шипение кобры в темноте и молчаливый удар скорпиона… Вот на что был похож тот, второй. И Раэн замер. Дыхание перехватило от растерянности и боли, потому что понимание пришло само и оказалось невыносимо простым и мерзким. На «Линорме» уже было два чародея. Незнакомец с мощнейшей магией смерти и проклятый Ньедрунг, вроде бы совершенно не нужный ярлу до этого дня…       И как теперь быть? Как жить — теперь? Как продержаться хотя бы то короткое время до боя с Вессе… А потом он, может, и обрадуется сделке с Янсрундом, потому что замерзшее сердце уж точно не болит.       — Вайде… — выдохнул Фьялбъерн неверяще. — Ты… откуда…       — А ты не помнишь, ярл? — усмехнулся Раэн непослушными уже не от холода, а от накатывающей ярости губами. — Забыл, где меня оставил? Ну, прости. Если бы я знал, что мое место корабельного ворлока занято, да еще так надежно, я бы не торопился на службу. Что ж ты не сказал, что нашел мне замену? Я не опозоренная дева, не стал бы рыдать вслед, утираясь подолом!       — Вайде!       — Что — Вайде?! Ах, прости, ты, наверное, забрал бы меня потом, как и обещал, верно? Из безопасного места! После боя… В который меня ты брать побоялся, зато прихватил с собой вот… это!       Он кивнул на жмущегося к корабельной надстройке Ньедрунга. Закутанный в длинный серый плащ чудесник под его взглядом побледнел и попытался еще сильнее вжаться в стенку. Ага, умница… Дрянь смазливая…       Вокруг уже собрались моряки, и это было плохо. Неправильно. Как бы ни несли Раэна упоительные волны бешенства, не дело ругаться с капитаном при его команде. Но и уходить в каюту поздно.       — Вам здесь что, представление на ярмарке? — прошипел он, медленно оглядев подозрительно серьезные физиономии с жадно блестящими глазами и тщательно скрываемыми ухмылками.       Пальцы чесались запустить над палубой чем-нибудь вроде колючих искр! Но вместо этого Раэн взмахнул рукой — и их с Фьялбъерном окутал плотный туманный купол. За его пределами остались и любопытные рожи мертвой команды, и бледный уже до прозрачности мерикиви, и невысокий чернявый южанин с аурой чародея смерти, от мощи которого зубы ломило… Туман застыл стеной, не пропуская звуки ни внутрь, ни наружу.       — Прекрати, — тяжело уронил ярл, шагая ему навстречу. — Послушай…       — Нет уж, это ты послушай! Значит, побоялся за меня? Оставил у этого ледяного мерзавца, как ветчину в холодном погребе — для сохранности? Я вам обоим что — вещь? Один утянул, чтобы полюбопытствовать, второй решил, что так даже удобнее?! Помолчи, ярл! При Янсрунде я слова сказать не мог — он запретил, но теперь…       Горло так и перехватывало, Раэн и сам чувствовал несправедливость своей злости, нельзя винить того, кто хотел тебя спасти, но унизительная обида не позволяла остановиться.       — Я говорил, что пойду в любое сражение, помнишь? Я обещал слушаться тебя и знать свое место ворлока, но ты! Ты тоже обещал мне, Бъерн! Я надеялся на твое доверие, а ты спрятал меня у Янсрунда! И кто я после этого? Твой ворлок, один из команды, или дорогая игрушка? Вроде плохонького ножа, зато с золотой рукоятью: на пиру похвастать в самый раз, а в бой надо брать что понадежнее? Верно, ярл? За что ты со мной так?       В глазах стояли злые слезы, не проливаясь, но застилая все вокруг. И уже было непонятно, то ли его собственный туман укрывает их такой густой пеленой, то ли небо над «Линормом» заволокло штормовыми тучами. И тишина… мертвая тишина, потому что голоса, шум ветра, гудение натянутого паруса — все осталось там, за пределами туманного круга. А здесь только они двое. И Раэн слышал свое дыхание, быстрое, горячечное, но Фьялбъерн молчал. А потом уронил тяжело и горько:       — Я хотел спасти тебе жизнь.       — Ценой моей чести? — тихо уточнил Раэн. — Значит, ты и не собирался меня возвращать, Бъерн. Потому что я не смог бы вернуться. Как бы я смотрел в глаза… и тебе… и всем… Ты бы убил меня, а не спас.       Слова все-таки закончились. Иссякли, как вода в иссушенном пустыней роднике, из которого уже никто не напьется. Как тонкая, но прочная нить, что связывала их с Фьялбъерном до этого — она натянулась до предела и уже звенела, готовая лопнуть, дрожала тонко, отдаваясь болью в сердце…       — Вайде… прости.       Два или три шага — это очень мало, оказывается. Раэн не успел ни отшатнуться, ни поднять руки, чтобы оттолкнуть. Драуг оказался рядом в одно мгновение. Сгреб в объятия, прижал к просоленной заскорузлой кожаной куртке-доспеху, зарылся лицом в волосы Раэна. И замер молча — может, тоже не знал, что еще сказать.       А Раэн вдруг понял, что эти день и ночь у них, скорее всего, последние. Что как ни обернется драка с Вессе, его ждет либо смерть, либо объятия Янсрунда, что вряд ли лучше. И как же хочется открутить колесо времени назад. Нет, не для того, чтобы сделать иной выбор. Просто поймать бы побольше вот таких мгновений, чтобы потом было что помнить, за что держаться, спасая остатки рассудка и души.       — Бъерн… — прошептал он, уткнувшись в плечо драуга и дрожа то ли от холода, то ли от напряжения. — Ох, Бъерн…       Запах соли и ветра, холод — не безжизненный, как у Янсрунда, а свежий, которым бы дышать и дышать. И ладони, что стиснули его плечи, жесткие, грубые, с твердыми мозолями… Но их не скинуть хочется, а напротив, содрать с себя тонкий шелк навязанного наряда, чтобы даже такая невесомая преграда не разделяла кожу и руки любимого. И злиться уже невмоготу. Пусть будет что будет, он не хочет оставлять после себя недобрую память последней ссоры.       — Вайде…       Раэн бездумно, по-кошачьи потерся щекой о плечо драуга. Где-то на грани сознания трепыхалась мысль, что надо бы снять купол, но тогда все на палубе увидят их вот так… Да и Морские Псы с ними — пусть видят! Чего ему стыдиться? Не так много времени осталось у них с Бъерном, чтобы думать о чужих пересудах. Только бы не проговориться. Ради всех богов, местных и иномирных… Нельзя Фьялбъерну идти в бой, зная, какой ценой Раэн купил место рядом с ним.       И как назло, драуг будто услышал его мысли…       — Вайде, почему он тебя отпустил? Он же обещал…       Хриплый голос был наполнен тревогой и недоумением, от которых сердце тоскливо сжималось.       — Он… боится, — бесцветно сказал Раэн то, что понял совсем недавно. — Янсрунд дал мне подсказку, как победить Вессе. Сказать тебе напрямую ему гордость помешала. Ну… и вы все-таки враги. Я — дело другое, передо мной он вроде бы просто похвастался секретом. Янсрунд ни за что не признается, но даже его пугает Пустота. А использовать эту подсказку может только чародей, вот он и отпустил меня.       Затаив дыхание, он ждал, изнывая от стыда за обман, поверит ли? И через несколько мучительно долгих мгновений почувствовал долгий медленный выдох. Бъерн ему поверил. И от этого было так тошно, что Раэн поднял голову и потянулся за поцелуем, словно мог смыть им лживую недомолвку со своих губ.       — Вайде… мой…       Сколько облегчения! Огромные ладони, крепкие и жесткие, как весла драккара, прошлись по его спине и плечам, сминая тонкую рубашку. А в следующий миг оттолкнули, но лишь для того, чтобы снова притянуть к себе и укрыть распахнутой курткой. И в этом тоже был весь Фьялбъерн.       — Твое место никому не занять, — сказал ярл «Линорма», и больше не нужно было никаких доказательств и уверений.       Он легко подхватил Раэна на руки, и куртка снова соскользнула, но это уже было неважно, потому что путь до каюты оказался слишком быстрым и слишком долгим одновременно. Следовало возмутиться, потребовать поставить себя на палубу, и вообще, он не девица, чтоб таскать на руках… Но Раэн промолчал, одним вздохом отпустив мгновенно исчезнувший купол и наплевав на прокатившийся по палубе ветерок смешков. Хочется Бъерну унести его в каюту, как добычу, пусть несет. Пусть делает, что хочет, сегодня ему от Раэна ни в чем не будет отказа.       Поэтому он только взгляд опустил, чтоб не увидеть ненароком чью-нибудь ухмылку, после которой все-таки придется запустить в смешливую рожу заклятием. А потом несколько шагов по палубе кончились, дверь каюты захлопнулась за их спинами надежно, как врата загробного мира, и Фьялбъерн остановился у ложа, так и держа Раэна на руках.       Можно ли раздеваться, когда тебя тискают, прижимают, целуют и гладят одновременно? Можно, если дорогой шелк хочется содрать, будто он жжет кожу. Раэн так и сделал, запустив мягким сине-золотым комком рубашки в угол. Штаны с сапогами с него стянул уже драуг, отправив их туда же. Дольше всего пришлось провозиться с нитью оправленных в серебро алмазов, вплетенных в волосы. Шипя и путаясь пальцами в сложном плетении, Раэн выдирал их, чтобы не оставить на себе ничего, принадлежащего Янсрунду. Наконец драгоценная сверкающая капель утекла куда-то под ложе…       — Значит, мое место ворлока… — начал он, вытянувшись на постели.       — Прекрати! — рыкнул Фьялбъерн, нависая сверху, торопливо срывая одежду, и Раэн торжествующе улыбнулся.       Зря ярл думает, что так закончит разговор в свою пользу. Но сейчас и вправду… не хочется… ругаться…       Пальцы Бъерна, что вплелись в его волосы, заставляя откинуть голову назад, были там куда уместнее любых драгоценностей. Чистый свежий мех ласкал обнаженную спину, а волны качали «Линорм» в знакомом ритме, который вот-вот сольется с другим, жарким… От тела драуга не веяло теплом живой плоти, но Раэн впервые за все эти дни почувствовал, что начинает согреваться. Изнутри, а не снаружи, собственным огнем, радостно откликающимся на зов страсти.       Ложе скрипнуло, принимая вес могучего тела ярла, и Раэн приглушенно ахнул смешком, потому что оказался внизу. Как же это было правильно и сладко! Обхватив любовника ногами и руками, он ухитрился потереться о него всем телом, заново возвращая ощущение гладкой прохладной кожи Бъерна, впитывая его, лакомясь, как горячим хмельным глёгом — тоже настоящим, греющим тело и душу. А потом оказался сверху, потому что Бъерн, обняв его, перекатился на спину.       — Твое место — здесь! — с незнакомым отчаянием выдохнул Фьялбъерн, гладя его всего, от шеи и до коленей, которым Раэн уперся по обе стороны лежащего драуга. — Мой… Вайде…       — Твой, — согласился Раэн, и сейчас это не было ложью.       Он заложил только тело и магическую силу, но сердце его Янсрунд точно не получит. Разве что возьмет силой, но тогда лишь добавит к своим бесконечным запасам льда еще одну пригоршню осколков…       Потом они долго целовались, словно вспоминая вкус друг друга, ласкаясь губами и языком, не закрывая глаз. И Раэн тоже запустил пальцы в длинные серебристые пряди, падающие на валуны плеч ярла. Гладил их, пропуская между пальцами, стискивал в беспомощной старательной попытке запомнить горько-сладкое чувство щемящей нежности. Другой рукой опираясь на постель, оторвался, наконец, от солоноватых жестких губ Бъерна, чтобы спуститься дорожкой торопливых поцелуев по его скуле, потом на плечо и ниже, к груди.       — Мальчик… — простонал ярл. — Вайде…       В живот Раэна упиралось недвусмысленное доказательство, что его здесь ждали. Кажется, очень-очень ждали…       — Тш-ш-ш-ш, — предупредил он, сползая все ниже и удивляясь, как это раньше подобное в голову не приходило — разве может быть что-то естественнее и приятнее, чем доставить удовольствие тому, кого любишь? Все равно что себя самого ласкать, даже лучше…       Каменные плиты груди и плоского живота, изгиб бедер, узкая полоска мягких светлых волос, бегущая к такому же треугольнику в паху. Нежный атлас, обтягивающий горячий камень возбужденной плоти, влажно блестящая головка… Склонившись, Раэн оперся на локоть и медленно лизнул ее, словно леденец. Его волосы, освободившись от плена непрошеных алмазов, рассыпались по животу и бедрам ярла, ответившего длинным тягучим стоном.       Еще одно касание неторопливого старательного языка, потом сверху вниз, по стволу до самого основания… Он чувствовал, как наливается живым жаром тело ярла, впитывая его силу, делиться которой было так чудесно. Как все чаще и сильнее бьется сердце Бъерна, гоня кровь, орошая взятой жизненной мощью каждую частичку плоти…       Никогда Раэн, узнав, что команда «Линорма» пьет его магию посредством живого корабля, даже не думал жалеть для этого своих сил. Делился щедро и с удовольствием. Сегодня же ему тем более хотелось отдать как можно больше, напоить корабль и соратников вволю, дополна… Если б не бой с Вессе, где понадобятся чары, он и вовсе постарался бы отдать все до последней капли — про запас. Меньше достанется тому, другому…       Фьялбъерн под его бесстыдными искренними ласками стонал уже в голос, вцепившись пальцами в многострадальный мех постели. Чуть выгибался, подаваясь навстречу бедрами, дышал хрипло, тяжело. И Раэн старался изо всех сил, то дразня языком гладкий ствол с выступающими венками, то жаля самым кончиком языка скользкий перламутр головки, то прихватывая жадными умелыми губами все, что мог вобрать, и нежа умелым горячим ртом тугую плоть. Ласкал с упоением, сам стараясь утонуть в сладком смущении от того, что творит с разгоряченным телом любовника.       — Ва-а-а-айде… — выдохнул Бъерн с мольбой и вместо постели вцепился в плечи Раэна, торопливо гладя их.       Поняв, что разрядка близка, Раэн сильнее сжал губы, скользя ртом вверх и вниз по мокрому горячему стволу, гладя его губами и языком языком… Обнял бедра ярла, упираясь локтями в постель, ловя ритм чужого дыхания и невольных движений. И в последний момент, когда Бъерн, виновато охнув, попытался отодвинуться, вжаться в постель, не позволил, поражаясь сам себе. Никогда не любил принимать все до конца, стараясь избежать привкуса семени, но не в этот раз. Сегодня ему хотелось чувствовать все, наслаждаясь каждым касанием, запахом, звуком и вкусом…       — Вай-де-е-е…       Сильные и удивительно нежные ладони теперь порхали по его спине, гладили волосы, плечи и шею… Как только может в одно слово уместиться столько ласки и благодарности? И это слово — его имя… Странное имя, данное ему только одним человеком, их общая маленькая тайна. Говорят же, что, назвав кого-то, получаешь над ним власть. Вот и Бъерн, выходит, завладел частичкой его души. Чародей Раэн еще мог бы уйти без сожалений, оставив ярла, как очередного любовника, который вскоре станет приятным воспоминанием. Ворлоку Вайде придется разорвать сердце пополам, чтобы оторваться от «Гордого Линорма» и его капитана.       — Мой ярл, — улыбнулся он, поднимая голову.       Вид еще тот, наверное. Растрепанные волосы, распухшие влажные губы… Шершавыми пальцами Бъерн бережно погладил его щеки и скулы. Потянул на себя, помогая снова подняться, уложил на грудь, к которой Раэн с готовностью прильнул. В крови гулял-бродил сладкий хмель, замешанный на отчаянии и нежности. И «Гордый Линорм», чье незримое присутствие ощущалось теперь совсем рядом, сыто облизывался и млел, словно досыта накормленный зверь.       — Когда мы доплывем? — спросил Раэн, пряча мысли о договоре с Янсрундом вглубь разума — мало ли, что может учуять живой корабль и рассказать своему капитану.       Задать вопрос получилось спокойно и ясно, так приговоренный к казни уточняет ее срок, до конца не веря, что казнь свершится.       — Завтра к вечеру.       — Хорошо, — кивнул он, накручивая прядь своих волос на палец и проводя пушистым кончиком по обнаженной груди ярла. — Будет время поговорить кое с кем...       Значит, он не ошибся, верно почуял, что эта ночь — последняя.       — Вайде… Ты что же, решил, что я с Ньедом…       — Завтра, Бъерн, — попросил Раэн, утыкаясь ему в плечо и с горьковатой веселостью думая, что вот он и снова вернулся к тому, с чего начал.       Свалился с небес на корабль, плывущий по приказу морского бога укрощать безумного веденхальтию. Ни одежды — шелковые тряпки Янсрунда он больше не наденет, даже если придется просить штаны с рубахой у команды — ни оружия, ни чародейского снаряжения. Будто и не было пары-тройки сумасшедших недель, новых мест и лиц, необычайной морской и островной магии, честных битв и ядовитых предательств… Не было осторожного медленного выстраивания моста от сердца к сердцу… Только море вокруг то же самое, и так же кончики мачт «Линорма» почти упираются в низкое северное небо, да тот же человек рядом, и он — самое странное, что случилось с Раэном.       — Все подождет до завтра, — повторил он и добавил: — Кроме нас.       Вглядевшись в его лицо, ярл кивнул. Снова погладил-приласкал щеки, обвел пальцем губы по краешку, тронул их уголки… Корабль качнуло на волне, за окном послышалась веселая перебранка Лирака с кем-то из команды. А ведь Раэн даже по именам еще не всех здесь выучил. Нет, он не будет думать об этом сейчас.       Воздух в каюте пропах морем от одежды драуга, но запах ветра и соли мешался с запахами их разгоряченных тел. Раэн закрыл глаза, подставляясь под ласковые бережные ладони, так же хорошо знающие его тело, как рукоять секиры или штурвал. «Я не хочу становиться вещью Янсрунда, — беспомощно подумал он напоследок. — Но если бы мог выбирать, я бы стал твоим клинком, ярл. Или парусом…»       А потом мысли, наконец-то, его отпустили. Он целовался и откровенно нежился в объятиях драуга, выгибаясь ошалевшим от ласки котом. И когда Бьерн снова оказался сверху, придавливая его к ложу всем телом, это было невозможно хорошо. Разметавшись по постели, Раэн сам широко развел бедра, приподнимаясь навстречу, дрожа от сладкой нетерпеливой истомы… Несколько потерянных мгновений на поиски масла — чтоб его, завалилось куда-то… А вот рука Бъерна у него между бедер — это… ох, да… еще!       Он беспомощно всхлипнул, обнимая за плечи своего ярла. Немного тягучей боли, смытой осторожными ласками… И словно само море охватило его тугими волнами. Соль на губах… Это все-таки несколько слез не удержались, смочили щеки. Губы Фьялбъерна сразу коснулись лица, подхватили капли. Раэн застонал от медленного толчка, наполнившего его тело и утолившего жажду сердца. Он хотел отдаваться. Хотел принадлежать, дарить себя так щедро и полно, как только сможет. Отдать все, без остатка, раствориться, как соль растворяется в воде, не потеряв себя, а став чем-то иным, новым.       Бъерн двигался в нем с томительной размеренностью, каждым движением заставляя тело где-то внутри вспыхивать почти болезненным удовольствием. А потом даже этот легкий привкус боли исчез, и осталось чистое счастье — таять в руках, смотреть в глаза, раскрывать губы навстречу другим губам и без тени сомнения знать, что нужен и дорог. Не как игрушка, не как дорогая бесполезная вещь, а как равный и в бою, и в наслаждении. Как же это было непохоже на фальшивую страсть наведенного сна с Янсрундом!       И когда переполнявшее его удовольствие окончательно захлестнуло тело и разум, Раэн закричал. Вжался в тело Бъерна, обвивая его руками и ногами, извиваясь от невыносимой горячей сладости, растекающейся внутри, изнемогая в пламени, разделенном на двоих добровольно. Фьялбъерн стонал что-то в ответ, покрывая поцелуями его лицо, стискивая до боли, каждым движением, словом и вздохом утверждая, что не отпустит, никогда, никогда… И пусть Раэн знал, что «никогда» — это лишь до утра, но и это было больше, чем он мог надеяться.