Ворлок мертвого ярла

      — Все хорошо, Бъерн… — Раэн старательно улыбнулся, зная, что ярл ему не верит.       Что ж, правильно делает. Потому что его «хорошо» — наглая ложь. На самом деле все плохо, очень плохо. Настолько плохо, что язык не поворачивается говорить об этом.       Раэн послушно допил очередную чашку горячего — только с камбуза — глёга, на этот раз сваренного не только с обычными пряностями, но и с какими-то горьковатыми травами, вкус которых не перебивала даже изрядная доля мёда. Лечебные… А что толку его лечить? Благодарение Бъерну, вытащившему его из ледяной бездны Маргюгровой Пучины, Раэн даже не простудился. Очнулся растертым согревающими мазями, закутанным в меха… Разве что несколько синяков получил, но и те уже почти сошли. Тело было в полном порядке! Но вот остальное… Раэн не сразу понял, потом долго боялся поверить, потом просто гнал от себя мысли, наполняющие безнадежной острой тоской.       Вздохнув, он поставил чашку на стол и потянулся за одеждой.       — Куда собрался? — насторожился Фьялбъерн, ловящий каждую свободную минуту, чтоб заглянуть к нему, спросить, не надо ли чего, потрогать лоб, принести что-нибудь лакомое…       От этой заботы на душе не просто кошки скребли, а все маргюгры, давшие название великой Пучине, драли когтями. Он никак не мог решиться сказать… Сначала — о договоре с Янсрундом, который вот-вот объявится на потрепанном «Линорме», чтоб забрать свою собственность. Теперь вот еще добавилась беда… Хотя нет, не беда. Хуже. Безнадежность.       — Пройдусь по палубе, — виновато улыбнулся Раэн. — Сколько можно лежать? Я даже не болен! И вообще, сколько времени прошло, где все? Я только помню, как…       Его передернуло. Пустота. Она все-таки дотянулась последним, уже издыхающим щупальцем, как раз когда он окончательно допалил останки веденхальтии и подхватил падающего мерикиви. Чудесник держался до конца, дав им время на бой почти ценой собственной жизни. Если б не Раэн, то Вессе, даже сдохший, иссушил бы его до конца, а так мерикиви повезло. Не повезло самому Раэну.       — Яшрах пока не вернулся, — еще больше помрачнел и без того хмурый драуг, присаживаясь на край ложа. — Обещал догнать нас, но… Ты пролежал всю ночь, сначала ледяной, как айсберг, потом в лихорадке. Часа два назад, как вспотел, и только тогда полегчало.       — Ну, полегчало же, — изобразил Раэн беззаботность. — А Ньедрунг?       — Этому что сделается? — дернул уголком рта в невеселой усмешке ярл. — Я его в трюме велел положить, где он до этого ночевал. Ему до конца дней Браду за тебя молить надо. Если б не ты…       — Он нам тоже неслабо помог, — заметил Раэн, натягивая сухую рубашку и штаны. — Если бы Ньедрунг не задержал Вессе… Что ты с ним собираешься делать?       — Теперь и не знаю. Помог — это верно. Только если бы не он, Янсрунд…       — И так нашел бы способ до меня добраться.       Пальцы плохо слушались, встать на ноги тоже получилось не сразу, а в тяжелой ткани плаща Раэн запутался, но все равно упрямо накинул его на плечи под недовольным взглядом ярла.       — Пойду-гляну, как он там. И… мне кажется, что Ньедрунг расплатился по долгам. Я на него зла не держу…       — А стоило бы, — буркнул Фьялбъерн, поднимаясь с таким видом, словно приготовился ловить падающего Раэна. — Ну, пойдем, что ли, глянем.       Выйти на палубу оказалось тоже нелегко. Ноги подгибались от слабости, как после долгой болезни, Раэн старался ступать ровно, но его все равно шатало на поворотах. Зато воздух! В лицо ему ударил свежий сладкий ветер, лишенный малейшего зловония, как у обиталища Вессе. Раэн вдохнул полной грудью и счастливо улыбнулся, гоня уже не просто царапающих, а вовсю грызущих душу маргюгр. Они справились! И, значит, оно того стоило… По крайней мере, он постарается себя в этом убедить.       Ньедрунга устроили в трюме явно второпях и не слишком старательно. Постель из каких-то тряпок кинули прямо на мешки, а сверху чудесника укрыли все тем же шерстяным, изрядно потертым и драным плащом. Раэн поморщился. Да, Ньедрунг ему уже не враг, но еще и не друг, разумеется. И все-таки видеть его беспомощным и все с той же тенью привычной уже обреченности во взгляде оказалось неприятно. В битве с Вессе чудесник заслужил иное отношение, а его по-прежнему держат то ли пленником, то ли будущей жертвой для команды. Ну уж нет!       — Как ты? — спросил он, подходя и опираясь на здоровенный ящик, чтоб не упасть.       — Жить буду, — невесело улыбнулся полулежащий мерикиви. — Благодаря тебе…       И этот туда же. А ведь даже теперь Бъерн вряд ли простит его за сделку с Повелителем Холода, когда Раэн уйдет к Янсрунду. Значит, надо позаботиться об этом сейчас. Не стоит оставлять после себя долги, ведь как ни крути, в его договоре с Повелителем Холода мерикиви не виноват.       — Ничего, нам тоже есть за что тебя поблагодарить, — сказал он не столько недоверчиво глядящему на него Ньедрунгу, сколько Бъерну и заглянувшим в дверь любопытным физиономиям. — Ты стойко держался. Вессе полностью на твоем счету. Эй, кто-нибудь, принесите горячего глёга и еды! И плащ потеплее найдите, а лучше два, чтоб подстелить… Эти тряпки крысам корабельным отдать стыдно.       — Вайде… — предупреждающе начал драуг, — ты забыл? И склеп, и купальню?       — У меня хорошая память, ярл, — негромко отозвался Раэн, отрываясь от спасительного ящика и почти падая на край мешков рядом с мерикиви. — Очень хорошая. И на доброе, и на дурное. Когда Ньедрунг отправлял меня в склеп Ауднасона, мы точно не были друзьями. Да и за язык меня на пиру дроттена тоже никто не тянул — сам ухватился за случай показать мастерство. А что касается купальни… Ньедрунг на это пошел по принуждению. И вчера мы бились на одной стороне. Если бы он не пожертвовал собой, победа далась бы куда тяжелее. Положи это на другую чашу весов, ярл, когда будешь решать его судьбу. Лично я ему все простил, и тебя прошу о том же.       Он в упор встретил взгляд драуга, чувствуя, как рядом затаил дыхание измученный мерикиви. Чтобы увидеть напряжение, разлившееся в воздухе, не нужно было быть чародеем…       — Да будет так, — тяжело уронил ярл. — Хочет — пусть возвращается к Морскому народу, а нет — высадим его по пути, где пожелает. Я ему больше не враг, но и на «Линорме» видеть не желаю. Благодари моего ворлока за великодушие, чудесник.       — Да, ярл, — прошелестел мерикиви, — я ему… благодарен…       Его рука, откинув край плаща, легла на ладонь Раэна осторожным касанием, словно Ньедрунг был готов к тому, что его оттолкнут. Улыбнувшись, Раэн пожал в ответ его пальцы, тонкие, но даже сейчас сильные — пальцы целителя.       — Плащ и одежду тебе сейчас принесут — я прослежу, — сказал он, поднимаясь. — А если не найдут, — повысил голос для тех же чутких ушей на палубе, — то свои отдам! Пусть не мне будет стыдно перед тем, кто спалил Вессе! Лежи, выздоравливай, — добавил он тише уже для Ньедрунга, провожая взглядом мощную фигуру выходящего на палубу ярла, который на несколько мгновений перегородил плечами и без того скудно падающий в трюм свет. — А если больше не увидимся… Просто помни, что страх можно победить. И смерть — иногда. И даже Пустоту, как оказалось.       Он встал, и тут Ньедрунг, все это время с недоумением вглядывавшийся в него, окликнул каким-то мгновенно севшим, жалким голосом:       — Раэн, подожди! Ты же… ты знаешь, что…       — Тссс, — приложил Раэн палец к губам, глянув на привставшего на постели Ньедрунга. — Знаю, конечно. Никому не говори, слышишь? Это все равно уже неважно.       — Мне… так жаль… — пробормотал Ньедрунг, опять откидываясь на мешки. — Прости…       — Да не за что, — пожал плечами Раэн, идя к лестнице наверх. — Я же сам так решил.       Выходя на палубу после темного душного трюма, он почувствовал, что с плеч будто свалился увесистый груз. Вот и одним делом меньше. Теперь как бы ни ярился Фьялбъерн потом, но нарушать слово не станет, Ньедрунга отпустит. Значит, надо набраться духу и все-таки рассказать. Ярл заслужил узнать правду от самого Раэна. Вот он, стоит у мачты на любимом месте. Чего тянуть? Пять шагов по палубе, уже четыре, три… Он не успел.       Пара мгновений — и их не хватило, потому что по «Линорму» пронесся клинок студеного ветра, закружилась неведомо откуда взявшаяся метель, и на палубу в сиянии снежной круговерти ступил сам Повелитель Холода — величественно прекрасный, облаченный в сверкание белоснежной ткани и алмазного шитья, как никогда надменный и источающий холодную самодовольную радость.       Раэну захотелось бессильно выругаться. Сам виноват — нечего было тянуть. Но даже такой малости, как честное прощание с Фьялбъерном, ему теперь не позволят. Он виновато посмотрел на удивленное лицо драуга.       — Что тебе нужно на моем корабле, Повелитель Холода? — настороженно и мрачно спросил ярл, как бы невзначай роняя ладонь на рукоять секиры.       — В то, что я заглянул поздравить вас с победой, ты не веришь? — насмешливо ответил вопросом на вопрос Янсрунд. — Что ж, правильно. На твоем корабле, Фьялбъерн Драуг, мне нужно кое-что мое. Не сомневайся, как только я это заберу, сразу же покину его. Точнее, мы покинем. Не так ли, мой ворлок?       Тварь. Холодная надменная тварь… Открыто издевается, да еще с каким удовольствием. Все-таки взял верх над старым врагом и соперником. Раэн залился краской, чувствуя, что со всего корабля взгляды сейчас скрестились на нем.       — Прости, Бъерн, — сказал он в совершенной тишине. — Я хотел тебе сказать…       — Сказать — что? О чем он говорит, Вайде?       Непонимание в голосе Фьялбъерна мешалось с тяжелой угрозой. Раэн сглотнул вязкую от глёга и горьковатую от трав слюну. Как ему хотелось бы сейчас отвести взгляд, но нельзя. Эту ношу он должен вынести до конца. Одно радует — Янсрунд все-таки не получит всего, на что рассчитывает. Наверное, он потом сорвет злость на невольно обманувшем его ворлоке — ну и утбурды с ним, как говорят здесь.       — О нашем с ним договоре, — ответил он прямо, глядя в окаменевшее лицо своего ярла и возлюбленного. — Я ухожу к нему, Фьялбъерн. Сам, по доброй воле. Повелитель отпустил меня только для боя с Вессе, но этот срок вышел. Прости, Бъерн…       — Не верю, — тихо и страшно сказал ярл. — Не верю. Вайде!       — Ва-а-айде-е-е… — протянул Янсрунд, наслаждаясь. — Мне нравится. А может быть, я придумаю ему новое имя. Такое, чтобы пошло к новым нарядам. Кстати, что же ты не ценишь мои дары, мальчик? Снова одет в какие-то тряпки, в волосах — шнурок? Хотя, конечно, шелк и алмазы здесь не к месту.       Он брезгливо окинул взглядом палубу «Линорма»: еще не починенный после боя с берсерком-лангустом фальшборт, бухту каната, забытое матросом-поломоем ведро с веревочной шваброй…       — Вайде…       Раэн содрогнулся, услышав, сколько боли в этом голосе.       — Ты прав, — сказал он Повелителю Холода, — твои наряды здесь и вправду не к месту. «Гордый Линорм» слишком хорош для них. Это я недостоин ни его, ни этой одежды. Не беспокойся, алмазы я заберу. Они где-то в каюте, завалились под постель, кажется.       Он усмехнулся, горько и отрешенно. Вот и все. Кончилась красивая сага о свободе и любви, о боях и вольном братстве. Нет, он не собирается терять надежду на спасение, но вот вернуться сюда, после такого плевка в лицо ярлу, сам не посмеет.       — Прости, Фьялбъерн, — повторил он устало. — Не вини Ньедрунга, в этот раз я сглупил сам. Хотя оно того стоило. Для меня было честью сражаться рядом с тобой, ярл. С тобой и командой «Линорма»…       Метель почти улеглась, только у самой палубы еще вилась легкая поземка, блестя на солнце искрами мелких снежинок. Красота вечного бессмертного холода, совершенная, как сам Повелитель Янсрунд. Изящный и великолепный, разве может с ним сравниться сгорбившийся и страшный в молчаливом гневном отчаянии драуг — живой мертвец, чудовище на службе бога.       Раэну не нужно было смотреть на него, чтоб запомнить. Зачем? Он мог бы, не закрывая глаз, увидеть каждую черточку на иссеченной морскими ветрами коже, каждый волос, выбеленный временем и бедами. Фьялбъерн был высечен у него в сердце, как в граните. Или холодном мертвом куске льда, в которое оно скоро превратится.       Все в той же тишине он прошел несколько шагов, отделяющих его от Янсрунда, остановился перед Повелителем Холода.       — Так мне сходить за вещами? — бросил с издевкой. — Подождешь, пока я соберу твои подарки?       — Обойдусь, — прозвенел голос Янсрунда, и Раэн содрогнулся бы от звучавшей в нем холодной злости, если бы мог бояться. — Подарю тебе новые, мой ворлок… Еще краше…       — Твой, но только не ворлок, — усмехнулся Раэн почти с облегчением и наконец увидел, как в белых глазах-самоцветах вспыхивает недоумение. — Прости, Повелитель. Часть твоего залога украла Пустота.       Вот и все. Слово сказано. Он бы и хотел скрыть это от Фьялбъерна — зачем тому лишние переживания, но очень уж хотелось стереть с надменных губ издевательскую ухмылку.       — Не ворлок… — медленно повторил Янсрунд, склоняя голову набок и разглядывая Раэна совсем иначе. — А я-то думаю, куда подевалось твое пламя? Такое золотое, жаркое, сладкое… От него остался лишь пепел!       — Вайде! — в голосе Бъерна кипело бешенство. — Не вздумай! Я тебя не отдам!       Несколько шагов. Разъяренный драуг. Секира, бессильная против бога. Но разве такие пустяки остановят ярла? Раэн оглянулся на него беспомощно, умоляюще.       — Я ухожу сам, — прошептал, зная, что его все равно услышат. — Прошу, Бъерн… Отпусти.       — О да, — глумливо подтвердил Янсрунд, поднимая руку и легким касанием проводя по щеке Раэна, которую мгновенно закололо от холода. — Разве он вещь, чтобы отдавать или забирать? Хм… Во всяком случае — не твоя вещь, дорогой ярл. Уже не твоя… Но я не думал…       Брови на идеально правильном лице слегка нахмурились. Янсрунд разглядывал его, что-то обдумывая. Раэн стоял покорно, изнывая от стыда и понимая, что чувствуют невольники на базаре перед придирчивым покупателем. Будь проклят Повелитель Холода за еще и это унижение. Не мог забрать быстро и молча, а там уже решать, что с ним делать. Нет, непременно надо было поглумиться.       Фьялбъерн, уже было шагнувший к ним двоим, остановился, как оглушенный. Стоя к нему вполоборота, Раэн видел потрясенное, неверящее, умоляющее лицо драуга. Ждущее хоть одного слова… Одно слово — и ярл бросится к нему, а его люди, конечно, не останутся в стороне. Мертвая команда против силы божества… Будет бойня — в любом случае. А еще есть живые Лирак с Тоопи и обессилевший Ньедрунг, которым тоже достанется…       — Нет, ярл, — прошептал одними губами Раэн. — Нет…       — Значит, ты подтверждаешь, что мой? — ледяной свирелью прозвучал над «Линормом» дивный голос Янсрунда.       — Да, — покорно отозвался Раэн.       Скорее бы… Плотное сукно моряцкой одежды не спасало от стужи, которой веяло от Янсрунда, но Раэн сейчас не променял бы его на все шелка мира. Это была одежда друзей — последняя памятка свободы. И ведь не позволит сохранить…       — И признаешь, что отдал мне власть над собой по собственной воле? — звенящее торжество и наслаждение в каждом слове.       — Да, — с глухой ненавистью уронил Раэн.       — Докажи это. Поцелуй меня.       Здесь и сейчас? При всех? Тварь… какая же ты…       — Прекрати, — прозвучал другой голос, тоже полный чего-то, чему Раэн не мог бы дать названия, таким голосом могло бы говорить само бушующее море. — Прекрати, Янсрунд. Не мучай его из ненависти ко мне.       — К тебе? О, Фьялбъерн, ты слишком высоко ценишь себя и нашу вражду. Его приятно мучить и самого по себе… Ну что, мальчик? Один поцелуй — и отправимся.       «Один поцелуй — и этот позор закончится», — услышал Раэн. Что ж, ради этого… Он уже ничего не чувствовал, замерзнув не только телом, но и душой, сердцем, мыслями. Вот как это бывает. Теперь магия, изнутри спасавшая его от мучительно тяжкой власти Повелителя Холода, больше не грела и не поддерживала ту искру воли, что горела даже под заклятием Янсрунда. Теперь Раэн, наверное, чувствовал то же, что несчастные жертвы-слуги в ледяном дворце. Не о таком ли поцелуе говорит Янсрунд? Неужели решится сделать это с ним прямо здесь, на глазах Фьялбъерна и его команды? Что ж, достойная месть. Безупречно изысканная и беспощадная.       — Поцелуй, — смертельно опасной метелью прошипел уже раздраженный Янсрунд. — Ну же…       И не отказать. Клятва — нерушима. Раэн покорно качнулся вперед, касаясь губами красивейших в мире губ. Не с ужасом, даже не с отвращением — просто с полным безразличием. Словно выполняя тяжелую и неприятную повинность. Несколько мгновений еще большего позора — а потом…       «Я мог бы осыпать тебя сокровищами, — услышал он внутри сознания вкрадчивый голос Янсрунда и почувствовал, как тяжелые ледяные глыбины ладоней бога легли ему на плечи. — Подарить любые диковинки этого мира, дать власть над людьми… Хочешь — твое имя будут произносить со страхом и благоговением, просить у тебя защиты и милости?»       «Не хочу, — насколько мог отчетливо отозвался Раэн. — Не хочу ничего…»       «А как насчет удовольствия? — продолжал искушать ледяной бог. — Помнишь ту ночь и сплетенную для тебя грёзу? Она покажется бледной тенью, когда мы возляжем на ложе по-настоящему, наяву. Долгие дни и ночи, полные наслаждения. Ты будешь счастлив каждое мгновение…»       «Не буду. Это хуже прямого насилия, хуже дурмана… Я возненавижу тебя еще сильнее. И себя тоже».       «Маленький упрямец… А хочешь — я верну тебе магию? Не твою, конечно, над огнем у меня нет власти. Но власть холода не меньше! Ты узнаешь такие тайны чар, что тебе и не снились. Сможешь возводить дворцы и мосты, обращать тела и души в лед, летать наперегонки с ветром и вьюгой… Поверь, ворлок, ты не знаешь, от чего отказываешься…»       Сила… магия, утраченная им, выжранная Пустотой из души и тела. Раэна пронзила такая тоска, словно его сердце уже стало льдом и только что разбилось на осколки. Не все ли равно, огнем или льдом повелевать? Здесь, на Севере, мороз даже могущественнее… Но — почему?       «Зачем тебе это? — спросил он, едва дыша, потому что мгновения поцелуя все длились и длились, бесконечные и будто вне времени — он не знал, сколько их промчалось в настоящем мире. — Зачем ты предлагаешь мне это все?»       «Ради игры, маленький ворлок. Ради полной окончательной победы, — в голосе Янсрунда слышалась усмешка. — Ну, так что? Сила, равная той, что у тебя была, и даже больше? Холод вместо огня. И ты — мой! По-настоящему, а не равнодушной куклой по договору…»       — Нет, — выдохнул Раэн, прерывая поцелуй.       Губы отозвались болью, словно он на морозе поцеловал ими студеное железо, а потом оторвал с кровью.       — Нет? — ласково уточнил Янсрунд, и метель вокруг приподнялась от палубы, закружилась мириадом крошечных острых лезвий-льдинок.       — Нет, — обреченно сказал Раэн. — Я не отказываюсь от договора, можешь меня забирать. Но отдать тебе душу… Нет.       — Да кому ты нужен? — вдруг издевательски расхохотался Янсрунд, отступая на шаг назад. — Ты что же, решил, что это всерьез? Что я и вправду брошу к твоим ногам свое могущество? Глупый маленький человечек… Зачем ты мне нужен без своего пламени? Красивых кукол для услуг и постели у меня и так предостаточно. Я бы пил тебя по глотку, постепенно, лакомясь твоим теплом, но теперь… Ты чуть не стал сосулькой от одного поцелуя, мальчик! Зачем мне еще одна ледышка? Нет уж. Возвращайся к своему драугу, если ты ему нужен без магии. Или убирайся на все стороны света, куда хочешь. Ты для меня бесполезен, глупец!       — Ты… отпускаешь?       Раэн едва стоял на ногах, но сейчас удержался бы, даже если б пришлось вцепиться в воздух руками. Стоял, боясь поверить своим ушам. Смотрел на искаженное гневом и брезгливым презрением лицо Янсрунда, утратившее всю свою бесстрастную красоту, и впервые чувствовал что-то вроде благодарности.       — Отпускаю? Я тебя выкидываю! — снова рассмеялся хрустально Повелитель Холода. — Ты достоин своего возлюбленного ярла, если предпочел ласки мертвеца ласкам бога. Только нужен ли ты и ему теперь? Эй, Фьялбъерн, заберешь его? Продавшегося мне душой и телом, уже знакомого с моей постелью, согласившегося быть моим… Дарю, ярл! Пользуйся…       Рук Фьялбъерна, оказавшегося рядом в тот же миг, Раэн почти не почувствовал. Будто ураган оторвал его от Янсрунда и отнес на несколько шагов прочь.       — Убирайся! — прорычал Фьялбъерн поверх его головы. — Убирайся с «Линорма», не смей поганить его собой! Именем Повелителя моего Гунфридра, тебе здесь нет места!       Прижимая одной рукой Раэна, другой рукой ярл, как прутик, воздел к небу тяжелую секиру. Громыхнул раскат на небе — и живой корабль-линорм отозвался глухим грозным ворчанием. Палуба под ногами Янсрунда пошла едва заметной волной — будто напрягся чудовищный змей. Кажется, и ему не нравился такой гость… Издевательски склонив голову, Повелитель Холода взмахнул плащом, кутаясь разом в него и взметнувшуюся вокруг метель. Миг — и лишь запоздавшие снежинки опустились на палубу там, где он стоял.       — Вайде… Вайде, слышишь меня?       Фьялбъерн держал его за плечи, тормоша и пытаясь укутать одновременно. И снова столько мучительной боли, тоски, вины было в его голосе, что Раэн бы сгорел от стыда, если б мог. Даже повернуть лицо, чтобы спрятать его на груди ярла, не хватало сил и смелости.       Он хотел было сказать что-то, снова попросить прощения — хоть и не надеялся на него, но язык не слушался, а губы казались распухшими, словно отмороженными.       — Отнеси его в каюту, ярл, — сказал оказавшийся вдруг рядом Ньедрунг и добавил с неожиданной властностью. — Быстрее! Он замерз не снаружи, а изнутри. Я все-таки целитель, делай, что я говорю!       Следующий час был сплошным позором. Его снова отпаивали горячим глегом, уже не слушая никаких возражений, растирали суконными полотенцами, смоченными в крепком вине, снова поили глегом, а потом посреди каюты появилась исходящая паром бадья… Но тут уже Раэн, переставший стучать зубами от лютого озноба, замотал головой и вцепился в меховое одеяло, которым его укутали после растирания.       — Нет… — выговорил он с трудом. — Оставьте меня… Бъерн, прошу! Уйдите… все!       — Обязательно уйдем, — как капризному ребенку, успокаивающе пообещал ему ярл. — Ну, тихо-тихо, что ты…       — Уйдите… уйдите все!       Его снова начала бить дрожь, уже не от холода, и Фьялбъерн торопливо махнул рукой. И Ньедрунг, и помогавший ему Лирак исчезли, как по волшебству. Но этого было мало. Точнее, именно Бъерну, оставшемуся рядом, Раэн больше всего на свете боялся посмотреть в глаза. А надо было не просто посмотреть.       — Он прав, Бъерн, — захлебываясь собственными словами, мучительно проговорил Раэн, сжавшись на постели. — Он прав, понимаешь? Я не просто потерял магию… Я знаю, ты бы меня не бросил из-за этого… Но я действительно согласился отдаться ему. Я ему клятву дал, Бъерн. И я… спал с ним. Одну ночь. Не по-настоящему, во сне, но это все равно… Я… Подожди, не говори ничего! Я ненавижу его. Но себя — еще больше! Я не выдержал, не смог, даже во сне не смог устоять… И потом… Как я теперь, после такого…       — Тихо… Тихо, Вайде…       Сев рядом, Фьялбъерн обнял его через мех обеими руками, прижал, укачивая и повторяя:       — Ну что ты, Вайде… Тише… Тише… Никто тебя ни в чем не винит, слышишь? Никто… ни в чем…       — Я сам себя виню, — прошептал Раэн тоскливо. — А эту вину так просто не снять. Прости, Бъерн. Я должен был тебе рассказать. Мне так… стыдно…       Еще какое-то время он слышал мягкие уверения ярла, что ничего страшного не случилось, что сила к нему вернется, они что-нибудь придумают, обязательно и непременно… И чтобы его мальчик, его ворлок, его Вайде думать забыл, что в чем-то виноват… Но это не помогало. Становилось только хуже и больнее, потому что Раэн точно знал, что виновен. Он не справился! Опозорился сам и опозорил Бъерна. И сила к нему не вернется, потому что ее больше нет и быть не может. Щупальце Пустоты необратимо выжрало внутри него ту часть, где горел душевный огонь — он почувствовал эту рану, как только проснулся. Все было плохо, так плохо, что вряд ли могло хоть чем-то исправиться…       Потом он все-таки уснул, так и не добравшись до бадьи. Фьялбъерн перенес его на постель и укрыл все тем же одеялом. Через несколько часов, проснувшись, Раэн должен был бы почувствовать благодарность… Он ее и чувствовал, от этого еще больше мучаясь стыдом. От вернувшегося в каюту Бъерна он отвернулся к стене и не стал даже разговаривать. Но еще через пару часов отозвался и спросил, когда они вернутся на Острова Морского Народа? Или еще куда-нибудь. Куда угодно, где можно сойти на берег. Нет, он все хорошо обдумал. Да, насовсем. Потому что…       Тут он замолкал, потому что говорить было слишком больно, горло перехватывало все той же непреходящей тоской и болью, от которой не помогали ни ласковые слова, ни объятия, но уговоры. Пустота выжрала его магический дар, Янсрунд ударил по чести и гордости. И Раэн не знал, как оправиться от этого двойного удара, а принять помощь не мог — вина ложилась на плечи и вовсе непосильной ношей.