Как сердцу высказать себя? Другому как понять тебя? Поймет ли он, чем ты живешь? Мысль изреченная есть ложь. Взрывая, возмутишь ключи, — Питайся ими — и молчи. (с)"Silentium!" Тютчев
Гарри не может найти слизеринца ни на следующий день, ни через неделю. Малфой совершенно не избегает гриффиндорской троицы, изводя Рона и Гермиону придирками и насмешками, презрительно морщит тонкий аристократический нос на зельеварении, когда из котла Гарри валит черный дым, вместо золотого свечения, и язвительно проезжается по всем недостаткам Гарри-Рона, как единого зельеварящего звена, на потеху слизеринцам и якобы ничего не замечающему Снейпу. Но поймать его в огромных коридорах Хогвартса, чтобы поговорить с глазу на глаз не получается - Малфой ускользает, как уж в воде. И продолжает таращиться на Гарри каждый раз, когда в Большом Зале собираются все факультеты. Разобраться со всем этим Гарри просто не успевает. Он держит в памяти все, что говорил Малфой, и так и эдак примеряя на себя обидные слова и непонятное прозвище, но все так закручивается, заверчивается, и в глазах Гермионы отражаются изгибы маховика времени, Сириус оказывается невиновен, а мерзавец Питер Петтигрю сбегает, что Гарри не может не то что заглянуть в библиотеку, он и в Большой Зал успевает не всегда. Гарри следует за Гермионой по Хогвартсу, испытывая сильнейшее - и обоснованное, надо сказать - чувство дежа вю, спешит спасти Клювокрыла. Они наблюдают, как Грейнджер-в-прошлом впечатывает кулак в скулу Малфоя, и Гарри соглашается, что да, удар был хорош. Но когда слизеринец пробегает мимо в сопровождении своих извечных громил, Гарри оглядывается на него, цепляется взглядом за покрасневшую щеку. Он столько раз вспоминал бледное лицо Малфоя, когда раздумывал над теми словами в чертовом коридоре проклятого третьего этажа, что знает его теперь до мельчайших деталей. И красные пятна отнюдь не красят белую кожу. Они спасают Клювокрыла и бегут к Воющей Хижине. Когда Гарри вновь наблюдает за собственной неспособностью что-либо сделать, а мерзавец Питер Петтигрю вновь сбегает, Гарри в очередной раз задумывается, а не стоит ли рассказать все Рону и Гермионе? Гермиона - она очень умная, если кто поймет и разберется, то только она. Но что-то тянет внутри и протестует безмолвно, но настойчиво, и Гарри молчит. Скрыться от оборотня непросто, и как бы Гарри не глушил шаги и звуки, тварь бывшая Люпином, больше чует его, чем слышит. Но они спасаются, а потом Гарри спешит к озеру, где дементоры высасывают из Сириуса душу, и применяет Патронус. И когда серебряный олень с большим трудом отгоняет дементоров, Гарри уже настолько устал, что единственное, чего ему хочется, чтобы тягучие, пробирающие до костей крики закутанных в плащи фигур, наконец, прекратились. Он хочет этого так сильно, что горячая волна пробегает по телу, прошивает руку от ладони до самого сердца. Гарри на мгновение, всего на мгновение теряет сознание, а когда приходит в себя, дементоров нет, а свет Патронуса загораживает фигуры на том берегу. Сириус спасается и улетает, оставляя больше вопросов, чем ответов. Гарри так долго стоит в библиотеке напротив запретной секции, что мадам Пинс поднимается со своего места и подходит к нему. Она громко и угрожающе сопит, похожая на рассерженного колобка, и сравнение так забавляет Гарри, что он, посмеиваясь, выбегает из библиотеки. Все возвращается на круги своя: Малфой избегает Гарри и следит за ним в Большом Зале, Гарри пытается ловить Малфоя и игнорирует его взгляды, Рон много ест и часто жалуется, Гермиона готовится к экзаменам и засиживается в библиотеке. Библиотеку Гарри обходит по широкой дуге; в голове щелкают шестеренки, складываясь в общую картину, и он боится даже признаться самому себе, что боится. Вспоминается и страх в глазах Малфоя, его обвинения, ярость призванной змеи и ее мертвое тело. Гарри захотел, чтобы она замолчала, и она умерла, Гарри захотел, чтобы замолчали дементоры, и они исчезли. Уж лучше Гарри не будет ничего о себе знать. Мало ли, что еще он может захотеть. Уж лучше так.***
Четвертый курс начинается размеренно, а затем сваливается в дикую свистопляску. Или, скорее, начинается с дикой свистопляски, затаивается, готовя очередную гадость, а потом вываливает все свежеприготовленное Гарри на голову. Гарри совсем не рад участию в Турнире, совсем не рад отчуждению Рона и, уж конечно, он не в восторге от обострившегося внимания к своей персоне. Но больше всего его пугает мысль о том, что, чтобы выжить в Турнире (о победе и речи не идет) ему, всего лишь четверокурснику, придется применить нечто выходящее за границы обыкновенных способностей. Шкатулка давно уже покоится на дне чемодана, под грудой вещей, завернутая, смешно сказать, в один из носков Дадли. И она давно уже не нужна, но все равно Гарри, сбежавший от укоризненных взглядов и осуждающего пыхтения Рона, закрывает полог кровати, заглушает все звуки - про заклятие silenсio он даже не вспоминает - и достает шкатулку. Она все такая же теплая на ощупь, но камень, ранее бывший лишь украшением на замке, теперь покрывает четверть крышки и одну из стенок. Он глубокого красного цвета и слегка опалесцирует в темноте. Гарри засовывает шкатулку в карман джинсов, находит мантию невидимку и решительно направляется в библиотеку. Время пришло, и если не сейчас, то никогда. В запретную секцию Гарри проникает без труда: несмотря на то, что время не позднее, трудно заметить невидимого, неслышимого и патологически везучего волшебника. Гарри не так уж часто бывает в библиотеке и не может ориентироваться в ней со скоростью и точностью Гермионы. Он даже не знает, в каком разделе нужная ему информация. Что искать? Он задумчиво проходит мимо полок: их не так много, но книги навевают ужас и абсолютное нежелание их трогать. Одна из них поблескивает золотыми буквами на корешке. "Темные и темнейшие артефакты" гласит надпись. Гарри осторожно, помня опыт первого курса, вытаскивает толстенную книгу, обтянутую черной кожей. Она прикована к полке не менее толстой цепью и явно собирается орать, стоит только открыть. Гарри не смог сделать этого на первом курсе, но теперь мгновенно глушит захлебывающийся вопль. Книга полыхает возмущением, подергиваются страницы, вырываясь из рук. Гарри присаживается спиной к стеллажу, открывает оглавление. Буквы темно-красного цвета, не хочется думать, что написаны кровью, но похоже так оно и есть. Виетиватый готический шрифт сильно затрудняет чтение, также как и то, что половина слов написана на латыни. Автор явно был чокнутым психом, повернутым на чистоте крови, книгу неприятно держать в руках, не то что читать. Гарри не находит подходящий параграф, потому что понятия не имеет, что искать. Он по-простому открывает книгу на первой странице и начинает листать. Текст сильно разбавлен тщательно прорисованными картинками, сам процесс вгоняет в транс, и когда, наконец, попадается нечто похожее на шкатулку, Гарри не сразу прекращает переворачивать страницы. Страница отличается от остальных: она сделана из кожи и вплетена основанием в обложку, резко выделяется в толще листов, разделяя книгу на две неравные части. До нее артефакты ужасные, запрещенные, но явно не смертельные, а после - страниц десять тех, про которые и читать-то страшно. Шкатулка почти такая же, как у Гарри, небольшая, резная и вычурная. Вот только вся она, и стенки, и крышка, и днище сделаны из камня. Красного камня - художник не пожалел крови, густо закрашивая грани. Гарри несколько минут разглядывает рисунок, не решаясь опустить глаза к строчкам. Но времени мало, его недостаточно, и он все же преодолевает свой страх. Латынь встречается через каждое слово. Гарри понимает хорошо если половину: он учил язык уже в Хогвартсе и вырос вовсе не в семье магов-аристократов. Уж они-то читают детям сказки прямо на латыни, чтобы те привыкали чувствовать свою исключительную чистокровность! Воспоминание о Малфое и его семье настолько не к месту, что Гарри морщится, передергивая плечами, и вчитывается лучше. Но смысл все равно ускользает. На латыни написаны ключевые фразы, и именно их то не хватает для создания цельной картинки. Но и остальное вгоняет в панику. Гарри дочитывает до конца, откладывает книгу и бессильно откидывает голову, стукаясь затылком о полку. Руки дрожат, сердце колотится и, Мерлин, так страшно не было еще ни разу. Это... это ведь темная книга. По-настоящему темная. В ней пишут о ужасных вещах так, будто зачитывают прогноз погоды. Буквы мелкие, с завитушками, жмутся друг к другу и разобраться трудно, но из всего, что там написано, Гарри не нашел ни единого одобряющего слова. Ни одного. Ему нужно знать больше. Намного больше. Гарри с трудом ставит книгу обратно и ровными шагами выходит из библиотеки.***
Сириус. Сириус - чистокровный, из древней семьи, и если уж Малфой знает о... обо всем этом, то и Сириус тоже должен знать. Гарри напуган. Без шуток. Он уже готов рассказать все Рону и Гермионе, но Рон ведет себя, как последний слизень, а Гермиона чересчур обеспокоена. Гарри снится плохой сон, и он явно навеян свалившимися на голову ужасами. Поговорить с Сириусом все больше кажется замечательной идеей, а письму от крестного Гарри радуется, как рождественскому подарку. Еще больше он рад голове Сириуса. И по-хорошему надо бы рассказать про свой сон, выяснить, кто подкинул его имя в Кубок, задать сотню вопросов, но первое, что он выпаливает в огонь, стирает улыбку с лица крестного. - Сириус, ты знаешь что-нибудь про тех, кого называют Князьями Тишины? Сириус молчит, разглядывая лицо Гарри мгновенно потемневшим взглядом. Он сильно сжимает челюсть, так, что выступают скулы, очерчевая тонкое лицо. Это особая, аристократическая красота, и от нее захватывает дух. Гарри ждет ответа и не к месту вспоминает Малфоя. Он чертовски часто вспоминает Малфоя в последнее время, и не сказать, чтобы это способствовало душевному спокойствию. - Зачем тебе это, Гарри? - наконец отвечает Сириус холодным тоном. - Откуда ты узнал? - Пожалуйста, Сириус! - Гарри подается вперед, почти обжигаясь пламенем камина. Ответы на все скопившиеся вопросы вертят хвостами перед самым носом, и на этот раз он не собирается их упускать. - Расскажи мне! - Это старая легенда, Гарри, - крестный вздыхает и отводит взгляд. - Старая и очень темная. Кто-то говорит, что Князья Тишины темные маги, кто-то, что они намного хуже, чем просто темные, потому что используют неподвластную волшебникам древнюю магию. - Древнюю? Гарри старается только слушать, не думать, не осознавать, не анализировать. - Магия земли. Она течет в жилах каждого волшебного существа, помогает летать драконам. Говорят, на ней построен Хогвартс. В любом случае, Гарри, это очень, очень плохие волшебники. Тебе ни к чему знать о них. - Пожалуйста, Сириус! - Гарри не готов лишиться ответов. Он не готов возненавидеть себя. - Я не понимаю, зачем тебе это, - вздыхает Сириус. - Но ладно. Князья, как ты понимаешь, не просто так получили это прозвище. Они управляют звуками. Могут лишить тебя голоса, и ты не сможешь произносить заклинания, могут сделать себя неслышимыми и проникнуть куда угодно. Могут стоять рядом с вопиллером и даже не морщиться. - Но это же не так плохо! - горячо восклицает Гарри. Брезжит надежда. - Ты не понимаешь, Гарри, - Сириус вздыхает, недовольный тем, что шутку не оценили. - Они повернутые на тишине психи. Если их раздражает звук твоего голоса, то ты его лишишься. А если им не понравится стук твоего сердца? Движение крови? Они опасны, Гарри, потому что их не остановить. Мой пра-пра-пра-прадед, Дихтаниус Блэк был Князем Тишины. Он убил свою жену движением бровей, потому что ему не понравилось, что она стояла в его лаборатории. Он уничтожил в пыль целый город, потому что они шумели слишком громко, когда он заснул на Рождество. Он лишил своего сына магии, потому что она "слишком громко поет в его крови"! И это все он описал в своем дневнике. А знаешь, какие последние строчки он написал? "Мое сердце бьется так громко, что звук сводит меня с ума". И, честно, мир стал лучше после его смерти. Даже моя мать, Моргана ее побери, не любила вспоминать о нем. Гарри ошеломленно моргает. Мысли разбегаются, как стая корнуэльских пикси, и все, что он может выдавить, жалкое "спасибо". Сириус качает головой, радуясь, что крестник выкинул дурость из головы, и начинает расспрашивать про Турнир, Кубок, сон. Гарри отвечает машинально, почти не следит за словами, а когда на лестнице слышатся шаги Рона, прощается с Сириусом почти с облегчением. Он ложится поверх покрывала, задергивает полог. Мгновенно окружившая его тишина теперь не кажется верной подругой. В ней таятся страхи, будто монстры ждут под кроватью, а ему снова семь, и в чулане темно и тихо. Гарри не темный маг. Он уверен в этом больше, чем в своей способности летать на метле и ловить снитч. Но змея умерла! Умерла, потому что его, Гарри Поттера, занесло в чертов невидимый дом, угораздило найти чертову магическую шкатулку и он захотел, чтобы змея замолчала. Она и замолчала. Навсегда. Уже сейчас Гарри больше всего ценит тишину. Его раздражает чавканье Рона, и он глушит для себя этот звук. Но что будет, если он нечаянно, не специально захочет чуть больше спокойствия, и Рон захлебнется любимым тыквенным супом? Что будет, если он не сможет больше слышать бубнеж Гермионы, когда она вслух проговаривает строки из книг, постукивая тонким пальцем по корешку? Что будет, если храп Невила окончательно расцарапает в голове Гарри большую зияющую дыру, и он станет тем, кого описывал Сириус - повернутым на тишине психом? Гарри не может этого допустить. Не может позволить себе представлять опасность для друзей. Но и отказаться от тишины, вновь утонуть в море звуков и вспомнить чувство, когда голова раскалывается на части, выше его сил. Он должен научиться. Должен контролировать это. Он сможет. А значит, участие в Турнире Трех Волшебников только на руку.***
Гарри не любит драконов и вовсе не разделяет восторг Хагрида. Он переживает, просиживает в библиотеке целые часы, ищет слабое место. Какие слабые места могут быть у огромной огнедышащей твари?! Не сумев справиться с волнением, Гарри бросает книгу на стол, чем зарабатывает недовольный взгляд мадам Пинс, и торопится к Седрику. Предупредить Диггори кажется самым правильным решением. Все равно он ничего больше не может сделать. По пути ему встречаются сотни учащихся со значками на мантиях. "Седрик - наш чемпион, Поттер вонючка!", о да, Малфой оригинален и изобретателен, Гарри ценит подобное внимание со стороны слизеринского слизня! Злость на Рона, на шкатулку, на себя сплетается в горячий нарыв внутри. Гарри видит впереди беловолосую макушку, и злость прорывается, расплескивается по телу. Все вокруг затихает, все, кроме смеющегося голоса слизеринца, скандирующего надпись на значках. Гарри подходит, подбегает ближе, хватает Малфоя за отворот мантии, поворачивает к себе лицом. Слизеринец выше, но Гарри злее, а серые глаза расширяются от страха. Он знает! Он догадался, кто такой Гарри, он слышал про Князей Тишины, он знал все это время, и он молчал! Молчал! - Что ты себе позволяешь, Поттер? - тянет Малфой, резко вырываясь. Ему страшно, капельки пота покрывают бледный, высокий лоб, но он чертов аристократ, и он умеет вести хорошую игру при любых обстоятельствах. - Уже паникуешь? Знаешь, мы с отцом поспорили. Я считаю, что ты и десяти минут не продержишься, а мой отец не дает тебе и пяти! - Мне плевать на твоего отца, - шипит ему Гарри прямо в лицо. - А ты, грязный, подлый, гнусный, жалкий трус! И лучше бы тебе заткнуться, пока я не заткнул тебя сам! Малфой отшатывается. Гарри чувствует непонятное разочарование его отступлением, почти досаду. Малфой славный противник, из тех, кого приятно и гордо иметь во врагах, кого не стыдно показать друзьям и сказать, что вот, мол, мой злейший недруг. Почему-то представлять Малфоя в роли "злейшего недруга" гораздо приятнее, чем заменять его на Волан-де-Морта, которого Гарри и видел-то всего три раза, из которых один не в счет. И пока Гарри переваривает эту мысль, неожиданно, но весьма эффективно испарившую недавнюю злость, Малфой приходит в себя. И не разочаровывает. - Жалкий?.. - бормочет слизеринец с силой стискивая палочку. Гарри в предвкушении хватается за собственную: хорошая магическая дуэль без всяких побочных способностей - вот что поднимет настроение и поможет сбросить напряжение! Но в планы вмешивается Грозный Глаз и все портит. И хотя наказание Грюма весьма забавно, и Гарри от души хохочет над белоснежным хорьком, после на душе остается неприятный осадок. Гарри не возвращается в библиотеку. Он пристраивается у корней Плакучей Ивы - дерево реагирует на звуки, а уж с беззвучным передвижением у Гарри нет трудностей - и достает из внутреннего кармана мантии шкатулку. Он долго всматривается в переливы рубина, который теперь занимает больше половины поверхности. Знание крепнет внутри. И вместе с ним растет уверенность.***
Уверенности, впрочем, хватает ненадолго. Ровно до того момента, как хвосторога выскальзывает из протянутого мешка. Он раз за разом прокручивает в голове слова Сириуса, а запасной план в виде палочки, заклинания призыва и ждущей в замке метлы хоть немного дарит надежду оказаться в лучшем месте, чем желудок дракона. И еще было бы неплохо выйти из схватки одним куском, думает Гарри, выходя на арену. Хвосторога шипит и кидается, защищает яйцо, Гарри убегает от нее на потеху слизеринцам и прочей недружелюбной публике. А когда он запинается и оказывается прямо на пути испепеляющей струи ревущего пламени, единственное, что остается - зажмуриться. И пожелать, чтобы трескучий, оглушающий звук исчез. Пламя растворяется в метре от изумленного Гарри, сталкиваясь с пологом окружающей тишины. Шкатулка печет сквозь толстую джинсовую ткань. Через мгновение хвосторога захлебывается огнем. Еще через одно она оглушенно мотает головой, царапает голову рядом с узкими ушными отверстиями. Через две секунды Гарри вскакивает на метлу. И спустя полминуты золотое яйцо холодит ладони.***
Заставить визг яйца превратиться в песню не проще, чем заткнуть Плаксу Миртл, но, к счастью, у Гарри есть преимущества, и он их с успехом использует. Успех этот сомнительный, потому что всего спустя день Седрик подходит с гениальным предложением посетить ванную старост на пятом этаже. И месяц мучений проходит впустую. Или не совсем, ведь теперь Гарри может не только глушить звуки, но и менять их тональность, и это очень помогает в дальнейшем. Он несколько недель учится создавать концентрированные звуковые волны, почерпнув эту идею в одной из книг по магловской физике, которую таскает с собой обожающий точные науки Колин Криви. В расход идут наколдованные Гермионой мухи - от птиц Гарри благоразумно отказывается - а на то, чтобы убедить друзей в необходимости своего занятия, уходит целый день. Жабросли не самая вкусная пища, а Черное Озеро не самый дружелюбный бассейн для плавания, но звук в воде распространяется так быстро, что Гарри чувствует себя окрыленным. На него нападают русалки, а он собирает звуки подводного царства и отражает их единым ударом. Звук разносится в стороны волнами, которые отшвыривают русалок прочь. Мухи убиты не зря. Перед последним испытанием проходит много времени: достаточно, чтобы Гарри вдоль и поперек изучил запретную секцию библиотеки. Он не находит нужных, конкретных книг, но находит упоминания, обрывки, легенды. А самой полезной книгой все равно оказывается сборник сказок, безжалостно отобранный у Невилла. Гарри берет его просто так, чтобы разбавить темноту запретной секции, и находит сокровище. Кто бы ни писал эти сказки, он не поскупился на разнообразие главных злодеев. Среди скопищ троллей, вампиров, упырей и темных волшебников Гарри находит упоминание о Князе Тишины. Тот, сказочный - истинный злодей, без малого Император Зла, Волан-де-Морт ему и в подметки не годится. Гарри посмеивается, когда читает, но запасается пером и чернилами. В злодействах Князя есть крупицы бесценных описаний собственных возможностей. Гарри выписывает их столбиком: выходит свиток длиной в два фута. Но полтора из них можно сразу забыть - Гарри ни в жизнь не решится попробовать ничего из этого - зато оставшееся он пробует и тренирует до седьмого пота. Гермиона и Рон искренне верят, что Гарри готовится к Турниру, и столь же искренне предлагают свою помощь. Гарри стыдно, когда он отказывает, но втягивать в свои проблемы друзей - кощунство. Обрывок свитка он заучивает и прячет в чемодан. На всякий случай. Всякий случай случается, когда умирает Седрик Диггори. Гарри настолько ошеломлен, испуган, зол, что на некоторое время выпадает из реальности. Он говорит и действует, но перед глазами только лицо Седрика. И только когда удается вырваться, схватить палочку и уклониться от шальной Авады, Гарри слышит. У каждого заклинания свой звук. Строчка из списка всплывает перед глазами. В него летит чужое заклинание. Звонкое, трескучее. Громкое. Гарри выдыхает. Желает. Звук исчезает, а вместе с ним пропадает и заклятье, так и не коснувшееся груди. Сила ухает будто в бездну, чувство такое, будто Гарри носился вокруг Хогвартса, убегая от хвостороги. О том, чтобы повторить эксперимент и речи не идет - со всех сторон сыпятся проклятия, за спиной тело Седрика, а прямо перед ним уродливое лицо возродившегося Волан-де-Морта. Гарри спасается, но и сам понимает, сколько в спасении невероятного везения, а сколько собственной силы. Гарри слабый. И теперь, когда Волан-де-Морт возродился, это фатальный фактор.