Время — деньги

                    Темнота и крик. До хрипоты, до боли в горле. Протяжно, истерично. И ещё глухой требовательный стук.       Я не сразу понял, что кричу сам. Только когда кончился воздух в лёгких и нужно было набрать его вновь, я осознал, что это моё «а-а-а!». Я лежу на боку. Без сомнения — я в помещении, здесь тепло и пахнет знакомо. Когда, подавившись криком, я отдышался, понял, что кто-то стучит в стену, которую я нащупал перед собой. Впрочем, стук прекратился быстро, как только я прекратил орать.       Память возвращалась медленно, в мозгу сменялись картинки с разными лицами: римский легионер, знатный рыцарь раннего Возрождения, судья в странном костюме с зелёным треугольником на груди, растрёпанный парень на автобусной остановке, красавец эсесовец и… тот, кого я убил. Меня трясло, сил подняться и осмотреться не было. Перед глазами фонтанчик крови из тонкой шеи, предсмертная улыбка и дерзкие, наполненные неестественной синевой глаза. Понял, что реву и залил солёным стыдом всю подушку. Невыносимо. Я убил человека. Допрыгался во времени!       Постарался успокоиться, разложить по полочкам всю череду событий, представить, что последовало за моим выстрелом в том местечке на севере Франции. Наверняка все стенают и сокрушаются по поводу убитого Поля, проклинают меня, неизвестно куда девавшегося. Скорее всего Поль останется в их глазах героем, он погиб честным человеком, как герой, сражённый вражеской рукой. Маки переполошатся в связи с моим исчезновением и… куда-нибудь перенесут типографию. Информатора больше не будет, а значит, есть шанс, что и Пауль, и Иван, и Шон, и Этан с Инес дожили до победы. Лишь бы треклятый Лукас не устроил акцию возмездия, узнав о гибели «своего мальчика»… Может, не всё так плохо? Но всё равно осознание того, что я убил человека, давило в груди и выжимало слёзы и силы. Я лежал и не хотел осмотреться, освоиться в новом месте. Хотя…       Вряд ли в новом. Это же 2500 год. Где-то здесь Пола, Люк и Ян. Далеко ли? А вдруг я не в «свой» ном попал? Эти мысли немного пробудили меня от коматозного состояния, я развернулся и сел на кровати. Все мышцы заныли минорными гаммами. Да ещё и тьма кромешная, ни черта не видно. Потрогал, в чём я одет — похоже, знакомый «умный костюм» из приятной ткани. Вспомнил, что надо его активировать. Нашёл на воротнике утолщение, как будто кнопка, надавил — знакомое ощущение подтягивающейся по телу одежды и укол в левой ладони. Голос:       — Частота пульса — 80 ударов в минуту, артериальное давление — 140 на 85, тромбиновое время 12 секунд, лейкоцитов выше нормы на 600 единиц, уровень сахара 5,0 миллимоль на литр, температура тела 37,1. Имеются слабые гематомы, миалгия мышц нижних конечностей и спины. Результаты генотеста отсутствуют. Ном не определён. Фамилия не определена. Кэш — 13 голдеров. Уровень «эйч-ай» — семь, профиль «джи». Статус не определён. Рекомендуется включить освещение и принять типант — две капсулы.       Очень полезная информация! Я пощупал левую ладонь, так и есть — треугольная пластинка под кожей. Вот они, чёртовы гольдеры! Стал исследовать вслепую свою одежду: на воротнике ещё две кнопочки. Методом тыка обнаружил, что одна отвечает за обогрев, другая непонятно за что, так как я ничего не почувствовал, а только расслышал тихий шорох. Больше нигде никаких кнопок… А, нет! На левом рукаве тоже утолщение: жать, так жать! Не взорвётся ведь, в самом деле! Сдавил, и тут же на рукаве загорелась пластинка зеленоватого света, протыкая уверенным лучиком темноту комнаты. Это фонарик! Оказалось, что на правом тоже есть фонарик. Я помахал руками, устроив маленькое светопреставление, вырывая из обстановки помещения какие-то непонятные объекты. Остановил безумные руки, и лучи упали на противоположную стену… Ну конечно, я в комнате Люка и Яна! Это знакомая карта с пометками. Переместил луч вправо: стол с барахлом, глухая стена, динамик. А за спиной? Разворачиваюсь. Здесь столбцы стихов, написанных чуть наклонным почерком:       …не узнаю звука твоих шагов…       При встрече — не увижу,       Глаза мои устанут       Искать в толпе прохожих       Мечтам знакомый взгляд.       Сомнения исчезнут, и мысли перестанут,       Подавленные шумом       Бесхитростных утрат.       Зима сиянием света и сонмом ветропений       Закружится, заплачет печально обо мне.       Но не услышу ветра —       Я в божьей колыбели       Молитвами укроюсь,       Блажен и мёртв вполне…       И ещё стихи. И ещё. Выше. Почти у потолка. Про то, как тянется время. Про то, как давит вода в глубине и кажется, что ты поглощён дном. Про то, как рыбы припеваючи живут в потопленных домах. Про то, что «заперты все слёзы, дороги дум чахоточно больны, и хочется от жизни пошлой прозы, и хочется вина и тишины»… Я не гурман в поэзии. Но вдруг жадно слопал всё — дописанное и недописанное, трагичное и язвительное, белое и рифмованное. Через какое-то время понял, что хочу познакомиться с тем, кто написал это: он (или она) поймёт меня. Он (или она) тихим голосом скажет: «Останься».       Так и стоял, топчась на кровати, выхватывая строчки на стене, пока вдруг за дверью не послышался злой, басовитый лай. Что-то щёлкнуло, распахнулась дверь, включился приглушённый зеленоватый свет, и из открытой двери со страшным рыком прямо на меня выскочил волк. А-а-а!       — Серый! Стоять! Место! — И мокрый оскал застыл в десяти сантиметрах от моей шеи. Бля-а-а-адь! Моё сердце чуть не разорвалось, а кишки чуть не вывалились… В световом дверном проёме стоял Люк: — Серый! Назад! Место, я сказал!       Волк с явной неохотой оттолкнулся от меня своими лапами, спрыгнул на пол и, всё ещё рыча, отправился в свой закуток. Я было решил, что смерть в очередной раз лоханулась в мой адрес. Но напрасно, так как Люк, увидев меня во всей красе стоящего по струнке, вдруг сорвался с места, подсёк меня ногой, я свалился, чуть не разбив голову о спинку кровати. Люк налетел на меня, врезал кулачищем под дых, вцепился в горло и стал душить, хрипя в лицо:       — Ах ты, ублюдок! Как ты посмел явиться сюда? Сволочь! Ты думаешь, что ты умник, так я с тобой только почтительно разговаривать буду? Да ты всё у меня забрал! Полу, Яна! Всё, слышишь? — он тряс меня за шею, и не было никаких сил, чтобы остановить его. Пусть уже душит. У кого-то ведь должно получиться, наконец! Пусть буду я «блажен и мёртв вполне»… И уже стало темнеть перед глазами, и звук сдавленного хрипа становился всё тише, и руки стали ватные, как вдруг хладнокровный посторонний голос:       — Частота пульса — 130 ударов в минуту, критическая, артериальное давление — 140 на 90, тромбиновое время 12 секунд, лейкоцитов выше нормы на 600 единиц, уровень сахара 5,0 миллимоль на литр, температура тела 37,5. Имеются слабые гематомы, миалгия мышц нижних конечностей и спины, сдавление дыхательных путей близкое к критическому. Результаты генотеста отсутствуют. Ном не определён. Фамилия не определена. Кэш — 13 голдеров. Уровень «эйч-ай» — семь, профиль «джи». Статус не определён. Рекомендуется принять типант — две капсулы, инъекция кардиогуда 5 кубиков, устранить незамедлительно механическое удушение. Пароль для службы спасения: Эйч–800914.       Отрезвило. И меня, и Люка. Он отпустил моё горло и бессильно уронил голову. А я кашлял, кашлял, дышал, успокаивал прыгающее сердце. И то, что Люк лежит буквально на мне уперевшись лбом в подушку, даже успокаивает. Я скосил глаза: рядом с кроватью стоял волк, он тыкался носом в ухо своему хозяину и что-то слизывал с его лица. Я не видел, передо мной только его затылок. Захотелось забраться пальцами в его волосы и пожалеть своего душителя, но сдержался, ибо тогда точно задушит.       — Где Пола и Ян? — неожиданно тихо спросил он.       — Я не знаю. Слезь с меня, и мы поговорим.       — Пола ушла с тобой и больше не возвращалась, нам сказали, что назначат другого куратора, — Люк медленно поднялся и сел на кровать рядом. — А вечером — уходить с работы — Яна нет! Спрашиваю у тех, кто рядом с ним работает, а они говорят, что не успели начать работать, как Ян вдруг засуетился, побелел и сам не свой побежал вон. Ему поставили прогул. Один наш общий знакомый сказал, что у Яна красной точкой светился индикатор. Нажать сигнал опасности мог только ты, он тебе дал параллельный маяк. Мой маячок дома, я его беру только на море. Он убежал спасать тебя! Я на следующее утро не выдержал, пошёл в Интерру, меня выперли оттуда со словами: «Будешь его искать — тоже окажешься в прокуратуре». Он в прокуратуре! Понимаешь? Да ещё и с твоим крестиком. А там — неделя разбирательств, и ты изгой, сдохни в Интерре! — Люк обхватил голову руками. — И я сижу тут уже четвёртый день, как трус, и что делать — не знаю. Айдин, сосед, говорил, что приходили форсеры, пока я был на работе, сфотографировали стихи Яна… Сейчас на полную катушку вкатят…       — Это стихи Яна? — подскочил на кровати я. — Значит, это… не ты написал?       — Нет, не я.       — Люк, я сейчас скажу тебе важную вещь, — это я сел рядом с горемыкой и заговорил с ним потише, — ваш мир очень жесток и построен на лжи. Я, конечно, понимаю, что подобные идеи возникли после глобальной катастрофы, что человечеству нужно было выживать. Но, ты знаешь, я только что вернулся из нацистской оккупации, там тоже фильтровали общество на чистокровных, неповреждённых и на неарийцев, неполноценных — и это самый страшный мир, в котором я был.       Люк взглянул на меня вопросительно и с подозрением. И я поспешил продолжить:       — Выслушай, я тебе всё расскажу. Сначала про ваш мир. Ваши уважаемые «эйч-ай» создали систему настоящей сегрегации¹: с их точки зрения, вполне совершенные люди должны жить отдельно от «дефективных», последних кормят баснями о выжженной и заражённой земле Интерре, в которую превратилась Земля после катастрофы. Якобы они интеллектуальная каста, спасители человечества: восстановили технологии, обустроили одиннадцать клочков Земли для аскетичной жизни оставшихся в живых, лечат, учат, регулируют… Благодетели! Да ещё и придумали миф о мутантах! Люк, на самом деле Интерра — это достаточно большая территория, которая дезактивирована и восстановлена. Там зелёные леса и чистые ручьи, там песчаные пляжи и льдистые просторы тундры. И там живут недефективные. Они живут в экологически чистых условиях, контролируя рождаемость. Они действительно долго боролись с последствиями катастрофы за «дивный новый мир», но они делали это и с помощью вас тоже. На заводах одиннадцати номов, где трудятся «дефективные», перерабатывают отходы христовой эры, дезактивируют и обеззараживают тонны земли и воды, из останков машин и станков создают новые сплавы для приборов и орудий нового мира. Но Интерру «эйч-ай» воссоздают для себя, а для вас — по их мнению, неполноценных — там нет места. Более того, они постепенно избавляются от неудобных, наверняка уничтожают больных младенцев, стерилизуют «наиболее опасных». Они и культуру сделали стерильной: уничтожили всё то, что заставляло сходить с ума, любить и ненавидеть, совершать глупости, истерично ржать и лезть в петлю. Ваши умники не взяли в новый мир культуру дефективной цивилизации, что была разрушена катастрофой. Даже религию запретили, как заразную болезнь. Люк, они даже разработали некий Концепт, чтобы воспитывать в вас нужное им мировоззрение, чтобы верили им, сидели ровно и не рыпались. Все «эйч-ай» это знают, и твоя Пола это знала…       Люк напряжённо слушал меня, переваривал. После упоминания Полы отрицательно замотал головой:       — Она бы сказала мне! Она меня любит. Она бы всё рассказала.       — Люк, я всё это узнал от Полы. Мы тогда пошли в их офис, в Интерру, там она и рассказала, там я увидел центр слежения за «эйч-ди», фотографии счастливых обитателей Интерры. Полагаю, я ещё мало знаю.       — Если не рассказала, значит, это опасно. Наверное, за такие речи следует суровое наказание.       — И это возможно.       — Другого объяснения нет! Она помогала нам, покрывала наши вылазки в город под мёртвым морем, нашу спекуляцию найденными там вещами. Она любит меня… и Яна тоже.       — Но тебя больше. Я знаю, она беременна. Но я не знаю, где она… Я расстался с ней в Евгенусе и больше не видел…       — Дьявол… Что делать? — Люк сжал кулаки, но не в порыве ярости, а в попытке побороть боль. — Но почему ты мне всё это рассказываешь? Даже Пола боялась, а ты? Ведь вы, умники, наверняка даёте какую-нибудь клятву молчать.       — А я не умник, не «эйч-ай», и никогда не терял память, и никому никаких клятв не давал.       — Не умник? Но твой слич говорит, что ты из «эйч-ай», уровень «джи».       — Просто у меня образование хорошее.       — Не понял. Образование есть и не умник?       — Ну… образование не делает человека умником… как я понял. Люк, ты только прими это серьёзно. Дело в том, что я вообще не из вашего мира, не из вашего времени.       — Э-э-э… это у тебя какой-то особый дефект? — опасливо посмотрел на меня Люк.       — Скорее проклятье, чем дефект. Я родился в 1991 году христовой эры, задолго до катастрофы, существовал, думая, что постигаю жизнь, да ещё и на философском учился. Сейчас-то я понимаю, что я жизни не знал, что свои мелкие переживания возводил в абсолют, добро и зло не различал, любовь и удовольствие путал. Но однажды вся эта никчёмная возня рухнула. Я сидел на автобусной остановке и заговорил с парнем. Его звали Алексей. Так вот он вдруг…       И я всё рассказал. Всё, включая секс с Лукианом Тавром, упоительную ночь с Полом Саффолком, взятку судье в офисе Интерры и убийство Поля Варена. Сначала Люк смотрел на меня как на безумного, потом хмурился, потом даже пару вопросов задал по ходу сюжета, уточняя, что такое жюпон, как переводится «гестапо» и где находится Англия. Но самый трудный вопрос:       — И как же работают эти чудесные деньги? Откуда они вообще взялись?       — Я не знаю. Знаю только, что если что-либо купить, использовать деньги как платёж, то ты перепрыгнешь туда, какое числительное ты назовёшь.       — А если не платить, а отдать? Подарить?       — Наверное, продолжит путешествовать тот, кто заплатит. Значит, одаряемый. Мне же Алёша подарил золотые.       — А если бы он тебе сказал, что к чему, объяснил эти волшебные свойства, ты бы взял деньги?       — Я бы? Хм… Наверное, взял. Но крепко подумал бы, какое число называть.       — Почему же он тебя не предупредил?       — Не знаю… Возможно, он знал о деньгах то, чего я не знаю. Возможно, деньги «работают» только в том случае, если одаряемый как раз не понимает суть подарка. Когда я был в Виндзоре у Ричарда, то рылся в его библиотеке…       — Счастливый… — вдруг вставил Люк, и я вспомнил, что в этом мире книги редкость, что диггеры доставали их из потопленных городов.       — Так вот, я нашёл там несколько странных книг, написанных ещё на пергаменте… Его из кожи телячьей делали… Это были книги алхимиков.       — Кого?       — Ну, были такие чудаки, которые искали философский камень. Они считали, что он не только является эликсиром жизни, но и превращает любой металл в золото.       — Зачем им столько золота? Это же всего лишь другой металл, да ещё и мягкий, легкоплавкий…       — Тогда золото было эквивалентом товаров, драгоценностью. Как у вас гольдеры. Короче, в книге, которую я нашёл у Ричарда, я наткнулся на описание работ Николя Фламеля, что якобы он создал какие-то чудесные монеты. Но как я ни пытался что-то понять в этой книге, ничего не получалось. Написано на староанглийском, куча незнакомых названий, бесконечно речь о каких-то рептилиях и василисках, о магической ртути и королевской сере. Я ничего не понял. Я бы даже пролистнул, не задумываясь, это место в книге, но там была миниатюра, на которой грифон и василиск сражались за жёлтенькие кругляши, явно монеты, и их было тринадцать!       — Тебе нужно было спросить кого-нибудь знающего. Чтобы помогли прочитать.       — Кого? Они там все безграмотные. Жена уехала, священник вряд ли согласится о чародействе толковать… Да и не было времени, нужно было спасать Ричарда.       Люк замолчал. Потрепал серого волка за ухом, ведь тот всё это время сидел напротив нас, можно сказать, на стрёме, выразительно шевеля бровями, внимательно слушая. Наверное, неимоверно трудно поверить такой истории, да и правда об этом мире слишком тяжела — требует либо дозированного знакомства, либо самостоятельного прозрения. Но Люк воспринял всё спокойно: не злился, не смеялся, не закатывал глаза в недоумении, не отмахивался от моих слов. Он медленно встал, вытащил из-под кровати ящик, взял оттуда бутылку домли и фольгированный брикет какой-то еды. Уселся на свою кровать и стал есть. На меня не смотрел. Разглядывал что-то на полу. А я разглядывал его, удивляясь тому, как он похож на некоторых моих недавних знакомцев, в основном врагов. Люк дожевал свою пищу, потом накормил Серого, высыпав в его миску сухие гранулы и залив их водой из крана. Он сидел на корточках и наблюдал за тем, как ест волк. Так, с корточек, он и возобновил разговор:       — На самом деле ты не слишком меня удивил. В соседнем доме живёт Марк, все его считают сумасшедшим. Он учил нас с Яном нырять и сбывать ценности. Так вот однажды он ушёл в море и пропал, мы нашли его пса, бегающего вдоль береговой линии. Датчик испортился, так как собака, видимо, кидалась в море. Короче, все переполошились, форсеры пришли, нам запретили ходить дальше заводоотвальника. Мы подумали, что мутанты дошли и до нашего нома. Но через пять суток Марк вдруг объявился. Измотанный и с выпученными глазами. То, что он нам рассказал, то, что успел рассказать… подтверждает твои слова. Марк слишком далеко заплыл тогда и потерял всякие ориентиры. Через сутки, когда он уже отчаялся, увидел берег. Добрался дотуда, а там рай: мягкая трава, жирная земля и табун лошадей. Мы видели этих животных только на картинках в книгах, которые доставали из-под воды. Он нашёл там плодоносящие яблони! Стал есть кислые яблоки и тут увидел женщину. На ней не было датчика и слича. У неё были длинные волосы, и ещё он сказал, что она была босая. Сначала они испугались друг друга. Она бросилась от него прочь с криком: «Заражённый!» Но потом всё-таки как-то нашли общий язык. Она даже повела Марка в свой дом. Представляешь, целый дом! Как у твоего Ричарда, наверное. И в этом доме тоже были окна. Женщину звали Мария. Она накормила Марка настоящей рыбой, хотя он сначала не хотел есть, считая, что рыба радиоактивная. Мария показала ему свой мир. И она называла свой мир Интеррой. Марк провёл в её доме три дня. Мне показалось, что он рассказывал о Марии с болью и с любовью. А потом пришли какие-то люди — похоже, форсеры. Мария успела выставить Марка вон и велела ему бежать. Он спрятался где-то на дереве и видел, как Марию увозят. Форсеры прочёсывали местность, он почти сутки на этом дереве висел. А потом чудом добрался до моря и поплыл назад, в Дамн. Он кричал, что нас обманывают, что Интерра прекрасна, что там можно жить. Но Марка забрали форсеры. Вернули через пару недель. Но это был уже не Марк. Он ничего не говорил теперь, совсем как немой. Никого не узнавал, смотрел мимо тебя. Что-то с ним сделали…       — А какой у Марка дефект генома?       — Хм… в том-то и дело… склонность к шизофрении и маниям. Нам и сказали тогда, что эта склонность проявилась. Что, побывав на заражённой местности, он сломал слабые защитные механизмы, сошёл с ума.       — Почему они вернули Марка? Могли ведь, наверное, ликвидировать.       — Думаю, он им нужен на производстве. У него очень странные способности: он владеет числом. Считает в уме гигантские цифры, складывает, умножает, делит. Он делает с числами что-то невероятное. У них на предприятии он незаменимый человек. Вот сейчас постоянно в мире цифр, говорит только с ними. Ему приносят расчёты для производства, и он погружается в них… Короче, шизофрения. Но теперь я думаю, что он говорил правду.       — Получается, что люди, которые живут в Интерре, тоже обмануты? Эта Мария считала Марка заражённым? Их тоже пугают мутантами?       — Наверное, так и есть.       — Что ж, запуганными внешним врагом людьми легко управлять. Люк, давай подумаем, что нам сейчас делать.       — Я не буду молчать, я расскажу всем, кого знаю в номе. И мне поверят, люди сами решат, как дальше жить: мириться с этим или бороться. Но я буду бороться. И даже не ради того, чтобы поудобнее устроиться на этой загадочной Интерре. Я хочу вернуть Яна и Полу. Только пока не знаю как… как проникнуть в Интерру и найти их там?       — Этим займусь я. Меня туда пропустят. А если мне будет что-то реально угрожать, то использую гольдеры и умотаю в свой безопасный 2014 год. А потом опять вернусь и попробую снова и снова. — Люк удивлённо на меня посмотрел, но не задал вопрос, зачем мне это надо.       — Даже тебе проникнуть в основной офис будет сложно: в наш ном пожаловала госпожа-протектор Ада Павэ. Наверняка там меры безопасности повышены.       — Кто это такая?       — Верховный распорядитель и судья. Легендарная личность. Она учёный, разработала систему, как некоторые дефекты генома устранять. Те «эйч-ди», у которых удалось исправить по её методике, становятся форсерами. Она потеряла всю семью, сражаясь с… э-э-э… с мутантами. Она ввела в Эдикт нормы о праве суда над «эйч-ай», а то раньше они были неподсудны. Её избрали пожизненным протектором одиннадцати номов. Её наши умники боятся, так как она всегда защищает «эйч-ди», снимает кураторов, если их фамилии живут плохо, если есть жалобы. В прошлом году благодаря Аде в нашем номе появились эти передатчики, — Люк мотнул головой в сторону зелёного динамика, — новости передают иногда, музыку, истории читают. Короче, все её уважают… Хм… — он вдруг преобразился, как будто его настигло озарение: — Так тебе как раз надо до неё добраться! Надо рассказать Аде о том, что Ян и Пола схвачены и пропали!       — Люк, я сомневаюсь, что она поможет, — грустно улыбнулся я. Как странно, во все времена тираны использовали одни и те же методы. Никакого прогресса… — Раз она стоит во главе вашего общества, то, уверяю тебя, вся её «справедливость» и яйца выеденного не стоит.       — Яйца?       — Ну, это у нас так выражаются. Не грузись. Значит, я завтра пойду в Интерру, а ты начнёшь говорить с людьми. Только будь осторожен. Скажи, что узнал всё от какого-нибудь мифического умника.       — Не опасайся за меня. Во-первых, я знаю, кому сказать, чтобы правда быстро разлетелась по ному. А во-вторых, мне нечего терять…       — «Кроме собственных цепей…» — не удержался я, процитировав Маркса. — Мы их спасём: и Полу, и Яна. Расскажи мне о них.       Люк вдруг улыбнулся:       — Я расскажу тебе о Яне. Тебя же он интересует?       — Ну… и он, — я смутился: вроде никак не высказал свою заинтересованность.       — Фома, не будь дураком! Ты им был в течение всех своих путешествий: ты доверялся не тому человеку, не того спасал. Я уверен, что в твоём 2014 году тоже был какой-нибудь Иоаннес-Джон-Иван-Ян, а ты упустил настоящее, отдавшись сиюминутному очарованию… Спаси Яна ради себя. Спаси и остановись в своих угорелых поисках.       И я ничего не ответил. Я понимал, что придётся выбирать: Ян или моё родное время. Я решил, что будь что будет. Буду даосом, буду плыть по течению, лишь бы это течение не затянуло меня в омуты и не разбило о коварные пороги. А Люк рассказал мне про Яна, правда уже ночью после того, как он вернулся от друзей из соседнего дома. Он начал свою революционную деятельность уже сегодня: пропадал часа три. А я перечитывал стихи Яна. Люк мне сказал потом, что ругался со своим соседом-лириком, так как тот предпочитал писать ночью, мешая ему спать. Люк сказал, что они с Яном никогда не были парой, хотя свёл их вместе именно общий дефект. И именно Ян предложил попробовать нырять в город под водой мёртвого моря, стать учениками Марка. Город назывался Сочи. Я в этом месте аж подпрыгнул:       — Так я ещё и в России? И как там? Под водой?       — Странно: все дома с окнами, много кроватей на улице, есть очень странные здания, непонятно для чего построенные. Но разрушено много, разлом же рядом. Больше всего находок там, где были сравнительно небольшие дома, как бы на окраине города, там мы однажды нашли почти неповреждённую металлическую статую юноши с головой женщины в вытянутой руке, на голове у него крылышки, а в другой руке, видимо, меч. И на постаменте написано «Cellini», — Люк даже грифелем написал это меж стихов на стене. — Представь, всё в крошку, захлебнувшиеся вещи, заросшая морским мхом арматура и кирпичная кладка и посреди этот юноша. Так вот Ян, вместо того чтобы искать ценности, спускался специально для того, чтобы очистить скульптуру. Поднять мы не смогли, но потом иногда плавали туда, чтобы полюбоваться. Есть в этой фигуре какая-то хрупкая решительность, и чертовски правильное тело, как будто живой человек обронзовел…       — Офигеть! Неужели сам Челлини? Неужели Персей? Оригинал? Неужели наши спиздили из Флоренции? Пф-ф-ф… Наши могут…       Из ночного разговора я выяснил, что Ян очень скромный, но неуступчивый человек. Он никогда не вступал ни с кем в спор — не считал нужным. Люк не знает никого, кто бы запал в сердце этого «эйч-ди» со склонностью к гомосексуализму.       — Мне всегда казалось, что он кого-то ждал. Может, тебя? — улыбнулся Люк. Но я не ответил, я притворился, что заснул. Чтобы проснуться в том дне, который поставит точку. Я уже знал это — вернее, предчувствовал.       С утра мы собирались с Люком, как на войну: не в смысле, что оружие брали, а в отношении настроя. Люк надел на себя кулончик с индикатором: велел «пищать», если мне пришлось воспользоваться гольдерами. Я пообещал, что в таком случае я всё равно вернусь на следующий день. И мы попробуем ещё раз. Люк объяснил, что расплачиваться можно не только через особые терминалы, но, если платёж личный, можно и приложить руку к руке, нажать и назвать цену, тогда оплата поступит сразу на личный счёт. Пластинка, вживлённая в ладонь, называется ример, там персональные данные, счёт, код доступа на те объекты, где человек работает. Ример же способен анализировать состояние человека по крови. Люк посоветовал мне надеть шапку. Но в такой уродской шапке я не выйду на улицу даже в 2500 году. Я вытащил из ящика красную майку (оказалось, что Яна) и мастерски сделал себе что-то вроде банданы, тщательно убрав свою блондинистость.       Когда мы уже почти выходили — он на работу, я на подвиг, — неожиданно в дверь постучали и вошёл лысый человек. Люк остолбенел:       — Марк? Ты ко мне? Что-то случилось?       — Ты вчера… рил… хочу… вот, — путанно сказал вошедший, смотря куда-то в миску Серого. Он протянул какую-то треугольную штуковину, типа толстенькой пластинки с маленькими дырочками в центре. Протянул в воздух, и не мне, и не Люку, как будто был тут ещё кто-то.       — Что это, Марк?       — Страннику, — ответил Марк и уже было собрался уходить, медленно поворачиваясь, но Люк схватил его за плечо:       — Марк! Так не пойдёт! Объясни, что это такое?       — Страннику.       — Фоме? Ему? — Люк ткнул в меня.       — Да… белый… дефект… опасно… но… ключ… — он протянул треугольную пластинку уже мне, по-прежнему смотря куда-то в сторону.       — Ключ от чего? — это уже спросил я.       — Если использовать принцип нанокода и учитывать, что у них квадровходная система кода, то бинарное инвертирование 2 входов через двоичный бит в минус девятой степени раскроется за 2 секунды и 36 микросекунд, ещё два входа добавляются в прогрессии «эн» к четырём при разрешении к единице, — затараторил вдруг какую-то абракадабру Марк.       — Марк, остановись! Не объясняй нам, мы всё равно ничего не понимаем. — Люк уже держал грустного мужчину двумя руками. Трудно было себе представить, что этот человек занимался опасным дайвингом, настолько он был субтилен, хил и нелеп, да и левая часть лица дёргалась. — Просто скажи, от чего этот ключ? От какой-то двери?       — Там, — он неопределённо махнул рукой, — страннику… много.       — Так, — решил вмешаться я. — Говори да или нет. Ключ для меня?       Он кивнул, но как-то неопределённо, с наклоном головы — «скорее да».       — Мне нужно взять его в Интерру?       Он опять кивнул — «скорее да».       — Мне его нужно кому-то передать?       Он мотнул головой — «точно нет, какие вы идиоты!»       — Ключ открывает двери? Он поможет мне там открывать любые двери?       Он кивнул — «воистину».       — Круто! Спасибо, Марк! Ты сам это сделал?       Он кивнул еле заметно — «да, отстаньте».       — Скажи — я знаю, ты там был, — как найти в том здании прокуратуру?       Он замотал головой — «нет, да, нет-нет, ужас!»       — Марк, хоть какая-то особенность… вспомни. Если я буду знать, мне легче будет их найти.       — Синий.       — Синие стены! — буквально завопил я, так как вспомнил, что когда мы с Полой вышагивали тогда по офису Интерры, на стенах были стрелки разного цвета, без надписей. Значит, нужно искать синие стрелки! Я взял вялую руку несчастного математика и крепко сжал. — Спасибо. Я сделаю всё, что смогу.       Марк вытащил свою ладонь из моего рукопожатия, обтёр её о штаны, посмотрел куда-то мимо и сказал:       — Увижу. — Развернулся и ушёл, шаркая ботинками на толстенной подошве.       Мы с Люком даже застыли на какое-то время. Но обсуждать не стали. Да и что тут обсуждать? Вчера Люк ходил как раз в дом Марка, там беседовал с людьми и, видимо, всё-таки сказал обо мне. Марк — математик и инженер, и, очевидно, не все воспоминания и чувства вытравили у него силовые органы этого мира, поэтому он и поделился своим изобретением, решил помочь чем может. Ответственности прибавилось…       Мы простились с Люком всего через сто метров, выйдя из его безоконного дома: ему налево, мне — прямо.       — Фома, ты прости меня за то, что я вчера тебя чуть не убил, — неловко начал прощание он. — Удачи тебе. Если ты уйдёшь в своё время, я пойму, мы все поймём. Но… лучше останься. Всё… — и он резко развернулся и пошёл не оглядываясь. И я подумал, что из него получится великолепный вождь, постапокалиптический Че Гевара, и что у него вообще всё получится…       До здания Интерры добрался быстро, по пути заметил форсеров, но успел спрятаться и миновал встречи с ними. И вот оно, зеркальное здание с волнистой крышей, что-то незаметно никаких дополнительных мер безопасности. Вернее, их вообще нет. Я выдохнул и решительно направился к входу... Стеклянная дверь с маленькими буковками названия не впускала меня. Чёрт! В прошлый раз Пола ничего особенного не делала: мы подошли, и дверь приветливо открылась. А сейчас? Осмотрел дверь — ничего, но на соседней панели увидел едва заметную зеркальную панельку, вроде её тогда не было. Я затронул её пальцем, и вдруг на панели высветился зелёный треугольник. Три секунды — и он погас. Затронул пальцем ещё раз — опять загорелось. Я достал треугольный ключик Марка и прижал к зелёному индикатору. Тот тихо, по-комариному, запищал и замигал беспомощно. Двери раскрылись, но тут же закрылись снова и ещё раз открылись… Чёрт! Похоже, этот ключ не то чтобы открывает все двери, он выводит из строя налаженную систему, ломает её. И плевать! Я подгадал, как распахнулись двери, запрыгнул внутрь и сразу дал дёру, ибо, факт, сейчас прибегут из службы безопасности проверять, что с замком.       По коридору направо, туда, где мы шли в прошлый раз, где со стен улыбаются счастливые жители Интерры, те, что без дефектов, в холл с мониторами слежения за «эйч-ди». К счастью, там была, как и прежде, только одна девушка. И это другая девушка! Она изумлённо посмотрела на меня, захлопала ресницами. Но я помню, как надо! Подошёл ближе, положил правую руку на её плечо и выпалил:       — Приветствую! Я Томас Альбус, «эйч-ай» профиль «джи», прибыл с госпожой-протектором. Проверьте, архонт Валерий Альбертович у себя? В руме тринадцать девяносто? — главное ведь, решительный тон и уверенный взгляд, и неважно, что на башке странная тряпка и сердце бьётся бешено. Девушка послушно подбежала к своему столику, ткнула по панели и вежливо сообщила, что архонт на допросе в прокуратуре. Я удовлетворённо кивнул головой: — Значит, мне надо поспешить. Почему начали без меня? — и пошёл вон. Она же мне ещё крикнула:       — Допрос в руме 1244!       — Благодарю! — и скрылся из её виду. Хм… значит, нашего архонта-взяточника допрашивают? Интересно, по поводу меня? Или по поводу использования служебного положения? Но нужно спешить. Навстречу кто-то шёл, и я свернул в боковой коридор, вышел ещё в какой-то холл — тупик, полукругом белые двери. Чёрт, наверное, нужно назад. Но вдруг одни двери разъехались и оттуда вышло три человека — форсеры! Они покосились на меня, вернее на мою красную обёртку головы, и быстро пошли по коридору. Это лифт! И я заскочил туда. Лифт стеклянный и наружный — слева и справа шахты других лифтов. Так, панель управления: красная, жёлтая, зелёная, белая, чёрная и синяя кнопки. Жму синюю! Двери лифта замкнулись, и он плавно пополз вверх. В соседней шахте тоже двигался лифт, только, наоборот, вниз. Там был всего один человек. Он радостно развернулся ко мне, и улыбка сползла с его лица. Это был тот здоровяк с чугунной челюстью, который представился как Клейтос. Он прищурил глаза, выпятил челюсть и припал к лифтовому стеклу. Значит, узнал. Блядь! Я раскрыт! Рановато! Что, интересно, он сейчас будет делать? Сам побежит меня ловить или сначала посоветуется с кем-нибудь? Наши кабины разорвали наполненные обоюдным подозрением взгляды. Пикнула синяя клавиша, лифт остановился, двери открылись. Синий цвет затопил всё залифтовое пространство. Тут же стояли два человека, эти — «нефорсеры». Беру быка за рога:       — Не подскажете, где рум 1244?       — Прямо и направо первый поворот, там увидите боксы для допросов, только там замок поставили…       — Спасибо, про замок я знаю, — уверенно ответил я и пошёл на три буквы, то есть в этот самый рум. С чего-то ведь надо начинать! Где искать Полу и Яна? Как только я повернул направо, у меня возникла идея… Я вернулся в коридор, прошёл дальше, завернул налево: тут стеклянные двери с панелью-замком, подобным входному. Вытащил ключ — приложил, дверь мягко открылась, а индикатор быстро замигал и сдох… Теперь назад и ещё поворот налево. И здесь сломаем! Теперь пойду направо, ого, тут две двери. Взломал и их. Все панели-замки, что я обнаруживал на своём пути, припечатывал треугольничком Марка. Все реагировали по-разному: одни начинали открываться-закрываться, другие блокировались в полуоткрытом состоянии, третьи просто открывались и превращались в банальную калитку без электронных прибамбасов, четвёртые начинали жалобно пикать и высвечивать на панели какие-то безумные цифры и знаки. Вот она — революция машин в мелком офисном масштабе! Теперь люди кинутся на «спасение» сразу многих замков — возможно, это собьёт их с толку.       А я же бегу назад, туда, где за прозрачной дверью видны номера боксов: 1242, 1242(а), 1243, 1242(b), 1244, 1244(с). Эта дверь испытание треугольным ключом выдержала достойно: просто открылась. Решил, что нужно попробовать заглянуть в рум 1244, но не как новоявленный Хлестаков: «Здрасте, я прощелыга-ревизор, верьте мне!» Тут ведь прокуратура — эти вряд ли лобызать кинутся. Решил зайти в бокс под литерой «с».       Ключ сработал и тут, замок щёлкнул, и я вошёл внутрь. В комнате было пусто, здесь на полукруглом столике расположилась какая-то аппаратура, стояло странное кресло, похожее на стоматологический эшафот, с его подлокотников свисали проводки. В углу стояла большая, размером с бочку, пластиковая ёмкость. Почему-то мне подумалось про пыточную. Впрочем, некогда думать. Сбоку дверь, явно ведёт в основное помещение для допроса. Хм… её даже не нужно было взламывать. Она тихо отодвинулась от моего осторожного нажатия, образовав щель.       — …и сколько?       — Тринадцать…       — Глава 32, пункт 3, особо крупные размеры. О чём вы думали?       — Виноват. Виноват.       — Что кроме цвета волос и отсутствие в базе вас так удивило в нём?       — Длина волос: они не короткие, как у «эйч-ди», и не длинные, как у «эйч-ай».       — Ещё?       — Он сказал, что он русский. Да, русский.       — Хорошо хоть не вавилонянин… Ваша реакция?       — Я подумал, что он шутит, шутит он.       — Отличные шутки: приходит человек ненормативной внешности, говорит, что потерял память, у него нет с собой генспоненты, его нет в базе, называется птицей, заявляет, что сожительствовал со служащей Дамна. И это шутки?       — Про беременность сказала Пола. Мне показалось, что он был растерян.       — А может, он просто хороший артист?       — Нет… Не думаю… И знаете, он не умел римером пользоваться.       — Богач и не умел? Что за бред? Даже самые тупые «эйч-ди» знают…       Вдруг дверь в соседней комнате открылась и к разговору мужчины и женщины добавился третий, этот голос был взволнованный:       — Госпожа-протектор! На этаже диверсия: в системе кодов обнуление. И ещё — похоже, в здании видели этого субъекта «Чижа».       — Что значит «видели»? Идёт по Интерре человек с белыми волосами, все знают, что его разыскивают, и только «видели» — ничего не предприняли? В здании недостаток служащих?       — Дело в том, что у него не белые волосы. Красные.       — Красные? Ну и ну! Этаж проверить, но главное — на чёрном уровне, в изоляторе проверьте. Если это Чиж, то наверняка отправится за Полой. Сегодня у её плода берут тест?       — Да, наверное, уже делают. Я видел, как готовили шестнадцатый рум в Евгенусе.       — Если плод обычный или дефективный, то вычищайте. Если что-то аномальное, позволим доносить и поизучаем. Она так ничего и не рассказала про Чижа?       — Постоянно говорит, что ничего не знает о нём, что его нашла у мёртвого моря и что прятала его вместе с Яном из фамилии Мартен.       — Это тот, который в камере 1113? Тот, который стихи сочиняет?       — Да.       — Стихи неплохие, но дистилляцию второго уровня проведите, он ещё молод и крепок, пусть трудится. И нужно будет перевести его в другую фамилию. Почему не допросили до сих пор его сожителя? Этого — тоже с квазигендерным дефектом.       — Он, очевидно, не знал о Чиже. Они его прятали в секторе кураторов.       — Надо допросить! Идите, выполняйте! Осматривайте этаж, проверьте изолятор!       — Мы начнём отсюда…       Блин, куда бежать? Куда прятаться? Я развернулся, и единственное, что пришло мне в голову — запрыгнуть в эту пластиковую бочку. Блин! В ней наполовину налита какая-то мутная гелеобразная жидкость. Похрен! Небось не растворюсь! Залезаю, погружаюсь в холодную субстанцию, которая поднимается практически до самых краёв, прихватываю крышку, сажусь, погрузив себя в неприятную темноту, выворачиваю голову так, чтобы дышать тем небольшим зазором воздуха, что остался между крышкой и гелем. Лоскуты «хвоста» моей майки-банданы расползлись и лезут в лицо.       В комнату сразу кто-то вошёл. Брякнуло, шоркнуло, шаги. Ко мне!!! А-ап — я вдохнул и погрузился полностью, с лицом. Красная тряпка с головы соскользнула и, должно быть, покрыла меня плёнкой. Звук снятой крышки и голос:       — Фу-у-у! Это кто не убрал вчера отработанную материю? Чёрт знает что! — и крышку закрыли. Я благоразумно дотерпел, когда воздуха не останется, и вынырнул. Отодвинул крышку — в руме никого. Выждав ещё с минуту, вылез. Блин, с меня стекала мерзкая жидкость, ладно хоть запах был слабо-химический, а не рвотный какой-нибудь. Решил включить обогрев, чтобы слич высох быстрее. Но нажал, видимо, не ту кнопку, так как тепла не почувствовал, но вдруг ткань слабо задрожала, высохла, покрываясь беловатыми чешуйками высохшего геля, шорох — и все чешуйки отвалились. Вуаля! Я чист и свеж! Эта непонятая первоначально функция слича — очищение! Нательная стирка, что ж, очень удобно. Только вот волосы она не постирала, они слиплись в сосульки… Хм… и потемнели. В этом тоже плюс! Нужно бежать на выручку Поле и Яну.       Сначала нужно в Евгенус, туда же повели Полу для «теста плода». Вот суки, ребёнка плодом называют! Это легче всего: не называй человеком, и тогда совесть не воспротивится убивать и «поизучать»… Я осторожно выглянул из бокса, прозрачная дверь открыта, в коридоре пробежали люди. Паника у них, значит? Оранжевый уровень? Надо тоже влиться в темп их передвижений. Я выбежал из 1244(с), я — тоже деловущий служащий «Интерры», который занимается поисками красноголового человека-птицы.       Евгенус — это там, где я был тогда, где-то рядом с кабинетом нерадивого архонта, там, где зелёные стены, пол и потолок. Я пробежал по коридору, встречавшиеся мне люди не обращали на меня внимания, они были заняты дверями и, видимо, полагали, что субъект «Чиж» должен передвигаться вдоль стенки, как японский ниндзя. Наглость — это не второе счастье, а первое условие победы. К лифту не побежал, там виднелась целая толпа форсеров, свернул куда-то налево — и удачно! Лестница вниз, побежал дальше по коридору. Закрытые двери — воспользовался ключиком Марка. Ещё лестница, спустился и сразу увидел на жёлтой стене разноцветные стрелки. Так, мне направо, за зелёным указателем. Перешёл на быстрый шаг. За очередной прозрачной дверью увидел ворох мешочков чёрного цвета, похожих на бахилы. Обнулил дверной код, вошёл, схватил одну такую штуковину, надел вместо шапки на голову, запрятав волосяные сосульки под чёрную ткань. И уже было побежал дальше, как увидел на перекладине у стены что-то вроде чёрного балахона. Наверное, это какая-то спецодежда. Натянул и его! Направился дальше по зелёной стрелке, она упиралась в лифт… Чёрт! Как его вызвать? Никаких кнопок! Но вдруг следом за мной в небольшой лифтовой холл зашёл пожилой статный мужчина, он презрительно посмотрел на меня и процедил:       — Технократы совсем с ума сошли, в лабораторной одежде разгуливают! Активные нуклиды разносят по всему зданию! — Он встал на один из квадратов, расчерченных на полу, и пол под ним засветился. Уже через пару секунд ворчливый мужчина входил в лифт. А я встал на другой квадрат и вызвал лифт!       В кабине ткнул на зелёную кнопку, и лифт поехал не вверх-вниз, а куда-то в сторону. Когда вышел в зелёное пространство, от меня тут же шарахнулись несколько человек, уступая мне, стремительному Лжечерномуплащу, дорогу. Я только услышал шёпот:       — Там что-то случилось, в восточном блоке…       Коридоры, коридоры, двери — с номерами и без, холлы со светящимися жизнерадостными фотографиями-постерами, редкие служащие Евгенуса. В одном закутке я снял балахон, но оставил «шапочку» на голове. Нашёл знакомый рум-порт №1387 и комнату архонта рядом. Начал нервничать, опасаясь, что не успею помочь Поле, как вдруг из каких-то дверей человек в сером вывернул специальное кресло, а в нём Пола! Я успел заметить её белое лицо, сжатые губы. Из открытой двери послышался противный голос:       — И пусть не задерживаются! Велено вычистить сегодня же!       Чёрт! У Полы уже взяли анализы! И точно, на захлопнувшейся двери номер: 1316. Надо помешать им! Я устремился вслед. Но нужно действовать быстро, пока мы одни в коридоре. Тройной прыжок и удар ничего не подозревающему «серому» в правое ухо. Блядь! Как больно руку! Костяшки разбил! Пофиг, главное, тот свалился как куль, да ещё и ударился о стену. Пола повернулась назад и в изумлении открыла рот:       — Ты?!       Слушать некогда. Я открыл ближайшую дверь. Пусто, только какие-то столы, приборы, втащил человека-куль внутрь, выбежал к Поле. Увидел, что её руки не просто лежали на подлокотниках, они были обхвачены крепкими пластиковыми скобами. Чёрт! Развернул кресло, понял, что оно двигается не на колёсиках, а на какой-то магнитной подушке, подобно мобайву. Отлично.       — Поехали! — провозгласил я по-гагарински и погнал кресло с Полой перед собой, назад, вон из этого мерзкого зелёного блока.       — Фома, нас ликвидируют! — пророчески крикнула Пола.       — Зато прокатимся! Тебя ждёт Люк, а ты ждёшь ребёнка. Дай нам всем шанс!       — Налево! — вдруг сказала Пола, и в голосе совсем не было испуга. — В белый сектор. — Да, это несказанно лучше, когда у тебя есть уверенный навигатор. Я бы плутал по Евгенусу ещё долго, а тут мы быстро вывернули в белые коридоры. Пола тихо приказывала: — Теперь не беги! Нужно дойти до лифта. Это прямо. Поздоровайся вон с тем человеком. Улыбнись ему… Хорошо. Теперь налево, вниз. Мобисит цепляет лестницу. Быстрее. Прямо. Здесь! Вставай на первый шутис. — Я понял, что так и называются напольные клавиши для вызова лифта. Встал. Лифт сразу распахнул приветливо дверцы. Мы в кабине.       — Давай я попробую тебя отцепить от этого кресла! — я вытащил треугольную пластинку… — Блин, а где здесь замок от этих наручников?       — В изголовье.       Действительно, нашёл там выемку и приложил треугольник. Да здравствует движение новаторов-рационалистов, самоучек-изобретателей: скобы откинулись и Пола вскинула освобождённые руки вверх. Повернулась ко мне, в лице решимость и злость:       — И каков твой план?       — Спасти тебя, твоего ребёнка, Яна и ваш мир!       — Отличный план, очень конкретный! Жми чёрный! — Лифт поплыл. — Значит так: вези меня на мобисите в изолятор, только так ты можешь проникнуть туда. Скажешь на терминале допуска, что меня вычистили. И ещё: возможно, мы идём за Яном зря. Возможно, его уже дистиллировали.       — Как Марка?       — Да. Ты удивительно информирован.       — Нет, Яну ещё не промыли мозги, но должны… Я и это знаю. Пола, пообещай, что в этот раз ты не предашь меня!       — Когда это я тебя предавала? В прошлый раз это была маленькая хитрость, я была вынуждена.       — Ну-ну…       — Нужно будет у какого-нибудь форсера отобрать фотошокер.       — А что это?       — Ты как из другого мира! Их оружие! Что это может быть ещё? Мы прибыли! — Пола прикрыла бесполезные уже скобы на руки, изобразила на лице муку и выдала последнее распоряжение: — Форсера на терминале допуска зовут Рон, сейчас прямо и налево увидишь вход в изолятор. Вперёд!        Я с целеустремлённым выражением лица толкал кресло перед собой.       — Приветствую вас, Рон. Возвращаю Полу, куратора фамилии Мартен…       — Что? Вычистили? — бесцветно спросил совсем молодой форсер, а я кивнул в ответ. — Проходите сюда, через сканер. Обычная процедура. Ваш ример?       Чтобы пройти сквозь эту странную раму, нужно приставить левую ладонь к указанной панели? Прикладываю. Чёрт, система вдруг замигала, как замигал и форсер Рон. Этого и следовало ожидать, ведь мои персональные данные не вставились туда сами собой!       Пола соскочила с кресла, швырнула его прямо на бедолагу Рона, поддела его ещё и ногой, прыгнула на упавшего, выкрутила руки назад, содрала с запястья какой-то браслет, вывернула форсеру голову и… из браслета «выстрелила» светом прямо в испуганные глаза парню. Тот обмяк. Круто! Это и есть фотошокер! Я стою как в кино…       — Живее! Бежим за Яном! Сейчас сюда все примчатся! — крикнула мне супер-вумен.       — Нет! Уходи! А я останусь. Слышишь? Тебе нужно уходить! — ведь я понимал, что перспектива не быть пойманным очень зыбка, и надо хотя бы спасти Полу.       — Но ты просил не предавать тебя!       — Ты не предашь, если сможешь выбраться, помочь Люку и родить ему нормального ребёнка с дефектами или без! За меня не беспокойся! Люк тебе расскажет обо мне то, что ты не знаешь! Беги! — Мгновение мы зацеплялись взглядами, Пола порывисто обняла меня, оттолкнула и побежала назад, туда, откуда мы только что пришли. Она сможет выйти! Она сможет спрятаться! Они будут нормальной парой: Люк и Пола, им же просто суждено быть вместе! И всегда было суждено. При чём тут я? Никакое хорошее отношение, никакое спасение жизни, никакое завидное положение в обществе или внешние данные не смогут заменить просто любовь. Мне же надо найти Яна — возможно, и нам суждено быть вместе… или не суждено…       И я побежал вглубь чёрного, мигающего нервным светом коридора, свернул, так как услышал топот бегущих навстречу. Спрятался за своевременный выступ, когда из какой-то двери выглянул любопытный человек. Увидел на двери напротив номер 1117. Где-то рядом камера Яна. Любопытный убрался внутрь, и я побежал дальше. Блин! Чуть не расшибся башкой о прозрачную пластиковую дверь посреди коридора, настолько её не видно! Где тут панель-открывашка? Приложил треугольник — нет эффекта! Чёрт! Приложил ладонь с римером — раздался неприятный писк, но дверь не открывалась! Вдруг из комнаты выскочил какой-то форсер. Я не раздумывал! Бац в челюсть! Буду безжалостным: пнул отлетевшего к стене парня в грудь что есть мочи, тот закашлялся, осел. Браслет с фотошокером снялся очень просто, только вот на нём нет никаких кнопок. Надо его надеть! По-моему, Пола кулак потом сжала? Есть! Вспышка и тихий треск, несчастный форсер выпал из реальности. Я поудобнее его ухватил, подтащил к прозрачной двери и прижал его левую ладонь к панели доступа. Ура! Писк прекратился, дверь отъехала. И вот она, камера 1113. Ключ Марка справился успешно. И я оказался в узкой комнате, где на очень низкой кровати лежал Ян.       Он открыл глаза и смотрел на меня неверяще, мне пришлось снять уродскую штуковину с головы и растрепать волосы, чтобы он меня узнал:       — Н-да… уже галлюцинации… — промолвил он.       — Ян, я за тобой! Бежим! И я не галлюцинация! Живее! Вставай!       Он, конечно, встал, но по-прежнему тормозил, восхищённо разглядывал меня.       — Это и вправду ты? Ты пришёл меня спасти? Зачем?       — Ян, давай все признания потом! Нужно бежать! Считай, что я перечитал твоих стихов! Считай, что я пришёл на звук опасности от твоего индикатора! Считай что угодно, но бежим! Дорога каждая секунда!       Он всё равно тупит. Не почистили ли ему уже мозг? Ян вдруг коснулся моей щеки:       — Они убили Муху… И мне оставалось только ждать тебя…       Я перехватил его руку и дёрнул за собой, увлекая татуированного поэта прочь из камеры, но не успел. Вспышка синего света прямо в глаза! Спазм мозга, штырь от уха до уха… Темнота. _______________________       ¹ Сегрегация — политика раздельного проживания социальных групп.