Осколки

Торин не любит вечерние шумные посиделки у костра, когда все наперебой рассказывают истории из своей жизни, выдают похабные и не очень шуточки, поют и громко смеются. Он всегда уходит в сторону, устраивается где-нибудь под деревом, прикрывает глаза и остается один на один с призраками прошлого. Он видит своего деда Трора. Тот приходит чаще всех остальных, его глаза горят алчностью и безумием, пальцы, в которых зажат Аркенстон, дрожат, и он что-то бормочет под нос, а затем глядит на внука и повторяет, с каждым разом все громче и громче: — Ты проклят. Ты проклят. Ты проклят! Торин всей душой ненавидит это видение. Именно само видение, а не Трора. Даже в пальцах его предка Аркенстон, погубивший Эребор, выглядит… притягательным. Прекрасным. Совершенным. Это пугает. Торин не знает, почему один вид этого камня заставляет его сердце сладко замирать. И он, пожалуй, не хочет знать. Что он станет делать, когда (когда, а не если) возьмет Аркенстон в свои руки? Заставит ли это сойти его с ума? Иногда приходит отец. Он взлохмачен, лица его практически не видно, но его одежда истрепана и вся в черной крови. Траин крепко сжимает топор и просит сына, глядя на него с отчаянием: — Найди меня, сын. Я хочу вернуться домой. Торину всегда не по себе от этого видения. Он искал отца, искал слишком долго, чтобы поверить в то, что тот жив. После этого ему снятся кошмары, содержания которых он никогда не может вспомнить. Бывает, приходит Тора. Темноглазая, темноволосая, с ласковым взглядом и печальной улыбкой. Она говорит и говорит, но Торин не может разобрать ни единого слова. Она словно смеется над ним. Он не любил Тору так, как хотелось ей. Он любил ее много меньше. Она знала об этом, но никогда не упрекала его. Она только печально улыбалась, когда он переплетал свои пальцы с ее. Зато Тора любила Торина. И это мучает его до сих пор. Он не спас ее, когда к ней прикоснулось пламя. Она сгорела, и не осталось ничего, чтобы могло бы о ней напомнить. Поэтому она приходит сейчас. После нее Торин не может уснуть. И Фрерин. Фрерин является слишком редко, но эти видения, несмотря на то, что они причиняют невыносимую боль, Торин любит. Брат выглядит младше, чем он его запомнил, у него сияющие синие глаза, яркая улыбка и пшеничные волосы. Брат никогда ничего не говорит ему, он просто крепко сжимает плечо и прислоняется лбом ко лбу. И тогда тоска накрывает слишком сильно. Торину не хватает брата. Не хватает так же, как и дома. Если бы его лишили руки, эта потеря была бы менее ощутимой. В такие вечера Торин особенно молчалив. Он слишком тоскует по дому, поэтому призраки прошлого преследуют его. Торин хочет вернуть Эребор больше всего на свете, лишь бы эти видения исчезли навсегда. Возможно, ему будет их не хватать, но тоска отступит. Наверное, это самое страшное чувство. Боль проходит со временем, от страха можно избавиться, встретившись с ним лицом к лицу, для любви можно найти выход, но тоска вечна. Тоска — тусклый отголосок былого, который всегда и неизменно рядом. Это блеклая серость, которая никогда не рассеется, как это бывает с туманом. Это пыль сотни тысяч дорог, навечно въевшаяся в одежду, в кожу. Это глаза Бильбо. Торин не знает, откуда в глазах хоббита, не знавшего ничего, кроме родной норы и своей скучной обыденной жизни, столько тоски. Тот тоже не любитель шумной гномьей компании, он всегда одинок, несмотря на то, что рядом с ним часто оказываются то Кили с Фили, то Балин, то Ори, то Бофур. Полурослик предпочитает сидеть подальше ото всех, уткнувшись в свои бумажки да беззвучно шевеля губами. Со стороны это выглядит странно, но не для Торина. Ему кажется, что Бильбо тоже кто-то терзает, какое-то видение, которое причиняет боль. Которое порождает тоску в его глазах. Иногда Торину хочется подойти к нему, сесть рядом, прислонится плечом к плечу и попросить рассказать о видениях. Ему хочется поделиться с ним своими. Но его держит гордость. И от этого еще хуже. Тоска по Бильбо — самая осязаемая, самая живая. Торин не может ни утолить ее, ни избавиться от нее. Ему остается только смотреть издалека и чувствовать что-то неправильное, от чего сердце ведет себя так, как и при видениях с Аркенстоном — сладко сжимается. И это тоже тоска — тоска по жажде обладания.