Осколки

Торин просыпается посреди ночи. В воздухе терпко пахнет сеном, летом, солнцем, молоком и медом. Рядом негромко храпит Двалин, и его храпу оглушающе вторит Бомбур, к счастью узбада, находящийся в дальнем углу хлева, что-то бормочет во сне Ори, ворочается Бифур, шумно дышит Балин… В тусклом свете луны, падающем из маленького окошка под крышей, Торину удается различить силуэт Бильбо. Тот сидит, прислонившись спиной к стене, его глаза распахнуты и кажутся чистым серебром. В руках — клинок, с темными, размазанными и уже засохшими пятнами черной орочей крови. Бильбо раз за разом проводит по ним пальцами, словно не веря своим глазам. И у него мелко подрагивают руки. Торину требуется несколько мгновений на то, чтобы понять — у хоббита шок. Слишком много навалилось на них за последние двое суток, слишком много. Гномам легче: они и раньше убивали, они привыкли к виду крови, они видели множество смертей. Гномы — не хоббиты. Торин знает, что Бильбо ни разу ни держал в руках оружие. И ни разу не убивал. Он поражается тому, как у хоббита вообще хватило сил и, главное, смелости, броситься на орка, и встать на пути Азога. Торин не знает, зачем Бильбо закрыл его собой. Он не обязан был это делать. Он мог бы спокойно отсидеться за спинами остальных. Он мог уйти еще тогда, в горах. Он мог остаться в Ривенделле или вообще не покидать дома. Но он этого не сделал. Необычный хоббит. Дурной хоббит. У Торина руки чесались от желания сдавить его горло, избить до полусмерти, чтоб после думал, куда лезет. А еще очень хотелось обнять, чтоб почувствовать — живой, да. И он обнял. И знал, что зря… Торин не знает, что ему сейчас делать. Он просто смотрит на Бильбо, на его дрожащие руки, на его бледные, сжатые губы, и проклинает себя. Он желает хоббита, желает по-темному, до боли, так же, как желает мести за отца и деда, как желает проклятого золота, как желает смерти лютому врагу. И тоскует по нему так же, как тоскует по дому, по сестре, оставшейся в Синих горах, по погибшему давно брату. До Бильбо никто не вызывал в Торине таких противоречивых чувств. Такого темного смятения в душе. Такой жажды обладания. Он, все-таки, встает со своего места. Волосы растрепались, падают на лицо, в них запутались травинки, Торин только небрежно зачесывает их пятерней назад и направляется к Бильбо. Хоббит не обращает на него никакого внимания, его взгляд бессмысленный, болезненный, ненормальный. И глаза блестят так, словно у хоббита лихорадка. Торин внутренне содрогается от такого взгляда. Он подходит, присаживается напротив Бильбо на корточки и осторожно тянет клинок из его рук. Близко, слишком близко, и Торин чувствует, как от хоббита исходит ненормальный жар. Все-таки лихорадка. Бильбо вздрагивает, когда гном забирает у него клинок. Он что-то хочет сказать, но Торин прикасается к его лбу ладонью, и с губ срывается только судорожный вздох. Странно, но лоб у хоббита прохладный. — Все в порядке, — наконец бормочет полурослик, прикрывая глаза. — Прости… — За что? — недоумевает Торин. — Я… я не… — У тебя шок, — говорит гном, а затем берет Бильбо за запястья (слишком грубо, почти хватает) и опускается на колени. Бильбо судорожно поддается вперед и соприкасается лбом со лбом Торина. Теперь дрожат не только его ладони на плечах гнома, дрожит он весь. Торину почти больно от их близости. И держаться сил больше нет. Он прикрывает глаза и целует Бильбо. Таких холодных губ целовать Торину не доводилось никогда. Словно в его объятиях мертвец. Но остановиться уже невозможно. Даже мысль о том, что он собирается свершить насилие, не может заставить остановиться. Бильбо словно каменеет, но лишь на мгновение, а затем отвечает на поцелуй, болезненно прихватив зубами губу Торина, яростно сталкиваясь с языком гнома и, убрав одну ладонь с плеча, больно вцепляется ею в волосы. И злоба вспыхивает в Торине с новой силой. Он толкает Бильбо на сено, наваливается сверху, сдавливая его горло так, что точно появятся синяки и с силой кусает его губы. Полурослик тяжело дышит, тянет за волосы, почти хрипит от недостатка кислорода, но смотрит без страха, глаза в глаза со щемящей тоской, болью и… ненавистью. А затем улыбается — яркой, сумасшедшей улыбкой. И Торин ослабляет хватку. — Я тебя ненавижу, — шепчет Бильбо. — Ненавижу… — Ты меня рисуешь, — зачем-то говорит Торин. — Да. Потому, что ненавижу… Ты травишь меня. Как у тебя это получается? Ты ничего не делаешь, абсолютно ничего, но я смотрю на тебя и хочу убить. Хочу защитить. Хочу помочь. Хочу ударить. Что ты делаешь со мной? — Покажи мне. Покажи мне все, что ты нарисовал. Покажи. Рюкзак Бильбо давно потерял в безумной беготне от гоблинов и орков, но он тянется к своей курточке — поношенной, истрепанной, и достает из кармана измятые, сложенные вчетверо листки. Ему тяжело дается это, ибо Торин лежит на нем всем своим весом. Но когда хоббит протягивает ему рисунки, он откатывается в сторону, на спину и принимается смотреть. Бильбо лежит рядом, уставившись в потолок. Он не шевелится до тех пор, пока Торин не поворачивается к нему лицом. — Почему я везде причиняю тебе боль? На каждом рисунке. Всегда. — Охрипшим голосом спрашивает он. Бильбо тоже поворачивается на бок. — Я чувствую это. Я знаю, что ты хочешь. Тебе нравится причинять боль, — отвечает он. — Ты поэтому меня боишься? — Теперь не боюсь. — Почему? — Я тебя ненавижу. Ненависть сильнее страха. И… мне жаль тебя. — Ты… как ты смеешь жалеть меня? — вспыхивает Торин, вновь хватая Бильбо за горло, даже не думая о том, что может разбудить кого-то. — Тебя… мучают чувства. Много… — шипит хоббит, сверкая глазами. — Их слишком много… Даже если… если ты причинишь мне… боль, ты сам себя накажешь… за это. Рука разжимается сама. Торин резко садится и стискивает ладонями виски. Бильбо прав, прав во всем. Каждое его слово — правда. Но откуда он может знать все это? Полурослик тихо садится рядом, а затем обнимает его за плечи и утыкается холодным носом в висок. Дурной хоббит. То вызывает желание убить, то потрепать по голове. То отталкивает, то ластится. То говорит о ненависти, а потом жалеет. Неправильный хоббит. И Торин закрывает глаза. Кажется, это то, чего ему удавалось избегать всю жизнь. То, чего он не чувствовал к Торе. То, чего когда-то хотел, и то, чего сейчас ему совершенно не нужно. Любовь.