Зато не скучно!

Оливер глубоко вздохнул, взял Марка за руку, чтобы охранные чары пропустили его в поместье, и прошёл через ворота. Сейчас ему предстояло познакомить своего... кхм, избранника с отцом и пережить это мероприятие, и он нервничал, едва удерживая себя от того, чтобы не начать от волнения грызть ногти. Потому что отец у него — строгих правил, старой закалки и вообще довольно закоренелый консерватор, а Флинт... Ну, это Флинт, одним словом. Хорошо, что мама с сестрой на данный момент были за границей — нервотрёпку в двойном размере Оливер бы точно не вынес. Он с содроганием вспомнил, как тяжело отец воспринял два года назад новость об ориентации единственного сына. Когда Оливер сообщил ему об этом, тот был буквально потрясён до глубины души. Скандала как такового тогда не последовало, да и отлучить от рода отец не грозился, как не сделал и ни единой попытки надавить или попробовать переубедить. Лишь спросил, твёрдо ли тот уверен в своих словах, а получив утвердительный кивок, болезненно поморщился. И впоследствии просто постарался принять факт как данность, но было видно, насколько трудно ему с этим по-настоящему примириться. Оливеру тоже было нелегко — он переживал за отца, видя, как тот будто закаменел и надолго замкнулся в себе, но сделать ничего не мог. И себя изменить не мог, оставалось лишь надеяться, что отец в конце концов поймёт и свыкнется. Вспоминать об этом было малоприятно, даже тягостно, хотя со временем, конечно, всё сгладилось, потеряло остроту, и отец давно уже сказал ему, что всё равно гордится им. Оливер встряхнулся и посмотрел вперёд — а вон и Оттис, их главный эльф, уже поджидает на пороге. Ну, сейчас начнётся. «Давай, Ол, дыши поглубже», — пожелал он себе и искоса глянул на совершенно спокойного и невозмутимого Марка. — Хозяин Оливер, сэр, — с достоинством произнёс эльф, поклонившись. — Хозяин Лайонел приказал встретить вас и вашего гостя, — поклон в сторону пресловутого «гостя», — и препроводить в дом. Прошу за мной, — он развернулся и начал степенно подниматься по ступенькам на террасу. Оливера привычно покоробило от излишнего официоза, но он (столь же привычно) отправил своё недовольство в одно место и, так и не выпуская чужую руку из своей крепко сжатой ладони, с непроницаемым лицом последовал за маленьким слугой. Они в сопровождении эльфа прошествовали в дом, и навстречу им вышел довольно высокий мужчина в очках и строгой чёрной мантии. — Марк, познакомься, это мой отец, мистер Лайонел Вуд, — как положено представил его Оливер и повернулся к отцу. — Отец, это — мой Маркус, — ляпнул он и, покраснев до самых кончиков ушей, исправился: — Я хотел сказать, мой... э-э... друг, Маркус Флинт. Старший Вуд проницательно посмотрел на окончательно смутившегося сына, затем перевёл взгляд на стоящего рядом с безмятежным видом Марка. — Что ж, мистер Флинт, вы, значит, и есть та самая большая любовь моего сына? — Отец! — вспыхнул Оливер. — Приятно познакомиться, молодой человек, — как ни в чём не бывало продолжал тот, лишь глаза за стёклами очков лукаво поблёскивали. — Весьма наслышан о вас, — он кинул красноречивый взгляд на Оливера, и тот снова залился краской. — Рад знакомству, сэр, — учтиво отозвался Марк, слегка склонив голову, — теперь я понимаю, в кого Ол такой красавчик, — и сопроводил свои слова лёгкой улыбкой. Он ни капли не покривил душой — для своих лет старший Вуд выглядел просто отлично: такой же стройный и подтянутый, как и сын, с густой копной каштановых волос, почти совсем не тронутых сединой. На вид ему нельзя было дать больше тридцати пяти. Тот посмотрел с интересом и скупо улыбнулся, одобрительно кивая, давая понять, что оценил комплимент. — Чаю, мистер Флинт? — любезно предложил он. — А может быть, обед? — Нам вообще-то... — начал Оливер, но Марк перебил его: — С удовольствием, сэр. — Старший Вуд кивнул и щёлкнул пальцами, вызывая домовика и отдавая ему необходимые распоряжения. Оливер в это время шокировано таращился на Марка. Он кого в дом привёл? Это точно тот самый Маркус Флинт, которого он почти семь лет знает, из них год — самым близким образом? Тот, который без мата двух слов сказать не может и при каждом случае орёт так, что у окружающих уши закладывает? Тот между тем продолжал жечь, непринуждённо поддерживая с отцом светскую беседу и демонстрируя безупречные манеры. Оливер смотрел на него со всё возрастающим ошеломлением, переходящим в лёгкую панику. «Что это, твою мать, за дичь? — мелькнула в голове мысль. — Это Флинт или кто-то под Оборотным? Надеюсь, он придуривается, а не внезапно перевоспитался под первостатейного аристократа — у меня же на него не встанет потом...» — Оливер? — окликнул его старший Вуд. — Что? — совершенно оглушённый, не сразу отозвался он. Затем кое-как сфокусировал взгляд на отце и Марке, остановившихся на полпути в обеденный зал и выжидающе смотрящих на него, и вздохнул, подбирая с пола упавшую от изумления челюсть. — Иду, отец. * * * Хотя чему он, собственно, так удивляется? Оливер никогда не заморачивался всей этой «идеей чистоты крови», поэтому как-то подзабыл, что Марк — тоже из чистокровной семьи (тем более сам тот, в отличие от, скажем, Малфоя и подобных ему, своей чистокровностью и происхождением никогда не кичился и не вопил об этом на каждом углу, да и поведением это как-то особо подчеркнуть не стремился, скорее уж наоборот). А ведь понятие «из чистокровной семьи» неизбежно предполагает неукоснительное соблюдение всех этих проклятущих традиций и незыблемых правил и вдалбливание их своим детям с самого раннего детства. А если тебе «посчастливилось» родиться не просто чистокровным, но ещё и аристократическим снобом — то вообще хоть на стенку лезь: там вся эта муштра гораздо жёстче и строже. Так что упомянутому Малфою впору только посочувствовать. Возможно, поэтому он и растёт такой высокомерной злобной скотиной? А что ему ещё остаётся при такой-то жизни? Это уже, по ходу, просто защитный инстинкт вырабатывается. Вдруг вспомнился давний разговор с Марком, как тот поделился своими соображениями по поводу этой парочки — Малфоя с Поттером. Оливер тогда, в принципе, не нашёлся, что возразить — такой исход событий ему тоже казался вполне возможным, даже в какой-то степени закономерным и неизбежным. И если они не ошиблись, то бедный Гарри — натерпится он ещё от вреднющего Малфоя! Впрочем, про него, Оливера, ведь тоже так говорят, какой он якобы страдалец и мученик — с Флинтом света вольного не видит. Ага, блядь! Его эти бредни уже успели основательно достать. Неужели никто, кроме Фреда с Джорджем, так и не допёр, что они с Марком на одной волне? Хотя, немудрено — они же вечно прилюдно друг с другом цапаются, как кошка с собакой. Хм, а ведь Гарри-то воспитывается у этих своих жутких родственничков-магглов. О чистокровных заморочках понятия не имеет и, значит, ему придётся в разы хуже: ему нужно будет эти чёртовы традиции не только соблюдать, но как минимум изучить для начала, хочет он того или нет — иначе мистер Малфой хрен его к сыну подпустит. А мелкий Малфоёныш, насколько Оливеру показалось при их не особенно близком знакомстве, вполне такой же упёртый баран, как и сам Гарри. Он не отступит. Вот намаются они ещё, оба. Хотя... Гарри такой уникум, что с ним никогда нельзя ничего утверждать наверняка — никто не удивится, если в конце концов именно он этих лощёных аристократов, что старшего, что младшего, под себя подстроит. С него станется. Оливер мысленно усмехнулся, но тут же скроил кислую мину: ему, в отличие от Гарри, избежать выполнения всей этой чистокровной родовой поебени не удастся ни при каких обстоятельствах. Как и Марку. Хороши наследнички, ничего не скажешь! Умом Оливер всё понимал, но просто не в силах был ничего с собой поделать: всё равно весь этот долбанный этикет он терпеть не мог, считая пережитком прошлого. Ну вот зачем, скажите, дома, в кругу семьи и близких людей, устраивать из того же обеда целый ритуал? Маразм какой-то. Он может, хочет тихо-мирно у себя в комнате молока с печеньем поесть и подумать в спокойной обстановке, так нет же: тащись в столовую и сиди там, потей с постной физиономией. Традиция, мать её! Бесполезная, совершенно нахрен никому не нужная, но — традиция, и хоть ты тресни. И чем бесполезнее и тупее какая-нибудь особенно идиотская традиция, тем меньше шансов, что она канет в небытие. И Марк, разумеется, тоже со всей этой нудятиной априори был знаком не понаслышке, но... Просто произошедшие в нём метаморфозы были столь разительны и внезапны, что это застало врасплох. Оливер не то что выпал в осадок, он охренел, да нет, вообще охуел! Но Марк! Вот же артист, а! Весь Хогвартс обдурил: там до сих пор уверены, что он тупой примитивный громила. Как тут не удивляться. Интересно, почему он выбрал себе именно такой образ? В том, что это было сделано нарочно, Оливер уже давно не сомневался, но с какой всё же целью? Надо будет при возможности разузнать, там наверняка опять замешан его отец. Все эти слизеры с прибабахом — каждый плетёт интриги в меру своих возможностей. Притворяются, обманывают — наверняка не только Марк, но и все они там не по-настоящему такие, какими себя выставляют, а просто играют заранее написанные роли. Театр, блядь, абсурда. Глядя на Марка, с небрежным изяществом повязавшего салфетку и поглощающего обед при помощи шести разных видов вилок и ножей, Оливер понял: отныне это его боггарт. И едва сдержался, чтобы истерически не заржать во весь голос. Вот был бы номер! Отец наверняка свалился бы с инфарктом, ну или, по меньшей мере, был бы очень недоволен, а огорчать отца Оливер не любил. Вместо этого он наколдовал Темпус и понял, что следует поспешить: надо ещё успеть добраться до Министерства и найти зал, где будет проходить слушание. — Отец, нам с Маркусом, к сожалению, пора, — прервал он их милую беседу. — Иначе мы опоздаем. Марк исподтишка кинул на него хитрый взгляд, затем посмотрел на старшего Вуда: — Для меня было большой честью познакомиться с вами, сэр, — и церемонно кивнул. — Взаимно, мистер Флинт, — ответил тот. — Я вижу, мой сын сделал хороший выбор — вы вполне достойный молодой человек с безупречными манерами. Оливер на такое заявление чуть снова не расхохотался — умеет отец подобрать выражения. Знал бы он... Но лучше не надо. — Всё, дети, можете идти, — сказал тем временем старший Вуд и неожиданно весело засмеялся. — Я же знаю, как утомила вас эта «пытка этикетом». Современная молодёжь уже совсем не та, — вздохнул он, покачав головой, но голос, вопреки суровым словам, звучал не сердито. — Совсем не желают вести себя как положено. Делают такие лица, будто их по меньшей мере истязают Круциатусом. Марк слегка удивлённо приподнял брови и улыбнулся, вставая из-за стола. Оливер последовал за ним, и вскоре оба уже шли к месту, из которого можно было бы аппарировать в Министерство. * * * — Флинт, — начал Оливер, слегка отходя от приключившегося с ним, едва они вышли за порог, приступа нервного хихиканья. — Это что сейчас было? — Я с твоим отцом познакомился, Вудди, — насмешливо ответил тот. — Ты разве не понял? — Блядь, я чуть не умер на месте. Надеюсь, я видел это в первый и последний раз. — А что, — отозвался тот с изрядной долей иронии, — «это» — так страшно? — Не то слово, — ухмыльнулся Оливер. — Пиздец полный. Марк заржал. — На самом деле я это охренеть как ненавижу, — вздохнул он наконец, кое-как успокоившись. — Этикет весь этот грёбаный, манеры... Ну, нахуй! Бунтовал против этой херни с самого детства. Помогло, как ты сам только что смог убедиться, мало. — Он усмехнулся. — В меня всё равно вдолбили «всё, что положено знать джентльмену». — Как им только удалось, — полушутливо проговорил Оливер в пространство, вроде бы ни к кому конкретно не обращаясь. Марк посмотрел на него с непонятным выражением лица, странно улыбаясь. — Строгим внушением, Вудди, — в тон ему отозвался он. — И розгой, конечно, — добавил как нечто само собой разумеющееся. Оливер лишь понимающе хмыкнул: обычная практика укрощения излишне строптивых малолетних наследников и прививания им послушания и дисциплины в магических семьях. Ему и самому в своё время не удалось избежать этого «метода воспитания», правда, не очень часто. Каким бы спокойным и рассудительным он ни казался со стороны, в некоторых случаях, когда Оливер считал, что прав, он мог проявлять такое колоссальное упрямство, какое никому и не снилось. К счастью, по-настоящему принципиально важных вещей для него существовало крайне мало, поэтому и наказывали его в детстве нечасто. В отличие, судя по всему, от неуравновешенного и очень своевольного Марка. * * * В Министерство парни прибыли почти в последний момент, успев как раз вовремя: слушание должно было начаться с минуты на минуту. Их проводили до нужного зала, и оба торопливо устремились на кресла подле уже прибывшего Флинта-старшего. Оливер походя зафиксировал присутствие сидящих поодаль Пьюси со старшим Монтегю, а также успел мимоходом приветственно кивнуть мистеру Литтлу, расположившемуся в соседнем ряду с огромной папкой документов в руках. Корнелиус Фадж поднялся со своего места и сказал, взмахнув рукой: — Потерпевший и свидетель, займите свои места. Вы едва не опоздали, — он осуждающе посмотрел на них, и оба ускорили шаг. — Итак, все наконец-то в сборе. Введите обвиняемого. Дверь с лязгом распахнулась, и в зал вошли два аврора, конвоируя закованного в магические наручники Монтегю. Оливер машинально отметил, что раз того сопровождают не дементоры, значит он доставлен не из Азкабана, а содержался в камере где-нибудь при Аврорате. Впрочем, какая разница. Выглядел Монтегю плохо: испуганный, лицо не бледное даже, а какого-то землистого цвета. Оливер почувствовал, как напрягся сидящий рядом Марк при виде того, кто едва не исковеркал ему жизнь, и незаметно нашарил его ладонь. Успокаивающе сжал, переплетая пальцы и почувствовав, как ледяная рука чуть дрогнула в ответном пожатии. Авроры подтолкнули находящегося в полуобморочном состоянии Монтегю в нужном направлении и отошли в сторону. Тот затравленно огляделся. Затем на негнущихся ногах шагнул к креслу для подсудимых и буквально рухнул на него, судорожно вцепившись руками в подлокотники. Цепи на кресле ожили, чуть шевельнувшись, но всё же опали, не став приковывать его. Монтегю отпрянул, в ужасе распахнув глаза и в который раз облизывая потрескавшиеся, то и дело пересыхающие губы. С него ручьями лил пот, стекая за воротник, вся одежда была промокшей и омерзительно липла к телу. — Слушание от тридцатого мая объявляю открытым, — провозгласил Фадж, и средних лет волшебница в лиловой форменной мантии, сидящая слева от него, быстро застрочила что-то в пергаменте. — Грэхем Донован Монтегю, Вас доставили в Совет по Магическому Законодательству, чтобы разобрать дело об уголовном преступлении, совершённом Вами в марте сего года. Вам предъявляется обвинение в нападении на вашего сокурсника, Маркуса Флинта, и причинении тяжкого вреда его здоровью, едва не повлекшего за собой необратимые последствия в виде пожизненной травмы обеих рук с вероятностью (в редких случаях) летального исхода. А также, вам вменяется в вину незаконное использование темномагического артефакта и употребление запрещённых к продаже наркотических зелий. Что вы можете сказать по этому поводу? Монтегю крупно вздрогнул, невольно вжимаясь спиной в кресло и хватая ртом воздух. Затем оглядел зал растерянным взглядом. — Я... — начал он сиплым голосом и сглотнул комок в горле. — Я не... — Впрочем, подождите, — перебил его Фадж. — Сначала выслушаем всех свидетелей. Маркус Флинт, Вы, как пострадавший и главный свидетель обвинения, приглашаетесь для дачи показаний. Пройдите, пожалуйста, вот сюда, — Фадж указал на специальный помост, — и расскажите нам всё, что знаете по данному делу. Марк, сильно сжав напоследок мгновенно вспотевшие пальцы Оливера, выпустил его ладонь и поднялся с места, чтобы пройти туда, куда ему указал министр. * * * Пока Марк свидетельствовал и отвечал на вопросы суда, Оливер сидел закаменев, впившись ногтями в обивку кресла. Он так разволновался, что почти ни слова не услышал из сказанного, лишь помимо воли следил взглядом за съёжившимся на кресле и всё больше спадающим с лица от ужаса Монтегю. Синюшные губы его шевелились, что-то беззвучно шепча, и вид у него был довольно жалкий. — Следующим для дачи свидетельских показаний вызывается Оливер Вуд, близкий друг пострадавшего! — как сквозь плотную толщу воды пробился в сознание голос министра, и Оливер вышел из оцепенения, с удивлением осознавая, что Марк уже сидит рядом. Кинув на него быстрый взгляд и получив в ответ ободряющий кивок, Оливер поднялся со своего места и отправился на помост. Сколько длился допрос, он так и не понял. Вспоминать и пересказывать вслух события памятной ночи, попутно отвечая на бесконечные вопросы, было тяжко, и Оливеру казалось, что эта пытка никогда не закончится. Перед глазами вновь неотступно стояла тошнотворная картинка Марка, лежащего на холодном полу, всего в крови, синяках, порезах, ожогах... Оливер усилием воли кое-как заставил себя отогнать жуткое воспоминание и собрать в кучу жалкие остатки внимания, чтобы сосредоточиться на показаниях. Ему было плохо — голова кружилась, в горле пересохло и очень хотелось пить. Собственно, это было не так уж удивительно — Оливер до сих пор расхлёбывал последствия своего «физического, нервного» и иже с ним истощения, принимая восстанавливающие зелья, которые тогда вручил ему мистер Литтл, поэтому довольно быстро утомлялся от любой ерунды, сразу начиная чувствовать себя полной развалиной. Он поднял глаза и вдруг натолкнулся на встревоженный взгляд серых глаз, смотрящих на него, не отрываясь. «Вуд, прекрати хернёй страдать, — мысленно дал себе пинка Оливер. — Нету уже никаких ран и крови — вон твой Флинт ненаглядный сидит, целый и невредимый, так что подбери сопли немедленно!» — Он еле заметно кивнул и немного расслабился, наблюдая, как Марк ободряюще улыбается ему. А ещё через несколько минут Оливер наконец-то был отпущен восвояси, и, не заставляя себя просить дважды, в спешном порядке покинул неуютный помост, резво устремляясь на своё место. — Вудди, у тебя такой вид, словно ты сейчас в обморок грохнешься, — едва слышно прошептал ему Марк. — Ты как? — Лучше, чем он, — ответил тот, кивая в сторону Монтегю. — Просто здесь такая жарища, дышать нечем. — Позвать на помощь парочку дементоров для охлаждения? — заботливо предложил Марк, приподнимая уголки губ в едва уловимой усмешке. Оливер благодарно улыбнулся, чувствуя, что его немного отпускает — только теперь он понял, как сильно был напряжён. — Тише ты, придурок, — шикнул он на шутника. — Не хватало ещё мне прямо посреди процесса заржать. Это будет как-то неуместно, тебе не кажется? Тот качнул головой, но не стал развивать тему дальше, снова возвращаясь к судебному процессу, проходящему перед ними. В данный момент как раз свидетельствовал целитель из Мунго, мистер Литтл. Развернув свою папку со множеством каких-то официальных бумажек с лиловыми печатями, пестрящих схемами, диаграммами и таблицами, целитель, то и дело заглядывая в них и сверяясь с данными, сыпал медицинскими терминами, описывая зелья, которые употреблял Монтегю в ту ночь, и вещая что-то об их опасности и недопустимости применения, а также о том, что на настоящий момент они относятся к категории запрещённых к продаже и употреблению. Следующим на помост для дачи показаний пригласили Эдриана Пьюси. Оливер оживился, с интересом слушая захватывающий рассказ — надо же, Монтегю, оказывается, ещё и раскаяться успел тем утром. Очень любопытно. А Оливер об этом — вообще ни сном ни духом. «Интересно, а Флинт в курсе?» — задался он вопросом и исподволь посмотрел на Марка. Тот сидел с непроницаемым лицом и не казался ни удивлённым, ни потрясённым, из чего следовал закономерный вывод, что для Марка показания сокурсника вовсе не стали откровением. Значит, получается, он обо всём этом знал. Знал, а ему не сказал! Оливер почувствовал иррациональную обиду, но внезапно понял, что Марк просто не хотел затрагивать при нём тему Монтегю. Заботливый, мать его! Это он как бы нервы его берёг. Оливер вздохнул, не зная, то ли разозлиться на такую «заботу», то ли наоборот, растрогаться. «Вот придурок», — с нежностью подумал он, с трудом заставляя себя перестать отвлекаться на посторонние мысли и хотя бы попытаться следить за событиями в зале. * * * Далее выступали какие-то незнакомые Оливеру люди: артефактор, авроратский целитель, кто-то там ещё, он не запомнил. Для него вообще почти всё слушание проходило как в тумане — он снова чувствовал недомогание и лёгкое головокружение, настолько выматывающим для него оказался этот процесс. Смотреть на зелёного, потеющего от страха Монтегю ему не хотелось, но взгляд помимо воли всё время возвращался туда, к проклятому креслу подсудимого. Оливеру не то чтобы было особенно жалко этого... эту мразь, но и злорадствовать над ним он не мог. Просто было мерзко, противно, тошнотворно, и всё, о чём он сейчас мечтал: чтобы всё поскорее закончилось и можно было сбежать из этого мрачного душного подземелья. — Потерпи, Ол, — тихий успокаивающий шёпот влился прямо в ухо. Оливер невольно подался навстречу тёплому дыханию и ощутил лёгкое, почти невесомое прикосновение губ к своему виску. — Скоро всё закончится, и мы отсюда смоемся. — Марк на удивление чутко уловил его состояние и, видимо, не на шутку опасался, что он сейчас и впрямь сползёт под стул беспомощной грудой ни на что негодного хлама. Оливер и рад бы был возмутиться такому предположению, но осознавал, что на этот раз это почти правда. — Я не... мне... всё нормально, — невнятно промямлил он, подавляя очередной приступ тошноты и вспоминая тот позорный обморок в госпитале. Да что с ним, блядь, такое?! Флинт вон и так уже подозрительно косится — он же его потом задолбает подколками. А может и нет... Но в любом случае ему необходимо взять себя в руки. Оливер глубоко вздохнул, стараясь отогнать тошноту и неприятные ощущения. Неужели ему действительно жаль подонка Монтегю? Да он Марка чуть не убил, сука! Ведь если бы не Пьюси... Но вновь напоровшись взглядом на несчастную скрюченную фигуру в тюремной робе, Оливер так и не смог заставить себя по-настоящему разозлиться. В этот момент прозвучал вопрос: — Грэхем Монтегю, признаёте ли вы себя виновным по всем пунктам предъявленных вам обвинений? — Оливер встрепенулся, вслушиваясь в слова. — Я... да... — прозвучал еле слышный ответ. — Подсудимый, говорите громче, пожалуйста! — недовольно сказал Фадж, и Монтегю наконец оторвал взгляд от пола, поднимая белое от ужаса лицо на министра. — Д-да, — запнувшись, повторил он уже не так тихо, и министр, сочтя признание засчитанным, удовлетворённо кивнул: — Суд удаляется из зала для принятия решения. Оливер вздохнул с некоторым облегчением: ждать осталось недолго. * * * — Итак, посовещавшись, Визенгамот принимает следующее решение: Грэхема Донована Монтегю признать виновным по всем пунктам предъявленных ему обвинений... — Монтегю снова сгорбился в кресле, опуская голову и пряча лицо. На колени ему упали две слезинки. — Так как подсудимый является совершеннолетним, совокупность данных преступлений предопределяет назначить ему наказание в виде заключения в Азкабан сроком на пять лет, — продолжал озвучивать приговор Фадж. Оливер невольно вздрогнул, представляя открывающиеся перед Монтегю перспективы. Тот застыл в кресле каменным изваянием, никак не реагируя больше на слова министра, эхом разносящиеся по всему залу в абсолютной тишине: — Но приняв во внимание все факты, суд постановил: обвинение в нападении и нанесении тяжких телесных повреждений считать отозванным, поскольку сторонам удалось урегулировать данный конфликт миром. Было установлено, что обвиняемый действовал под влиянием наркотических зелий и в действительности не планировал причинять данный вред — в чём мы убедились ранее на дознании, специально применив для допроса подсудимого Веритасерум. Поэтому суд постановляет назначить наказание в виде штрафа в пятьдесят тысяч галлеонов в пользу пострадавшего, Маркуса Флинта. Оливер с некоторым удивлением посмотрел на Марка. Что значит — «удалось урегулировать миром»? Тот поймал его взгляд и прошептал одними губами: «Потом». Оливер кивнул. Он вспомнил слова Малфоя тогда, когда тот передал ему зелье: что-то же болтал белобрысый об «общих делах» их отцов. Наверняка мистер Патчет воспользовался обстоятельствами и умудрился крепко посадить старшего Монтегю на какой-нибудь крючок, а всё это «наказание в виде штрафа» — только для отвода глаз. Оливер вздохнул, качая головой. Вот что за люди — крутят мозги почище Дамблдора, напустили тумана, думают, он такой кретин и ничего не понял. А между тем в стране предвоенная обстановка. Значит, какие могут быть тайны у столь колоритной компании? Правильно — связанные с Волдемортом. Осталось только понять, они за него или против. Хотя, догадаться в общем-то несложно: если старший Флинт — тот ещё хитрый змей — подпустил его к Марку и не против их отношений, то... Нет, ну он же должен был понимать, что Оливер — в любом случае на стороне Дамблдора. Получается, и сами они... тоже, так, что ли? Ведь учитывая, что Марк до сих пор не Пожиратель, даром что должен был, по идее, стать им ещё год назад... Оливер едва не подскочил в кресле: год назад! Конечно! Так вот к чему был весь этот фарс с нарочно заваленными экзаменами — им нужна была отсрочка хотя бы на год, чтобы продумать, как не подвести Марка под Метку. Это что же, они уже тогда сообразили, что ящероподобному психопату эту войну при любом раскладе не выиграть, и благоразумно переметнулись на светлую сторону? Интересно, они сами по себе или Дамблдор в курсе? Ну и дела. Умны, ничего не скажешь. Оливер усмехнулся, вспоминая Малфоев, Данэ, да и Флинтов тоже. Возможно, что и Монтегю теперь, если он всё правильно понял. Хотя, конечно, «отвод глаз» такой тоже нехилый — пятьдесят тысяч галлеонов. Как бы Монтегю теперь без штанов не остались. Оливер слабо улыбнулся: ну и хрен с ним, пусть ублюдок радуется, что в Азкабане не сгниёт. Он почувствовал, что его отпускает: тошнота отступила, а раскалённый обруч, сдавливающий виски, наконец-то разжался. — По делу об использовании запрещённого артефакта, — продолжал Фадж монотонным голосом, — суд постановил изъять упомянутый артефакт у подсудимого и подвергнуть его дом обыску на предмет поиска и последующего изъятия всех имеющихся у него опасных темномагических артефактов, а также назначить подсудимому наказание в виде лишения палочки и запрета на использование магии сроком на пять лет. Не сговариваясь, Оливер с Марком переглянулись. Марк автоматически подметил, что нездоровая бледность у Оливера почти прошла и щёки его слегка порозовели. Значит, пока всё нормально, и тот не собирается сию же минуту свалиться в отключке. — И, наконец, последнее, — перешёл к заключительной части приговора Фадж. — По делу об употреблении незаконных наркотических зелий суд постановил назначить обвиняемому курс принудительного лечения в специализированном лагере для нуждающихся в избавлении от наркотической зависимости с последующим назначением подсудимому исправительных работ там же, под надзором высокопрофессиональных магов-целителей сроком на два года, без права покидать территорию лагеря в течение всего срока. В случае невыполнения какого-либо пункта из прозвучавших выше мер взысканий, в силу сразу же вступит первоначальный приговор: заключение в Азкабан сроком на пять лет. Приговор окончательный и обжалованию не подлежит! — слова прогремели на весь зал. — Подсудимый, вам понятен приговор? — обратился Фадж к Монтегю. Тот снова поднял на него покрасневшее лицо. Непонятно было, то ли он радуется, что избежал Азкабана — всё-таки страшнее перспективы, чем париться несколько лет в этой жуткой тюрьме в милой компании дементоров, мало что может быть. Но с другой стороны, всё, что ему вклепали вместо Азкабана... Тоже приятного мало. — Понятен, — разлепил он спёкшиеся губы и гулко сглотнул. — Возможно, вы что-то хотите сказать напоследок? Монтегю обвёл невменяемым взглядом зал и все лица, слившиеся для него сейчас в одно сплошное пятно. Он попытался найти глазами Флинта, сам не зная зачем, но не смог и решил, что это, наверное, к лучшему. — Нет, — ответил он. — Мне нечего сказать. Фадж пожал плечами. — Тогда слушание объявляется закрытым. Грэхема Донована Монтегю освободить из-под стражи и препроводить в упомянутый лагерь. Его палочку, изъятую ранее, поместить в специальный сейф при Аврорате с последующим возвращением владельцу по истечение срока наказания. Все свободны! * * * После суда парни вернулись в Хогвартс, и дни понеслись с бешеной скоростью — надвигались ТРИТОНы, необходимо было как следует взяться за учёбу и наверстать упущенное. Из-за всех недавних событий они совершенно наплевали на занятия, и оба безнадёжно отстали от своего курса. — Блядь, как же заебало! — в очередной раз сорвался Марк, швыряя надоевший до колик учебник о стену и устало потирая лоб. — Не могу больше. У меня уже все буквы скачут по странице, ржут и фак показывают. — Он встал, доставая из тумбочки небольшой флакон и пытаясь открыть его неловкими пальцами — руки ещё не всегда хорошо слушались, приходилось обрабатывать их специальным заживляющим зельем. Оливер понаблюдал за его манипуляциями и подошёл, забирая у него из рук бутылку. — Дай сюда, — он быстро отвинтил крышку и отработанным движением растёр пахнущую ментолом жидкость по уже практически пришедшим в норму кистям Марка. Тот смирно стоял, пережидая, пока зелье впитается в кожу, и морщась от лёгкого пощипывания, потом несколько раз сжал кулаки, потряс руками и удовлетворённо кивнул. Оливер убрал флакон на место и, призвав магией забытый у стены учебник, торжественно вручил его Марку: — Всё? А теперь за работу. Тот мученически скривился: — Вуд, а может, отдохнём немного? Бесит уже. Я есть хочу. И трахаться. — В госпитале не наотдыхался? — подначил его тот. — «Есть и трахаться», — насмешливо передразнил он и хмыкнул. — Тролль примитивный! — Затем подтолкнул его к столу: — Давай-давай, мы и так конкретно в аутсайдерах — удивляюсь, как нас ещё со школы не попёрли за неуспеваемость. Ну, тебя-то ладно, ты в больнице валялся, а меня... — Мы — выпускники, Вуд, — покровительственно посмотрел на него Марк. — Нам до экзаменов всего неделя осталась — кто нас, блядь, попрёт, сам подумай! — Ладно, — не стал спорить тот. — Попереть, пожалуй, не попрут, но не сдать ТРИТОНы мы можем запросто. И если ты так мечтаешь застрять в Хоге ещё на годик — валяй, но без меня, потому что я срезать экзамены не намерен ни в коем случае. — Зануда, — буркнул Марк. — И что теперь — так и насиловать мозг, пока не подохнешь? — Обещаю, как только хоть немного разгребёмся с учёбой, я тебя так трахну, что ходить не сможешь, — с ехидцей обнадёжил его Оливер. Марк с прищуром посмотрел на него: — А с чего это ты — меня? Может, это я тебя трахну. — И ты меня тоже, — не имел ничего против тот. — Мне, честно, уже похрен, лишь бы хоть как-нибудь. — Ну ещё бы, блядь, — согласился с ним Марк. — Больше двух месяцев больничного психоза на фоне конкретного недоебита — у меня такое ощущение, что член вообще скоро почернеет и отвалится за ненадобностью. — Он мрачно оглядел себя, задерживая взгляд на встопорщившейся ширинке, будто желая убедиться, что упомянутый орган всё ещё на месте. Помолчал и воззрился с надеждой: — Вуд, а может быть?.. — Не мечтай, — тоном, не терпящим возражений, отрубил тот. — И кончай нудеть. Давай, учебник в зубы и вперёд. — Я не могу! — с видом несчастного страдальца отозвался Марк и капризно выпятил губу. — У меня стояк! — Убойный аргумент, Марки, — съязвил Оливер. — А главное — охренительно действенный, — и он со злорадной ухмылкой впихнул-таки ему в руки изрядно затрёпанный «Ускоренный курс подготовки к ТРИТОНам по Трансфигурации». Тяжко вздохнув, Марк кротко взял его... и аккуратно пристроил на стул рядом. Потом иезуитски улыбнулся, тихо подбираясь к Оливеру со спины, и положил руки ему на плечи. Помассировал затёкшие мышцы, добившись, чтобы он расслабился, и склонился ближе: — Ну Олли... — распалённо выдохнул он ему в ухо, и Оливеру показалось, что этот обжигающий шёпот будто прошил тело насквозь, ударил в виски, отдаваясь в затылке мурашками, и скатился прямо в пах. Оливер с грохотом уронил учебник по Зельеварению, который до этого держал в руках, намереваясь честно продолжить заниматься, и отрывисто задышал, облизывая вмиг пересохшие губы. «Вот змейс паршивый, — мелькнула мысль. — Знает, чем брать!» Между тем Марк, конечно же прекрасно осознающий его состояние, пощады давать ему не собирался: провёл языком по его мочке, чувствительно прикусив её зубами, и горячо зашептал: — Я так тебя хочу... я соскучился... — проворный язык спустился на шею, оставляя на солоноватой коже влажные дорожки. — Я не могу больше терпеть... — Флинт, ты что городишь... мы же только вчера-а... — Так то — вчера, — вкрадчиво произнёс тот. Завёл руку вперёд, кладя её Оливеру на живот, и повёл вниз, накрывая недвусмысленно натянувшиеся в определённом месте летние шорты. Сквозь всего лишь два слоя тонкой материи — шорт и трусов — член ощущался в руке так отчётливо, до каждой венки, будто и вовсе не был скрыт одеждой, и Марк с наслаждением сжал его ладонью, чувствуя, как рот моментально наполняется слюной. Оливер ощутил, как сердце застучало сумасшедшими толчками, заставляя кровь бежать запредельно быстро, разнося жар по венам, а из-за разом участившегося пульса лицо просто огнём горит. — Ф-флинт, — нашёл в себе силы выдавить он. — А ну, переста-а... а-аххх... Тот, даже не думая повиноваться, по-хозяйски протиснул руку через резинку шорт прямо в трусы, обхватывая и поглаживая везде, где смог достать. — Не дёргайся, Вудди, осторожнее с руками, а то мне будет больно, — используя запрещённый приём, известил он. — Ты же этого не хочешь, правда? — он вжался ноющим от напряжения членом в обтянутую тонкой тканью задницу и с силой втянул носом воздух. — О-ол, — приглушённо бормотнул он. — Я сейчас сдохну! Давай, а? Всё равно уже все мозги расплавились и стекли в одно место. Оливер на это лишь утробно застонал. Да нахрен всё, какая тут учёба, когда руки от возбуждения предательски трясутся, а тело превратилось в кусок расплавленного воска: твори, что хочешь, он на всё согласен. — Чёртов засранец, — слабо хныкнул он, окончательно капитулируя, и принялся с зажмуренными глазами, чтобы не потерять ни грамма ощущений, неловко возиться с застёжками лёгкой домашней рубашки. Марк ему помочь не мог — одной рукой он продолжал шуровать в его трусах, а второй безуспешно пытался расправиться со своей собственной одеждой. Наконец Оливеру надоела эта бестолковая возня, больше похожая на пытку, и он, с сожалением открывая глаза, отлепился от своего разгорячённого партнёра, хватая палочку и нетерпеливым движением избавляя обоих от одежды. Затем развернулся к нему, глядя в горящие бешеным желанием глаза. — Иди... ко мне... — прошептал одними губами, и мир вокруг завертелся с бешеной скоростью... * * * Марк вышел из замка и направился за своей метлой. Ему было скучно — Вуд куда-то смылся, сказал ненадолго, квиддичные матчи в этом году уже закончились (проклятые грифферы сумели-таки захапать кубок себе! За всё то время, что Марк капитанствовал, это был его первый проигрыш, но он утешал себя тем, что на тот момент был отстранён от квиддича и капитаном, собственно, не являлся). Экзамены тоже были уже сданы, через несколько дней объявят результаты, и можно будет наконец-то свалить отсюда. Потом ещё выпускной бал и «прощай навеки, Хогвартс!» Марк едва успел додумать эту мысль до конца и остановился как вкопанный, чувствуя себя так, будто ему внезапно крепко зарядили под дых. Сердце заколотилось так сильно, что казалось, сейчас выпрыгнет из груди, ну или просто разорвётся. Перед Марком, забыв обо всём на свете, стояли, обнявшись и страстно целуясь, два парня. Одним был этот грифф с его потока, тот, что постоянно крутился возле Вуда — Коулман, кажется. А второй... Высокий, спортивный, с мягкими тёмно-русыми волосами... Марк точно знал, что они мягкие — он трогал их бессчётное количество раз, потому что вторым из парней был, собственно... Оливер Вуд.