Sovenoks' Collide

      Это слово из двух букв у большинства представителей нашей культуры прочно ассоциируется с чем-то подземным, где черти, огонь и жёлто-красно-оранжевый жар. Простите, но это смешно. Потому как нет горшего ада, чем тот, который создаёт человек себе сам. Нам Демиургом дано воображение, и вот, накладываясь на обстоятельства, на среду, в которой ты варишься, оно, воспаляясь, воплощается в образах, порою весьма себе осязаемых. Да таких, что неясно, щито делать и куды бечь!       Ну вот, например:       Светло-бежевый коридор со множеством деревянных дверей. На стенах на уровне поясницы — гладкие полированные доски, чтобы не царапать стульями стену. Довольно светло, но источник света не вспоминается. Все двери почему-то двухстворчатые. В конце коридора они больше и занимают почти всё свободное пространство. И — больше ничего. Ну то есть — совсем ничего. Надо выбираться отсюда. Пытаешься. Открываешь одну из боковых дверей — там освещённый проход, довольно короткий, заканчивающийся такой же двухстворчатой дверью. Поверни её псевдозолочёную плоскую ручку — и окажешься точно в таком же коридоре, из которого недавно вышел.       Отчасти это напоминает «Сайлент Хилл», но тут все двери открываются и нечисти нет. А ещё здесь тихо. Я бы даже сказал, совсем тихо. Впрочем, тишину можно разбавить, прокатившись на лифте. Лифтовая площадка находится в конце коридора, за большими двухстворчатыми дверьми. Обычный такой серо-стальной лифт с обычным таким серо-стальным нутром, с обычными-серо-белыми пластмассовыми кнопками. Можно совершить поездку вверх или вниз и ехать долго-долго, так долго, что будет казаться, что ты едешь вперёд, назад, влево или вправо. Результат путешествия тот же: движение прекращается, двери открываются и ты вновь оказываешься на площадке. У тебя есть выбор: либо дальше ехать в лифте, где свободно могли бы поместиться человек десять (очень не хватает таблички «Для перевозки пожарных подразделений»), либо открыть двери и оказаться в коридоре.       Но коридор этот может быть и таким:       ещё более светлым, почти белым, двери на этот раз одностворчатые и почему-то бордовые. Источники освещения опять не запоминаются. В конце коридора глухая стена, открывать можно только боковые двери. В пространстве между основными дверьми встречаются совсем низенькие, как в переходах между пересадочными станциями метро. Попробуй открыть их: словно в насмешку, там тоже будет светло. Можно вообразить себя Гордоном Фрименом и полазать по этой «системе вентиляции», только вот хэдкрабов сюда не завезли, да и монтировкой моего эн-пи-си провидение обеспечить не догадалось. Результат тот же: достигаешь очередной дверцы, открываешь её и оказываешься в коридоре — точь-в-точь в том, из которого уполз получасом ранее.       Но это ещё цветочки. Ягодки — они вот:       сине-зелёное пространство, очертаниями своими напоминающее коридор. Вот только в тех двух коридорах было тихо и двигался лишь ты сам, а здесь двигается и производит звуки само пространство. Это делает тебя похожим на участника того самого безумного клона «Супер Марио», где внезапную погибель можно встретить буквально от всего. Но это пространство, в отличие от видеоигры, милосердно, если можно, конечно, наделять пространство возможностью или невозможностью милосердия. Вот кусок «пола», на котором ты находишься, подымается, а на встречу ему, сверху и с боков, надвигаются брусья с тонкими гладкими продолговатыми цилиндрами. Бежать от них бесполезно: они двигаются вместе с тобой и быстрее тебя, пока не заключат тебя в свои механические объятья, не позволяя никуда двигаться. Можешь поорать, подёргаться, поколошматить кулаками брусья — это бесполезно: механизм сам решает, когда перестать тебя зажимать и начать отпускать. И милосердие его в том, что он тебя отпускает. Я проверял: просыпаешься потом с синяками в местах соприкосновения с деревяшками, ну и, если повезёт, со битыми костяшками. Больно же!       Переживаемого вполне хватает, чтобы там же напрудить в штаны и, как в ясельной группе детского сада, оправдываться перед воспитательницей вожатой. Но прикол в том, что и прудить-то нечем: там вообще ничего не хочется: ни есть, ни пить, ни испражняться. «Награда» за путешествия — утренняя холодрыга и горящее огнём лицо. Кто-то говорил о пекле? Так вот, это — не пекло, это — хуже…       Если то, что окружает меня — дурдом, то мне точно известен человек — живой человек — который знает, кто здесь псих и что с этим делать. Это та, что поведала мне, недопионеру из иного мира, часть своего сокровенного. Та, которой в ответ я поверяю свои «путешествия» по «коридорам» и «межкоридорью». К ней я и держу свой путь.       Загвоздка, однако, в том, что вот именно сейчас я иду туда не один. То, что произошло, слишком сложно переварить и переосмыслить в одиночку. А Виола — единственный взрослый в этом мире, которому я могу в полной мере довериться.       Со мною Мику и Славя.       Вернее, не так: со мной две Мику и две Слави.       Долго объяснять. Одна Мику именует себя Машей и кажется взрослее, чем есть на самом деле. Она и ведёт себя как взрослый человек. Другую Мику довела до слёз своим кривлянием (по-другому назвать её поведение у меня рука не поднимается) Славя, называющая себя Сашей. Славя-которая-наша (Боже, что за бред я несу?!) ведёт её под руку и старается успокоить. «Саша» же скачет вприпрыжку и всё время обращается к какому-то Семён-куну, которым, по её представлениям, должен являться я. Ну, а я — что я? — иду впереди, стараясь не сорваться. Нет, я не против нашей-Мику, пусть она и ведёт себя настолько непосредственно, насколько может вести себя несмышлёныш, но вот музыкальных талантов и искренности у неё не отнять. По нраву мне и Мику-взрослая («Маша»), потому что воспринимается она как адекватный человек, а сходство с девушкой из музклуба — дело, как говорится, десятое. Но вот, кхм, существо (я сам далеко не святой, но меня колотит от одной только мысли о том, что это тоже принадлежит к роду человеческому), заключённое в оболочку Слави и косплеящее нашу Мику в самом худшем варианте — это нечто настолько хтоническое, что перенести сего я не могу. А посему — быстрее к тому, кто может хоть что-то подсказать. Может, тот, безликий и не стал бы даже и циркаться, и было бы на этой многогрешной земле несколькими трупами больше, но я не он, не-ет.       Так, мы пришли. Вежливо постучаться, дождаться разрешения войти, появиться пред светлы очи Виолы самому, впустить остальных. Ну же!       — Доктор, вы ведь знаете, кто здесь псих?