Sovenoks' Collide

      В голове было пусто и глухо, как в свежевырытой могиле, в которую ещё не положили домовину с мертвецом. Поэтому, когда его окликнула что-то хотевшая от него Двачевская, он остановился на ней не выражавшим ничего взглядом. Алисе явно не понравилось выражение на физиономии блондина, но тут она пересеклась с его взглядом. Наткнулась и натурально вздрогнула, о чём впоследствии не хотела признаваться даже самой себе. Как-то на уроке литературы она услышала фразу, отложившуюся в памяти, что-то вроде «Если долго всматриваться в пустоту, то пустота начнёт смотреться в тебя». И вот Алиса вспомнила и поняла, отчего всё её естество вопит от неправильности, неестественности, опасности происходящего: вместо привычного недотёпы Сыроежкина на неё смотрела пустота.       Двачевская отчаянно испытывала потребность отвести взгляд, потому что что-то гадкое, липкое, холодное было в той пустоте, ледяными пальцами касалось висков, гадко щекотало каплями холодного пота, стекавшего по спине. Наконец, ей это удалось, и в тот же миг Электроник продолжил свой путь. Увиденное Алисой было слишком страшным, чтобы вот так вот просто взять и забыть, поэтому рыжая решила проследить за Сыроежкиным. Вернее, за тем, кто сейчас, по её мнению, был Сыроежкиным.       А Сыроежкин сейчас, как Чичиков в конце второго тома «Мёртвых душ», представлял развалины себя самого. И потому, споткнувшись на стыке плит, непременно полетел бы и пропахал бы дорожку носом, но был подхвачен за плечи изящными и оказавшимися неожиданно сильными руками.       — Оп, пионер. Стоять, — голос был знакомым. Тот самый, с неповторимыми переходами и интонациями.       Его внимательно изучали. Затем сказали:       — Посмотри на меня. — молчание. Электроник попытался что-то сказать, но получился невразумительный сип. И услышанное и увиденное далее Алисой поразило притаившуюся пионерку. — Сергей, посмотри на меня. — Сыроежкин обозначил движение, и ему помогли, взяв аккуратно длинными пальцами за подбородок. Глаза в глаза. И, в отличие от Алисы, Виола не отвела взгляда. Лишь сказала:       — В таком виде я тебя никуда не отпущу. Идём со мной, — и повела его, удерживая за плечо.       Следя за ними, Алиса вскоре оказалась у медпункта.       Произраставшие рядом кусты оказались как нельзя кстати, чтобы скрыться и не выдавать себя.       Медсестра между тем зажгла свет, пропустила Электроника внутрь и затем зашла сама. Угол обзора позволял Алисе следить сквозь окно за происходящим. Дальше Виола стала действовать быстро и сосредоточенно, заставляя Алису проникнуться невольным уважением. Электроник безропотно выносил все процедуры осмотра, выполняя указания, кратко отвечая на вопросы.       Наконец, приняв лекарства, он уснул, нахмурившись. И только тогда медсестра, посидев ещё немного, вымолвила, глядя на него:       — Будет новый день. Будет новая жизнь.       И вышла на крыльцо.       Алиса замерла: Виола повернула голову ровно туда, где засела рыжая разведчица. Опасения не замедлили подтвердиться:       — Вылезай, пионерка. Здесь больше не от кого прятаться.       И пришлось вылезать. Алиса вздумала было мысленно просклонять Сыроежкина на разные лады за глупое положение, в котором сейчас находилась, но вот эта вторая фраза, произнесённая медсестрой, оказалась без обычных и — чего уж врать — привычных и ожидаемых иронии и усмешки. Довершил картину взгляд, который встретила Алиса, выбравшись из своего импровизированного убежища. Выражение лица Виолы было ровно-спокойным, но вот взгляд — усталым и печальным. Она, когда Двачевская ещё вылезала, прикрыла глаза и массировала переносицу, насиженную за день очками, держа оные в левой ладони. А потом взглянула на Алису.       И вот под этим взглядом становилось почему-то очень стыдно. Двачевская постаралась отвести взор в сторону, но… получилось не очень. Очень не очень. И покраснела.       Простреливаемую стрёкотом сверчков ночную тишину вновь озвучил голос Виолы. Вновь непривычный без этих своих переливающихся мурлыкающих модуляций, от которых любой пионер мужеска и женска полу рдел аки маков цвет. Алиса не сразу сориентировалась от удивления, потому толком расслышала только вторую часть маленького монолога Виолы. Впрочем, и её было достаточно:       -… казаться взрослыми, а на поверку оказывается, что вы всё ещё такие дети, которые толком не наигрались в игрушки. Вот только вы забываете, что игрушки имеют обыкновение иногда ломаться.       Какие-то смутные догадки стали складываться в голове рыжей, и та промолвила:       — Виолетта Церновна, я… — и запнулась, покраснев ещё гуще. Медсестра закончила протирать платком очки и кивнула:       — Ты всё правильно поняла, девочка. — Потянув носом воздух, глубоко вдохнула и выдохнула. — Поздно уже. Спокойной ночи.       — Спокой…ной… — пробормотала в ответ Алиса и направилась к своему домику. Увиденное и услышанное нужно было переварить, желательно в тишине.       Ульянка уже спала. Улеглась и Алиса. Она попыталась разобраться в том, что увидела и услышала сегодняшним вечером, но её размышления становились всё более несвязными, а усталость, накопившаяся за день, дала, наконец, о себе знать. И пионерка, сдавшись, уснула.       Лагерь спал. Спал на площадной лавочке горе-искатель радиодеталей Шурик. Весь взъерошенный, исцарапанный, пыльный, он, тем не менее, расплылся в улыбке: детали приятно оттягивали карманы.       Электроник тоже видел сон, и этот сон совсем не касался произошедших событий. В том сне была странная девочка, с кошачьими ушами и хвостом. Он не страшился и не удивлялся этому обстоятельству. Неподалёку находилась женщина, которая казалась ему смутно знакомой: глаза её были с разными цветами радужки каждый. Она была в неброском элегантном вечернем платье, а волосы были освобождены от вечно стягивавшей их резинки и иссиня-чёрной, словно вороново крыло, ниспадали на плечи и обрамляли лицо.       И в этом сне никто не боялся друг друга.