Удел, дарованный свыше. Зверь в клетке

Мужчина вновь открыл глаза, лениво посмотрев, как черно-серые тучи закрывают небо, превращая его в непроглядную тьму. Точно такая же тьма поселилась в его голове и глубоко в сердце. Янтарные глаза, ранее светившиеся оптимизмом, силой и невероятной харизмой, стали бездушными и равнодушными к жизни. Если бы можно было покончить со своим существованием, то он давно бы это сделал. Но... Всегда находились "но", которые заключались в том, что не хватало на это сил: его тело отравляли каждый раз большой дозой какой-то отравы, чтобы двигаться не было возможности. Он ничего не может сделать, кроме того, чтобы плыть по течению уготованной ему судьбы. Щелкнул ключ в двери камеры, и в крохотное помещение, провонявшее отходами и сыростью, вошел поджарый мужчина с раскосыми глазами. Урвин Кейн - человек, самое низшее существо из всех возможных. Пленник устало кинул взгляд на гостя, который брезгливо прикрыл нос белоснежным платком, заранее вытерев пот, выступивший на лысой голове. Голубенькие глазки мужчины сощурились, осмотрев сидящего на полу мужчину в тряпках, еле прикрывающих половые органы. - Гэбриэл, Гэбриэл, - Урвин на манер куколки из театра закачал головой из стороны в сторону, будто бы перед ним сидел несносный ребенок, натворивший что-нибудь ужасное. - Ты знаешь, какой сегодня день? Гэбриэлу было все равно. Он давно уже сбился со счета. Какой день недели? Какой месяц...а, может, год? Его голова, затуманенная безразличием к происходящему, перестала соображать так быстро, как раньше. Опиум, который, по его предположению, продолжали ему давать каждый день, притупил все желания и страсти. Гэбриэлу лишь хотелось умереть. Он больше не мог ни о чем думать, как о Смерти и когда она к нему придет. Но, похоже, она совсем про него забыла. Урвину совершенно не нужен был ответ. Мужчина улыбнулся уголками толстых непропорциональных губ, с толикой восхищения смотря на свой лучший экземпляр, который он когда-либо в своей жизни получал. Урвин до сих пор благословил тот день, когда он выловил аазимара в море. Тот без сознания дрейфовал на небольшом плотике. Как же Урвин благодарил богов о подарке, что ему преподнесли столь щедро за его заслуги. - Сегодня, - Кейн с удовольствием наблюдал, как аазимар блуждающим взглядом смотрит по сторонам, - у тебя состоится грандиозный выход в свет. Гэбриэл раздраженно взглянул на своего пленителя, промолчав . Его несколько раз пытались "вывести в свет", но это заканчивалось плачевно как для Урвина, так и для тех, кто пытался Гэбриэла заковать в оковы принадлежности. Никому так и не удалось приручить существо, по которому по сей день продолжают многие вздыхать и восхвалять его красоту. - Гэбриэл, - Урвин улыбнулся еще шире, - ты мне должен ооочень много за все то, что я для тебя сделал, поэтому постарайся понравиться нашим гостям и порадуй меня. Урвин ушел, оставив аазимара в полном одиночестве и относительной тишине. Нет-нет, но сквозь молчание каменных стен просачивались слова мольбы, и плачь кого-то из новеньких, кого лишь недавно доставили с рынка. Кошмар. Гэб прикрыл глаза отяжелевшими веками, размышляя о том, что произошло так давно, что даже память не может воспроизвести тот день, когда он оказался в загребущих лапах Урвина. Мужчина не помнил ничего из своего прошлого, кроме имени, которое словно единственное напоминанием было о том, что аазимар существует на этом проклятом свете. Гэбриэл очнулся на корабле Кейна и, не отдавая себе отчета, что он делает, попытался бежать, подсознательно чувствуя опасность. Его скрутили и доставили к Урвину, который отчетливо дал понять, что теперь душа и тело Гэбриэла принадлежат ему. Тогда-то аазимар и понял, что попал к работорговцам. Хуже всего было то, что Урвин Кейн оказался мало того, что коллекционером дорогих игрушек в виде существ разных рас, так еще и знаменитым аукционером. Гэбриэл не поддавался всяким обучающим урокам: как ублажать своего господина, как вести себя при нем. К слову, как-то раз Гэб услышал на одном из аукционов, что он единственный альфа, который выставлялся за последние несколько лет. Не было ясно, с чем это связано, но Урвин постоянно продолжал радоваться своему лучшему приобретению. Гэбриэл ненавидел своего пленителя всей душой, но ничего не мог поделать, втайне мечтая возместить все, что Урвин с ним сделал. Ближе к вечеру начался настоящий шторм. Капли дождя с огромной силой влетали в окно, доставая до Гэбриэла, который не обращал на влагу на лице никакого внимания. Он сосредоточенно ожидал, когда к нему придут для того, чтобы забрать в особую комнату, где его приведут в "надлежащий вид". Двое мужчин пришли совсем неожиданно. Грубо подняв Гэбриэла, закрыв ему глаза тряпкой и сунув кляп в рот, его повели по длинным коридорам, петляя в разные стороны так, чтобы аазимар не запомнил дорогу. Но такие меры были почти бесполезны - Гэбриэл давно помнил каждый поворот и каждый камень под ногами. Его столь много раз водили по этим коридорам, что он мог бы и слепым найти ту комнату, куда его приводили последние несколько лет. - Шевелись быстрей! - прикрикнул ему на ухо один из провожатых, толкнув в спину так, что Гэбриэл чуть не рухнул, глухо пробурчав ругательства в тряпку во рту. - Если тебя не купят, то ты умрешь, а мы лично об этом позаботимся. Аазимару было уже все равно. Он был бы рад умереть. Но по странным стечениям обстоятельств, жуткое предупреждение от провожатых не было беспочвенным. Все те, кто хотел купить Гэбриэла по неясным причинам либо отказывались от него, либо пропадали без вести. За такие странные истории аазимар до сих пор оставался долгожителем среди игрушек Урвина. Через какое-то время Гэбриэла втолкнули в небольшую комнату, где туда-сюда сновали слуги Кейна. Пленник слышал лишь шаги и тихие перешептывания, когда с него снимали тяжелые кандалы и впрыскивали что-то через тонкую иглу в кожу предплечья, бережно стараясь не оставить синяков. Перед глазами все вновь начинало мутиться и кружиться. Только шепот и прикосновения холодной воды не давали уйти за грань безумия. Аазимар настолько привык к тому, что сопротивляться не стоит, что и помыслить не мог, чтобы оттолкнуть наглых омег, которые купали и приводили его в надлежащий для продажи товарный вид. Игрушка. Красивая и интересная безделушка. Он перестал быть личностью и хоть кем-то, кто способен быть здравомыслящим и хладнокровным. Что-то горячее и неприятное прошлось между ног, вырвав из груди стон. Удовольствие разливалось горячей лавиной вдоль позвоночника, концентрируясь в паху. Стыд затопил все на свете, вспыхнув где-то глубоко внутри, но тут же отошел назад, когда на Гэбриэла надели черные бриджи по колено, которые как вторая кожа облепили ягодицы и возбужденную плоть. Длинные волосы аазимара заплели в тугую косу, заранее намазав каждую прядку блестящим муссом, чтобы ярко подчеркнуть индивидуальную особенность внешности мужчины в виде перьев на голове. Мускулистое и безумно притягательное тело альфы обмазали маслом, выделив бронзовый оттенок его кожи. В уши вставили несколько серьг из гранатов и сапфиров, а глаза подвели черными тенями, чтобы придать загадочности сегодняшнему образу аазимара. Ублюдки. Как же их всех ненавидел Гэбриэл: этих двуличных омег, которые голодными взглядами осматривали каждый сантиметр его кожи, этих злых и алчных бет, но больше всего он ненавидел Урвина. - Веди себя хорошо, Гэби, - по плечам альфы прошлись прохладные ладошки одного из омег, который помогал мыть его. - На аукционе будет сам вдовец Министра Ликона. Ты должен понравиться ему. Гэбриэл ответил злобным взглядом, тут же отвернувшись, не до конца ощущая себя пришедшим в чувства. Ему было плевать на всяких извращенцев, которые приходят поглазеть на него, чтобы потом одинокими вечерами развлекаться со своими мужьями. - Интересно, он когда-нибудь заговорит? - шепнул совсем молоденький бета возле плеча аазимара, зацепив на нем золотой браслет с гербовым знаком принадлежности Урвину Кейну. - Я никогда не слышал его голоса, - ответил ему второй, не смотря на пленника, чувствуя, как тот взглянул на него своим тяжелым янтарным взглядом поразительных глаз. – Но если он не понравится молодому Ликону, то… - мальчишка не договорил, опустив взгляд, который оказался красноречивей любых слов. Когда все было закончено, Гэбриэла вновь заковали в кандалы, и мощные альфы уже без кляпа и повязок повели его по новым коридорам в другое место, откуда уже доносились крики и овации публики. Эти истошные аплодисменты снились Гэбриэлу по ночам. Он просыпался посреди ночи с бешено колотящимся сердцем, постепенно осознавая, что ему приснился кошмар. Он видел их: вопящих, радостных зрителей, которые готовы были накинуться на него и разорвать на части, лишь бы Гэбриэл принадлежал им. Хуже зрелища не придумаешь, особенно, когда тебя покупают в качестве раба. Как он очутился здесь? Может быть, он прожил так всю свою жизнь, но не помнит? Столько раз Гэбриэл думал об этом, но в голове был только туман, а через некоторое время после размышлений о своей судьбе, в висках образовывался сгусток боли. В глаза ударил яркий луч света, когда Гэбриэла завели в просторный зал, где сидели знатные чины со всех уголков разных стран. Богатые столы, украшенные золотистыми скатертями, ломились от количества яств. Канделябры и люстры выгодно подчеркивали красоту и роскошь кресел и диванов из бархата, где разместились гости и покупатели сегодняшнего аукциона. На маленькой сценке, сильно жестикулируя и сверкая своими глазенками, полными алчности, за трибуной стоял Урвин Кейн. Стоило ему только увидеть, как привели Гэбриэла, стоящего за ширмой, отдаляющей сцену от комнат, где содержат прочих рабов, Урвин радостно заулыбался, обращаясь к публике: - Итак, господа, позвольте мне представить золотой самородок моей коллекции, - аукционер сдержал таинственную паузу, жадно глотая нетерпеливые взгляды покупателей: - Аазимар Гэбриэл! Овации полились со всех сторон, а сопровождающие Гэбриэла подвели к Урвину, который с толикой восхищения осмотрел аазимара с головы до ног, задержав долгий взгляд на паху альфы, одобрительно кивнув. - Итак, господа, - продолжил Урвин, когда радостные крики прекратились: - Ставка - сто тысяч нирнов*. Торги за Гэбриэла открыты! А потом начался сущий ад. Прикрыв глаза, чтобы не видеть, как одна за другой вверх взмываются руки, Гэбриэл осматривал публику, подмечая, что некоторых он видит впервые. Кто-то уже сидел с купленным товаром, недовольно посматривая в сторону сцены, явно не радуясь своевременной покупке, которая забрала большую часть денег. Аукционы Урвина Кейна были всегда одними из самых роскошных и дорогостоящих. Многие считали за счастье оказаться в зале алого цвета, где под ногами валялись лепестки роз, а на стенах притягивали взгляд картины с эротическим содержанием. Как нельзя кстати вспомнились слова одного из омег, что сегодня присутствует вдовец-омега Министра Ликона. Гэбриэл слышал о нем слухи, но ни разу не видел. Впрочем, омеги очень редко являлись на подобные сборища, ведь альф выставляли исключительно редко. Что же забыл здесь высокородный аристократ из четы Ликонов - самого древнейшего и богатейшего рода? Аазимару с несвойственным ему любопытством страстно жаждалось хоть одним глазком глянуть на омегу, который пришел к Урвину. Наверняка он стар и извращен. Такие обычно и приходят за игрушками, чтобы наслаждаться их молодостью. Гэбриэл снова обвел взглядом большой зал, отмечая, что из всех существующих рас больше всего присутствует людей. За самым дальним столиком разместилась парочка, которая о чем-то лениво переговаривалась, изредка бросая взгляды на сцену, вовсе не интересуясь, что на ней происходит. Один из собеседников был одет слишком просто и держался строго официально со вторым мужчиной, который лениво потягивал из бокала какую-то жидкость, закинув ногу на ногу. К сожалению, Гэбриэл не мог видеть глаз заинтересовавшего его аристократа, но он с удивлением оценил удивительный цвет волос мужчины - огненно-красные. Они, убранные в хвост, спадали на плечо, но Гэбриэл был уверен, что пряди достают до поясницы. Аазимар никогда прежде не видел этого мужчину в зале, а по заискивающим взглядам Урвина он смог догадаться, что этим самым аристократом был омега Министра Ликона. Аристократ искренне скучал, слушая в пол-уха собеседника, который всячески пытался привлечь к себе внимание высокородного, но у него это абсолютно не получалось. - Семьсот восемьдесят тысяч нирнов! - довольно оскалился Урвин, когда какой-то старик, похабно облизнувшись, поднял руку. - Семьсот восемьдесят тысяч раз! Семьсот восемьдесят тысяч два! Кто даст больше?! Семьсот восемьдесят тысяч тр... - Полтора миллиона, - неожиданно для всех поднял вверх узкую ладонь аристократ с огненными волосами, вызвав своим приятным баритоном толпу мурашек по коже Гэбриэла. Аазимар посмотрел на омегу, но тот даже не взглянул на него, продолжая прерванный разговор секундной замешкой. Зал загудел словно рой мух. Неслыханное дело! Омега принимает участие в торгах. Все оглядывались на Ликона, но огненноволосый и бровью не повел. В своей черной шелковой одежде с красной вышивкой, изображающей розы, омега выглядел изящно и достойно своего положения, поэтому самые смелые побоялись высказывать возмущение в сторону наглого омеги. Урвин Кейн готов был лопнуть от удовольствия. Он не ожидал, что ему удастся продать Гэбриэла столь быстро и дорого. - Полтора миллиона раз! - заторопился объявить Урвин, мысленно подсчитывая денежки, которые в его глазах уже сыпались между его толстых пальцев. - Полтора миллиона два! Полтора миллиона три! Продано! Тщетно Гэбриэл старался поймать взгляд своего нового хозяина. На него не обратили никакого внимания, но аазимару удалось заметить перед тем, как его увели, что омега чуть сильней сжал бледными пальцами хрусталь бокала, слегка скривив губы в подобии улыбки.